ПУТЬ К СВОБОДЕFebruary 22, 2022
· Начало
Мои сотрудники заметили эти замечательные улучшения. Они хорошо знали о том, что сельское население умирает дома, а также о смертности и заболеваемости, связанных с отсутствием лечения. Мы также хорошо знали о пациентах, умирающих в больницах. Я также был хорошо осведомлен о том, что ремдесивир был поставлен в протокол. Я знал, что ремдесивир токсичен. Я знал, что это вызывает почечную недостаточность, вызывает проблемы с сердцем. И я увидел те вещи, на которые намекали выступавшие до меня. Ни у одного из моих пациентов не было проблем с почками. Ни у одного из моих пациентов не было проблем с сердцем. И, конечно же, при клиническом обследовании этих больных было не справиться с пневмонией, с которой я имел дело. Это не было прогрессивно. Накануне пациенты были в полном порядке. Когда они пришли ко мне с одышкой, они не были остро больны, они устали, они задыхались, но издалека они были в полном порядке. И когда я осматривал их клинически, препаратов у них не было. У них не было никаких симптомов, которые можно было бы связать с пневмонией, но у них была одышка. Так что у меня сложилось впечатление, что я имею дело с триггером гиперчувствительности на восьмой день у подгруппы пациентов, у которых аллергия на что-то в этом вирусе, и что гиперчувствительность вызывает гиперчувствительный пневмонит, который будет развиваться с разной скоростью в зависимости от аллергической склонности у пациента. И поэтому я относился к этому так: в подгруппе пациентов, у которых есть аллергия на что-то в этом вирусе, и эта гиперчувствительность вызывала гиперчувствительный пневмонит, который будет развиваться с разной скоростью в зависимости от вашей аллергической склонности к аллергии.
Итак, мои сотрудники предложили мне написать статью и раздать ее другим врачам. Теперь я понимаю, что у меня с самого начала было подозрение, что мы имеем дело с лабораторным вирусом. И, конечно же, нам сказали, что есть плохой коронавирус, который переходит от вида к человеку. Итак, единственное, что может измениться в вирусе, заставив его перейти от вида к другому хозяину, — это его рецептор. И шиповидный белок, являющийся рецептором этого вируса, шиповидный белок с самого начала был на моем радаре как возможный аллерген, потому что он новый.
Мы сталкивались с коронавирусом ранее, и никогда не видели такой патологии, аллергии. Итак, когда вы подвергаетесь воздействию новой среды, может быть что-то, с чем вы никогда не сталкивались в этой новой среде, и на что у вас может быть аллергия. Итак, я подозревал, что спайковый белок, свободный спайковый белок, был триггером на восьмой день, вызывающим эти проблемы.
И я опубликовал эту статью, надеясь обучить врачей и пациентов — и использовать полученные знания для спасения жизней, и тут-то и начались проблемы.
Я поделился статьей со всеми больницами в моем районе, прежде чем она была опубликована. Я позаботился о том, чтобы каждый человек, который может каким-то образом повлиять на эту пандемию, знал о том, что я обнаружил. В больницах использовали противовирусные препараты. Я нашел это абсолютно нелогичным.
Так вот, я придерживался мнения, что вирус ушел на пятый или шестой день. И я начал изучать исследования по всему миру, и в мире нет ни одного исследования, в котором удалось бы культивировать этот вирус после седьмого дня. Да, ПЦР-тест оставался положительным в течение месяца у некоторых пациентов, но это не признак живого вируса. И я тщательно выбирал, во что верить, я посмотрел на данные и посмотрел на результаты посева. И было много результатов, показывающих положительный результат посева в первые семь дней, и это связано с тем, что я видел, что у людей была вирусная инфекция. Но после семи дней было очень мало положительных результатов посева у госпитализированных пациентов, если они вообще были. И я знал, что вирус ушел. И это ясно подтвердило мне, что мы имеем дело с отдельным патогеном восьмого дня.
