Когда я приехала в деревню, меня стали везде посылать: на рытье окопов, на лесоповал и т. п. Потом мобилизовали, и всю войну проработала на торфопредприятии «Солодиха» около ж.д. станции Родионово Некоузского района Ярославской области.
Рыли торф лопатой в карьере. На машине сезон был с мая до октября. Работало несколько машин, на каждой машине - своя бригада. Все машины работали в две смены: с 7-ми утра до 2-х дня и с 2-х до 8-ми вечера.
На машине работали одни девчонки, мужчин было мало: то слесарь или техник. На нашей машине все эти годы работала одна девушка – техник Нина Панова и бригадир – Маша Лескина.
Девочки нашего Голицынского сельсовета были из одного колхоза «Красный пахарь»:
из деревни Новинки - Воронова Екатерина,
Орлова Екатерина,
Шарова Анна,
Шарова Александра,
Шарова Лидия,
Серебрякова Мария,
из деревни Чижово – Годеновская София,
из деревни Гусево – Шварева Нина (автор этого сообщения),
из деревни Яксаево – Маслова Мария,
Баева Екатерина.
Девочки Кузьминского сельсовета из колхоза «Оборона»:
из деревни Глазово – Протасова Екатерина,
из деревни Кривцово – Кощакова Антонина,
Кощакова Мария,
Из деревни Борисовка – Петухова Серафима.
Было много девочек из других сельсоветов Новинского, Рожаловского, но которых я уже, к сожалению, забыла.
Девушки стояли на бровке карьера и лопатами бросали торф в ковш экскаватора или на транспортер. Бригада из 16 – 18 человек была разбита попарно. Каждая пара брала себе отдельный участок. Сначала надо было выкорчевать пни, а затем одна из девушек этой пары нарезала торф такими кусками, чтобы можно было поднять; а вторая бросала на транспортер. Потом менялись местами, и так всю смену.
С транспортера сырая масса поступала в смеситель машины. Из смесителя однородную массу торфа 2 человека перегружали на специальные доски. Одна девушка подкладывала доски, и вторая резала эту массу большим ножом, и получались кирпичики. Доски с торфом шли по специальным тросам дальше, а там стояли другие девочки, которые снимали груженые доски и складывали торфяные кирпичики на землю рядами, а пустые доски отправляли обратно по тросу. Про последних девочек говорили, что они работают «на стилке».
С октября месяца до морозов копали канавы и складывали готовый торф в штабеля. Сухой торф из штабелей грузили в вагонетки, которые паровозик тащил по узкоколейке от Солодихи до станции Родионово.
На станции торф перегружали в большие вагоны для отправки на предприятия. Нам пригодилось грузить эти вагоны днем и ночью во избежание простоев, так что разгрузка и погрузка были каждый день.
Круглый год жили в бараках, а когда приходили вагоны, то жили в деревне Родионово.
На вагон ставили 5 – 6 человек. Двое насыпали корзины, а остальные носили эти корзины на плече по трапу, и так загружали весь вагон.
Другие бригады, и иногда в межсезонье и мы, занимались сушкой. Поворачивали пласты торфяных кирпичиков и, когда они высыхали, складывали в штабеля.
На сушке, уборке работали вербованные из Воронежской, Тамбовской, Пензенской областей. Всем вербованным было трудно: условия тяжелые, выходных не было, отпусков – тоже. Нормы на сушке были большие. Они их не выполняли и поэтому получали только паек – 800 гр. хлеба и в столовой – суп и что-нибудь на второе.
Была баня, но все такое, что жуть: грязь, вшивость.
У нас местных тоже не было выходных и отпусков. Но, когда все питание кончалось, нас иногда отпускали домой, где мы, кроме того, могли постирать, помыться. Нас своего района, а был он тогда Масловский, отпускали по очереди домой в деревню на 2 – 3 дня в месяц, но, случалось, что и по два месяца были без выходных. Часы работы ведь были не ограничены: грузим на болоте, приходят вагоны, днем и ночью поднимали, и так каждый день.
Каждый работавший получал паек – 800 гр. хлеба и еще 300 гр. за перевыполнение плана, так что хлеба хватало. А из дома приносили молочное, картошку и другое питанье. Но, которые были вербованные издалека, то им было тяжело: только хлеб и обед в столовой, да и добавочный хлеб не каждый получал. В столовой – суп овсяный и каша овсяная. Когда мы приходили из дома, то отдавали приезжим свои талоны в столовую. Они этому были рады.
Наши семьи за нас получали льготы. В те годы каждая семья в деревне должна была сдать государству в год 300 л. молока, но наши семьи благодаря нам, мобилизованным на торфоразработки, могли не сдавать. И еще колхоз выделял нашим семьям на местах по госцене 2 центнера зерна.
Моя семья в то время жили в деревне, так что все шло для младших братьев, они были сыты. А деньги, что я получала, давала им, и для них покупали одежду, обувь.
На торфоразработках все были одеты в бахилы, которые выдавали бесплатно. А вот фуфайку, галоши каждый покупал сам себе на рынке за деньги. Хотя небольшая, но была зарплата.
Носки вязали сами из домашней шерсти, одевались сами, как могли, чтобы было теплее. Представьте себе, что такое работать круглый год в мороз и дождь, но мы не болели, не знали, что такое грипп. Молодые были, прожили всю войну в ожидании, ни с чем не считались. Зато впоследствии все сказалось, многие ушли из жизни.
Была награждена медалями «За доблестный труд 1941 – 1945 гг.» и «Ветеран трудового фронта». Но вот, что было написано в трудовой книжке, я не помню. По какой статье нас увольняли? Книжку у меня украли, и стаж я не могла установить. Но писать писала, и только, когда вышел указ правительства, мне выслали справку за 8 месяцев как вольнонаемной, а 4 года войны пропали, хотя выстояла у машины в карьере.