C первого же дня пребывания в Баку мне нужно было думать о работе и о жилье. При содействии товарищей брата я сразу же поступила швеёй-надомницей в семью офицера-пограничника, женатого на гувернантке. На их старой швейной ручной машине я обшивала всю семью. Офицер готовился к переезду в город Сувалки. За мою работу они, помимо денег, оставили мне свою швейную машину.
От семьи пограничника перешла работать бонной к учителю гимназии. Спала в его кабинете, а в детской спали двое детей с няней. Вскоре учителя призвали на русско-японскую войну и я поступила по объявлению наборщицей в типографию газеты «Баку»[37]. Вначале меня поставили на разборку касс, а когда овладела техникой разборки шрифта и присмотрелась к типографской работе, меня перевели на работу наборщицей.
Жила некоторое время на квартире у местного иранца (перса). В этой комнате у меня была встреча и большая задушевная беседа с известным революционером Каляевым[38].
Брат в тюрьме находился недолго. По выходе из тюрьмы он продолжал активную подпольную работу. Через брата и через Сережу Ковыряева я расширила круг знакомых революционеров и сама стала выполнять очень ответственные задания местной социал-демократической организации. Я распространяла нелегальные прокламации, листовки и литературу, уносила тайком из типографии шрифты и сдавала в подпольную типографию[39].
Типография находилась за городом на горе в районе под названием Чемберикенд, в доме арестованной грузинки. Раза два-три я оставалась в этой квартире ночевать, помогая набирать и печатать. На меня обратил внимание местный учитель из соседнего дома. О намерении учителя познакомиться со мной я сообщила брату. После этого мне было дано указание шрифт в подпольную типографию не носить, а передавать двум прикреплённым ко мне товарищам по условленному паролю, что я и стала делать.
|
|
Брат же вскоре женился и сразу после женитьбы выехал из Баку в Екатеринбург. К этому времени относится очень важное для моей последующей жизни знакомство с высланным из города Москвы в город Баку профессором геологии Московского народного университета Шенявского[40] — Алексеем Ивановичем Ивановым[41] и с его женой — Людмилой Александровной.
Александра Владимировна Булатова, жена Вениамина Павловича Булатова.
Я часто помогала Людмиле Александровне по хозяйству и как портниха. У Ивановых было двое маленьких детей — Петя и Леночка. Часто я стала оставаться у них ночевать, и спала в детской комнате.
Всё это сблизило меня с замечательной семьёй Ивановых. Алексей Иванович и Людмила Александровна относились ко мне очень тепло и заботливо.
В это же время устанавливаю связь с политическим активистом, инженером Яковлевым и получаю от него поддержку и постоянную заботу. Отношения его ко мне были исключительно хорошие, отцовские. Яковлев был избран в городе Баку членом Государственной Думы[42].
Моя подпольная работа не ослабевала. Как известно, Бакинская социал-демократическая организация была в те годы большевистской и последовательно проводила линию В. И. Ленина.
Под руководством Бакинской социал-демократической организации подготавливалась знаменитая Бакинская стачка, продолжавшаяся с 13 по 31 декабря 1904 года. Стачка закончилась заключением первого в истории рабочего движения России коллективного договора с нефтепромышленниками[43]. Во время подготовки и проведения стачки мне приходилось выполнять много различных поручений Бакинского комитета и участвовать в массовых выступлениях рабочих.
|
|
Забастовщики у конторы нефтепромышленного общества «Олеумъ». 1904.
Участвовала я на сходке за промыслами в яме. Нас окружили казаки и под их конвоем вся сходка пошла к конторе промыслов.
Я была в драповом саке (кофте) и в касторовой шляпе. Под пальто у меня были подвязаны по всему поясу платья листовки, которые я должна была разбросать на сходке. Сделать это я не смогла из-за налёта на сходку казаков.
