Громкое убийство в Свердловске

Миг счастья

Работа Сергея Ивановича Гаврилова в должности заместителя начальника отдела кадров была не из легких. Металлургическое производственное объединение расширялось и укрупнялось безос­тановочно.

Это был гигант титанового производства. Воздвигались из стекла и бетона один за другим цеха, объединяясь по производственному принципу в целевые заводы: плавильно - литейный, кузнечно-прессовый, прокатный, по переработке титановых отходов и другие. Расширялось объединение, увеличивался список требуемых специ­альностей и специалистов. Особенно не хватало кадров: слесарей, электриков, крановщиков, токарей, сварщиков, не говоря уже о де­фиците нянь, воспитателей, поваров для детских учреждений. Зато в таких привилегированных специальностях, как прокатчик, кузнец, лаборант и контролер - недостатка не было. Желающих на эти про­фессии, хоть отбавляй. При объединении было два учебных заведе­ния: Авиационный техникум и филиал Уральского политехнического института. Для выпускников бронировались рабочие места, но, увы, всех обеспечить было невозможно. Молодые специалисты - инже­неры и техники - порой работали по рабочим профессиям, дожида­ясь освободившихся мест по своей специальности. Но ждать прихо­дилось долго. Избыток специалистов с высшим образованием нега­тивно сказывался на кадровой политике. Обиженные, обойденные специалисты больше всех не давали покоя: они ходили по всем ин­станциям, требуя работы по специальности, кто в завком, кто в парт­ком, ну, конечно, осаждали и приемную директора объединения. И все жаловались на отдел кадров, мол, там сидят чинуши, черствые люди, для них диплом инженера ничего не значит, принимают на работу «по блату» либо своих родственников, либо знакомых, а вот им приходится работать в старых цехах на рабочих местах в унизи­тельных условиях.

По четвергам у директора шел прием работников объединения по личным вопросам, а в пятницу утром секретарь отдела кадров при­глашала Сергея Ивановича для вручения ему не одного десятка за­явлений с резолюцией директора «Подобрать замену и перевести на другую работу согласно заявлению».

Принимая заявления, он качал головой и тяжело вздыхал: «Легко сказать перевести, а вот куда? Где взять замену?»

Таких заявлений скапливалось все больше и, больше. Просители были народ разный - одни не давали покоя с утра до вечера, входи­ли в кабинет, не соблюдая очереди, требовали, требовали - один со слезами другие с угрозами...

А тут еще не давали покоя профсоюзные и партийные работни­ки - звонили и настаивали на удовлетворении просьб трудящихся. Не всегда хватало выдержки, и он взрывался, посылая ко всем чер­тям работников, протирающих штаны да юбки в креслах партийных и профсоюзных кабинетов. И тогда его обвиняли в грубости и невеже­стве, требуя наказания.

Однако Сергея Ивановича не пугали угрозы, он твердо знал - обеспечить своевременно кадрами основное производство - наи­первейшая задача, объединение не должно лихорадить от недостат­ка специалистов, - и за это он в ответе.

Поражал и до глубины души возмущал факт непомерного разбу­хания штатов руководящих работников всех рангов и уровней.

Управление объединением срочно реорганизовывалось. Как гри­бы, росли отделы и бюро, такие, например отделы, как научно-технический, социологический, рабочей психологии и другие.

Этого не миновал и отдел кадров: здесь были сформированы бю­ро по работе с инженерными кадрами, бюро по трудовой дисципли­не, введены дополнительные единицы заместителя начальника от­дела кадров по работе с ИТР, заместителя по наградным делам, на­чальников бюро.

А главное, все эти должности в срочном порядке укомплектовы­вались бывшими и нестоящими работниками партийных организа­ций. Внес свой вклад в партийную работу - получай должность. Член партии имел привилегии даже в рабочей среде, либо у него была бригадирская должность, либо более высокий разряд по срав­нению с не коммунистами.

Новый зам Сорокин, переизбранный парторг прокатного цеха, маялся бездельем, и потому особенно стал совать свой нос в работу Сергея Ивановича.

- Да, - как обычно заносчиво начинал он свое посещение кабине­та Гаврилова, - медленно укрепляешь кадрами коллективы, надо бы поднажать...

- Я не рожаю их, - огрызался тот.

Не проходило дня, чтобы Сорокин и особенно начальник военно-учетного стола Великанов не приводили за руку своих знакомых с уже завизированными заявлениями: «Сергей Иванович, нужно в ка­честве исключения принять то плавильщиком, то лаборантом, то контролером...».

Так они все помогали набирать «нужные» кадры, зато на совеща­ниях на чем свет стоит критиковали перед вышестоящим начальст­вом его за направление кадров не туда, куда нужно, по их мнению.

Не раз Гаврилов мечтал заболеть и отдохнуть от этой каторжной работы и лицемерия сослуживцев.