Итак, я написал эту статью и свободно поделился ею с нашим министром здравоохранения здесь, в Южной Африке, с президентом моей страны, со всеми заинтересованными сторонами, о которых только мог подумать, с каждым врачом, которого я знал. Но я был очень осторожен, потому что я прекрасно знал — из-за споров вокруг гидроксихлорохина, из-за дезинформации, которую мне дали о санитарии, изоляции, ПЦР-тестировании, маскировке, бессимптомном распространении — что в игре был более крупный план. Поэтому я очень осторожно относился к вмешательству в государственные регулирующие структуры. Я не хотел, чтобы то, что я обнаружил, было подавлено.
Итак, я подумал, хорошо, я поделюсь им свободно, Но я поделюсь им с врачами и пациентами. И если бы я мог научить врачей лечить Covid и объяснить пациентам, когда обращаться, то мне не нужно ничье разрешение, чтобы спасать жизни. Так я и сделал. Я разослал его во все журналы, которые только мог придумать, чтобы посмотреть, кто захочет его опубликовать. Ответ каждого журнала — Nature, это был почти каждый журнал в мире. В этом мне помогла моя жена, подав заявку во все журналы. Ответы, которые я получил от журналов, были либо такими, либо такими: нам нужны авторские права на вашу работу; или мы публикуем только от наших подписчиков, а я не являюсь подписчиком всех медицинских журналов. Так что, подумал я, это очень странно, поскольку журналы утверждают, что хранители знаний вы сами выбираете, откуда вы берете эти знания.
И я сразу понял, что имею дело с каким-то сговором – медицинским сговором. В конце концов, я нашел кое-что, что могло бы спасти нас от этой пандемии, и, похоже, никто не хотел меня слушать. Я также поделился ею со своим профессором и директором индийского университета, в котором я учился, и с коллегами из этой группы. И я получил от них немедленный ответ. Мой директор немедленно ответил мне, поблагодарив меня за мою работу, и мои коллеги тоже, и поэтому Индия узнала о моем открытии на очень раннем этапе пандемии, они поняли мою работу с гидроксихлорохином, они поняли триггер гиперчувствительности. Я также пробовал ивермектин. Причина, по которой я использовал ивермектин, заключалась в том, что я имел дело с легочной гиперчувствительностью, а ивермектин используется для очистки легких от эозинофилов, и это было причиной того, что я попробовал его, и это сработало. Я упомянул, что мои коллеги в Индии и ивермектин стали популярны там во время первой волны. Итак, Индия была единственной страной, которая держала меня за руку во время первой волны этой пандемии. Остальные меня полностью игнорировали.
Затем, в августе того же года, журнал Modern Medicine and Academic Journal здесь, в Южной Африке, связался со мной, чтобы опубликовать мою статью. Я настоял на том, чтобы он был опубликован без сокращений и без редактирования, потому что в нем есть некоторые вещи, которые окажут большое влияние на пандемию, учитывая, что мы имеем дело с реакцией гиперчувствительности. Это имело серьезные последствия и повлияло на то, как мы справляемся с пандемией.
Во-первых, в первой волне умирали люди старше 55 лет. Теперь помните, что все смерти в этой пандемии происходят от второй части этой болезни, а не от первой, а вторая часть является аллергической реакцией. Поэтому я придерживался мнения, что люди старше 55 лет действительно подвергались воздействию какого-то коронавируса, который был очень похож на этот раньше, и у них выработались необходимые антитела. Теперь помните, если у вас аллергия на что-то, ваше первое воздействие не вызывает болезни, вам нужно сначала повысить чувствительность, чтобы ваше второе воздействие создало проблему. Так что я придерживался мнения, что люди старше 55 лет были сенсибилизированы, и поэтому у них была сильная аллергическая реакция, или у тех, у кого была аллергия, и поэтому мы видели смертельные случаи старше 55 лет. Однако, люди моложе 55 лет будут сенсибилизированы в первой волне, а начиная со второй волны я ожидал, что люди моложе 55 лет умрут. У них будет аллергическая реакция, потому что они теперь сенсибилизированы, и мы увидим, как умирают молодые люди. И это было одним из самых серьезных предсказаний статьи, которую я написал.
