1.
К человеку, постоянно ждущему чего-то, кто-то чужой протянул руку. В ней лежало счастье. Человек улыбнулся, закрыл глаза и тихо, вежливо ответил: «Нет, спасибо». Позже, еще много-много рук тянулись к нему со всех сторон. И во всех них лежало ровно по счастью. Человек продолжал улыбаться и тихо, вежливо отвечать: «Нет, спасибо большое». Но однажды рука протянулась сверху. В ней тоже лежало оно – Счастье. Человек посмотрел наверх, и рука, дрогнув, стыдливо убралась назад.
2.
Их тела ненавидели друг друга. Их души занимались любовью практически круглосуточно. И, просыпаясь по утрам, порознь, с душами, начиненными горячей карамелью, в обертке из трех одеял, не спасающих от холода, они молили бога, чтобы это все никогда не закончилось.
3.
Детская игрушка – чертик в коробке. Нажимаешь на кнопку, и он выпрыгивает из нее наружу, нагло и с вызовом. Но чем чаще нажимаешь на кнопку, тем механизм удержания его внутри становится слабее. И, наконец, наступает момент, когда механизм ломается. И чертик назад уже не засовывается, как ни старайся. Так и продолжает торчать наружу, нагло и с вызовом. И люди начинают пугаться, когда замечают, как у тебя из-за плеча высовывается эта жуткая, фальшивая рожа.
4.
Лучше быть последней каплей, чем первым звонком.
5.
Если люди научатся прощать, что же тогда останется у бога?
6.
Если ты будешь достаточно терпелив и хладнокровен, то ты обязательно дождешься этой особой трансформации хорошего в плохое и плохого в хорошее. А после увиденного так и не сможешь решить для себя, какой же из двух шоков был сильнее: от осознания того, что добро – это зло, или что зло – это добро. Так, где же мне найти столько сил, чтобы остановиться в двух шагах от дьявола?
7.
Для того чтобы увидеть обнаженным человека, носящего очки, совсем не обязательно снимать с него одежду. Достаточно будет всего лишь медленно и осторожно снять с него эти стекла. И тогда вы сможете протянуть руку и сорвать его сердце, как яблоко с ветки.
8.
Вероятно, существует некая связь между двумя основными дефектами зрения и отношением человека к действительности.
Дальнозоркие люди прекрасно видят перспективу, мыслят глобальными, масштабными категориями, задумываются исключительно о далеком будущем, всегда смотрят только вперед, способны решить самые сложные задачи, уравнения, теоремы. Но они совершенно не понимают простых, банальных вещей, не способны разглядеть находящегося у них под носом, постоянно спотыкаются, путаются в мелочах. Вернее сказать, они перед ними абсолютно беспомощны.
Близорукие люди точны, основательны, последовательны, прочно стоят на ногах, досконально знают все, что у них находится под рукой, его количество, качество, размеры. От них не ускользает ни одна мелочь. И каждую они знают по имени, номеру, в лицо. Зато глобальные категории, большие расстояния, бесконечные дороги, далекие перспективы, даже небоскребы их пугают. Они не способны разглядеть не только то, что находится в конце улицы, но и то, что расположено на расстоянии вытянутой руки. А в будущее они вообще никогда не заглядывают.
В конце зрение исчезает вообще. Ведь в конце уже нет особого смысла смотреть ни в настоящее, ни в прошлое, ни в будущее. И три эти временные категории постепенно сливаются в одну бесформенную, белесую кашу. На самом деле зрение не исчезает. Просто в конце смотрят не во вне, вокруг, а вглубь, внутрь, в сердцевину, в недра, пытаются вглядеться в самый центр темноты. Постепенно зрение тонет, уходит настолько глубоко, что оттуда человеку уже ничего не видно...
9.
Читая его строки, кто-то серьезно задумывался, кто-то что-то осознавал, кто-то испытывал сильные чувства, а кто-то даже падал в обморок от их переизбытка. Но никто не знал, что на самом деле, он сам никогда не испытывал тех чувств, о которых писал. Просто очень любил наблюдать за людьми и их поведением.
Он с любопытством копировал их чувства и поступки, как ребенок, который, мечтая вырасти, копирует каждое движение взрослых, повторяет за ними каждое слово, не понимая их точного значения. Он ставил над собой эксперименты, как над лабораторным животным, ничего не испытывая ни к себе, ни к тем, кто случайно оказывался вовлеченным в них. Он со скрупулезной точностью описывал результаты своих опытов, которые объясняли все и всем, кроме него самого.
