Мальчик, сказавший это, завопил от ужаса.
– Что с тобой не так!? Зачем ты принёс сюда труп одноклассника!? Полиция будет в бешенстве! О Боже! О Боже!
Цукумоджуку и глазом не моргнул.
– Хмф. Я попросил разрешение на то, чтобы оставить его себе как сувенир, и полиция отдала мне его в качестве награды за раскрытие дела. Ругать меня за это никто не будет.
Лист, в виде которого Антонио Торрес лежал на парте, имел слегка вытянутый вверх и повёрнутый в сторону подбородок, его глаза частично открылись. У него не было глазных яблок, из-за чего он выглядел смотрящим вдаль и погружённым в размышления. Его руки были сложены перед ним, будто он пытался прикрыть свою голую грудь или оттолкнуть от себя нечто, причинявшее боль. Его бёдра были повёрнуты в одну сторону, будто пытаясь прикрыть его маленький пенис, а его колени, лодыжки и стопы были свёрнуты так, будто он танцевал. Он ежедневно мучал меня в течение многих лет, но это… было прекрасно.
– Ты… – начал говорить я, – Ты уверен, что это не картина?
– Это именно то решение, к которому я пришёл, Хорхе. Или мне следует звать тебя Джордж… Джордж Джостар?
– Что ты несёшь!? Это его тело! Это чертовски мерзко~о! – завопил Хулио.
Цукумоджуку кивнул:
– Тоже верно… но это далеко не вся правда.
По комнате прошёлся переполох, но к тому моменту все мы уже были под действием чар Цукумоджуку.
– Это – произведение искусства, созданное матерью Антонио, Марией Торрес. Она создала его, снимая кожу со своего сына. Кости, кровь и плоть не были уничтожены;
точнее, снята была только кожа, затем она была аккуратно собрана клеем, и волосы, состриженные в течение последних нескольких месяцев, были аккуратно прикреплены к голове, чтобы окончательно завершить тело как произведение искусства. «Антонио этого года» – так она назвала его.
Для всех нас это было чересчур. Я даже чуть не забыл, как дышать.
Его голос дрожал, но всё же Хулио спросил:
– Но… если кожа была снята, не должен ли был Антонио умереть?
– По идее, да, если бы всё это было сделано сразу, – совсем без возмущения ответил Цукумоджуку, – Поэтому она сдирала кожу понемногу, обрабатывала кусочки маслом и крепко сшивала их нитками. Но полученный результат был скорее лоскутным, линии пошива, как правило, собирались в кучу, и можно было легко заметить, какие кусочки кожи были собраны недавно; ранние версии совсем не были похожими на то, что вы могли бы назвать красивым. Мария усовершенствовала свою технику, и тело её сына адаптировалось к выживанию.
– Эмм… – Хулио сглотнул, – Ты хочешь сказать… что это не единственный экземпляр?
– Да, – кивнул Цукумоджуку, – Она делала их раз в год начиная с детских лет Антонио, так что в этом году их уже двенадцать. Первые работы получались не слишком хорошо, но, начиная с прошлого года, они стали вполне отличными. В частности, в этом году это – настоящий шедевр.
– ………!
Вместе с недоумевающим Хулио кто-то пробормотал:
– Так ужасно… его собственная мать… как она могла? Это противоестественно!
– Её любовь к сыну тяжело назвать «естественной», – сказал Цукумоджуку, – С момента изобретения фотоаппарата камеры Kodak[6] стали достаточно доступными. Может, на Ла Пальме и нет магазина камер, но в Санта-Крус-де-Тенерифе[7] такой точно есть. Однако Марии нужна была кожа. Полагаю, она любила её текстуру. Ни одна фотография не может запечатлеть такое. Прежде чем её забрала полиция, Мария потерлась о своё произведение щекой, отчаянно пытаясь насладится последними моментами рядом со своим шедевром.
Я слышал, как рвало некоторых моих одноклассников, и содержимое их желудка разбрызгивалось на полу. Тем не менее, те, кто стояли рядом с ними, никак не отреагировали на это.