Во-вторых, понять риск. Кто на самом деле находится в опасности в этой пандемии, потому что мы отключили всю планету без разбора, всем пришлось оставаться дома. Но если бы мы знали, кто подвергается риску, мы могли бы более эффективно стратифицировать риски. И чтобы стратифицировать риск, нам нужно найти конкретный подтип ИГЭ для аллергена и посмотреть, у кого есть аллергия. И это люди с самым высоким риском развития второй фазы и, конечно же, с самым высоким риском смертности и заболеваемости. Итак, моя статья охватила все эти разные стороны этой пандемии.
Единственное, что сделало мою статью очень спорной, это то, что я выразил мнение о том, что если бы раннее лечение, как я лично видел, если бы раннее лечение могло обуздать всю смертность и заболеваемость Covid-инфекцией, это сделало бы вакцину против мутагенного РНК-вирус, поспешивший на рынок, совершенно не нужной. И я думаю, что это были все споры, которые вызвала тогда моя статья.
Когда мы попали во вторую волну, мне нужны были доказательства моего восьмого дня, и мне нужны были доказательства того, что происходит. Ни одна из местных лабораторий не захотела тестировать пациентов с Covid. Вы бы получили третичное обслуживание только в том случае, если бы вас госпитализировали. Поэтому мне приходилось полагаться на клиническое улучшение состояния моих пациентов, чтобы корректировать их лечение, чтобы они выздоровели. И мне удалось это сделать.
Итак, я связался с местной лабораторией, чтобы сказать: «Послушайте, мне нужна помощь в этой работе — после того, как она была опубликована в Modern Medicine and Academic Journal — и местная лаборатория предложила мне свои услуги, желая предоставить мне исследовательский грант для дальнейшего изучения» в этом. Но, будучи коммерческой лабораторией, у них не было возможности разработать тестирование для определенного подтипа IGE, чтобы увидеть, кто подвергается наибольшему риску. Я имею в виду, что мы можем определить, есть ли у вас аллергия на молоко, с помощью того же самого теста. Мы можем определить, есть ли у вас аллергия на пищу, с помощью того же теста. Это не ракетостроение. Все, что нам нужно сделать, это понять, что такое аллерген, а затем посмотреть, у кого аллергия на этот конкретный аллерген. Итак, я начал проверять уровни ИГЭ и начал делать анализы крови, когда пришла вторая волна.
Но в первой волне еще одна вещь, которую я должен упомянуть, это все пациенты, которых я лечил, около 800 из них. У меня никогда не было ни одного длинного случая Covid. Таким образом, я придерживался мнения, что легкие случаи проходят спонтанно, говоря о людях с аллергией и проявляющихся на восьмой день. Случаи средней тяжести не лечили, и это были длительные случаи Covid, которые сопровождались невылеченной умеренной длительной аллергией. И, конечно же, эти очень тяжелые случаи нуждались в быстром агрессивном лечении, а если нет, то это были те, которые заканчивались на искусственной вентиляции легких.
И, конечно же, диагноз легочной гиперчувствительности, а не Covid-пневмонии, может выставить вентиляцию в очень плохом свете. ИВЛ — абсолютно неверный способ лечения повышенной чувствительности при пневмоните. Поэтому я придерживался мнения, что мир неправильно диагностировал пандемию, назвав ее пневмонией Covid, а не гиперчувствительным пневмонитом. И вся смертность и заболеваемость заключалась во второй части, вызванной аллергеном, а не самим вирусом.
Во второй волне у нас был южноафриканский вариант. Я повторю, позже, в первой волне, у нас были в основном черные пациенты. У меня не было ни одного индийского пациента, ни одного цветного пациента [смешанной расы] и ни одного белого пациента в первую неделю. Это были все черные пациенты.
Теперь я предположил, что это было из-за их неспособности изолироваться. Они живут в сообществах в непосредственной близости, и я думал, что это было причиной того, что я видел, как он распространяется в этом сообществе. Однако во второй волне у нас было то, что мы бы назвали пресловутым южноафриканским вариантом. И, глядя на генетику этого варианта, единственное, что действительно изменилось, — это шиповидный белок. Мутация вызвала изменение шиповидного белка. Итак, когда у нас появились новые случаи, мне нужно было снова посмотреть на симптомы и проявления, чтобы понять, что происходит.