Но. Чудо происходило снова и снова: его слова проникали в самое сердце каждого читающего их, а в его жизни такого чуда никогда не происходило. Откуда он мог знать суть вещей? Почему они открывали перед ним свои тайны? Почему чувства охотнее разговаривали с тем, кто их никогда не испытывал? Почему именно к нему, как к своему духовнику, они приходили на исповедь?
А все до смешного просто. Иногда легче открыться постороннему человеку, выговориться тому, кто не знает абсолютно ничего, а через секунду равнодушно забудет об услышанном. Так и чувства. Чаще им легче открыться тому, кто их никогда не испытывал, чем тому, кто «испытывал» их реже, он них говорил.
10.
Я продолжаю терять зрение. И это совсем не то, что испытывают люди, внезапно оказавшиеся во тьме или в ней родившиеся.
Я, как слепой, живу на ощупь: вижу то, чего нет, и не вижу то, что есть, что очевидно для всех и для каждого. Я познаю людей и предметы руками, подушечками пальцев. В результате чего люди и предметы предстают в моем сознании не такими, какие они есть на самом деле. Не то, чтобы пальцы лгали. Просто внутреннее зрение, не искаженное физической формой, игрой светотеней, дорисовывает невидимо так, как чувствует. Не фантазирует, привирает или додумывает, а создает предметы и людей такими, какие они есть изнутри.
Я, как слепой, натыкаюсь на препятствия, которых нет, и не могу пройти там, где дорога абсолютно свободна. Я, как слепой, верю людям на слово, хожу медленно, опираясь на слух, как на потертую палку. И только сейчас, как никогда раньше, понимаю, что человек состоит из звука, цвета, мыслей, желаний и снов. Человек занимает в этом мире гораздо больше места, чем может показаться глазу, оставляет после себя гораздо больше следов, чем следовало.
Я продолжаю терять зрение. Я позволяю зрению уйти. Не пытаюсь остановить его, удержать за руку. Мы расстаемся без эмоций, взаимных упреков и слов. Я не бегу за ним вслед, спотыкаясь и падая. Чтобы отпустить его, мне не приходится рисовать крестики шариковой ручкой на запястье. Его уход так же естественен, как выпадение молочных зубов, как возрастная ломка голоса. Его уход не пугает. Это как возвращение домой, как пробуждение после сна, как исцеление после долгой, тяжелой болезни.
Я продолжаю терять зрение. У меня никто его не отнимает. Скорее это я отдаю его. Потому что хочу, наконец, вернуться к истокам, вернуться в свое естественное состояние. Я хочу, наконец, найти дорогу домой…
11.
Странный конверт в почтовом ящике. В графе «От кого» написано «От меня». В графе «Кому» значится «Мне». Внутри небрежный клочок бумаги и фраза: я же тебе говорила…
12.
Прежде чем решить, у какого тренера начать заниматься плаванием, убедитесь в том, что он умеет плавать сам. И пусть вас не успокаивает (и не убеждает) количество его званий, медалей и наград, толпы последователей, учеников и поклонников, сумасшедшие, нереальные, фантастические результаты. Пусть вас не убеждают волны горячих, восторженных отзывов, количество публикаций и интервью, а так же бешеная востребованность. Самое главное, убедитесь сначала в том, что он действительно умеет плавать, прежде чем доверять ему свою нынешнюю и будущую жизнь.
13.
Ему так хотелось спасти всех. Не важно, больших или маленьких, хороших или плохих, красивых или не очень, нужных или бесполезных. Всех, абсолютно всех. Даже если они об этом его никогда не просили.
Но он всегда спасал только одного, потому что понимал: только на одного у него хватит сил и возможностей. Он всегда спасал только одного. Одного единственного. А перед остальными сильно-сильно, до боли в веках, в сердце и душе зажмуривал глаза, ускоряясь почти до бега.
Со временем он стал замечать: оставшиеся, понимая, что может повезти только одному, начинали душить, топить, топтать, грызть и рвать друг друга на части за эту счастливую возможность спасения. Они дрались возле его ног, вокруг и сзади него так мерзко, страшно, громко и жутко, что это наводило на мысль: а нужно ли им его спасение? Нужно ли их спасение ему? Нужно ли оно по-настоящему хоть кому-то?
Их борьба за жизнь возле него была настолько натуралистичной, что все остальные ужасы жизни, от которых он, собственно, хотел их спасти, были просто шлепком детской ладони…
Ему так хотелось спасти их всех. Хотелось до тех пор, пока он их однажды по-настоящему не увидел.
14.
Он видел будущее. Видел до самой последней мелочи. Видел с точностью до секунды. Но, когда другие просили его рассказать им о будущем, он всегда говорил все с точностью до наоборот. Естественно, ни одно из его предсказаний никогда не сбывалось.
