24 августа 1944.
1. Я снова вижу дом Иоакима и Анны. Ничего не изменилось, за исключением множества цветущих ветвей, тут и там торчащих из амфор; очевидно, это результат подрезки деревьев в саду, который весь в цветении и подобен облаку, меняющемуся от белоснежного до прямо-таки красно-кораллового. Работа у Анны уже другая. На ткацком станке, который поменьше, нежели предыдущий, она ткет красивые льняные полотна и напевает, постукивая ногой в такт напеву. Поет и улыбается… Кому? Самой себе, чему-то, что она ощущает у себя внутри.
Песня эта неторопливая, но притом, радостная – я записала ее по частям, прислушиваясь к ней, так как Анна повторяет ее несколько раз, будто наслаждаясь, и поет все более громко и уверенно, как тот, кто, услышав в сердце напев, сначала бормочет его про себя, а потом, запомнив, продолжает смелее и звонче, – вот какая (и я передаю ее, потому что она очень мила в своей простоте):
«Слава Господу Сил, что возлюбил детей Давида. Слава Господу!
Его горняя благодать посетила меня Свыше.
Старое дерево пустило новую ветвь, и я счастлива.
Во время праздника Огней [1] надежда заронила семя;
И теперь благоухающий Нисан [2] видит его произрастание.
Словно миндаль, украсилось мое тело по весне,
И к вечеру оно почувствует на себе плод.
Как роза на ветке, как сладчайшее яблоко,
Как звезда искрящаяся – невинное дитя,
Радость домашних, мужа и жены.
Хвала Богу, Господу моему, что смилостивился надо мной.
Его свет сказал мне: „Звезда придет к тебе”.
Слава, слава! Твоим будет этот плод произрастания,
Первый и последний, святой и чистый, ибо он дар Господень,
Твоим он будет, и да придет через него радость и мир на эту землю.
Летай, челнок. Сплетайтесь, нити, в одежду для ребенка,
Он родится! Воспевай Богу осанну, мое сердце!»
2. В тот момент, когда она была готова повторить свою песню уже в четвертый раз, входит Иоаким. «Ты счастлива, Анна? Ты мне напоминаешь птицу, которая приносит весну. А что это за песня? Я ни от кого не слышал такую. Откуда она?»
«Из моего сердца, Иоаким», – Анна встала и теперь, вся сияющая, направляется к супругу. Она выглядит моложе и красивее.
«Я не знал, что ты сочиняешь», – говорит муж, глядя на нее с явным изумлением. Они не производят впечатления пожилых супругов. В их взглядах есть нежность молодоженов. «Я пришел из глубины сада, услыхав, как ты поешь. Годами я не слышал этого голоса влюбленной голубки. Ты могла бы повторить для меня свою песню?»
«Я спела бы ее тебе, даже если бы ты не попросил об этом. У детей Израиля и возгласы надежды, и крики радости или скорби, – все самое искреннее доверялось песне. И я доверила песне желание выразить себе и тебе великую радость. Да, сколько я ни говорю себе об этом, это такое великое событие, что хотя я в нем и уверена, но все же, оно мне до сих пор кажется невероятным…» – и она начинает петь. Но дойдя до слов: «Как роза на ветке, как сладчайшее яблоко, как звезда искрящаяся…», ее красивый низкий голос сначала дрожит, а потом прерывается, и она, плача от радости, смотрит на Иоакима и, воздевая руки, кричит: «Я – мать, любимый мой!», и припадает к его груди, и он заключает в объятия свою счастливую супругу. Это самые целомудренные и счастливые объятия, что я видела в своей жизни. Целомудренные – и пылкие в своем целомудрии.
И нежный упрек над седеющей головой Анны: «И ты мне не говорила?»
«Потому что хотела в этом удостовериться. Будучи пожилой, как я… осознать, что станешь матерью… Я не могла поверить, что это так… и не хотела вызвать у тебя самое горькое из разочарований. Уже с конца декабря я почувствовала, что моя утроба в глубине своей стала другой и, как я говорю, пустила новый побег. Но сейчас на этой ветви уже настоящий плод… Видишь? Это полотно для того, кто придет».
«Не тот ли это лен, что ты купила в октябре в Иерусалиме?»
