Ф. Плевако-яркий представитель адвокатской деятельности в России
(составление буклета)
| Оценка: _____________ Дата защиты «___» ________ 2020 г. Руководитель: ____________ | Выполнил: студент I курса группы ПСА-118 специальности 40.02.03 Право и судебное администрирование Сорокин Александр Владимирович. Руководитель: Кононова Наталья Александровна. |
Стерлитамак, 2020
Содержание
Введение ……………………………………………………………………… 3
§ 1. Начало деятельности Ф. Плевако………………………………………. 5
§2. Описание создания буклета «Ф.Плевако яркий представитель адвокатской деятельности в России» ………………………………………………………15
Заключение …………………………………………………………………. 20
Список литературы …………………………………………………………. 21
Приложение
Введение
В условиях возрождения парламентаризма в современной России и серьезных преобразований, затрагивающих все стороны жизни страны, вполне закономерно возрос научный интерес к отечественной истории конца XIX - начала XX вв., когда происходили глубокие изменения основ политического строя. В поле исследовательского внимания ученых оказались не только общие проблемы, но и конкретные вопросы реформирования судебной системы и юридической практики, а также исторические персоналии данного периода. Разработка научных биографий известных государственных деятелей, о которых в советский период писали мало или вообще не писали, стала одним из важных направлений современной историографии. Одной из таких фигур конца XIX — начала XX вв. является адвокат Федор Никифорович Плевако (1842-1908 гг.), который являлся ярким представителем поколения эпохи либеральных реформ, «человеком 60-х годов», как он сам себя называл.
В отечественной историографии, которая, разумеется, не обошла вниманием этого выдающегося юриста, до сих пор освещались в основном историко-правовые взгляды и адвокатская практика Ф.Н. Плевако, однако без должного освещения осталась его общественно-политическая деятельность. Между тем, Ф.Н. Плевако занимался публицистической деятельностью, в течение шестнадцати лет был гласным Московской городской думы, входил в состав членов ЦК партии октябристов, являлся депутатом III Государственной Думы. В этой связи объективно назрела необходимость дальнейшего изучения его жизни и деятельности, осуществления комплексного и всестороннего исследования правового, публицистического, а также общественно-политического наследия Ф.Н. Плевако.
Актуальность проекта выбранной мною тема является актуальной, так как, изучая современную культуру речи в деятельности юриста очень важно знать и понимать, какие исторические пути развития она прошла, и какой вклад в нее внес тот или иной деятель.
Проблемой нашего проекта является недостаточность и обусловленность изучения поколения адвокатской деятельности Ф.Н. Плевако.
Тема проекта – «Ф. Плевако-яркий представитель адвокатской деятельности в России (составление буклета)»
Конечный продукт проекта будет выполнен в виде составление буклета по теме «Ф. Плевако-яркий представитель адвокатской деятельности в России)»
Цель проекта создать буклет о Ф. Плевако как о яркомпредставители адвокатской деятельности по теме «Ф. Плевако-яркий представитель адвокатской деятельности в России)»
Задачи проекта:
1. Изучить и систематизировать литературу о Ф. Плевако как о ярком представители адвокатской деятельности;
2. Охарактеризовать деятельность Ф. Плевако как яркого представителя адвокатской деятельности;
3. Описать процесс создания буклета о Ф. Плевако как о ярком представители адвокатской деятельности;
Начало деятельности Ф. Плевако-как яркий представитель адвокатской деятельности в России
Дореформенный суд в России использовал нормы времен Петра I и Екатерины II, а то и более ранние нормы Соборного уложения 1649 года. Естественно, они не могли уже отвечать существующему порядку, тем более что Россия наконец-то официально отменила крепостное право.
Кроме того, дореформенный суд в России имел множество довольно разнородных судебных инстанций, и эта путаница усугублялась отсутствием четкого разграничения их подсудности, а также большим количеством специальных судов, которые в ряде случаев заменяли обычные судебные органы.
Но главное, судебная система была построена по сословному принципу: дворянство, городское население, мещане, крестьяне (государственные и однодворцы) имели свои, специально для каждого сословия созданные суды (суды для духовенства, например, продолжали существовать в таком виде, в каком были до 1775 года).