И, конечно, было очень странно, что мутировал только спайковый белок, больше ничего в вирусе не менялось. И это не то, как происходят естественные мутации. Таким образом, это укрепило мое понимание того, что я имею дело с лабораторным вирусом. И когда вы смотрите на генетические манипуляции, помимо создания вируса, вы также можете создавать мутации, которые происходят каждые столько-то циклов, так что вы можете создавать мутагенность вируса.
Итак, во второй волне у нас был южноафриканский вариант с новым шиповидным белком. Симптоматически у нас был более заразный вирус. Он очень быстро распространился в семьях и общинах. И, конечно же, это связано с изменением спайкового белка, имеющего большее сродство к своему хозяину. Симптоматика, конечно, поменялась – стало гораздо больше желудочно-кишечных симптомов, респираторных симптомов не было. Пациенты обращались с очень легкой болью в горле, которая проходила через день. Но у них были жидкий стул, изжога, рефлюкс, много желудочно-кишечных симптомов. И это говорило мне о том, что изменение спайкового белка дало ему сродство с рецепторами АПФ в кишечнике. Опять же, изменение спайкового белка, изменение сродства к рецептору.
А потом восьмой день остался прежним. Пациенты, была подгруппа пациентов, состояние которых ухудшилось на восьмой день, но это ухудшение изменилось. Теперь у тех пациентов, состояние которых ухудшилось на восьмой день, появились желудочно-кишечные симптомы, повторное появление желудочно-кишечных симптомов. Итак, я знал, что на восьмой день снова аллергическая реакция. Но это не аллергическая реакция, вызванная в ваших легких, как первая волна, эта аллергическая реакция была вызвана в вашем кишечнике. Но с прогрессом это привело бы к гипервоспалению, коагуляции и, в конечном итоге, к одышке.
Итак, я снова увидел одышку, но не больше чем на восьмой день. Было ухудшение симптомов, желудочно-кишечных симптомов на восьмой день, но одышка появилась через два-три дня, что является прогрессированием аллергии. Я лечил этих пациентов почти таким же образом, поймав их на восьмой день, и все они выздоровели.
Но то, что эта вторая волна привлекла мое внимание или подтвердило, так это мое подозрение, что виноват шиповидный белок. Потому что на восьмой день второй волны я наблюдал гораздо более серьезные аллергические реакции, которые требовали гораздо более агрессивного вмешательства, чтобы их обуздать.
Теперь скорость восстановления снова стала мерилом того, что мне нужно было сделать. Доза стероидов, которая работала в первой волне, требовала гораздо больше времени, чтобы обуздать это во второй волне, и ее необходимо было увеличить. Чем дольше этот кран оставался открытым, тем больше становилась проблема. Итак, во второй волне я использовал гораздо более высокую дозу стероидов, но остальная часть моего лечения осталась почти такой же. И, конечно же, это связано с шиповидным белком.
Это было в конце 2020 года, во время второй волны, и это было в тот момент, когда вакцины собирались распространить по всему миру. Теперь, в этот момент я пояснил, что основным возбудителем болезни Covid был вовсе не коронавирус. Коронавирус был переносчиком — он вызывал временное респираторное заболевание, и наш иммунитет был достаточно силен, чтобы справиться с ним. Но как только наш иммунитет справился с вирусом, отходы, оставшиеся после этого восьмого дня, вызвали аллергическую реакцию у тех, кто был чувствителен к шиповидному белку, и поэтому у людей, у которых была аллергия на шиповидный белок, была такая реакция. Таким образом, шиповидный белок стал основным возбудителем болезни Ковид, а шиповидный белок стал причиной всей смертности и всей заболеваемости. У меня не было ни одной смерти пациента в первые семь дней этой болезни.