15.
Если человеку, идущему по воде, рассказать о том, что это невозможно, он утонет.
16.
Единственный способ избавить человека от жажды – дать ему воды. Единственный способ избавить кого-то от власти божества – дать к нему прикоснуться, дать возможность провести рядом с ним несколько дней. Если после этого власть не исчезнет, значит, божество настоящее.
17.
Чистота проще пачкается, чем грязь отчищается. Так что важнее: защищать чистоту или бороться с грязью?
18.
В семье кот хорошо относился только к одному ее члену, который его кормил, в смысле, просто давал ему еду. Но кот не знал об одной вещи: саму еду покупал совсем другой человек, которого кот просто терпел. Но покупающему это было совсем неважно. Для него главным было то, чтобы кот был сыт. А то, что по некоторым причинам он у кота не в чести, – совершенно неважным.
19.
Я уже не помню, кто и когда привязал мою душу к хвосту бродячей собаки. Но зато точно знаю, что испытывает консервная банка, привязанная к автомобильному бамперу. Когда собака отчаянно кусает себя за разные части тела, это вовсе не означает наличие у нее блох: может быть кто-то и ее наградил каким-нибудь бесполезным невидимым другом.
20.
Не верят звери в чудеса,
Как ты не приручай их лаской.
Кроты не смотрят в небеса:
Дом под землей не строят сказкой.
21.
- Спускайся ко мне!
- Нет! Это ты поднимайся ко мне!
И так продолжалось до скончания века.
И никто из них так и не сдвинулся с места.
И каждый из них был по-своему прав.
22.
Темный длинный коридор. Я иду вперед, держа в вытянутой руке полную до краев кружку с водой. Все слилось в одно: кружка переходит в кисть, кисть в руку, рука в тело, тело в воздух, воздух дышит вместе со мной. Вода балансирует между краями на доли миллиметра, я балансирую между кружкой и темнотой. Я предвижу малейшее движение воды заранее и встречаю его движением тела. Я не иду. Я переставляю ноги мысленно, покрывая подошвы мягким, маслянистым слоем страха разлить воду. Этот слой помогает мне скользить, не цепляясь ничем и ни за что. Кружка становится частью тела, и вода движется уже не в ней, а во мне. До конца коридора еще далеко, но я уверена, что не пролью ни капли: я – края кружки, я не выпущу воду за границы себя.
Так же я передвигаюсь по улицам – огромная переполненная кружка. Одно неловкое движение, и из нее польется через край. Я учусь ходить. Я учусь дышать реже и тише. Я не должна пролить ни капли. Ни одна капля не должна упасть на землю. Ни одна капля не должна покинуть меня.
Огромная переполненная чаша. И я вокруг нее. Я крепко прижимаю чашу к себе, обнимаю ее собой со всех сторон, обволакиваю ее до полной герметичности. Я не сделаю из нее ни одного глотка, даже если буду умирать от жажды. Я донесу ее в целости и сохранности до конца коридора. Я обязательно донесу ее до самого конца…
23.
Люди заставляют других людей делать то, чего не могут сделать сами.
24.
Если хотите что-то спрятать, положите на самое видное место. Если хотите сказать правду, вперед: вам все равно никто не поверит.
25.
Сокровище, которое не было спрятано рукой человека, которое не было спрятано ничьей рукой вообще. Сокровище, не обозначенное ни на одной карте мира, не лежащее ни в одной из известных земель. Сокровище, до которого нельзя добраться ни одним из возможных способов, которое нельзя найти просто так. За ним не снаряжают экспедиции, не отправляют корабли или самолеты. За ним не гоняются банды или толпы. За него не убивают и не умирают. Ради него не предают, из-за него не гниют в тюрьме. Сокровище, о котором не мечтают и которое не выдумывают, о котором не поют песен и не слагают легенд. Сокровище, о котором никто не знает.
Его не нужно искать: оно само находит своего владельца и становится владельцем того, кого выбрало. Оно само решает, с кем остаться, а от кого уйти. Оно само решает, нужно ли оно кому-то.
Это сокровище не сделает тебя богатым: на него нельзя ничего купить. Это сокровище не сделает тебя властелином или повелителем мира: среди людей оно не имеет никакой цены. Об этом сокровище никому нельзя рассказать, потому что тебе никто не поверит.
Это сокровище можно только нести, постоянно помня о том, что не ты его владелец, что оно тебе не принадлежит. Ты можешь просто быть с ним, зная, что его нельзя заставить быть с тобою, что оно никогда не будет твоим.
Это сокровище можно только нести, чувствуя, что с ним невозможно расстаться, просто чувствуя и более ничего...