Я пристально рассматривал «Антонио этого года», но никак не мог увидеть на нём каких-либо швов или накладок. Неужели они все были внутри него? Но я не рисковал его трогать.
– Красиво, не правда ли? – сказал Цукумоджуку, стоя рядом со мной, – В этой работе есть всего один шов, который проходит по спине от шеи к тылу.
А-аа?
– Но… разве это не стёганое полотно[8]?
– Хе-х, стёганое полотно? Можно и так сказать. Но это применимо только к ранним работам. Как я уже сказал, она усовершенствовала свою технику, и тело её сына адаптировалось к ней.
– ………?
– Каждое лето мать сдирала с него кожу. Даже если она была достаточно осторожна, чтобы не снять слишком много и убить его, снятие кожи с отдельных участков тела в любом случае причиняло ему много боли. Ему нужна была защита от неё. Все клетки человеческого организма полностью сменяются каждые семь лет; но вот кожа сменяется раз в месяц – в случае Антонио Торреса, за три дня до шестнадцатого июня – дня добычи Марией кожи – производство клеток кожи в его организме ускорялось. Марии оставалось лишь сделать разрез вдоль его спины, и Антонио мог вылезти из своей старой кожи. Новая его кожа была тонкой и полностью покрывала его тело; старую же кожу он мог сбрасывать, подобно змее. Затем Мария со всех сторон наносила на сброшенную кожу тонкий слой масла, чтобы предотвратить её высыхание, и закрывала разрез сзади медицинским клеем. Именно так был создан «Антонио этого года», – сказал Цукумоджуку, словно официант, объясняющий посетителю рецепт блюда.
– Значит, Антонио всё ещё жив? – спросил я. Если это был не труп, а лишь снятая с него кожа, то сам Антонио до сих пор должен был где-то находится, и мне нужно было сформировать новую стратегию для обхода его стороной.
Цукумоджуку неловко улыбнулся.
– Я полагал, что он был… – он повернулся лицом к двери класса и сказал, – Ты можешь войти.
Можешь? Какой надменный подбор слов. Я обернулся посмотреть на дверь в тот момент, как она открылась. Там безжизненно стоял Антонио Торрес. Его товарищ Хулио сделал шаг вперёд, чтобы поприветствовать его, но…
– Стой! Не подходи!
Цукумоджуку крикнул это так громко, что Хулио подпрыгнул и застыл на одном месте. Конечно, я находился на грани столкновения с не таким уж и мёртвым Антонио, но в то же время… что-то с ним было не так. Обычно Антонио разговаривал со мной, со своими друзьями, взрослыми, вообще со всеми вокруг; он постоянно находился в движении, никогда не успокаиваясь, его глаза бросали острые взгляды во все направления. Сейчас он неподвижно и безучастно стоял в дверях. До этого момента я никогда не видел его таким. Обычно он сразу врывался внутрь, и он уж точно не стал бы ждать снаружи, даже если бы это сказал ему делать Цукумоджуку. Но вот он, молча стоит, не совершая никаких движений.
Как я и ожидал, Цукумоджуку сказал:
– По дороге в школу ты не сказал мне ни слова, Антонио. Я думал, ты отходил от состояния шока – в конце концов, твоя мать была арестована. Но я был не прав, ведь так? Мне показалось, от тебя чем-то немного пахло, но из вежливости я не стал тебе об этом говорить… это было ошибкой. На самом ли деле существует две версии «Антонио этого года»?
Там стоял некто живой, но точно не Антонио. Я знал это.
– Не будет ли человек внутри так любезен выйти? – сказал Цукумоджуку.
– Остальная часть класса наконец поняла, что перед ними стоял некто, обтянутый кожей Антонио. Хулио со своими друзьями сделал шаг назад.
– У меня очень хорошее обоняние. Не смотря на неприятный запах кожи, я чувствую запах шампуня, которым Вы использовались, – сказал Цукумоджуку, – Я не могу назвать марку… но Хорхе… Джордж Джостар использует точно такой же.