- Черт побери, - негодовал он, - наша команда - я и мои инспек­торы - тянем кадровую работу, как ломовые лошади, но эти-то надсмотрщики-погонялы и отделы с их штатами зачем? Кроме пожира­ния огромных бюджетных средств от них никакой пользы. Куда смотрит правительство?

Он для себя давно уже вывел формулу - чем больше работы, тем меньше оклад, и наоборот...

В приказах директора, зато, все замы и начальник отдела кадров с формулировкой «За умелое руководство в деле укомплектования кадрами» поощрялись премиями, ценными подарками и представ­лялись к правительственным наградам. А он, Гаврилов, как назвал его заместитель директора по кадрам - рабочая лошадка - оставал­ся в тени. О нем забывали, его успехи и труд присваивали другие. Приближалась великая дата - 100-летие со дня рождения Ленина. Коммунисты были награждены юбилейной Ленинской медалью, его же посчитали недостойным столь высокой награды.

Объединением руководил на самом деле монолитный закостене­лый клан коммунистов, под его гнетом находились не только работ­ники, которым чужды и непонятны коммунистические идеи, но и ря­довые коммунисты, поднявшие голову против засилия правящей партийной верхушки.

В отделе кадров был лишь один он, Гаврилов, с высшим юриди­ческим образованием, а остальные из руководства имели дипломы техников, в юриспруденции ничего не смыслили и пренебрегали нормами трудового права, за что не раз попадало Сергею Ивановичу как защитнику законности в работе.

Как-то в период летних каникул он принял на работу небольшую группу учащихся после девятого класса сроком на два месяца на лесозавод в тарный цех. Не хватало тарщиков для изготовления ящиков, предназначенных для заводской продукции. В августе Сер­гей Иванович был в отпуске и приступил к исполнению своих обя­занностей в середине сентября. Его замещал на время отпуска на­чальник военно-учетного стола Великанов. Спустя несколько дней Гаврилова вызвал к себе заместитель директора по кадрам. Он был раздражен и очень сердит, не пригласил присесть Сергея Иванови­ча, а с порога начал распекать:

- Что ты наделал? Почему учащийся Найденов, которого ты при­нял в тарный цех, до сих пор не уволен? Все подростки уволены, а он нет?! Ты понимаешь, какой скандал разразился? Ты же юрист, а нарушаешь закон о всеобщем среднем образовании. Все учителя с ног сбились, разыскивая своего ученика, а он спокойно работает и не думает возвращаться в школу. Комиссия по делам несовершен­нолетних настаивает на привлечении виновного к ответственности и снятию с должности... Чего молчишь, - сказать нечего?

- Почему нечего, я здесь ни при чем. Во-первых, виновато руко­водство цеха, оно-то знает, на какой период принят подросток - по­чему до сих пор не представили к увольнению? Во-вторых, я был в отпуске и не мог проследить за увольнением учащихся, поэтому, по­лагаю, на мне вины нет.

- Мне лучше знать, есть или нет, а сейчас немедленно готовь приказ об увольнении, а от работы его уже отстранили.

- Извините, Николай Александрович, но согласно закону, если с ним своевременно не был расторгнут договор на временную работу, он считается принятым постоянно, а потому дальнейшее увольнение допускается по инициативе работника, а все остальное - наруше­ние...

- Что? - вскричал Великанов, - ты еще будешь меня учить! Без тебя подготовят приказ, но ты помни, доумничаешься...

Приказ об увольнении подростка был подготовлен в тот же день, а дня через два пришла в отдел кадров бабушка подростка. Ее на­правили в кабинет Сергея Ивановича.

Старушка, опираясь на клюку, переступила порог и, кряхтя, усе­лась на стул у двери.

- Не могу, родимый, ноги уже не носят, - запричитала она, и по морщинистому лицу из впалых глаз потекли слезы. Как дальше жить-то будем с внучком, не знаю. Как было хорошо, когда работал парень у вас, зарплату приносил. Ну, думаю, хоть вдоволь покушаем да и приодеться ему нужно, ведь он у меня один на воспитании. Дочь с мужем после аварии на дороге похоронила. Мальчика в дет­дом не отдала - отстояла. А жить-то трудно, изба совсем прохуди­лась, где денег на ремонт взять, пенсия небольшая, да и пособие за родителей - кот наплакал. Парень-то смирный, не избалованный, работящий. Что за законы такие? Не всем же эта учеба по плечу, не все обеспечены хорошо...

- Успокойтесь, прошу вас, - прервал посетительницу Сергей Ива­нович, - расскажите по порядку, что случилось, почему его учителя не могли найти...

- Что случилось, что случилось, да ничего не случилось, роди­мый, работал он и работал... Первого сентября взял сумку с книгами и пошел в школу. Уходил из дома каждый день исправно, в семь ча­сов.