Итак, шиповидный белок теперь явно был патогеном, с которым я имел дело. И, конечно же, будучи возбудителем, он вызывал аллергию. Все вакцины, которые разрабатывались в то время, вакцины с матричной РНК, были разработаны для того, чтобы заставить ваше тело вырабатывать шиповидный белок. Теперь шиповидный белок стал основным возбудителем болезни Covid, и играть в эту игру было опасно. У нас есть много других частей этого вируса, которые мы могли бы выбрать более стабильными, которые можно было бы использовать для создания вакцины. По какой-то причине был выбран спайковый белок.
Итак, я надеялся, что моя работа привлечет внимание к опасности использования шиповидного белка для создания вакцины, и поэтому я обратил на это внимание людей. Но снова меня проигнорировали. И я знал, что в игре были какие-то скрытые мотивы. И, зная, что вакцины не остановятся, мои исследования, понимание и настойчивость сводились к тому, чтобы смотреть на шиповидный белок, не отвлекаясь на вирус и пытаясь понять, что шиповидный белок будет делать в организме человека.
Теперь помните, когда у вас коронавирусная инфекция и вы подвергаетесь воздействию свободного шиповидного белка на восьмой день, это стандартная доза шиповидного белка, и она навредит вам только в том случае, если у вас аллергия на него, но если ее нет, ваше тело очистит его. Но если вам введут вакцину, которая заставит ваше тело вырабатывать шиповидный белок, вы будете подвергаться воздействию шиповидного белка в течение длительного периода времени. Итак, спайковый протеин теперь не только обладает аллергенным потенциалом, он теперь будет оказывать биологическое воздействие на ваш организм.
Чтобы представить это в перспективе: такое лекарство, как пенициллин, его биологическое воздействие на ваш организм в том, что это антибиотик. Но для того, чтобы он имел тот биологический эффект, вам нужно пройти полный курс. Теперь, если бы мне пришлось дать каждому человеку на этой планете разовую дозу пенициллина, он не имел бы такого биологического эффекта, как антитело-антибиотик. Но если бы я дал каждому человеку на этой планете одну дозу пенициллина, а затем лишил бы их медицинской помощи на 14 дней, каждый человек, у которого была бы сильная аллергия на пенициллин, умер бы от аллергической реакции. Так и произошло с Covid-инфекцией. Людям отказывали в лечении по поводу простой аллергической реакции.
Но с вакциной и воздействием шиповидного белка в течение длительного периода, как при длительном воздействии пенициллина, он начинает действовать как антибиотик. Итак, мне нужно было понять, что длительное воздействие шиповидного белка сделает с человеческим телом. И это было в центре моего исследования и понимания с тех пор, как в дело вмешался шиповидный белок.
В третьей волне у нас почти то же самое повторилось. Мы обнаружили, что пациенты предъявляли его с симптомами. Опять гастроэнтерит прошел. К нам снова пришли пациенты с больным горлом. Симптомы изменились, и, конечно же, изменился спайковый белок. На восьмой день у пациентов не было одышки, у них не было гастроэнтерита, но они жаловались на внезапную сильную усталость. Итак, я начал консультировать пациентов по поводу этого симптома на восьмой день. И если пришло, сказать своевременно.
Мы видели, что аллергическая реакция в третьей волне, по-видимому, затрагивала сосуды больше, чем что-либо еще. И у пациентов образовывались сгустки, эмболы, и это, похоже, было спусковым крючком. Итак, на восьмой день у нас вроде бы опять аллергическая реакция, но аллергическая реакция была сосредоточена на системе кровообращения. И снова было назначено то же лечение с теми же результатами. Каждому пациенту, поступившему на восьмой день с непреодолимым чувством усталости, был начат протокол лечения тяжелой аллергической реакции. И все они своевременно улучшались.
И все это подтвердилось теперь, когда я получил доступ к лабораторным данным, измерив значения интерлейкина-6, СРБ и d-димеры. И я мог ясно показать экспоненциальный рост этих значений с восьмого дня для тех пациентов, у которых были симптомы. И я мог четко показать, как они вернулись к норме, как только я их вылечил. И поворот был своевременным, снова. Все мои пациенты почти полностью выздоравливали, независимо от того, насколько тяжелыми они были для меня после восьмого дня, в течение недели. У меня были пациенты с сатурацией 40% по кислороду, доставленные ко мне машиной скорой помощи под капельницей. А через неделю они у меня были на домашнем лечении, при 98% насыщении на комнатном воздухе. А своевременная реверсия гипоксии свела на нет потребность в каком-либо дополнительном кислороде. Итак, в третьей волне.