………? Аа-а?
– Что……? – я запнулся.
«Антонио Торрес» вздохнул.
– Есть вещи, который тебе, детектив, лучше не знать, – произнёс женский голос.
Голос, который я знал.
– Я не хотела напугать детей, – сказала она. Разрез на спине Антонио открылся, и Элизабет Стрейтс выбралась изнутри.
Аа~а! Весь класс закричал. Я же кричать не мог. Вылезая из кожи Антонио, Лиза Лиза выглядела такой красивой. Ещё красивее, чем мне казалось прошлой ночью. «Вау, Лиза Лиза и впрямь изумительна», – подумал я. Это странное осознание оставляло во мне странное спокойствие.
Цукумоджуку ничего не сказал, но его глаза засияли острым интересом, с которым он внимательно за ней наблюдал. Она отбросила «Антонио Торреса» в сторону, будучи одета лишь в корсет и свое нижнее белье; практически голая, но совершенно не смущенная. Казалось, ей так было вполне комфортно – она была прямо как женщина в театре или печатной рекламе, только меньше и не так соблазнительна.
– Ч-что здесь вообще происходит? Тихо всем, я со всем разберусь, – сказал мистер Эрнандес и вышел в ярко освещенный коридор.
Лиза Лиза его проигнорировала. Она вытащила свое платье из портфеля Антонио и надела его.
– Меня зовут Элизабет Стрейтс, – сказала она, – Я ученица этой школы, на год вас старше. То, что я собираюсь сказать вам – очень важно. Человек, убивший Антонио Торреса, прячется где-то поблизости. Полиция разыскивает его, но мы нуждаемся в вашей помощи. Мы не будем просить вас сделать что-то сложное или опасное. Как раз наоборот – ради вашей же собственной безопасности полностью следуйте этим простым инструкциям. Во-первых, вы будете созваны во двор, где вам объяснят то же самое, о чём я говорю сейчас. Оттуда идите прямиком домой. Не останавливайтесь поиграть и убедитесь, что вы выбрали путь, идя по которому всегда будете оставаться под лучами солнца. Вы должны нигде не останавливаться. Не заходите в магазины, дома своих друзей, не ходите в тени деревьев и любой ценой избегайте дороги по побережью. Я говорю это, потому что нам известно, что в дневное время убийца прячется в тени. Для сохранения безопасности очень важно, чтобы вы оставались на свету и шли прямиком домой. Что бы вы ни видели и кто бы вас ни позвал, не обращайте внимания. Просто идите домой.
Лиза Лиза держала перед собой кулак с поднятым вверх указательным пальцем. Мы слушали молча, но смысл её слов был нам не понятен. Жара наконец начала спадать, и все мы хотели поиграть на улице. Я должен был избегать основных мест для игр, таких как парк или пляж, из-за страха перед хулиганами, но даже так я хотел сходить в библиотеку или кондитерскую.
Но Лиза Лиза подняла вверх ещё один палец, не обращая внимания на наше недовольство.
– Во-вторых, как только вы дойдёте до дома, не выходя из зоны солнечного света… закройте все двери и окна. И больше не выходите. Если кто-то постучит – не открывайте двери. И даже не отвечайте. Сидите тихо и неподвижно, пока он не сдастся и уйдёт прочь. Не важно, как хорошо вы его знаете, не важно, насколько грубыми вы себя чувствуете… сегодня, в одиночку, вы должны сделать это. Полиция дала всем такие же инструкции, так что любой стучащий должен знать об этом. В этот день никому, кроме вашей семьи, не разрешено находится в вашем доме. Сегодня вы должны тихо играть в своих домах.
Но ведь если закрыть все двери и окна, то тогда внутри станет невыносимо жарко…? Да и оставаться дома звучало очень скучно.
Дети в классе заворчали, но Лиза Лиза их проигнорировала.
