Суп из топора
Русская сказка
В отпуск шёл солдат усатый,
ус крутил он на ходу.
Видит – дом стоит богатый.
«Дай-ка, - думает, - зайду».
У солдат чутьё такое:
чуть ступил он на порог,
слышит – есть в печи жаркое
и с утра готов пирог.
Пирогов солдат не просит,
он бы съел пустые щи,
но хозяйка глазом косит:
- Не варила, не взыщи.
Не моргнул солдат бывалый
и, хотя не ел с утра,
говорит:
- Тогда, пожалуй,
сварим суп из топора.
Баба так и обомлела:
это ж выгодное дело –
на обед топор варить.
Чудо, что и говорить!
Вот солдат снимает пробу.
- Хорошо, да не особо.
Добавляй, хозяйка, в суп
мяса, лука, сала, круп.
- Ну, теперь готово, что ли?
- Вот добавим ложку соли,
так и будет разговор.
Время пробовать топор.
Что-то жёсток. Недоварен.
Ну да ладно, я не барин.
И на том благодарю,
по дороге доварю.
Хлопотал солдат недаром,
он топор кладёт в суму.
Вышел суп с густым наваром
и по вкусу хоть кому.
Ел солдат да баял байки.
Угощал, наелся сам,
а потом сказал хозяйке:
- Покупай шинель – продам.
Я её проверил в деле,
в чистом поле ночевал.
С ней не надо ни постели,
ни пуховых одеял.
А хозяйка за наживой,
видно, гонится опять:
- Сколько ж ты возьмёшь, служивый?
- Да целковых двадцать пять.
- Что ты, что ты! Столько денег
нипочём не заплачу!
- Да ведь я не банный веник,
я шинель продать хочу.
С ней ночуй в лесу под елью,
что в морозы, что в метель:
и накроешься шинелью,
и под голову – шинель.
Раскошелилась хозяйка
и подумала: «А дай-ка,
я шинель-то постелю,
будто впрямь под елью сплю».
Как ни стелет, всё неловко,
не по ней, видать, обновка.
Ни накрыться, ни прилечь –
хоть бросай да лезь на печь.
Тут солдат не поленился:
|
|
постелил, полóй накрылся,
а под голову – рукав,
и опять, выходит, прав.
Злится баба на солдата:
верх ни разу не взяла.
Вот она замысловато
речь лукавую сплела.
Пусть, мол, бабий ум – короткий,
над солдатом посмеюсь
(а в печи на сковородке
запекался жирный гусь).
- Слышь, тебя по свету кружит,
сапоги сносил до дыр.
Так не знаешь ли, где служит
нынче Гусев-командир?
Не служил ли ты с ним вместе,
не бывал ли в том числе
в славном Печинском уезде,
Сковородине-селе?
Всё солдат, конечно, понял,
но показывает вид,
что намёк его не прóнял.
- Нет, не знаю, - говорит.
Чуть хозяйка в сени вышла,
слазал в печь солдат неслышно.
Гусь в суму к солдату – скок!
Ну а в печь – худой сапог.
И как будто озадачен,
говорит солдат:
- Постой,
да ведь Гусев-то назначен
в Сумин-город на постой.
Вновь идёт солдат усатый
мимо сёл и деревень.
А к хозяйке в дом богатый
муж вернулся в тот же день.
Он с дороги ест в охотку.
Подошёл и гусю срок.
Тащит баба сковородку
из печи – а там сапог.
Обмерла она с ухватом:
- Ох, пропала ни за грош!
Потягалась я с солдатом,
а его не проведёшь.
Панская чупрына
Украинская сказка
Жил в усадьбе толстый пан.
Содержал собачьи своры,
дорогой носил жупан
и серебряные шпоры.
А уж если мужика
заприметит на дороге,
то грозит издалека,
чтобы тот валился в ноги.
Как-то шёл один мужик
вдоль реки с дневной работы
и с воды услышал крик.
Мать честная! Тонет кто-то.
И кричит же, горлопан.
Как в реке он очутился?
Эге-ге! Да это ж пан!
И мужик к воде спустился.
- Пан, что тонешь – не беда,
|
|
из воды-то мигом выну.
Но ведь я ж тебя тогда
ухватил бы за чупрыну.