Добравшись до конторы, я проникла в комнату конторы и там под охраной надёжных товарищей засунула за печку листовки, выскочила через окно из комнаты наружу и побежала. В числе нескольких выбежавших также через окно в километрах трех-четырех от конторы меня догнали четыре казака и стали избивать нагайками по рукам, по лицу и по спине. Окровавленную и всю исполосованную меня подогнали к конторе. Рабочие через окно втащили меня за окровавленные руки. Здесь меня забинтовали и увезли в Бакинскую тюрьму.
Снова в тюрьме
В тюрьме никаких сведений от меня жандармы не допрашивали и через три месяца выпустили на свободу, но наверное сделали обо мне запрос в Нижегородское жандармское управление.
Губернская тюрьма в Баилово, где содержались политические заключённые в Баку. Начало XX века.
|
|
После этой стачки в тюрьме было собрано много активистов. В их числе опытный литературно-редакционный работник местной городской газеты «Баку» Александр Александрович Бажанов. Мы с ним в тюрьме познакомились и быстро сдружились. А. А. Бажанову, как и мне, было по 25 лет. Он уроженец города Астрахани, по образованию фельдшер. По выходе из тюрьмы мы вскоре стали мужем и женой[44], продолжая по-прежнему вести нелегальную работу.
Революционные события же в Баку, так же, как и по всей стране, нарастали. Приближалась революция 1905 года. В нашей Бакинской организации велась пропаганда о вооружённом восстании. Мы готовились к свержению самодержавия.
Царские власти усиливали репрессии. Вместе со многими бакинскими социал-демократами была арестована и я. В бакинской тюрьме познакомилась с товарищами Енукидзе[45], А. Фиолетовым[46], Георгадзе, Хундадзе, П. Чёрным и многими другими, фамилии которых не могу сейчас вспомнить.
Режим в тюрьме позволял широкому общению друг с другом. В шесть утра нас выводили из тюремных камер и до шести часов вечера мы находились на тюремном дворе. Бытовое обслуживание арестантов было на обязанности нас самих.
Мне была поручена стирка белья. Товарищ Енукидзе был у нас старшиной. Он ездил вместе с надзирателями за покупкой продуктов. Никаких личных вещей у нас на руках и в камере не оставалось, а всё, с чем нас забрали во время ареста, мы сложили в наш общий арестантский фонд. Я осталась в лёгком красного цвета с белым горошком платье.
Каждый день на арестантском дворе проводили политические беседы и лекции. Все мы ждали революцию, а с ней и свободу. Настроение у нас было боевое. С нами находился смертник (то есть приговорённый к смертной казни) Пётр Чёрный. Я по его просьбе написала ему предсмертные письма и это стало известно тюремной администрации, что, очевидно, было воспринято как наше старое с П. Чёрным содружество по революционной работе. И, когда после начала революции и тюрьмы выпустили всех политических, меня вместе с П. Чёрным оставили в тюрьме и потом под усиленной охраной казаков и жандармов привезли на вокзал и отправили в арестантском вагоне в город Тбилиси [Тифлис]. Меня, также, как и П. Чёрного, поместили в Метехский замок. О существовании этой тюрьмы я знала еще живя в Сормове, после ареста в 1897 году А. М. Горького и его отправки в Тбилисский Метехский замок.
При отправке меня в Тбилиси, сидевший вместе со мной в Бакинской тюрьме товарищ Хундадзе дал мне 13 рублей, сообщил адрес явочной квартиры в Тбилиси и пароль.
В Тбилиси я просидела всего две недели и по выходе на свободу в декабре 1905 года пошла по адресу явочной квартиры. По моему паролю меня очень радушно приняли в одну грузинскую семью, где я прожила неделю.
Здесь, в Тбилиси, посетила могилу А. С. Грибоедова, долго и много ходила по ботаническому саду, поднималась по фуникулёру на гору Давида. На деньги товарища Хундадзе купила шляпу и кофту.
Из Тбилиси поехала в Баку, где меня ожидал мой муж, Александр Александрович Бажанов. Казалось, начинается новая жизнь на свободе. Моё одиночество закончилось. Я готовилась стать матерью.