26.
Звезды. Такие маленькие. Если на них долго смотреть, они все равно не становятся больше. И такое огромное желание протянуть к ним руку, легонько, но уверенно упереться в них кончиком пальца и подвинуть немного в какую-нибудь из сторон.
Он протянул руку, уперся пальцем в одну из них и сдвинул ее на миллиметр. Вокруг совсем немного, но что-то изменилось. Дома и деревья сдвинулись со своих мест всего на несколько миллиметров, даже кожа на руках стала чуть старше. Он передвинул звезды в обратном направлении. И все вернулось на свои места.
Он набирается смелости и двигает большее количество звезд на большие расстояния. Словно гигантский ребенок забавляется детской "пятнашкой". И все вокруг приходит в движение. Дома меняют свои цвета и количество этажей или вообще пропадают из виду. Вырастают и исчезают деревья. Меняются сутки и времена года. Облака несутся по небу, как толпа буйно помешанных, сбежавших из какой-то лечебницы. Люди рождаются, взрослеют и умирают всего за несколько минут. Его швыряет во всех возможных направлениях. Но единственное, что остается неизменны – это его пальцы, перемешивающие звезды без страха, упрека и суеты.
У него нет определенного плана. Он не знает, когда остановится и остановится ли вообще. Он не знаю, чего хочет добиться. Его завораживает сам процесс и взаимные связи различных предметов и явлений. Его не останавливает даже тот факт, что он уже давно не в том месте, откуда начинал, что он уже совсем не он, не в том облике, к которому все привыкли.
Не отрывая пальцев от неба, он лишь изредка оглядывается по сторонам. И беглого взгляда хватает, чтобы понять: у него нет дороги назад, звезды слишком сильно перемешаны между собой, а он забыл их исходное положение. Равно, как и предметы, явления вокруг не помнят своих первоначальных мест и состояний. Даже если бы он и хотел, то не смог вернуть все так, как было. Видимо, он сейчас в том положении, когда уже и не хочется ничего менять…
27.
Человек, до невроза сходящий с ума по чистоте снаружи, пытается удалить ее не с внешних предметов, а изнутри себя. Он постоянно видит грязь вокруг (чаще всего ее там нет). Но на самом деле – это его собственная, внутренняя грязь, не дающая ему покоя.
28.
Когда я вижу кого-то, разговаривающего с собою вслух, спешно отвожу глаза. Мне всегда кажется, что в этот момент я подсматриваю в замочную скважину.
29.
И вообще, во всем виновата обезьяна! Какого черта ей понадобилось становиться человеком?
30.
Один из падающих листьев, недолго, но замысловато покружившись в воздухе, задевает мою голову, и я чувствую, как у меня на лице, будто прожилки на листе какого-то растения, вспыхивают теплые, густые струи. Провожу рукой по лицу и понимаю, что это кровь. Лист не просто задел меня, он пробил мне голову. Причем ощущения удара чего-то тяжелого по голове не было абсолютно. Наклоняюсь. Поднимаю злополучный лист, параллельно пытаясь остановить кровь носовым платком. Лист, как лист. Не тяжелее и не легче обычного.
Одно из двух: либо окружающий мир стал для меня слишком большим, либо я для него – до опасного маленькой.
31.
Пьяная женщина танцует посреди автостанции. Ноги в кровавых ссадинах. Беззубое лицо в грязи и блаженной улыбке. Углы губ запеклись. Сзади на юбке огромное пятно. В руках цветок. Она приветливо машет руками людям, сидящим в автобусе напротив. Я среди них. Наблюдаю больше не за ней, а за реакцией окружающих. Кто-то брезгливо отворачивается. Кто-то не скрывает интереса. Мужчины оценивающе меряют беднягу взглядами сверху вниз и обратно.
Пьяная женщина танцует посреди автостанции. Если на нее не обращают внимания, она подходит к автобусу и легонько стучит грязным пальцем в стекло. Самым кончиком. Человек оборачивается, и она, загораясь счастьем, начинает танцевать в два раза усерднее, словно только для него одного.
Кто-то роняет: «Вот кому сейчас хорошо».
А у меня в голове загорается: «Не дай бог, чтобы когда-нибудь мне было настолько плохо».
32.
Ничего в жизни не боишься так сильно, как своего подсознания, потому что только у него над человеком настоящая сила и власть. Можно не принимать его в расчет, можно не относиться к нему серьезно, можно ему не верить, можно о нем даже не знать. Но от этого ничего не изменится.
Подсознание, как черный ящик: его ищут только после катастрофы. Но, какова на самом деле ценность правды, когда ничего уже изменить нельзя?
