«Правда» от 3 сент.
Но... семьдесят тысяч „утёчной “ волной
Могут хлынуть обратно при перовой оказии.
Тут мало, тут мало морали одной
При упорном, сплошном безобразии,
Разгильдяйстве хронически-злом, дуровластном,
На угольном фронте несчастном!
С новобранцами — точно! — беда:
На призывы — деревня почти что всегда
Преподносит нам кадры батрачества,
С отрыжкой кулачества.
Да, деревня дает новобранцев труда
Невысокого качества.
Но из этих ленивых, нестойких юнцов
Можно сделать бесстрашных, первейших бойцов
И послать на любое геройское дело,
Если их воспитать, обработать умело,
Если им важность наших побед доказать,
Если в зеркале им их самих показать:
— „Вот какая вы братия — шаткая, валкая,
Вот как вялая ваша работа плоха,
Вот какая вы все деревенщина жалкая.
Вот какая у вас в черепах требуха!
Если вы от работы намажете пятки, -
Карачун вам, ребятки:
И в деревне вам тоже не будет добра,
Там ведь тож наступает другая пора,
Другие порядки!
Довольно мечтать: — "Эх, абы
Да кабы,
Да чтоб сами грибы..."
Довольно уже! Намечталися!
Мечты так мечтами осталися:
„Лежать на печи
Да есть калачи!“
Калачи только сказочной были едою,
В жизни ж чаще давились корой с лебедою,
И к помещику шли в кабалу, под бичи,
За гнилью, собачьи харчи!
Нет, слезайте, ребятушки, с печи!"
Вот пример в разъясненъе приведенной речи:
Минувшей зимою, в февральский денек,
В рабочий денек, хоть был праздник церковный,
Поступил деревенский один паренек
На чугуно-литейный завод подмосковный.
Беднячок, ясно, не из богатых хозяев,
Алеша Мигаев.
Пришла весна, а за нею и лето.
Встосковался работничек наш по земле-то,
Ходит-бродит — не свой,
С больной головой,
Затуманенной,
Смотрит птицею раненой.
В деревню б ему, догулять бы в леске,
У реки полежать на горячем песке,
Ленивой рукой дочесать у мошонки.
И вот стал наш Алеша в такой вот тоске
Сочинять, выводить на бумаге стишонки,
Царапать, коряво писать, не хитро,
А меж тем в них свое обнажил он нутро,
Все нутро деревенское, нудное,
До ужаса скудное:
МЕЧЬТЫИ ЖИЗНЬ МОЯ
„Я сижу под окном,
В общежитьи одном,
Далеко от родного селенья.
И хочется мне уехать скарей
Туда, где знакомы мне все деревья.
И долго я думал, с собой рассуждал:
Куда же типерь мне деваться?
Но потом порешил я забыть обо всем,
Тут до осени жить аставаться.
Не бесцельная жизнь и работа моя.
Ну, канешна, вам стало понятно,
Что раздевши совсем и разувши при том,
Было б ехать домой неприятно.
Не от жизни хорошей я приехал сюда.
И сестра тож в москве проживаить.
От судьбы ли зависит иль от жизни такой
Перемена большая бываить.
Мне 6 хотелось одно: был бы дом наш родной,
Не в большом, но хоть в среднем достатке,
Сёстры,братья мои жили б вместе всегда,
И хозяйство чтоб было в порядке.
Вдруг заиграла гармошка,
А я все сижу под окном.
Ребята играют, пляшут, смеются,
Но я лишь мечтаю об одном:
Для чего я,живу на чужой стороне,
И силы свои убиваю?
Для себя я нажить ничего не смогу
И квалификации никакой я не знаю.
Солнце садится за тучи.
А я под окном все сижу.
Кто ни паймет, что написано,
Приходите ко мне, я вам все расскажу.
8 авг. 1930 г.“.
Ну что может быть печальней?
Тоскует парень в стороне чужедальней.
Пришёл на завод с тощим животом,
„Раздевши совсем и разувши при том“,
Тоска его гложет,
Что „для себя ничего подложить он не может“,
Платят ему неважную монету,
Потому — „квалификации нету“.
Есть у парнишки,
Тайные мыслишки.
Не совсем парень лапти плетет:
Лишнее слово замажет.
Кто всего не поймет, так к нему пусть придет:
Он словами доскажет.