И, конечно же, я заметил еще кое-что необычное. Во второй волне ко мне приходили в основном пациенты индийского происхождения. Черных пациентов во второй волне больше не было. Это были все пациенты индийского происхождения. А затем, в третьей волне, было очень мало пациентов чернокожего или индийского происхождения. И в этой волне пострадало в основном белое население и мусульманское население. И я подумал, что это очень странно, потому что я предположил, что это было чернокожее население в первой волне из-за их социального положения.
Потом я посмотрел на окружающий меня мир и обнаружил, что в Америке произошло то же самое. Первая волна затронула афроамериканское население больше, чем какое-либо другое. Вторая волна опустошила Индию, и здесь, в Южной Африке, у меня было больше индийских пациентов. А затем, в третьей волне, это затронуло кавказское население во всем мире и мусульманское население во всем мире.
Так что это привлекло мое внимание к чему-то гораздо более зловещему. Я знал, что имею дело с искусственным вирусом. Я предположил, что это была утечка из лаборатории. Но у меня также было в глубине души понимание, что это могло быть заранее спланировано. И если у вас есть вирус с разными вариантами, которые, по-видимому, поражают разные системы, со склонностью к разным системам — дыхательной в первом варианте, желудочно-кишечной во втором и кровеносной в третьем — и имели склонность к определенной этнической принадлежности, это очень плохой знак. Потому что если это было заранее спланировано, то это преамбула к этнической чистке. Это понимание того, как воздействовать на разные системы и как воздействовать на разные группы населения с помощью мутаций, которые вы встраиваете в вирус. Итак, в тот момент я знал, что, вероятно, имею дело с биологическим оружием.
Итак, все мои исследования были в этом направлении. Я подтолкнул исследователей перестать смотреть на вирус и начать изучать шиповидный белок. И нам нужно было понять, что делает шиповидный белок, потому что я знал, что Pfizer и ему подобные собирались подвергнуть всю планету воздействию этого биологического агента, называемого шиповидным белком.
Итак, мы начали рассматривать длинный Covid. Мы начали изучать травмы от прививок. Теперь, с длительным Covid, когда я начал наблюдать за пациентами с длительным Covid, я начал проверять уровни IGE, чтобы попытаться доказать, что я имею дело с гиперчувствительностью, и у каждого из них был повышенный уровень. И это подтвердило для меня, что мы имеем дело с гиперчувствительностью.
Впоследствии Кеннет Дир и Маркус Санчес опубликовали статью о летальности болезни Covid, предположив, что летальность была вызвана гиперчувствительным пневмонитом, а не Covid с пневмонией. И я доказал это клинически.
Недавно из Китая была опубликована статья, в которой рассматривалось использование стероидов, но также рассматривался конкретный подтип ИГЭ для шиповидного белка. Значит, что я и хотел сделать, так это поискать тех, у кого аллергия на спайковый протеин. И они обнаружили прямую корреляцию между тяжестью заболевания и ИГЭ, специфичным для уровня пикового белка, что убедительно доказало, что на восьмой день мы имели дело с триггером гиперчувствительности. Была аллергическая реакция, которую не контролировали, и она была причиной всех смертей, которые мы видим, и всех повреждений, которые мы видим.
Теперь, после длительного Covid и понимания побочных эффектов вакцины, исследователи изучили структуру шиповидного белка и его долгосрочное влияние на организм человека. Мы знаем, что это вызывает повреждение эндотелия и повреждает ваши кровеносные сосуды. И если он повредит эти кровеносные сосуды, это вызовет свертывание крови в различных частях тела. И те люди, которые предрасположены к повреждению сосудов — например, ваши диабетики, ваши гипертоники — больше всего рискуют, что это повреждение станет клинически значимым.