33.
Отправляясь за истиной, следует рассчитывать путь так, чтобы остались силы и время на обратную дорогу. А то, чтобы не получилось, как с билетом в один конец: возвращение не входит в стоимость.
34.
Иногда происходит так, что ты вдруг встречаешь бога. Нет, не того, который ни на мгновение не дрогнул, смотря, как убивают родное ему существо. Не того, который спокойно вынес все это без единого седого волоса. А того, кто изо всех сил ненавидит себя за то, что он такое, и кем он является.
На твоих глазах он бросается в пропасть, чтобы убить себя за эту ненависть к себе. И у тебя предательски не хватает сил броситься за ним следом. Но зато хватает сил остаться наверху, чтобы подать ему руку, когда он будет карабкаться обратно.
Сотни просто людей убивают себя, умирают и воскресают ежедневно. Не потому, что приказали без права выбора. А для того, чтобы после воскресения стать человеком. А еще для того, чтобы, глядя на них, кто-нибудь то же смог неожиданно воскреснуть…
35.
Среди ночи меня разбудила музыка. Даже не ее звучание, а ее присутствие. Иду на кухню, где предположительно находится источник звука. И не только. До выключателя я еще не дошла, а в крохотном помещении уже что-то светится.
Преодолеваю коридор. И сразу все становится понятно. Источник света – полуоткрытый холодильник. Источник беспокойства – маленькое забавное существо, сидящее на кухонном столе.
Я смотрю на него – он смотрит на меня. В руках открытая банка сгущенки, во рту палец.
«Хоть бы ложку взял» - мелькнуло у меня в голове.
Он вытащил палец, но банку не выронил. Облизнулся и со вкусом сглотнул.
- Я просто очень сгущенку люблю. Это, надеюсь, не последняя банка? Я не в смысле добавки. Просто последнее забирать нельзя. Это закон.
Я включила верхний свет и закрыла холодильник. Рефлекс с детства, дверцу холодильника закрывать.
- Может чаю? А то так как-то слишком.
Мы сидим за столом. Вернее, я за столом, а он на столе, пьем чай со сгущенкой. После в ход идет джем, варенье и даже маринованные грибы.
- А что это за музыка? – спрашиваю.
- Это значит, что мне хорошо. Когда нам хорошо, другие всегда слышат музыку. А разве у вас не так?
Мы просидели до самого утра. Слушали музыку друг друга. И весь оставшийся день я думала вот о чем: как было здорово, если бы каждый раз, когда нам хорошо, звучала бы музыка. И как было здорово, если бы каждый, независимо ни от чего, мог бы ее услышать.
Кто-то скажет: «Это же натуральный дурдом!».
Не стоит волновать: существ, способных звучать, не так уж и много...
36.
Каждая белая кошка мечтает однажды проснуться черной.
Потому что каждой белой кошке хочется:
- больше, чем умиление, восторг и счастье читать в глазах окружающих ужас, страх и панику, внушать другим не ощущение покоя и добра, а суеверный ужас;
- никому не принадлежать;
- чтобы бежали не к ней, а от нее;
- быть частью не земного, а потустороннего;
- чтобы ее любили не все подряд, а лишь избранные, которые по-настоящему знают, что именно она такое;
- отличаться от окружающих;
- быть тем, чем она на самом деле не является;
- производить неизгладимое впечатление и надолго оставаться в памяти;
- обладать дьявольской силой и властью;
Потому что каждой белой кошке нравится:
- когда ее боятся;
- когда ей уступают дорогу;
А еще не каждой белой кошке нравится, когда ее гладят все, кому не лень. Просто каждая белая кошка имеет свою темную сторону.
37.
Первый глоток тишины. Это как переход черно-белого в цветное, как обретение тела душой. Не спрашивай меня, что я хочу сегодня на ужин: я поем тишины.
Тишина – это то единственное, что я могу есть бесконечно и в огромных количествах без какого-либо вреда для здоровья. Тишина – это то, что я могу есть постоянно, без приправ, соусов, майонеза, кетчупа, специй, хлеба, без идеально сервированного стола, серебряных приборов, накрахмаленных салфеток, без ножа и вилки, без приятной компании, хорошей музыки и красного десертного вина, не думая о том, что она может быть слишком горячей или слишком холодной.
Позволь мне поесть тишины. А то голод становится совсем нестерпимым. И не нужно доводить меня до полного истощения...
38.
Я – большой полиэтиленовый пакет, герметично запаянный со всех сторон, с водой внутри. При каждом движении, даже мысленном или подсознательном, вода рвет меня на части. Приходится долго и тихо лежать, чтобы добиться полного водного покоя.