3. «Тот. Я соткала его потом, пока ждала… и надеялась. Надеялась, потому что в последний день, когда я молилась в Храме, находясь так близко к Божьему Жилищу, насколько это возможно для женщины, и уже было поздно… ты помнишь, я сказала: „Еще, еще чуть-чуть“. Я не могла уйти, не почувствовав, что получила благословение! И вот, в сумерках, которые уже спустились, я заметила, как из глубины святого места, куда я вглядывалась изо всех сил, пытаясь вымолить согласие у всевидящего Бога, отделился свет, искра прекраснейшего сияния. Оно было белое, как луна, и однако, содержало в себе отблески всех жемчужин и самоцветов, какие есть на земле. Казалось, будто одна из драгоценных звезд Завесы, звезд, расположенных у подножия херувимов, отделилась и засияла сверхъестественным блеском[3]… Мне показалось, что из-за святой Завесы, от самой Славы, отошел огонь и мгновенно достиг меня, и разрезая воздух, пропел небесным голосом: „Да будет тебе то, чего ты просила“. Именно поэтому я пою: „Звезда придет к тебе“. Что же за ребенок будет у нас, если он проявился в виде света звезды в Храме, и в праздник Огней заявил о себе: „Вот я“? Может, ты и вправду предрек, что я стану как новая Анна, жена Элканы? 4. Как нам назвать наше дитя, которое, я чувствую, нежно, как журчание потока, обращается ко мне во чреве своим маленьким сердцем, что бьется и бьется, как у голубки, спрятавшейся в ладонях?»
«Если будет мальчик, назовем его Самуил. Если девочка – Звезда. То слово, на котором прервалась твоя песня, чтобы я узнал о радости, что стану отцом. Та форма, которая была выбрана, чтобы явиться в священном сумраке Храма».
«Звезда. Наша звезда… не знаю, почему, но я думаю, это будет девочка. Мне кажется, такие осторожные ласки могут принадлежать только нежнейшей дочери. Потому что мне не приходится ее носить, я нисколько не страдаю. Это она несет меня по небесной и цветущей тропинке, как будто меня поддерживают святые ангелы, и земля уже далеко… Я всегда слышала от женщин, что беременность и вынашивание – это болезненно. Но у меня нет боли. Я чувствую себя более сильной, юной и свежей, нежели когда я встретила тебя, будучи девушкой в далекой юности. Дочерь Божья – ведь та, что рождается от высохшей ветви, больше Божья, чем наша – не приносит страданий своей маме. Она несет только мир и благословение: дары Бога, Ее настоящего Отца».
«Тогда назовем Ее Марией. Звезда нашего моря, жемчужина, счастье. Это имя первой великой женщины[4] Израиля. Но Эта не согрешит перед Господом, а подарит Ему лишь Свою песнь, ибо Ему Она посвящена еще до рождения».
«Да, Она посвящена Ему. Кто бы то ни был, мальчик или девочка, после того как мы отпразднуем трехлетие нашего ребенка, мы отдадим его Господу. И это будет нашей жертвой Богу, ради Его славы».
Больше я ничего не вижу и не слышу.
5. Иисус говорит:
«Просветив их ночными сновидениями, сошла Премудрость, Она – „дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя“[5], и стала Словом для бесплодной. И Я, наконец, увидевший вблизи Свой День искупления, Христос, Внук Анны, спустя почти пятьдесят лет посредством этого Слова сотворю чудеса над бесплодными и больными, над одержимыми, отчаявшимися, над всеми презренными на этой Земле.
Но пока, ради счастья обретения Матери, Я произношу сокровенное Слово в сумерках Храма, что вмещал надежды Израиля, Храма, который уже приблизился к своему концу, поскольку на земле готов утвердиться новый, истинный Храм, где уже будут не надежды какого-то одного народа, но уверенность в Спасении для народов всей Земли на веки вечные до скончания мира. И это Слово творит чудо, делая плодовитым то, что было бесплодно. И даруя Мне Мать, которая получила не только природное совершенство, раз уж Ей выпала судьба родиться у двух святых, и не только добрую душу, какая бывает у многих, и не только постоянное возрастание добродетели благодаря Своей благой воле, и не только непорочное тело; но, единственная из творений, Она обрела непорочную душу.
6. Ты видела, как души непрестанно исходят от Бога[6]. Теперь подумай, какой красотой должна была обладать та Душа, которой Отец любовался еще до начала времен, Душа, которая составляла отраду Троицы, и которую Троица пожелала украсить Своими дарованиями, чтобы сделать Ее даром самой Себе. О, Пресвятая – Бог сотворил Тебя сначала для Себя и затем для искупления человечества! Ты была первым спасением, Носившая Спасителя! Воплощенный Рай, Своей улыбкой Ты начала освящение земли.