Разберитесь-ка в этом герое:
Вот его откровенье второе:
ЖИЗНЬ МОЯ В ОБЩЕЖИТИИ
„Вечер уже наступает.
Становится мне холодней.
Из общежитья хотел бы я скрыться,
Подальше в лес от людей.
Надоело мне общежитье:
День и ночь все шумит здесь рабочий народ.
Встают они утром рано,
И гудят, как чугуно-литейный завод.
Всегда мне одно здесь мешает:
Кубы кипячу, я всегда.
Надо вовремя их приготовить.
Мне с работою прямо беда.
Нельзя отойтить мне на время,
Чтоб в лесу посидеть, погулять.
Рабочие придут с работы
И будут меня все ругать.
Но время придеть и свободно вздохну я,
Распрощусь с общежитьем тогда,
Нагуляюся сколько угодно,
Не терять чтоб свои молодые года.
Ах, зачем я попал на чужбину?
А затем, чтобы денег нажить,
Нарядиться, как можно, получше,
Патинки с костюмом купить.
Но и если купить не придется,
Все ж я скоро уеду домой,
Отдохну я в деревне спокойно,
Зимою на печьке родной!
10 авг. 1930 г.“.
Вот он, деревенский наш „чужестранец “,
Заводской новобранец.
Приглядитесь к его любому стиху.
Весь парнишка тут, как на духу.
Завод ему, ясно, „чужбина“, —
Деревенский детина
Добудет новинки —
„Костюм и патинки
И задаст сразу тягу,
Повернувшись к заводу спиной:
— „На всю зиму залягу
На печке родной!“
Для него нет родней человечка,
Чем печка.
Что в сравнении с печкой родною весь мир.
Не то, что завод этот самый бедовый!
Перед нами стоит дезертир
Настоящий, готовый.
На заводе его испугали,
Видать, что ругали, —
Не втянул его, видно, чугуно-литейный
В круговорот свой рабоче-идейный.
Попадет парнишка в "утечку"
Полезет в деревне на печку,
С печки упадет,
По деревне пойдет, —
По деревне пойдет,
На кулака набредет, —
Кулак ему скажет ехидно:
— „На заводе не пондравилось, видно?"
И начнет пареньку говорить,
Мозги ему ловко дурить:
— „Видал? Убедился?
Ты им не сгодился,
Ентим самым городским,
Заводским?
Не зачислили в КИМ,
В ударные роты?
Подох бы ты там от работы,
Из тебя там мотали б кишки,
Измывались бы грубо!..
Читал я твои, между прочим, стишки.
Верно! Сугубо!
Попу показал их намедни
После обедни.
Отец Гавриил
Так хвалил,
Так хвалил!
Прямо, сказал, генеяльно!
Зело, мол, похвально.
Мол, юноша сей,
Божий раб Алексей,
Одаренный господом-богом,
Столь прельстительным слогом,
Дивным даром письма,
Может нам пригодиться весьма.
Заходи ко мне, парень, случаем:
Потолкуем за чаем!“
Завлечет кулак обормота
В свои тенета.
Начнет Мигаев делать частушки,
Песни-коротушки
Под диктовку кулака-крокодила
И отца Гавриила:
*
У дявченочки дела
Ды очинно сурьезные:
Двух близняток родила,
Ды говорит: колхозные!
*
Мы в колхозе не сидели,
Всю скотину мы поели.
На курей теперь глядим:
Всех до перышек съедим!
*
Вот получится каков
Наш сочинитель запечный.
У деревенских кулаков
Есть тоже план „встречный “.
У нас — шансы, и у них — "шанцы
У нас — новобранцы, и у них новобранцы,
Вербовка пареньков
Для кулаков
И для сов-треста
Из одного моста.
От завода до кулака
Дистанция не столь уж велика.
У нас — успех, у кулаков — осечка;
У кулаков — успех, так у нас — „утечка“.
Борьбу с этим КОРОМЫСЛОМ
Надо вести со смыслом,
С деловым проворством,
С большевистским упорством,
С пролетарской решимостью,
С боевой неутомимостью,
С тонным учетом мелочей,
Каждой чуть видной детали,
Чтоб средь рабочих не заводилось „рвачей",
Чтоб „летуны“ средь них не летали,
Чтоб рабочие не превращались в „гостей",
Чтоб они не допускали разгильдяйства, вредительства,
Чтоб пронизала их вера до мозга костей
В победу пролетарского строительства,
Чтоб рос и креп наш подъем трудовой,
Чтоб в создании ценностей — не макулатуры! —
Закалялась упругая сталь волевой
Обновленной нашей мускулатуры,
Чтоб наш пафос дошел до крестьянской избы,
Чтоб ушли бедняки из кулацкой уздечки,
Чтобы крепла в них сила для труда и борьбы.