Это очень неприятно. Но все это можно терпеть ради одного единственного момента. Если ты сможешь добиться полной физической и душевной тишины, то приходит свет и погружает руки в твою воду. Он распадается внутри тебя на части, и ты раз и навсегда понимаешь, из чего состоит свет.
Свет вытаскивает руки из твоей воды и долго любуется тем, как его собственные лучи отражаются от мокрой кожи. Свет не замечает тебя, а видит только воду. Он наклоняется к воде и с наслаждением умывает лицо и шею. После свет не спеша уходит. И капли воды стекают по его телу, оставляя на земле незаметную глазу, мокрую дорожку.
А ты еще долго, спокойно лежишь. И частицы света, засыпая, плавают на твоей водной поверхности...
39.
Возле магазина лежит пес и пытается перегрызть поводок, которым он привязан к ручке входной двери. Рвется на свободу, глупый. Не знает, наверное, чем эта свобода ему грозит. Голод, холод, жестокая конкуренция сородичей и, если повезет, быстрая и «легкая» смерть без тяжелых увечий и долгой, мучительной болезни.
Может быть, конечно, пес рвется на свободу не от хорошей жизни. Может быть свобода для него – это и есть та самая желанная, лучшая жизнь без хозяев, пустых мисок, натертой ошейником шеи и ноющих от пинков боков. Только вот проходит какое-то время, и хозяин начинает сниться бездомному, голодному псу во сне. Проходит время, и пес начинает искать хозяйские следы на всех возможных и невозможных дорогах.
В конце концов, он добредает на ослабевших ногах до первого попавшегося заброшенного дома, приматывает себя обрывком веревки к ржавой дверной ручке и засыпает последним счастливым сном, внушая себе, что он спит на пороге собственного теплого дома.
40.
Если приложить ладонь к свежевскопанной земле и замереть на несколько секунд, можно почувствовать, как твоя ладонь медленно, плавно поднимается и опускается, словно на чьей-то груди: земля дышит.
Если глубоко погрузить руку в землю и подождать еще несколько секунд, можно ощутить мерные удары: сердце земли бьется.
Если приложить ладонь к земле, подождать минут десять, а потом осторожно отнять ее, можно увидеть десятки тонких, живых нитей, соединивших кожу и почву: ладонь дала корни.
Если лечь на землю навзничь и затихнуть так на какое-то время, то встать ты уже не сможешь: тело прорастет, и земля тебя уже никогда не отпустит...
41.
Чья-то нежность трется о ноги бездомным котенком. Встает на задние лапки. Передними пытается дотянуться до коленок. Заглядывает в глаза. Просится на руки. Но стоит только ответить ей, погладить ее, потрепать за ушком, будешь обязан и дальше отвечать за ее жизнь.
Прости, милая. Нечего дать тебе. Ведь все уже роздано. Прости, пушистое солнышко. Не могу оставить тебя. Не потому, что негде. А потому, что двух нежностей внутри не бывает.
Мягко отстраняешь от себя котенка. Ускоряешь шаг. Оглядываешься. Почти бежишь. Пытаешься оторваться, чтобы он ни в коем случае не догнал. Ведь нет ничего хуже иллюзии на время. Только правда. Какой бы болезненной она ни была...
42.
Если вдруг однажды случится так, что мое сердце больше не будет нужно тебе, оставь его где-нибудь, но обязательно у воды. И не важно, что это будет – океан, море, речка или озеро. Оно будет лежать на берегу, всегда с закрытыми глазами, слушать воду и ждать тебя.
Каждый вечер солнце будет медленно погружаться в воду. Но ты же знаешь: солнце никогда не соприкасается с водой. Это оптическая иллюзия, обман зрения. Я в тебе для окружающих то же обман зрения, а для тебя…
...и солнце в очередной раз вошло в воду...
43.
Война. Если она когда-нибудь закончится – мир прекратит свое существование. И на этой войне я чувствую себя медсестрой, вытаскивающей раненых с поля боя, медсестрой, промывающей и перевязывающей раны. Но все чаще и чаще я ловлю себя на мысли, что хочу снять с себя белый халат, взять в руки оружие и пойти убивать тех, кто эти раны наносит. Вот поэтому я знаю, что эта ненависть не кончится никогда.
Я уже не первый год на этой войне, но до сих пор не знаю, кто мой противник. Меняется все: идея, направление наступлений, оружие, форма. Но не меняется смысл – убей того, кто напротив.