– В-третьих! Как только солнце сядет, никого не пускайте внутрь. Даже членов своей семьи. Если все не смогли вернуться домой до заката, то соберитесь со всеми пришедшими в центре дома и спрячьтесь. Если пропавшие люди или кто-либо ещё вернётся, не говорите с ними. Не отвечайте, даже если они звонят. Оставайтесь в укрытии до самого утра. Когда солнце полностью взойдёт, идите в полицейский участок или ищите патрулирующих полицейских.
Теперь Лиза Лиза поднимала три пальца, а из-за всё большей необоснованности её указаний всеобщее ворчание становилось всё громче.
– Успокойтесь и послушайте, – рявкнула Лиза Лиза. Все моментально замолкли, – В-четвёртых, – сказала она, в последний раз поднимая палец, – в какой-то момент этим вечером вы можете услышать шум неподалёку от своего дома. Громкие голоса, звуки борьбы, даже крики. Не ходите разбираться, в чём дело. Если вы слышите странные звуки или голоса, делайте всё точно так же, как я сказала ранее; спрячьтесь в центре дома со своей семьёй и ждите утра. Ни с кем не говорите. Не издавайте ни звука. Ждите рассвета.
…….! Что такого должно было произойти этой ночью?
Когда смысл инструкций Лизы Лизы стал всем понятен, в классе воцарилась паника. Некоторые девочки начали плакать.
– На этом всё? – спросил Цукумоджуку, всё это время внимательно её слушавший.
– Да.
– Итак, некто убил Антонио Торреса. Некто… слабый перед солнечным светом, но как только солнце сядет, он с большей вероятностью нападёт на кого-то случайного, – сказал он, подытоживая факты.
Теперь мне стало страшно. Этот вечер будет по-настоящему жутким. Лиза Лиза была очень крутой… но в то же время очень неопределённой, и это подкосило мою уверенность.
– А что с тобой? – спросил Цукумоджуку, – «Антонио нынешнего года» здесь, значит кожа, которую ты носила, должна быть настоящим трупом Антонио Торреса.
Бееее. Мне не хотелось в это верить. Я смотрел на кожу, лежавшую на полу. Почему она совершила нечто настолько ужасное?
– Ты подстроила всё так, будто Антонио Торрес до сих пор жив. Но не мне в выгоду, – продолжил Цукумоджуку, – Ты пыталась поймать на этом внимание убийцы и запутать его.
– Да, но это не всё…
– Также ты пыталась выманить его из укрытия.
– Именно так.
– Значит, твоя задумка сработала. Твой, ненавидящий солнце, убийца уже здесь.
Лиза Лиза повернулась, следя за его взглядом.
Минуту назад коридор был залит солнечным светом, но сейчас там было темно и мрачно. Шторы были опущены. Мы слышали, как кто-то продолжает опускать шторы по коридору. Насколько испуган я не был, каким-то образом мне удалось открыть дверь и заглянуть туда. Человеком, закрывающим шторы, оказался мистер Эрнандес.
Зачем ему это…?
– Мистер Эрнандес? – позвал я. Он остановился на свету, держа в руках занавеску, и повернулся ко мне. Трещины разбегались по его лицу, рассыпавшемуся на кусочки. На лбу у него была большая дыра. Девочки позади меня закричали.
– Аи-и-и-и-и!
– Мистер Эрнандес!
– Что происходит!? Нет! Нет! Нет!
Шух. Он закрыл занавес. Когда он пошёл на солнечный свет, чтобы закрыть следующую занавеску, его лицо продолжило разваливаться на куски. Не только голова – всё его тело буквально рассыпалось. Это была не «слабость к солнечному свету». Солнце его убивало.
Шух-х.
Пока мы смотрели, как он закрывает шторы, Цукумоджуку сказал Лизе Лизе:
– Значит плоть, кровь и кости Антонио действительно были высосаны…но как вообще можно совершить такое? Я предолагал, что никто не смог бы это совершить… значит, ни один человек на такое не способен. Это предположение было неверным, ведь так? Мы имеем дело не с человеком.