Не посмею, не взыщи,
не томи напрасно душу.
- Ай, тащи! Хоть как тащи,
только вытащи на сушу!
Собирается народ,
видя редкую картину.
- Это ж пан!
- Ему почёт!
- Как же можно за чупрыну?
Чуть не всё сошлось село.
Пан кричит, не умолкает.
А уж самого снесло,
сам уж пузыри пускает.
Тут с нуждой и без нужды
каждый бегает, хлопочет,
только пана из воды
доставать никто не хочет.
- Мужика бы – ничего,
мы достали бы надёжно.
А чтоб пана самого
за чупрыну?
Нет, не можно.
Гомонит и спорит люд,
каждый хочет вставить слово.
Все советы подают,
кто с умом, кто бестолково.
Ну а пан воды глотнул,
хорошенько в голос крикнул
и в последний раз нырнул –
захлебнулся и не пикнул.
Халат мудреца
Туркменская сказка
Был жесток падишах седой,
непокорным грозил бедой.
А на бедном клочке земли
скромно жил мудрец Мирали.
Вот спешит к Мирали гонец
и зовёт его во дворец.
- Мирали, - говорит падишах, -
нет порядка в моих делах.
Вижу я, что в моём дворце
вор на воре, глупец на глупце.
Ты же мудр и непогрешим,
будешь ты везѝром моим.
Слух идёт вблизи и вдали,
что везиром стал Мирали.
Говорит падишах ему:
- Вот чего я в толк не возьму.
Ты в кибитке старой живёшь,
вся она залатана сплошь,
да и войлок уже такой,
что ребёнок проткнёт рукой.
Почему, убей меня гром,
ты себе не построишь дом?
Ты везѝр, ты нынче богат.
Почему ты не сменишь халат?
- Я сказал бы, о падишах,
да не много толку в словах.
А давай-ка лучше вдвоём
погулять под вечер пойдём.
|
|
Сам увидишь ты, чей халат
больше любят и больше чтят.
Падишах усмехнулся в ответ:
- Ты мудрец, в этом спору нет,
но халат драгоценный мой
золотой блистает парчой,
и достанется честь ему.
Мой халат – не чета твоему
Падишах седой и мудрец
покидают грозный дворец.
Впереди падишах идёт,
но куда девался народ?
Ни души кругом не найти, никого –
хоть шаром покати.
Позади Мирали идёт,
но откуда взялся народ?
Каждый выйти навстречу рад,
увидав знакомый халат.
Так и валят со всех концов
толпы нищих, калек, слепцов.
- Мирали, наш друг, где ты был?
Что так долго не приходил?
Мирали медяки достаёт,
нищим братьям их раздаёт.
Погуляв, во дворец пришли
падишах и с ним Мирали.
Падишах говорит:
- Почему
честь халату была твоему?
Почему, завидев меня,
все бежали средь бела дня?
Мирали говорит:
- Падишах,
твой халат им внушает страх.
И на что им твоя парча,
если нет у людей харча?
Ну а мой халат много раз
их от смерти голодной спас.
Знают нищие и бедняки,
что в карманах для них – медяки.
Потемнел падишах лицом:
- Горький яд – говорить с мудрецом!
Ты в речах и поступках смел,
мне такой везир надоел.
Ты для бедных только хорош,
ты налогов мало берёшь,
я убыткам не вижу конца.
Убирайся прочь из дворца!
Усмехнулся в ответ Мирали,
поклонился он до земли
и в кибитку ушёл назад,
запахнувшись в старый халат.
Заработанный таньгá
Грузинская сказка
Был у отца ленивый сын.
Отец трудился до седин,
пока больным не слёг.
А на отцовские труды,
не зная горя и беды,
привольно жил сынок.
Но вот призвал его отец:
- Мой сын, приходит мне конец,
до смерти два шага.
Я всё добро тебе отдам,
но прежде заработай сам
хотя б один таньга.
Тут сын надулся как индюк.
Хотел заспорить он, но вдруг
ему шепнула мать:
- Отцу больному не перечь,
я дам таньга, о чём тут речь.
Ступай, сынок, гулять.
В духан отправился сынок
на перекрёсток двух дорог.