В конце сентября принес деньги и продуктов накупил. Выложил все на стол и говорит радостно: «Давай, баба Нюра, отметим по­лучку!»

- Какую, - говорю, - получку?

- Как, какую - заработанную.

И тут он опомнился, что проболтался... Я и давай его пытать. Он сознался, что в школу не ходит, а работает там же. Все ребята уво­лились, у него пропуск просрочен, так он в дырку в заборе проходит на работу и с работы. Работает в бригаде. Работает себе и работа­ет, начальство туда не заглядывает. А если и заглянет, так он спря­чется... Дома я, конечно, тоже, как завижу, к воротам кто подходит, так сразу отхожу от окошек и на стук не выхожу. Вот так и жили мы с ним, как в подполье. Как-то учительница утром выследила его, ну и тут подняла шум...

Она умолкла, молчал и Сергей Иванович, с жалостью смотрел на ее поношенное и заштопанное одеяние со стоптанными старыми ботинками.

Старушка подняла на него глаза и взмолилась:

- Родненький, помоги, бабоньки ваши подсказали, обратись, мол, к Сергею Ивановичу, он что-нибудь придумает.

Не говоря ни слова, Гаврилов набрал номер телефона адвокату­ры и попросил адвоката Громова.

- Иван Петрович, сейчас подойдет Найденова, она сама все по­яснит, напиши ей исковое за мой счет, что непонятно, - поясню, на­до помочь ей и внуку - выручай...

Он положил трубку и рассказал, как найти адвокатуру, записав ей на листке блокнота адрес и фамилию адвоката.

- Спасибо тебе, сынок, дай Бог здоровья, век не забуду, молиться за тебя буду, - кланялась она ему, как могла, благодарила за доброе дело.

Вскоре состоялся суд по иску Найденовой к объединению о вос­становлении ее внука на работе, как незаконно уволенного.

На суде кроме начальника юридического отдела в качестве пред­ставителя ответчика был и Сергей Иванович как представитель от­дела кадров. Юрист объединения ссылалась на закон о всеобщем среднем образовании и на требование гороно об увольнении, а так­же на тот факт, что Найденов был принят сроком на два месяца. Ра­бота его в сентябре происходила как бы по договору подряда, за что он получил деньги, и этот факт не может служить поводом для вос­становления на работе.

Судья предложил представителю отдела кадров дать свое за­ключение по делу.

Сергей Иванович подробно изложил суть дела, коснулся тяжело­го материального положения бабушки и внука Найденовых, предста­вил положительную характеристику с места работы подростка, а также заверил, что Найденов будет принят в девятый класс вечер­ней школы - закон об образовании не будет нарушен. И в отличие от юриста объединения просил суд удовлетворить иск Найденовой.

Представитель гороно также не возражала против учебы подро­стка в вечерней школе и работы на предприятии. «Видно поработал, как следует, адвокат», - мелькнула мысль у Сергея Ивановича.

Собрав воедино все обстоятельства и доказательства, адвокат произнес свою зажигательную речь в пользу истицы. Прокурор с ним был согласен. Суду ничего не оставалось делать, как вынести реше­ние об удовлетворении иска. Найденов был восстановлен на преж­нем месте работы с выплатой компенсации за вынужденный прогул. Зато Сергей Иванович попал в большую опалу...

В кабинет Гаврилова входили посетители, молча клали на стол заявления о приеме на работу, уже подписанные начальниками це­хов, и выжидающе смотрели на него. Он внимательно изучал каж­дое, сопоставляя с планом набора кадров по цехам, либо также молча просматривал документы и, если они были в порядке, - ста­вил свое заключение на заявлении, примерно такое: «Принять в цех 2 прокатчиком», а затем возвращал документы с заявлением принятому на работу. А дальше - формальности: инспекторы обра­батывали материалы, выписывали направления на медицинский осмотр и для прохождения инструктажа по технике безопасности. Он же готовил общий проект приказа по всем принятым за день. Осча­стливленный посетитель с нескрываемой радостью на лице выска­кивал из кабинета и на вопрос других из очереди: «Ну, как?! Гордо отвечал: «Порядок, приняли!»

А было и наоборот. Заглянув в план набора, Гаврилов разводил руками и, стараясь как-то не обидеть посетителя, заявлял: «Извини­те, к сожалению, в этот цех прессовщики не требуются, там и так перебор, давайте подберем другую работу».

Кто-то понимал, сожалел, но проявлял выдержку и соглашался на подбор другой работы. Но встречались и другие, которые возмущен­но кричали: «У вас прием по блату, начальнику цеха нужны кадры, а вы направляете туда, куда никто не идет», - и с озлоблением, в гне­ве хлопнув дверью, удалялись.