Душа, предназначенная быть душою Матери Божией! Когда из ярчайшего порыва Троической Любви возникла эта жизненная искра, о Ней возликовали ангелы, ибо никогда еще в Раю не видели света более яркого. Словно лепесток райской розы, лепесток невещественный и драгоценный, как пламенеющая жемчужина, который был Божьим дуновением, пришедшим, чтобы оживотворить тело, настолько отличающееся от других, дуновением – таким могучим и пылким, что Грех[7] не сумел пристать к Ней, Она перенеслась через пространства и заключила себя в святую утробу.
На Земле появился свой Цветок, и Земля еще об этом не знала. Настоящий, единственный Цветок, что цветет вечно: лилия и роза, фиалка и жасмин, подсолнечник и цикламен смешались в нем, а вместе с ними все земные цветы, в одном Цветке, Марии, в которой соединились всякая добродетель и благодать.
В апреле земля Палестины становилась похожа на огромный сад, ароматы и краски которого бывали отрадой человеческих сердец. Но самая прекрасная Роза была еще безвестна. Она уже тайно зацветала для Бога во чреве у матери, ведь Моя Мать начала любить с момента зачатия. Но только когда виноградная лоза даст свою кровь, чтобы сделаться вином[8], и сладкий и стойкий аромат молодого вина наполнит дворы и ноздри, Она впервые улыбнется Богу, а после миру, и Ее чистейшая улыбка скажет: „Вот, Лоза, которая принесет вам Гроздь, которой надлежит быть выжатой в давильне и стать вечным Лекарством от ваших недугов, теперь среди вас“.
Я сказал: „Мария начала любить с момента зачатия“. Что же дает душе свет и познание? Благодать. Что же отнимает Благодать? Грех первородный и грех смертный. Мария, Непорочная, никогда не теряла памяти о Боге, близости к Нему, Его любви, Его света и Его мудрости. Поэтому Она смогла понимать и любить, когда была еще только плотью, нарастающей вокруг непорочной души, которая продолжала любить.
7. Позже Я дам тебе возможность мысленно созерцать глубину целомудрия Марии. Ты почувствуешь такое же духовное опьянение, как и во время созерцания Нашей вечности, которую Я показывал тебе. А пока поразмышляй, каково это – носить в себе Дитя, свободное от Порока, удаляющего от Бога, Дитя, что дает матери, хоть и зачавшей естественно, по-человечески, высшее разумение и делает ее пророчицей. Пророчицей собственной Дочери, которую она назвала „Дочерью Божией“. И подумай, что было бы, если бы от первых непорочных Прародителей родились непорочные дети, как того хотел Бог.
Это было бы, о люди, рассуждающие о том, как стать „сверхчеловеком“, но благодаря своим порокам приблизившиеся разве что к состоянию сверхдемона, это было бы то, что действительно привело бы к появлению „сверхчеловека“. Умение остаться не оскверненными Сатаной, чтобы доверить Богу управление жизнью, знанием, благами, не желая более того – а это без малого бесконечность, – что дано вам Богом, чтобы иметь возможность в непрерывном движении к совершенству производить на свет детей, которые были бы людьми телесно и чадами разума по духу, то есть победителями, то есть сильными духом, гигантами по сравнению с Сатаной, который был бы повержен на тысячи веков раньше, чем это случится теперь, и с ним все его зло».
[1] То же, что Праздник Обновления Храма (Ханука), во время которого зажигали множество светильников, отмечался в 25 день месяца Кислев (ноябрь-декабрь).
[2] Нисан – первый месяц весны (март-апрель).
[3] Притвор и святилище Иерусалимского Храма разделялись воротами, которые были покрыты четырехцветной завесой с изображением звезд.
[4] Имеется в виду Мариам, сестра Моисея, которая, однако, согрешила, обличая его. (Числ. 12:1-10)
[5] (Прем. 7:25)
[6] Это отсылка к видению Рая, имевшему место 25 мая 1944 г., где Марии было показано творение человеческих душ. Видения, не вошедшие в главный труд М. Валторты «Евангелие…», были опубликованы отдельно как «Quaderni» («Тетради»)
[7] Имеется в виду первородный грех.
[8] То есть, в сентябре.