Вдыхал он запах роз,
питьё заказывал и снедь,
и только начало темнеть,
отцу таньга принёс.
Отец в руках таньга вертел,
как будто спорить не хотел.
Сказал он сыну так:
- Не заработал ты его, -
и, не прибавив ничего,
швырнул таньга в очаг.
Сын засмеялся и ушёл.
И снова был богатый стол
и множество затей.
Сказала мать:
- Отец твой строг,
так ты уж к вечеру, сынок,
побегай и вспотей.
Побегал сын часок-другой
и поздно вечером домой
явился наконец.
- Смотри, отец, - горячий пот
с меня ручьями так и льёт,
а вот таньга, отец.
Отец ответил:
- Дай сюда.
Ты ловко лгал, да вот беда –
опять не обманул.
Не заработал ты его, -
и, не прибавив ничего,
в очаг таньга швырнул.
Ушёл в слезах ленивый сын
и порешил на день один
работы поискать.
А отыскал – вошёл во вкус
одолевать тяжёлый груз,
пилить, рубить, таскать.
Вставал он рано поутру,
то он хозяйкам на пиру
усердно помогал,
то на базар бегом бежал,
то сено вилами сгружал,
то хлам в саду сжигал.
От четверга до четверга
он спину гнул за свой таньга,
возил в поля навоз,
водил подковывать коня –
и к вечеру седьмого дня
отцу таньга принёс.
Отец подумал, помолчал
и головою покачал,
зажав таньга в кулак.
- Не заработал ты его, -
и, не прибавив ничего,
швырнул таньга в очаг.
Сын лишь на миг оторопел,
но к очагу перелетел
в один большой прыжок,
и выгреб он из очага
свой кровный трудовой таньга,
хоть руку и ожёг.
- Ты что, отец, с ума сошёл?
Ведь я работаю, как вол,
ты мой таньга не тронь!
Обидно мне, что ты готов,
не пожалев моих трудов,
швырнуть его в огонь.
Отец сказал ему в ответ:
- На этот раз обмана нет,
ты убедил меня.
Как заработаешь таньга,
так не нужна и кочерга,
чтоб вынуть из огня.
За эти семь достойных дней
ты, сын мой, сделался умней,
и телом ты окреп.
Не разорит отцовский дом
тот, кто хоть раз своим трудом
свой заработал хлеб.
Как пастушонок спас город
Киргизская сказка
Жил когда-то свирепый хан,
разоритель окрестных стран.
То и дело его орда
жгла и грабила города.
Хан в далёкий поход ходил,
мирный город хан осадил.
- Если завтра, чуть рассветёт,
не откроете мне ворот,
я сожгу ваш город дотла.
Где был город – будет зола.
Вот старейшины сели в ряд.
Как ни спорят, как ни мудрят,
ни один не годится совет,
и спасенья городу нет.
Только слышно – шумит народ
и кого-то к старцам ведёт.
Пастушонок лет десяти
тюбетейку держит в горсти.
Честь по чести отдав поклон,
говорит старейшинам он:
- Прикажите – беду отведу,
в лагерь хана один пойду.
А чтоб хана я легче провёл,
нужен самый старый козёл.
Как старейшины ни мудрят,
- Делать нечего, - говорят,
- Хан могуч, наш город падёт.
Пусть же мальчик идёт. Пусть идёт.
Вот явился к хану посол:
пастушонок, а с ним козёл.
Грозный хан на коврах сидел,
морщась, мальчика оглядел.
- Видно, в городе кутерьма,
все от страха сошли с ума.
Их посол – желторотый птенец.
Где старейшины, наконец?
Пастушонок хану в ответ:
- Мне и вправду немного лет.
Если молод я быть послом,
побеседуй с моим козлом.
Посмотри, какой он седой
и как мудро трясёт бородой.
Усмехнулся надменный хан:
- Ты за словом не лезешь в карман!
Что ж, проси награды любой,
если хана потешил собой.
Отвечает мальчик ему:
- Я, пожалуй, землю возьму.
А чтоб мерить землю, нужна
только шкура верблюда одна.
Сколько в шкуру войдёт земли,
столько мне подарить и вели.
Только дай мне слово своё,
что и пальцем не тронешь её.
Рассмеялся свирепый хан:
- Простоватый ты мальчуган.