Как-то он не угодил и одной мамаше с дочкой, выпускницей сред­ней школы. Долго им доказывал, что не устроены и дожидаются сво­ей очереди по специальности многие выпускники техникумов и ин­ститута, и что места лаборантов заполнены даже сверх штата. Но те не уходили из кабинета и настаивали на приеме.

«Начальник цеха принимает», - кричала мамаша, - а вы не при­нимаете, не имеете права! Я буду жаловаться!»

И она, схватив дочку за руку, увлекла ее за собой на третий этаж к заместителю директора по кадрам и режиму Белоусову. Мамаша плакала и причитала: «Я много лет отдала заводу, так неужели не достойна снисхождения. А он там, ваш кадровик - черствая душа и понять не желает, бюрократ. На него многие жалуются, для него ви­зы начальников цехов - ничего не значат...».

Выслушав внимательно женщину, Белоусов спросил дочь, есть ли у нее желание учиться дальше и получить какую-либо специаль­ность. Девушка закивала головой. Она сказала, что хочет быть учи­тельницей.

- Ну, вот, - обратился уже к мамаше Белоусов, - ей прямая дорога в детсад - помощницей воспитателя, а мы со своей стороны помо­жем ей поступить в Нижнетагильское педагогическое училище на заочное отделение. У нас многие воспитатели даже высшее дошко­льное образование имеют. Зачем же дочери мечту ломать - поду­майте!

Но мать не сдавалась:

- Мне виднее, где ей работать, она не знает сама, что говорит, подрастет, опомнится.

- Ну, извините, - прервал он ее, - у меня время ограничено. Мой совет - оформляйтесь в детсад, в любой, по выбору. И еще просьба, не обижайтесь на Гаврилова, у него план набора, и он не имеет пра­ва от него отступать, человек он порядочный, и если бы не выполнял указания здесь бы, наверное, не работал.

Спустя примерно неделю девушка пришла на прием без сопро­вождения мамаши. Она извинилась за себя и маму и подала Сергею Ивановичу заявление с просьбой принять ее няней в детсад «Мишутка». Заявление было завизировано заведующей сектором дет­ских учреждений Гуляевой.

- Правильно поступаешь, Наташа, - одобрил он ее выбор и тут же позвонил инспектору по кадрам, попросил оформить девушку без проволочек.

Он не раз впоследствии возвращался домой мимо этого детсада и мог наблюдать, как детишки вместе с Наташей водили хоровод на площадке. Он понял, что она была счастлива.

Личная жизнь Гаврилова сложилась, можно сказать, неудачно. Им с женой под сорок, а детей так и не было. Трехкомнатная кварти­ра в центре города в новом доме со всеми удобствами не радовала его. Чувства к жене остыли, и отношения были до предела натянуты. Порой и домой-то идти не хотелось. Несмотря на уже зрелый возраст, выглядел он моложаво, был подтянутым. Любил носить черный костюм с белой рубашкой и обязательно галстук. Широко­плеч, роста среднего, не то чтобы красив, но и не безобразен. Чуть полное, смуглое лицо с карими глазами из-под нависших густых бровей скорее указывало на азиатское происхождение, чем на ко­ренного уральца. Черные волосы были непослушными и никак не укладывались в прическу. Он их то пытался уложить назад, то набок, и из этого ничего не получалось, они все равно поднимались копной. Он уже отчаялся что-то изменить в своем повседневном раз и на­всегда заведенном ритме: работа, дом, собрания, заседания, кон­ференции, пьянки и ничего нового, ничего интересного. «Неужели эта обывательщина будет сопровождать меня всю оставшуюся жизнь? А где же то счастье, о котором так много говорят, да и в чем оно? В сытой, беззаботной жизни? Да, к черту такую затхлую жизнь, она, как болото, засасывает все глубже и глубже... Салда город не­большой, можно сказать, провинциальный, как и многие другие по­добные уральские города. Здесь свой быт, свой уклад, свое понима­ние жизни. Здесь все знают друг друга. Каждый - клейменый, и это клеймо не смыть до кончины своей. От сознания этого жить, порой, становилось еще тошнее».

Однажды в конце рабочего дня к нему в кабинет робко постучали. На его «Войдите» открылась дверь и с застенчивым видом вошла молодая красивая женщина, почти девчонка с виду. Она была в лег­ком светло-зеленом пальто с белым шарфом на шее, того же цвета берет, на ногах сапоги на высоких каблуках. Эта невысокая брюнет­ка с голубыми глазами, слегка подкрашенными губами произвела впечатление на Гаврилова. Он встал из-за стола, ответил на привет­ствие и усадил ее напротив. Это была Людмила Касимова, и она пришла узнать, когда же, наконец, ее переведут на другую работу.