«Крайне низкая общая грамотность судей, не говоря уже о грамотности юридической, обусловила фактическое сосредоточение всего дела правосудия в руках канцелярских чиновников и секретарей. Подавляющее большинство судебных чиновников рассматривали свою должность как средство наживы и самым бесцеремонным образом требовали взятки со всех обращавшихся в суд. Попытки правительства бороться со взяточничеством не давали никаких результатов, так как этот порок охватил весь государственный аппарат»
[1, с.86].
В российском дореформенном суде господствовала инквизиционная форма судопроизводства. О гласности правосудия не заходило речи вообще: процесс окружала глубокая тайна. Кроме того, трудно представить, но факт: судебное разбирательство не было устным. «Принцип письменности предполагал, что суд решает дело не на основе живого, непосредственного восприятия доказательств, личного ознакомления со всеми материалами дела, непосредственного устного допроса обвиняемого-подсудимого, свидетелей, а опираясь на письменные материалы, полученные во время следствия». И это в стране, где царила почти поголовная неграмотность в буквальном смысле этого слова, не говоря уже о неграмотности юридического плана [2, с.116]!
Разумеется, оценка доказательств в таких обстоятельствах могла быть только весьма и весьма условной. Впрочем, сила доказательств тоже «заранее определялась законом, который твердо устанавливал, что может, а что не может быть доказательством. Закон же устанавливал и степень достоверности допускаемых доказательств, деля их на несовершенные и совершенные, то есть такие, которые давали основание для окончательного приговора и не могли быть опровергнуты подсудимым. Но и среди них особо выделялось признание - «лучшее свидетельство всего света». Для его получения широко применялась пытка, формально запрещенная в 1801 году, но на практике просуществовавшая на протяжении всей первой половины XIX века»[3, с.315].
Не менее примечателен тот факт, что для судей не существовало не только юридического, но даже общего образовательного ценза. Конечно, это отражалось на профессионализме судей самым пагубным образом.
Была и еще одна деталь: высокопоставленные или просто богатые и родовитые лица ощущали себя намного выше судей и их решений. Поэтому такое лицо могло просто распорядиться решить дело тем или иным образом, и от судьи требовалось немалое гражданское мужество (или не менее влиятельное знакомство), чтобы противостоять этому напору.
В таких условиях и выявилась необходимость реформировать всю судебную систему. Судебная реформа 1864 года провозгласила следующие принципы: независимость суда; его все сословность; устность и гласность судебного разбирательства; равенство всех перед судом; несменяемость судей и следователей; рассмотрение дела с участием присяжных заседателей; выборность судей и присяжных заседателей; установление прокурорского надзора. Но главное: в результате реформы для защиты в уголовном процессе и представительства по гражданским делам была создана адвокатура.
Именно в таких условиях вступил на юридическое поприще Ф.Н. Плевако. Юридическое образование он получил в Московском университете, затем принял адвокатское звание и стал присяжным поверенным при Московской судебной палате. Вскоре его имя получило широкую популярность в публике, ставшей посещать заседания суда, поскольку они стали открытыми, а коллеги-юристы должным образом оценили его профессионализм.
Постепенно, от процесса к процессу, своими умными, проникновенными и логичными речами Плевако завоевал широкое признание и славу выдающегося судебного оратора. Но дело было не только в его ораторском даре, но и в его неизменном внимании к психологической стороне дела, которую он всегда разворачивал в своих речах перед судом и публикой.
Всегда тщательно готовился к делу, хорошо знал все его обстоятельства, умел глубоко анализировать доказательства и показать суду внутренний смысл тех или иных явлений. Речи его отличались большой психологической глубиной, доходчивостью и простотой. Самые сложные человеческие отношения, неразрешимые подчас житейские ситуации освещал он в доступной, понятной для слушателей форме, с особой внутренней теплотой. это был человек, у которого ораторское искусство переходило в вдохновение» [4, с.198].
Ф. Плевако не ограничивался в судебных речах освещением исключительно юридических аспектов рассматриваемого дела. В ряде судебных выступлений Ф. Н. Плевако затрагивал большие социальные вопросы, которые находились в поле зрения общественности и будоражили умы. Это и стало основанием для славы Плевако в двух ипостасях: как оратора у публики, и как грамотного юриста у коллег.