Второе, что мы заметили, это то, что он вызывает иммуноопосредованное повреждение миокарда в сердце. Итак, мы видели миокардит у маленьких детей. Мы видели сгустки. Мы заметили эти вещи с вакциной.
Еще одна вещь, которая была обнаружена, заключалась в том, что вакцина, шиповидный белок, имеет сходство с другими известными нам патогенными белками. Одним из них являются белки, вырабатываемые во время ВИЧ-инфекции, которые фактически вызывают иммуносупрессию. Итак, если шиповидный белок вызывает иммуносупрессию, то мы ожидаем повторного появления латентных инфекций, таких как вирус Эпштейна-Барра, таких как опоясывающий герпес. Мы ожидаем увидеть повторное появление рака, который находился в стадии ремиссии. И мы ожидаем увидеть ослабление иммунитета с течением времени, и люди, подвергшиеся воздействию шиповидного белка, станут более склонными к заболеваниям. И мы видели это с вакцинами, и мы видели это с Covid. Мы видели, что вакцинированные люди на самом деле более склонны к развитию тяжелых заболеваний.
Теперь заявление производителей вакцин о том, что вакцины предотвращают тяжелые заболевания, и все же я нахожу удивительным, что они могут сделать такое заявление. Они отказались принять мою работу о патогенезе болезни Covid. Я думаю просто потому, что я доказал, что шиповидный белок является основным патогеном. И если вы признаете, что шиповидный белок является основным патогеном, это выставляет вакцины в очень опасном свете.
Теперь, если вы не принимаете то, что вызывает тяжелые заболевания и смерть, как вы можете утверждать, что ваш продукт может их предотвратить?
Таким образом, у них нет абсолютно никаких патологических или патофизиологических доказательств действия вакцины. Мы знаем, что это не вакцина, потому что она не предотвращает заражение и передачу инфекции. Так вот, это подвергает вас воздействию протеина. Так что ясно, что если у вас аллергия на шиповидный белок, вакцина работает как средство десенсибилизации.
Итак, мы проводим десенсибилизацию для пациентов с аллергией на определенные аллергены. Мы подвергаем их воздействию умеренных доз этих аллергенов, и тогда они становятся более терпимыми.
Таким образом, вакцина дает людям, которые склонны к тяжелым заболеваниям и смерти из-за воздействия белка с шипами, который является аллергеном, небольшую толерантность в течение ограниченного периода времени. И как только эта вакцина перестанет вырабатывать шиповидный белок, вы снова станете нетерпимы к Covid, и она больше не сможет предотвращать тяжелые заболевания и смерть. И мы видели это глобально.
С другой стороны, шиповидный белок также является мембранным белком. И мы видели в японских исследованиях, что он циркулирует по всему телу. Теперь каждая ткань, подвергшаяся воздействию шиповидного белка и начавшая вырабатывать шиповидный белок, будет экспрессировать его на своей поверхности. Он будет признан чужеродным, и это вызовет множество аутоиммунных состояний, которые мы также видели.
Мы также видели, что спайковый белок проникает через ядро вядроклетки. Онингибирует [скобочный] белок, которыйиспользуетсядлявосстановлениядвойныхстандартныхразрывовДНК. Такимобразом, этоповлияетнаспособностьвашейДНКвосстанавливатьсебя. Иэтовызовет взрыв рака. Потому что клетки, которые действительно остаются жизнеспособными после повреждения ДНК, скорее всего, станут раковыми.
И все это подтверждается затянувшимся Covid и неблагоприятными побочными эффектами вакцины, которые мы видели. Увеличение смертности от всех причин, которое мы наблюдаем во всем мире после введения вакцины. И если вы посмотрите на тенденцию смертности от всех причин, то увидите, что вакцина сделает именно то, что мы предсказывали. Мы видим невропатии, мы видим тромбы, мы видим миокардит, мы видим появление латентных инфекций, мы видим повторное появление рака, мы видели болезнь Альцгеймера, слабоумие, невропатии. Мы видим все эти вещи.