Сергей Иванович быстро отыскал в папке ее заявление. Людмила работала воспитателем в детском саду «Елочка», окончила Нижне­тагильское педагогическое училище четыре года назад. Ее не устраивает невысокая зарплата, поскольку одна растит трехлетнюю дочь, с которой проживает в однокомнатной квартире.

Пробежав глазами заявление, Гаврилов отложил его в сторону, задумался и произнес:

- Понимаешь, Люда, деньги так просто не дают. Если погонишься за заработком, - потеряешь многое другое. Тебе придется работать в три смены, даже ночные, с кем будет дочь? Это, во-первых, во-вторых, детсад рядом с домом - экономия во времени, не нужно сбрасывать со счетов и здоровье, ты вон какая молодая, красивая, потому что много времени проводишь на прогулках с детьми. Да и профессию, как видно, избрала по душе, работа воспитателя не ка­ждому подходит, а тебя дети и родители любят, учись дальше, в ин­ститут поступай, глядишь, и педагогом станешь в школе. Производ­ство - оно не легкое, быстро тебя скрутит. Понимаю, деньги, нуж­ны, - одна, но можно подобрать работу по совместительству, в этом я тебе помогу, - обещаю, но не губи себя и свое призвание.

Они долго еще говорили. Людмила рассказывала о делах в дет­ском саду, затем перешла на своих родственников, оказывается, ее младшая сестра работает в одном из цехов крановщицей, получает прилично...

- Вот оно, в чем дело, - засмеялся Сергей Иванович, - и она, ста­ло быть, тебя сманивает к себе в цех, так?

Людмила лишь кивнула головой в ответ.

Ему так не хотелось ее отпускать. Но тут открылась дверь, и де­журный инспектор, ехидно усмехаясь, напомнила, что рабочее вре­мя истекло, отдел кадров закрывается.

Людмила встала и направилась к выходу.

- Люда, - тихо произнес Сергей Иванович, - заходи, мы найдем тебе дополнительную работу...

Людмила обернулась, посмотрела серьезно и ответила:

- Приходи лучше ты и непременно сегодня, у меня день рожде­ния - приглашаю, - и она назвала свой адрес.

Затем мило улыбнулась и вышла.

Домой он заходить не стал, во избежание расспросов, не захотел отравлять возникшее волнительное настроение, а сразу пошел по магазинам и накупил продуктов, шампанского, шоколада.

Пятиэтажный дом был расположен по улице Карла Маркса, - первый этаж занимал магазин. Он поднялся на последний этаж и остановился напротив квартиры под номером 43. Постоял, прислу­шался и нерешительно нажал кнопку звонка. Дверь тут же откры­лась, на пороге с разбросанными по плечам волосами в шелковом халате появилась сияющая Людмила. Она, не раздумывая, приняла у него свертки и пригласила войти.

Повесив пальто в прихожей и причесав волосы у зеркала, он прошел в комнату.

Комната была обставлена со вкусом, но ничего в ней не было лишнего: справа - платяной шкаф, за ним двуспальная кровать, покрытая набивным дорогим покрывалом, прямо у стены мягкий ди­ван, над ним ковер, по бокам кресла. Слева у балкона столик с вазой для цветов. Окна и балконная дверь занавешены тюлевыми штора­ми.

Сергей Иванович ходил по комнате, глядя по сторонам, затем по­дошел к окну и засмотрелся на улицу, на спешащий поток пешехо­дов. Людмила подошла незаметно, прижалась к нему и, посмотрев в глаза, спросила:

- Ну, что, нравится?

- Да, - с удовольствием подтвердил он и, осмелев, обнял ее. Людмила не сопротивлялась, она первой поцеловала его и, улыбаясь, слегка отстранила.

- Еще успеется, - добавила при этом.

- Пойду, соберу быстро на стол, а ты пока отдохни, послушай му­зыку, - и включила стоящий на подоконнике магнитофон.

«Как в раю, даже не верится», - подумал Сергей Иванович, уса­живаясь в кресло. Ему было приятно наблюдать, как Люда деловито выносила из кухни посуду, расставляла тарелки и тарелочки на стол, раскладывала вилки. Затем появились закуски, графин с водкой и шампанское.

Она проворно, без лишних движений выполняла свою обыденную работу, и для нее было большим удовольствием вот так, по-домашнему, встречать нежданно-негаданно дорогого гостя. Еще утром, перед работой она готовилась к посещению кабинета, где на­ходился держатель ее заявления, а возможно, и вершитель даль­нейшей судьбы. В детском саду репетировала разговор с ним, но смотри, что из этого вышло, не прошло и дня, как он здесь, об этом она даже и не мечтала. «Если бы захотела, то могла бы требовать и заполучить больше, чем изложила в заявлении. Нет, теперь наобо­рот, не имела права требовать от него ничего. Между ними склады­вался уже другой уровень отношений - они оба перешли грань де­ловых производственных связей, причем по общему согласию, по зову души. Значит, они нужны друг другу, - размышляла Людмила за работой. - А что будет дальше - он человек серьезный, просто так волочиться не сможет за мной. Вдруг влюбится по-настоящему, что тогда? Готова ли она к серьезным связям с ним? Ладно, будущее покажет». И она решила больше не забивать себе голову подобны­ми мыслями.