Я охотно слово даю,
что не трону землю твою.
Хоть паши, хоть гоняй стада…
Эй, вы! Живо шкуру сюда!
Вынул мальчик пастушеский нож,
неказист, а в деле хорош.
Отрезает от шкуры куски,
нарезает из них ремешки.
Наступает вечер сырой,
ремешки громоздятся горой.
Не лежит мальчуган на боку,
вяжет он ремешок к ремешку.
Небывалый вышел ремень,
хоть на тучу его надень!
Рано утром к седлу коня
вяжет мальчик конец ремня,
объезжает город кругом,
окружает его ремнём.
Вот сомкнулись оба конца,
и весь город – внутри кольца.
Хан угрюмо сидит на коврах,
грозным видом внушая страх.
Говорит пастушонок ему:
- Хан, я лишнего не возьму.
Сколько в шкуру вошло земли,
столько мне подарить и вели.
Не исчезнет город в золе,
он стоит на моей земле,
ты же дал мне слово своё,
что и пальцем не тронешь её.
Зарычал от ярости хан:
- О, аллах, я попался в обман!
Слово хана – булатная сталь,
и я слово сдержу… А жаль!
Я расправился бы с тобой.
Эй, вы там! Трубите отбой!
Так в суровый и трудный час
пастушонок свой город спас.
Гусиная война
Латышская сказка
У крестьянина жена –
не сказать чтобы умна,
но однажды повезло
ей одной на всё село.
Огород она копала,
на лопату наступала.
Поднажала – слышит звон.
Уж не клад ли? Точно, он.
Вышел тут горшок на свет,
полный золотых монет.
Сам горшок слегка надбит,
тускло золото бестит.
Всем известно: клады редки.
Как тут не шепнуть соседке?
Барин услыхал слушок,
приказал: - Вези горшок!
Головой качает муж:
- Говорил – не бей баклуш!
Не молола бы про клад,
и пошло бы всё на лад.
Разве худо – подхарчиться
да детей послать учиться?
Так ведь нет же – наш секрет
разболтала на весь свет.
Ладно, хуже есть беда.
Ты слыхала ли когда
про гусиную войну?
Не слыхала? Ну и ну!
Лезь, жена, скорее в яму.
Навалю я шкур да хламу
и, глядишь, тебя спасу.
Ведь война-то на носу!
Слышно в яме «ах» да «ох».
Сверху сыплет муж горох
и скликает кур, гусей, -
пир горой для птицы всей.
Гомонят, клюют, дерутся
и крылами шумно бьются.
- Выходи на свет, жена.
Слышно, кончилась война.
Ночь проходит, а с утра
ехать к барину пора.
Муж в карман берёт калач,
разгоняет лошадь вскачь
и калач свой не кусает,
а жене его бросает
через голову в подол.
Сам же бровью не повёл.
- Муж, гляди!
- Чего глядеть?
Любят бабы погалдеть.
Да ведь нынче день чудес,
калачи летят с небес.
Едут, лошадь погоняя,
а из дальнего сарая
слышно блеянье козла.
- Муж, кому беда пришла?
- Что, жена, не узнаёшь?
Вот уж слуха ни на грош.
Не узнать-то, право, стыд:
это ж барин наш кричит!
Там его в сарае черти
засекли до полусмерти.
А когда окончат суд,
то домой перенесут.
Вот подходит путь к концу,
прямо к барскому крыльцу.
Барин вышел на порог.
- Где горшок?
- Какой горшок?
- Ну и плут, скажи на милость!
Раз жена проговорилась,
не виляй и не хитри!
- Вот с женой и говори.
- Ну-с, когда же клад нашла ты?
- Да он, вишь, из-под лопаты
вышел сам из глубины,
до гусиной до войны.
- Это что ещё за войны?
- Ох, страшны! Ох, беспокойны!
Да зато уж в день чудес
к нам калач упал с небес.
- Что ты мне тут, баба, врёшь?
- Ты ведь, барин, сам смекнёшь,
коль мозги не набекрень:
день чудес – тот самый день,
как тебя в сарае черти
засекли до полусмерти.
Видно, край тебе пришёл,
раз ты блеял, как козёл.
- Блеял? Я? Секли? Меня?