Теперь, когда мы подошли к омикрону, омикрон начался здесь, в Южной Африке, и сразу же все закрыли свои границы. Я думал, что это совершенно ненужно. Это была почти вакцина, которую мы могли использовать как мягкую аттенуированную вакцину. Но я также подозревал, что омикрон со всеми изменениями, которые мы в нем видели, может быть новым сконструированным вакцинным вирусом. Потому что внезапно у нас появилось 30 новых мутаций в спайковом белке. И, как намекали предыдущие гости, это неестественно.
Итак, я подумал, что это может быть рождественский подарок, который мы все хотели, но в его хвосте может быть жало. Итак, я очень внимательно наблюдал за омикроном. Единственной системой, на которую не повлияла инфекция Covid, была неврологическая система. Но мы видели невропатию в побочных эффектах вакцины. Итак, я знал, что шиповидный протеин может повредить нервы. Итак, я посмотрел на омикрон в этом свете, и с омикроном стало ясно, что он нейротоксичен.
Многие пациенты, которых я наблюдал, жаловались на невропатию, жжение в руках и ногах, ощущение напряжения во всем теле, мигренеподобные головные боли, боль, отдающую в шею. Похоже, это повлияло на C6/7, невропатию плечевого сплетения. Похоже, это повлияло на Т10 и 11 в позвоночнике, что влияет на диафрагму. И у людей были напряженные симптомы.
Да?
Декстер ЛЖ. Райневельдт: Большое вам спасибо за то, что вы предоставили всю эту информацию и были столь подробными. Я на самом деле также смотрю, что у нас все еще есть несколько вопросов.
Четти: Да, я действительно закончил. Это был последний омикрон, где все закончилось и где мы находимся.
Декстер ЛЖ. Райневельд: Хорошо, круто. Но если вы на самом деле собираетесь также завершить терапевтические испытания, то, по сути, это то, о чем вы говорили. Модальное лечение и гиперчувствительность. Вы рассмотрели все, что касается этих трех указателей?
Четти: Да.
Декстер ЛЖ. Райневельд: Хорошо. Итак, я хочу спросить вас, что я уже видел, даже присяжные и граждане мира, что когда дело доходит до SARS-CoV-2, это не смертный приговор. Без тени сомнения, это лечится. И вы также очень блестяще изложили свой план лечения. Итак, мой вопрос к вам - что сейчас происходит во всем мире в каждой стране - согласитесь ли вы со мной, что правительство фактически практикует медицину на населении и как следствие этого фактически стоит на пути таких врачей, как вы, чтобы назначить подходящее спасительное лечение? Согласны ли вы с этим утверждением, сэр?
Четти: Я полностью с этим согласен. Врачам не предоставлено право принимать решения, которым они обучены, и они принимаются совершенно неподготовленными людьми.
Декстер ЛЖ. Райневельд: Итак, да – все согласны с тем, что правительству нужно отойти в сторону и довериться врачам. Можете ли вы и в то же время сказать нам, каков ваш процент успеха?
Четти: Я прошел через более 10 000 пациентов, которых видел сам, физически. У меня не было ни одной смерти. Я не госпитализировал ни одного пациента и не поставил ни одного пациента на кислород. В моей практике было четыре смерти, но четыре смерти произошли из-за чрезмерной осторожности со стороны членов семьи, которые хотели, чтобы эти пациенты были госпитализированы. Когда этих пациентов положили в больницу, врачи там отказались сотрудничать со мной. Мое лечение было остановлено. Они были внесены в больничные протоколы, и это были единственные четыре случая смерти в моей практике.
Декстер ЛЖ. Райневельд: Итак, вы скажете, когда дело доходит до вашего плана лечения, что у вас есть 100% вероятность успеха?
Четти: Я бы сказал это без тени сомнения. И у меня есть врачи по всему миру, которые проходят обучение по одному и тому же протоколу, и у меня был точно такой же успех.
Декстер ЛЖ. Райневельд: Большое спасибо, доктор.
Райнер Фуллмих: Да. Большое спасибо, Шанкара, это, так сказать, хорошие новости в конце дня.
Четти: Я надеюсь, что это проливает свет на то, что происходит вокруг нас, и на наш план, который больше бросается в глаза.
Райнер Фуллмих: Я согласен