Самое противное – ходить в атаку. Особенно, врукопашную. Пока противник далеко, ты еще можешь его разглядеть. Но как только приближаешься вплотную, он исчезает. И ты стреляешь наугад, в пустоту, теряя силы и боеприпасы. Ты дерешься с невидимкой. И злоба от незнания, кто твой противник, заливает тебе глаза, как пот, кровь, грязь, дождь. Ты падаешь и ничего не чувствуешь – ни поражения, ни победы. Ничего.
А по ночам оба лагеря празднуют победу. В обоих лагерях вопли, свист, пьяное ржание и обязательно фейерверки. Причем, чем сильнее внутри чувство поражения, тем отчаяннее и шумнее праздник. Оба лагеря празднуют победу. И оба знают, что не выиграл никто.
Я уже не первый год на этой войне. И никто вокруг не может мне внятно объяснить, зачем я здесь, и кто мой противник...
44.
Детство – как фильм, который тебе довелось пересмотреть лет через тридцать. Оказывается, что все это время твоя память хранила сцены, которых в фильме нет, и никогда не было.
45.
Учительница начальных классов бьется в истерике перед мамой одной из учениц:
- Ну, сделайте с ней что-нибудь! Поговорите! Объясните как-нибудь! Я уж и не знаю! Но я не могу в ее присутствии вести уроки: она постоянно смотрит на меня, молчит и улыбается.
Откуда ей, бедолаге, было знать, что жить на этой земле четырнадцатый раз подряд, это уже слишком.
46.
Народу в «Бистро» было не очень много. И через огромные окна ей было хорошо видно улицу и бездомную собаку, сидящую у выхода из кафе. Собака сидела тихо, скромно, и надежда в ее глазах, с которой она провожала каждого входящего и выходящего, была практически равна нулю. По мере того, как подходила ее очередь, она все чаще оглядывалась на собаку. Бросив последний взгляд через окно и убедившись, что пес еще там, она купила на одну пиццу больше и с торопливой радостью двинулась к выходу. Выйдя на улицу и сунув руку в пакет, она оглянулась в поисках того, чей пустой желудок сейчас волновал ее больше, чем ее собственный. На улице было все: дома, машины, люди, деревья, снег, грязь, мусор. А собаки не было.
«Ну, вот и занимайся после этого благотворительностью» - мелькнуло у нее в голове.
Уже вернувшись в офис и проходя мимо курилки, она рассказала о своем душевном порыве, спросив в конце у вечно голодного народа: «Кто-нибудь пиццу будет?» Естественно, нашлись желающие. Вытащив продукт из пакета и отдав его соискателю, она коротко и твердо сказала: «С тебя тридцатка». Минута запнувшегося молчания. Кто-то робко заметил: «А собаке бесплатно». Ни один мускул не дрогнул на ее лице: «Ну, так то ж собаке».
47.
Бумажный кораблик. Быстро размокает и тонет. Грустно и бессмысленно. Но исписанный со всех сторон он – единственный способ общения с кем-то, кто живет внутри.
Складываешь кораблик, пускаешь его по венам. Ветер в голове служит ветром в его «парусах». Бумага размокает. Буквы, слова, фразы попадают в кровь и мгновенно достигают адресата, ведь кровь – самая быстрая доставка на свете. И даже за его пределами.
Так и общаемся: он – голосом в моей голове, я – строчками, написанными на бумаге...
48.
Все внутри меня выстлано свежескошенной, изумрудной травой, юной, сочной и нежной. Срезанная трава не сохнет и не гниет. Она превращается в живую, мерцающую жидкость. Запах и вкус, сладкий и густой, перетекают по телу из конца в конец, затормаживая все до полной остановки, сводя голову с ума, заворачивая сердце во влажную, душистую тряпицу.
Когда снимаешь обувь, на любых поверхностях остаются довольно заметные, мокрые следы. Все сочувствуют и советуют срочно сменить обувь. Я виновато улыбаюсь и ухожу в поисках тряпки...
49.
В споре истина не рождается. В споре происходит самозабвенное и обязательно публичное самоудовлетворение одного из участвующих.
50.
Пустое место в переполненном автобусе воспринимается занявшим его, как манна небесная, счастье, удача, коллективный подарок от всех возможных богов. И пусть оно будет самым неудобным, грязным, расшатанным, продуваемым всеми сквозняками и обливаемым водой из дырявого потолка. Но усевшемуся оно будет казаться полноправным местом среди олимпийского богосборища.
А вот человеку, который первый забежал в пустой автобус и оказался перед выбором, любое из занятых им кресел будет казаться худшим из оставшихся. И даже если он пересядет несколько раз, его внутренности так и не удовлетворятся.
И всю дорогу до нужной остановки он будет озираться по сторонам, жалеть о своем выборе и завидовать тем, чье место оказалось, на его взгляд, удобнее, выгоднее, теплее.