Ах, ты, чёртова родня!
Сгинь ты, дьяволова дочь!
Прогоните дуру прочь!
За ворота их обоих! –
Барин заперся в покоях,
и уж рад или не рад,
а пришлось забыть про клад.
Пастух и староста
Азербайджанская сказка
Повёз пастух десяток кур
из дома на продажу.
Вёз на осле, угрюм и хмур,
хохлатую поклажу.
Вдруг повстречался с пастухом
базарный староста верхом,
и конь, отставив ногу,
загородил дорогу.
- Куда собрался?
- На базар.
- А где товар?
- Да вот товар.
Не прокормить хохлаток.
- Давай-ка весь десяток.
- А деньги?
- Денег захотел? –
тут староста побагровел
и парню что есть духу
отвесил оплеуху.
Вернулся староста домой,
привёз мешок с добычей.
- Жена, готовь-ка харч мясной
как нам велит обычай.
Гостей зову я в дальний сад,
найму слугу без лишних трат.
Слуга сегодня нужен,
чтоб подавать нам ужин.
Не сразу я слугу пришлю,
а к вечеру поближе.
Ты дай ему, что я велю.
Запомнила? Смотри же. –
А между тем стоял пастух
у дома, затаивши дух.
Стоял он не напрасно,
он всё услышал ясно.
Пастух, как стало потемней,
в дом старосты стучится.
- Хозяин от своих гостей
не может отлучиться.
Велел прислать он два ковра,
и мясо подавать пора,
да положи вдобавок
побольше пряных травок.
Гоняет слуг и не щадит
хозяин твой богатый,
но за труды вознаградит
отменной щедрой платой.
Я лишнего и не возьму,
я угодить хочу ему,
а то ведь ходят слухи,
он скор на оплеухи.
Со всем добром пастух ушёл
в овражек у колодца.
Там под седлом его осёл
на привязи пасётся.
Вернулся староста домой
голодный, весь в поту и злой.
- Пусть ищут слуг другие,
не мог найти слуги я.
- Да ты же сам слугу прислал.
- Слугу прислал? Какого?
- Я всё, что твой слуга сказал,
исполнила до слова.
Тебя за щедрость он хвалил.
- А что ещё он говорил?
- Сказал, что ходят слухи:
ты скор на оплеухи.
- Пастух проклятый! Подлый пёс!
Его повесить мало!
- Ковры и мясо он унёс,
и травки я послала.
- Мои ковры! Моя еда!
Ай, горе, горе! Ай, беда! –
м староста полночи
бранился что есть мочи.
Храбрый Назар
Армянская сказка
Жил-был Назар. Собирал виноград,
сок выжимал виноградный.
Был от рожденья Назар трусоват,
враль и хвастун был изрядный.
«Мне бы коня, да покрепче аркан,
да поострее бы саблю –
мигом я самый большой караван
в тёмном ущелье ограблю!»
Как-то Назар задремал в холодке.
Мух там немало жужжало.
Хлопнул ладонью себя по щеке –
дюжины как не бывало.
«Вот так удар! – удивился Назар. –
Задал я им, пучеглазым!
Славный удар! Небывалый удар!
Шутка ли – дюжина разом!»
Снова заснуть он хотел – и не смог.
Что-то Назару не спится.
Взял он тряпицу, нашёл уголёк
и написал на тряпице:
«Непобедимый, храбрый Назар,
дюжину валит каждый удар».
Где-то нашёл он заржавленный меч,
вывел из стойла конягу.
Едет искать он сражений и сеч,
да позабыл про отвагу.
Вот и село. Растревожен народ,
лавку купец запирает.
Грамотный старец выходит вперёд
и по складам разбирает:
«Непобедимый, храбрый Назар,
дюжину валит каждый удар».
Люди кричат: - Спасены! Спасены!
Враг одолеть нас не сможет!
Нечего нам опасаться войны,
храбрый Назар нам поможет!
Гонят для пира отборных овец,
песнями славят Назара.
Вдруг по селу пролетает гонец,
словно с большого пожара.
Горе! Война! Приближается враг,
губит он всех без разбора.
Хочет разрушить он мирный очаг,
видно, не ждёт он отпора.