– ………
– Позволь спросить ещё раз. Ты призвала эту штуку сюда…так кто ты такая? Что у тебя за сила?
Я повернулся посмотреть на неё.
Такой Лизу Лизу я не узнавал. Она посмотрела прямо на меня.
– Ещё со времён, когда я была маленьким ребёнком, я умела дышать особым образом – прямо как мой приёмный отец Стрейтс и, Джордж… как твой отец.
– Что? – спросил я, – Я никогда раньше об этом не слышал.
– Однажды в детстве я оказалась в ситуации, ещё более опасной, чем эта. Думаю, я научилась дышать так, чтобы защитить себя.
– Дышать как?
– Моё дыхание даёт мне силу, Джордж. Я обещаю, что защищу вас.
Это не имело смысла, но она улыбнулась мне и прошла мимо меня в сторону коридора. Последний занавес был опущен, зал погрузился во тьму
Мистер Эрнандес стоял совершенно неподвижно, сжимая последний занавес в руках. Он явно уже не был живым. Его голова полностью исчезла, левая рука отвалилась, талия рассыпалась и кишки повалились на пол, остальная же его часть обратилась в пыль. Он был мёртв. Он был мёртв всё то время, пока закрывал шторы.
Я понятия не имел, как такое возможно.
Но я знал, что мистер Эрнандес был человеком, когда ещё находился рядом с нами, а также я знал, что он отчаянно пытался закрыть эти шторы, что его и убило… Значит, он закрывал эти шторы для кого-то другого. Кого-то, кто ненавидел солнечный свет. Того, кто убил мистера Эрнандеса и заставил его проложить себе путь.
Я не мог даже представить, что нечто такое возможно, но я знал, что это было правдой.
– Джордж, пожалуйста, сделай несколько шагов назад, – сказала Лиза Лиза, глядя в темноту, – Если вы подойдете слишком близко – вы будете шокированы.
Ах? Я сделал шаг назад, но Цукумоджуку продолжал стоять на месте. Когда я посмотрел на него, он сказал:
– Опыт – это всё.
Я был напуган, но при этом никак не мог оторвать взгляд от Лизы Лизы.
– Он здесь, – сказала Лиза Лиза; её взгляд сузился.
– Мм? Хмм? – сказал Цукумоджуку, вглядываясь в глубину зала, – А был ли у Антонио старший брат?
– Нет, что ты...?
– Молодой человек, выглядящий прямо как Антонио Торрес... стоит сейчас на потолке.
Что?
Мне захотелось на это посмотреть, но выходить туда я уж точно не собирался. В этот момент я и пальцем не мог повести.
– Сеньорита, – сказал голос, явно обращаясь к Лизе Лизе. В этом голосе звучала странная сладость, от которой мне стало не по себе. – Вы не видели моего сына?
Сына?
– Он выглядит ухоженно, но при этом он такой ужасный ребёнок. Я всегда питал к нему ненависть и потому съел его целиком, но позже я узнал, что этим утром он отправился в школу. Я знаю, он не мог выжить, поэтому этот факт немного странен.
Он... съел его? Я взглянул на пол, где лежала кожа Антонио.
– Ты имеешь в виду того мелкого гадёныша, достававшего моего друга? – сказала Лиза Лиза. Её голос дрожал! – Не волнуйся. Он мертв.
– Мм? Да? Я ошибся?
– Думаю, ему лучше было умереть. В том смысле, что его мать была извращенкой, любившей снимать с него кожу, а отец был так ужасен, что съел своего собственного сына. Должно быть, смерть стала для него облегчением.
– ……
Мужчина затих, но я услышал звук «фушууу», похожий на длинный вдох.
– Алехандро Торрес, если бы отец из вас был лучше, мой дорогой Джордж Джостар никогда не был бы измучан вашим мерзким сынишкой. Вы заплатите цену за это.
Внезапно я вспомнил обещание, которое дал прошлым вечером.