Наконец, переодевшись в розовое, облегающее ее прекрасную фигуру платье, она подошла к креслу.

- Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста, - со смехом сказа­ла Людмила.

Он не сдержался, обхватил ее руками и прижался головой к пла­тью.

- Раздавишь, - прошептала она, - поглаживая его волосы. - Я ви­жу, ты, Сережа, соскучился по женской ласке, боюсь, как бы не приелась тебе она...

- Ну, что ты, Люда, не надоест, я бы так и держал тебя в объятиях целую вечность, я просто голову от тебя теряю, становлюсь от одно­го прикосновения к тебе как завороженный. Мы не должны расста­ваться, Люда, давай видеться каждый день.

- Я согласна, только помни - все зависит от тебя, и смотри, не разочаруйся. У меня дочь Оксана, она может тоже к тебе привязать­ся еще больше, чем я. И твое разочарование будет трагедией для нас обеих... Ну, да хватит, о грустном, идем за стол, отметим наше знакомство и первую встречу.

Они произносили тосты, пили шампанское и много-много говори­ли и о работе, и о своем прошлом, особенно Людмила делилась воспоминаниями.

Училась она в Нижнетагильском педагогическом училище, еще студенткой вышла замуж за рабочего парня. Жили в общежитии. Она была беременна, когда его призвали на действительную служ­бу. Через год родилась Оксана, Людмиле пришлось взять академи­ческий отпуск и приехать в Салду к родителям, а вскоре из воинской части, где служил на Северном флоте муж, пришло сообщение, что подводная лодка не вернулась с задания, экипаж погиб. Она долго горевала, а жить-то надо, и решила остаться в Салде у родителей. Как матери-одиночке, жене погибшего военнослужащего исполком выделил однокомнатную квартиру, и она пошла в детсад работать няней, определив и дочь в свою группу. Одновременно продолжала заочно учиться в педагогическом училище.

Он не жаловался ей на свою судьбу, посчитал это неприличным, не достойным мужчины, во всем винил только себя. У него твердо сложилось убеждение - творцом своей судьбы и ее хозяином дол­жен быть сам человек. И все неудачи - прежде всего от слабости его духа.

Было за полночь, когда Гаврилов решил распрощаться. Он встал с дивана, на котором они сидели, прижавшись друг к другу, и решительно сказал:

- Мне пора, завтра еще рабочий день, тебе и мне необходимо вы­спаться.

Людмила тоже встала, взяла его руку:

- Нет, Сережа, так не годится, сегодня ты никуда не пойдешь, - эта ночь будет наша. Потом поступай, как хочешь. Но сегодня, я те­бя очень прошу, останься...

Она умоляюще смотрела ему в глаза и ждала ответа.

- Я останусь, Люда, конечно, останусь, я и сам хочу этого.

Она быстро расстелила постель, выключила люстру, включила ночник на стене и первым отправила Сергея в ванную.

Уставший за день и опьяненный от счастья, он замер, закрыв гла­за, в теплой пенистой от шампуня воде.

Он долго пребывал в таком состоянии, пока не вошла Людмила с большим махровым полотенцем:

- Сережа, ты случайно не заснул?

Он открыл глаза, с нежностью посмотрел на нее.

- Людочка, я не заснул, я наслаждаюсь.

- Вставай, помогу тебе обтереться.

- Что ты, я сам, мне неудобно.

- Почему неудобно, подумаешь, ничего такого нет, в кровати все равно вместе будем.

- Так, в кровати темно, не видно, - оправдывался он.

- Боже мой, да какой ты, оказывается, ребенок... Я тебя так боя­лась, ноги подкашивались у входа в твой кабинет, столько о тебе наслышалась как о серьезном, грозном, недоступном... А ты, Сережа, прекрасный мужик, хотя и в годах, но душа, я вижу, у тебя чистая и открытая...

- Люда, не надо, - взмолился он, - а то сейчас утоплюсь от сты­да...

На мягкой перине под легким теплым одеялом он почувствовал себя на верху блаженства.

Людмила в прозрачной длинной рубашке тихо подкралась и ныр­нула под одеяло.

Некоторое время они лежали, присмирев, не решаясь сделать первый необходимый шаг к сближению.

Наконец, он повернулся к ней, обнял и прижал, расслабленную, к себе. Они ощущали биение сердец и дыхание друг друга, их губы слились в долгом поцелуе... Они долго занимались любовью, до изнеможения и лишь под утро, усталые, безмятежно уснули.