Нé дали люди Назару удрать,
на жеребца посадили.
Вот уже рать наступает на рать,
сила примерилась к силе.
Конь под Назаром ударился вскачь,
хочет с врагом он сразиться.
Рос по дороге большой карагач,
вздумал Назар уцепиться.
Сук на беду оказался гнилой,
треснул – и разом сломался.
Прянул тут конь и помчался стрелой,
в гущу врагов он помчался.
Скачет Назар с непомерным суком,
на нос сползает папаха.
Воины рвутся за ним напролом,
рубят и колют без страха.
- Храбрый Назар! – ужаснулись враги. –
Вот уж кого мы не ждали!
Дерево вырвал! Спасайся! Беги!
Всех перебьёт! Мы пропали!
Битва окончена, враг побеждён.
Как тут Назара не славить!
Славят его и сажают на трон,
доблестно будет он править,
непобедимый, храбрый Назар,
дюжину валит каждый удар.
Отец и сын
Белорусская сказка
Жил мужик в белёной хате.
Вот о чём он горевал:
сын родной, совсем некстати,
не отцом его, не батей –
всё Кузьмою называл.
Стукнет сын косою об пол:
- Эй, пошли косить, Кузьма! –
Что-то тут отец прохлопал
от большого-то ума.
Каждый год, обыкновенно,
как кончался сенокос,
сын с отцом возили сено,
с пóжни ехали степенно
в два воза. За возом воз.
Всё вначале было гладко,
но возá вкатились в лес.
На корнях трястись несладко,
и отец на землю слез.
Не доехав поворота,
воз у сына сбавил ход
и крениться начал что-то.
Сыну слезть-то неохота,
«Ладно, - думает, - сойдёт».
Воз подался вправо, вправо,
круто в сторону поплыл.
Круче, круче – бух в канаву!
Крепко сына придавил.
Сын не понял, что случилось:
это что за кутерьма?
Небо, что ли, позатмилось?
Или сена навалилось?
- Эй, Кузьма! Спаси, Кузьма!
- Нет, моя тут хата с краю.
Кто я есть, сперва скажи.
Я отец – так откопаю,
я Кузьма – так полежи.
Тут уж сын, минут не тратя,
хоть здоровый был бугай,
Сажень верная в обхвате,
завопил: - На помощь, батя!
- То-то, батя. Вылезай! –
Сразу легче сыну стало,
а отец почтил словцом:
- Что, сынок, как поприжало,
так назвал Кузьму отцом?
Ленивые купцы
Молдавская сказка
Раз купцы в село явились.
Целый день как мухи вились,
закупали всё подряд.
И, монету сунув в руку,
Петрю наняли Дудуку.
- Отвези нас, - говорят.
А уж лошади у Петри!
Не идут при встречном ветре,
кожа, кости да хвосты.
Да и сам он еле ходит,
худобой тоску наводит,
беднота из бедноты.
Вот купцы в телегу сели.
Уместились еле-еле,
всю заполнили втроём.
Едут, весело болтая.
Впереди гора большая,
и в неё – крутой подъём.
Лошадям помочь бы в пору.
Петря слез, толкает в гору,
ждёт он, что купцы сойдут.
Нет, сидят себе, болтают,
шуткой время коротают.
Труд чужой для них – не труд.
Вдруг навстречу едет кто-то.
Не помещик на охоту,
не чиновник, не судья,
а Леонтий Курэрáру
вороных торопит пару.
- Петря, ты?
- А кто же? Я.
Всё смекнул Леонтий разом
и сверкнул свирепо глазом:
- А, попался, лиходей!
Ты за что, ответь по чести,
здесь вчера, на этом месте,
исхлестал моих коней?
Что уставился, змеюка?
Наперёд тебе наука,
нынче мой пришёл черёд! –
тут Леонтий умолкает,
кнут ремённый в ход пускает,
лошадей как будто бьёт.
Кнут ремённый ходит круто,
но гуляет почему-то
по купцам да по купцам.
Те Леонтия ругают
и с телеги прочь сигают.
Крики, вопли, стыд и срам.
Лошадям полегче стало,
но купцы до перевала
изо всех бранились сил.
Каждый вволю чертыхался,
ну а Петря усмехался
да вожжами шевелил.