Слезай, деревенщина, с печки!
«Правда» 7 сентября 1930 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Стихотворение „Слезай о печки“ — эта не просто газетные стихи на очередную тему. В помещенных здесь строках первый и неутомимый ударник, пролетарский поэт Демьян Бедный, откликается на Обращение Центрального комитета ВКП(б) от 3 сентября 1930 г. и подает свой мощный голос, клич пламенного сердца.
Центральный комитет в своем Обращении призывает сосредоточить все силы партии, все силы рабочего класса на выполнении промфинплана, на обеспечении успеха программы третьего года пятилетки. И тотчас на призыв откликается Демьян Бедный. Он переливает призыв партии в поэтические строки, и, перекликаясь с лучшими борцами за промфинплан — с ударниками,— гремит во весь голос об опасностях, подстерегающих нас на социалистическом хозяйственном фронте.
Поэт избрал темою своего фельетона прорыв на угольном фронте. Почему? Да потому, что угольная промышленность — это сердце индустрии. В ближайших произведениях Демьян Бедный остановится также на прорывах в железнодорожном деле, в культстроительстве, в легкой индустрии и пр. Всё это составные части одной большой темы, которая, разумеется, не может ограничиться лишь одними прорывами и неполадками: в последующих фельетонах Демьян Бедный остановится подробно на наших достижениях, на перспективах.
„Преодоление стоящих перед нами трудностей прежде всего зависит отнашей работы, от нашегоумения вести последовательную и непримиримую борьбу с расхлябанностью, разгильдяйством и бюрократизмом в наших органах и особенно от нашей способности мобилизовать рабочий класс, являющийся источником быстро растущей и прямо неисчерпаемой революционной энергии для дела; борьбы за коммунизм" (из Обращения ЦК ВКП(б) от 3 сентября).
Если дело обстоит так, то поэт рабочего класса не в силах молчать: гневно, с плеча, он выворачивает наружу типические случаи разгильдяйства, расхлябанности, пьянки, прямого вредительства.
В связи с небывалым размахом социалистической индустриализации в промышленные предприятия вливается масса новых рабочих из деревни, не прошедших школы крупного производства и нередко пропитанных мелкособственническими, рваческими настроениями, — настроениями, принесенными из кулацких кругов.
Тип такого вот рвача дает нам поэт в образе л е т у н а Алексея Мигаева. Летуны эти в обстановке бурного роста промышленности вливаются на заводы, на транспорт, на фабрики, на рудники, и Демьян Бедный в живых образах показывает, как они вредны на производстве и как надлежит преодолевать их влияние. Летуны приходят с настроениями, воспетыми в стихах Алексея Мигаева, в стихах, которые приводят в восторг кулака и попа. Демьян Бедный выворачивает стихи наизнанку и показывает их классовую сущность. В этом смысл стихотворения Д. Бедного. В нём удачно соединены директивы партии: с одной стороны, дать сокрушительный, большевистский отпор контрреволюционным силам, с другой — стать во главе бурно растущей активности рабочего клacca.
А. Ефремин
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ваал — высшее божество у финикиян и вавилонян. Служение ему сопровождалось иногда человеческими жертвоприношениями. В переносном смысле В а а л — символ погони за материальными благами, символ жадности и жестокости. Отсюда выражение „капиталистический Ваал“.
2. Бедлам - так называется старинный дом для умалишенных в Лондоне. Отсюда в переносном смысле Бед л а м — значит сумасшедший дом.
3. Четверостишие
Кто царь-колокол подымет?
Кто царь-пушку повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?
приведено здесь из стихотворения бездарного поэта Ф. Глинки. Это патриотическое стихотворение назойливо повторялось во всех хрестоматиях дореволюционного времени. В этом стихотворении выражается облик царской России, кичившейся мнимыми достижениями, облик страны, гордившейся никудышными чудесами вроде царь-пушки, которая не стреляет, и царь-колокола, который не звонит.