Получается, чтобы сделать человека счастливым, его нужно лишить права выбирать…
51.
Он долго, не отрываясь, смотрел на один и тот же предмет, стоящий перед ним на столе. Потом медленно закрыл левый глаз и смотрел только правым. В картинке что-то изменилось, но он не понял, что именно. Потом он закрыл правый глаз и смотрел только левым. Картинка опять изменилась, но он опять не успел понять, как именно. И тут его осенило: он начал смотреть на предмет, по очереди быстро мигая обоими глазами, т.е. попеременно закрывая то один глаз, то другой. И он увидел, как предмет «запрыгал» с места на место. Пусть всего на какие-то еле уловимые миллиметры, но он сдвигался, то вправо, то влево и потом снова возвращался назад. Значит, действительность совсем не та, какой кажется? Значит, ее восприятие зависит от угла зрения? Она зависит от того, с какой стороны на нее посмотреть?
Он снова посмотрел на предмет обоими глазами. Предмет находился там же, где и был. Он измерил все расстояния. Сравнил результаты до и после открытия. Они совпадали. Он задумался. Потом приподнял предмет, нанес на его основание немного белой краски и снова поставил его на место. Если предмет действительно двигается, он оставит следы.
Он быстро замигал глазами попеременно, глядя на предмет. Предмет передвигался с места на место в такт миганию. Он остановился и открыл оба глаза. Предмет стоял на том же месте, следов краски вокруг него не было. Значит, предмет не двигался на самом деле? Значит, на самом деле действительность не меняется, это наше зрение искажает ее, заставляя видеть подменную реальность?
Он начал медленно закрывать глаза, пока не увидел предмет через малюсенькие щелочки. И тут он заметил, как его изображение начало еле уловимо двоиться. Одно изображение уходило в сторону, а из-под него появлялось другое. Одно накладывалось на другое. Это видение мелькнуло всего на мгновение, всего раз и быстро исчезло, потому что долго напрягать глаза он не мог.
Он широко открыл глаза. Предмет выглядел целым. А значит, нельзя увидеть настоящую действительность только одним глазом? Значит, правильность действительности зависит от суммы зрений всех «я».
52.
Будущего на самом деле не существует. Есть только бесконечные попытки его вспомнить. Если вспомнить удается, жизнь продолжается, если нет – топчется на месте, либо вертится по кольцевой, либо спотыкается обо что-то, как игла, попавшая в царапину на виниле. Когда песня знакомая, пока снимаешь иглу «с крючка», легко восстанавливаешь продолжение в памяти, пропевая знакомые строчки. Если нет – изводишься от испорченного предвкушения.
Будущего на самом деле не существует. А есть только книга, которую ты когда-то очень давно читал, а сейчас пытаешься вспомнить детали и, главное, конец. Самой книге неправильное «вспоминание» не вредит. А вот на невредимость вспоминающего бытие не дает никакой гарантии...
53.
Он пришел к ней с букетом птиц, сияя, как пятилетний малыш, натворивший, по его мнению, что-то очень хорошее. Птицы, голося от ужаса, отчаянно рвались вверх и в стороны. Одна из них, потеряв последние силы и вывихнув крыло, висела на ленточке, как убитый выстрелом шарик.
Он протянул ей букет птиц. Но ее оцепенелые пальцы так и не смогли раскрыться навстречу подарку. В результате, разноцветные птицы разлетелись по всей комнате стремительнее, чем конфетти из новогодней хлопушки, и нашли спасение кто где – на шкафах и антресолях, на холодильнике и микроволновке, на люстрах и карнизах для штор, даже под кроватью – часто, урывисто дыша и остервенело клюя ленточные узлы на ноющих лапках. Но, ни у одной из них так и не получилось освободиться.
К вечеру, когда он, наконец, ушел, она медленно поднялась на плохо слушающиеся ноги, извиняясь, осторожно собрала птиц за ленточки, вышла на балкон и разом обрезала пучок почти у самых лапок. Птиц подхватил теплый вечерний ветер, как белые зонтики одуванчиков. Она вернулась на кухню, выбросила в мусорку обрывки лент, села за стол и с ужасом стала ждать следующего дня. И следующего букета...
54.
Я так давно стою на этом посту, что уже забыла, кому, когда и при каких обстоятельствах дала слово это делать. Я так давно стою на этом посту, что люди, взявшие с меня слово, уже успели забыть об этом. Я так давно поклялась не сходить с этого места, что люди, принявшие мое слово, успели умереть. Умерли так же люди, знавшие тех людей, которые взяли с мен<