- Вставай, засоня, на работу опоздаешь, - с улыбкой сказала Людмила, - трогая его за плечо.

- Который час, Люда?

- Не волнуйся, еще восемь, успеешь. Иди, приводи себя в поря­док, завтрак готов.

- А как же ты, тебе же к семи на работу?

- Не беспокойся, - я позвонила в детсад нянечке, она сама встре­тит малышей, к завтраку подойду - успею.

За столом Гаврилов молчал, отводя глаза в сторону. Людмила не выдержала и заговорила первой:

- Ну, ты Серега, даешь, я думала будут проблемы, а ты в сексе - спортсмен, молодым не угнаться. Ты кто по гороскопу?

- Скорпион, - смущенно буркнул он.

- А-а-а... Тогда все ясно - для тебя секс, что спорт...

- Люда, - оборвал он ее, - не порти аппетит и не выдумывай, тоже мне, нашла спортсмена в таком возрасте.

- Для меня, Сереженька, возраст ничего не значит, лишь бы че­ловек был порядочный, надежный...

Поблагодарив за завтрак, он оделся, и они распрощались, дого­ворившись непременно встретиться вечером. В дверях он, вдруг, неожиданно заявил:

- Давай, Люда, договоримся, загрузка холодильника - моя забота, а все прочее - твоя. Согласна?

- Согласна, Сережа, на все согласна, как скажешь... Будь хозяи­ном здесь, нам с дочкой так тебя не хватает. Можно, я ее сегодня не поведу к маме?

- Конечно, конечно, даже и не спрашивай, я очень буду рад с ней подружиться...

Весь рабочий день Сергей Иванович был неузнаваем для своих сотрудников. В столе личного учета кадров женщины с изумлением

судачили:

- Что случилось с нашим Сергеем Ивановичем? Он так и светит­ся, подобрел, повеселел. Из его кабинета выходят необычно до­вольные посетители, очередь быстро растаяла.

- Не к добру, бабоньки, все это, я вам скажу, - серьезно заявила старший инспектор Морозова, женщина предпенсионного возраста, - наверное, решил нас покинуть - другую работу нашел.

- Давно пора, - поддержала Галина, которая была моложе всех, но работала, пожалуй, не хуже других, а главное, гордилась своей работой в отделе кадров. - Мне его иногда становится очень жалко, работает больше всех и все равно угодить не может.

- Да он и не собирается, девочка дорогая, никому угождать, он просто работает на совесть, а на остальное и на остальных ему на­плевать...

- Вот это и плохо, - встряла в разговор третья, - как говорится, с волками жить - по-волчьи выть, иначе загрызут...

И действительно, Сергей Иванович работал в этот последний день недели с легкой душой: куда делись та напряженность, нервоз­ность, отчуждение... Ко всем обращался приветливо, не проявлял бывалой раздражительности и неудовольствия.

После обеда к нему, как всегда, зашел Великанов, начальник во­енно-учетного стола и прямо с порога с ехидством спросил:

- Слушай, Сергей Иванович, ты чем наших женщин всполошил? Может быть выиграл в лотерею или нашел что-то необычное, при­знавайся.

- Нет, нет, не выиграл, Миша, а нашел - вот тут ты прав, и, при­знаюсь, боюсь потерять!

- А ты не теряй, коль в руки попалось то, что хотел, держи крепко.

Неужели влюбился?!

- Не знаю, прав ли я, но, кажется, влюбился, хотя это непрости­тельно для меня, и говорю это потому, что все равно узнаете, из это­го тайну не сделаешь, так лучше сразу открыться.

Великанов изумленно посмотрел на него, покачал головой и спросил:

- Я ее знаю?

- Нет, не знаешь... Сорокин знает, они в одном доме живут.

- Сергей Иванович, я поддерживаю тебя, это твое личное дело и никто тебе в этом не указ, но разговоров и пересудов тебе не избе­жать, так что крепись.

- Мне не с разговорами и пересудами жить, с человеком, а в кон­це-то концов - судьи кто?

- Так-то оно так, Сергей Иванович, однако, ты коммунист и тебе это напомнят, учти...

- Да пошли все к черту, устал я, Миша, по струнке ходить, хочется вздохнуть полной грудью, не за горами старость, а настоящая жизнь проходит стороной.

Едва дождавшись окончания смены, Гаврилов забежал ненадол­го домой, переоделся, написал записку жене, чтобы не ждала - уехал до понедельника к брату в Нижнюю Салду. Затем взял сумку и направился к Людмиле. По пути зашел в магазин, купил продукты. В «Детском мире» купил Оксане большого плюшевого мишку и в при­поднятом настроении зашагал к заветному дому.

На дворе стоял теплый март - повсюду ручьи отражали теплые лучи солнца, улыбались встречавшиеся по дороге знакомые, он от­вечал им тем же.

На звонок открыла Люда и изумленно всплеснула руками-

- Как ты все это дотащил? Оксана, помогай!

Из-за подола матери показалась застенчивая миловидная мор­дашка. Девочка смотрела на чужого дяденьку, как бы раздумывая, бояться его или нет.

Увидев мишку, не удержалась, подбежала. Сергей Иванович на­клонился и поставил перед ней игрушку.

Схватив мишку в охапку, она потащила его в комнату, но тут же опомнилась, обернулась и тихо произнесла: «Спасибо, дядя Сере­жа».

Как это тронуло Гаврилова. «Боже мой, - подумал он, - этот ребе­нок, милая девочка, такая же симпатичная, как мама, возможно, бу­дет ему родным и дорогим существом».

Весь вечер они втроем и мишка тоже водили хоровод, пели дет­ские песенки, играли в прятки. Усталая, но счастливая Оксана в об­нимку с игрушкой уснула на диване.

Сергей Иванович стоял возле, нежно гладил белокурую головку и любовался ее безмятежным сном. Он не слышал, как, покончив с мытьем посуды, подошла к ним Людмила. Она обняла его сзади за талию, прижалась и прошептала:

- Вот так бы всю жизнь вместе... Это ли не счастье, Сережа...

 

Выходные пролетели незаметно. Втроем они гуляли в парке, хо­дили во Дворец культуры на детский спектакль «Золушка», в антрак­те ели пирожные с соком.

* * *

Отшумела бурная уральская весна, и наступило теплое знойное лето.

Ни одного выходного дня не проходило впустую. Гаврилов с Людмилой и Оксаной настолько сблизились, что уже друг без друга и не представляли свое бытие: они ходили в лес за ягодами, катались на лодке по большому Иссенскому пруду, вечера проводили в парке на аттракционах. Сергей Иванович перешел жить к своим дорогим женщинам. С ними он познал настоящее счастье - счастье любить и быть любимым. Он понял, что не все еще в жизни потеряно, он тоже имеет право и может быть счастливым... В этой семье ему жилось легко и просто - никаких притязаний, никаких скандалов. Взаимная любовь и понимание. Оксана визжала от восторга, когда садилась ему на плечи и кричала: «Но-о-о, лошадка, скачи быстрее». И он, подпрыгивая, бегал с ней по комнате, коридору, забегал на кухню к маме Люде, готовящей ужин.

Однако Гаврилов не забывал о своей дальнейшей учебе, Людми­ла поддерживала его в желании учиться в аспирантуре. Он трудился в основном по ночам - писал обширный реферат на тему «Причины преступности среди несовершеннолетних».

И вот долгожданный день - он получил вызов на вступительные экзамены. Этот вызов ему вручил начальник отдела кадров Николай Александрович Силонов:

- Поздравляем, Сергей Иванович, получай, набирайся науки, а заодно и ума,- он как-то двусмысленно засмеялся и добавил, - да ты не обижайся, с кем не бывает такого увлечения, на то они и слабый пол, чтобы нас делать еще слабее. Надеюсь, все твои похождения останутся лишь в воспоминаниях, мы с тобой коммунисты, и нам не дано расслабляться - пренебрегать моралью... Одним словом, уда­чи тебе... - и он пожал на прощание руку.

Гаврилов лишь принужденно улыбался, не выказывая злости и негодования

Прощался вечером с Людмилой и Оксаной перед отходом авто­буса на Нижний Тагил, откуда продолжался путь по железной дороге до Москвы. Людмила прижалась к нему и умоляюще произнесла:

- Не забывай нас, дорогой, нам тяжело будет без тебя.

- Что ты, Люда, не говори так, как вернусь, обязательно попросим у твоих родителей благословения и будем жить не крадучись, а в законном браке. Ты согласна?

- Еще спрашиваешь, только об этом и мечтаем с Оксанкой... Он поднял дочку и прижал к себе, целуя.

- А ты меня будешь ждать, Оксана?

- Да, папа, будем вместе с мамой скучать, приезжай скорее... Посадка закончилась, автобус, набирая скорость, скрылся за по­воротом...

Людмила с Оксаной с тревогой и грустью возвращались домой.

В Москве Гаврилов поселился у старшей сестры своей бывшей жены. Зоя Николаевна жила с мужем и семьей сына в трехкомнат­ной квартире на Сетуне.

На дорогу до института в центре Москвы на Звенигородской 15, он тратил около двух часов. Целый месяц прошел в подготовке и сдаче вступительных экзаменов, которые выдержал успешно и был зачислен аспирантом на заочное отделение. Они с Людмилой часто переговаривались по междугородней связи и даже успели написать друг другу по