Вообще появление фигуры оратора в российском суде, конечно, привлекло всеобщее внимание: гласность процесса превратила его в своеобразное развлечение для публики, которая ходила на процессы послушать полемику прокурора и адвоката. Плевако быстро дал понять, что полемика с ним для прокурора дело практически невозможное.
Благодаря воспоминаниям В. Вересаева практически хрестоматийным стал следующий случай: «Прокуроры знали силу Плевако. Старушка украла жестяной чайник, стоимостью дешевле 50 копеек. Она была потомственная почетная гражданка и, как лицо привилегированного сословия, подлежала суду присяжных. По наряду ли или так, по прихоти, защитником старушки выступил Плевако. Прокурор решил заранее парализовать влияние защитительной речи Плевако и сам высказал все, что можно было сказать в защиту старушки: бедная старушка, горькая нужда, кража незначительная, подсудимая вызывает не негодование, а только жалость. Но собственность священна. Все наше гражданское благоустройство держится на собственности, если мы позволим людям потрясать ее, то страна погибнет.
Поднялся Плевако.
- Много бед, много испытаний пришлось перенести России за ее больше, чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары и поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь... Старушка украла старый чайник, стоимостью в 30 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно»
[5, с.121].
«Естественно, такой вывод вызвал смех в зале, да и у судьи появилась улыбка на лице. Подсудимая была оправдана, и это только один пример из множества, когда Плевако выдвигал против обвинения совершенно неюридические доводы и, тем не менее, выигрывал дело. Проблема заключалась, однако, не в неуважении юристов к закону, а в том, что Плевако одним из первых обратил внимание на психологическую и социологическую составляющую любого правонарушения.
Ф. Н. Плевако, бесспорно, является наиболее колоритной фигурой среди крупнейших дореволюционных адвокатов, даже на их фоне он резко выделялся своей яркой индивидуальностью, хотя дореволюционная адвокатура не была бедна талантливыми ораторами.
Однако прозвание «рыцаря правосудия» Плевако заслужил не за то, что ловкими словесами выводил из-под удара виновных. Речи адвоката ясно показывали, кто на самом деле виновен в произошедшем, а к виновным Плевако был почти беспощаден. Почти, потому что был в его практике и такой случай: «Судили священника, совершившего тяжкое преступление, в котором он полностью изобличался, не отрицал вины и подсудимый. После громовой речи прокурора выступил Плевако. Он медленно поднялся, бледный, взволнованный. Речь его состояла всего из нескольких фраз... «Господа, присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и в них сознался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который ТРИДЦАТЬ ЛЕТ отпускал на исповеди все ваши грехи. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грех?» [6, с.9].
«Виновен, но заслуживает снисхождения» – вот тот, минимум, которого добивался для своих подзащитных Плевако. Хотя бывали в его практике и случаи, когда виновный был оправдан. (Но это произошло не из-за словесной ловкости адвоката, а по той причине, что российское уголовное законодательство того времени еще не знало понятия «физиологический аффект» и не разделяло его с патологическим).
Старика-мужа судили за убийство жены, которая была значительно моложе. После речи прокурора Плевако встал и начал, как обычно: «Господин судья, господа присяжные заседатели…». Остановился, помолчал и повторил: «Господин судья, господа присяжные заседатели…» … И еще раз, и еще… Он твердил только эту фразу несколько минут, в зале поднялся шум, присяжные недовольно перешептывались, наконец разгневанный судья, ударил молотком по столу и закричал: «Прекратите, или я прикажу Вас вывести за неуважение к суду!».
Плевако огляделся вокруг с деланным удивлением: «Однако я и пяти минут не говорил одно и то же! И не сказал при этом ничего оскорбительного… Но вот уже и Вы, господин судья, разгневаны, и недовольны присяжные, недовольна публика… А что вы скажете тогда о реакции человека, который ежедневно на протяжении десяти лет слышал: «Горбун, урод! Горбун, урод!»
Такая наглядная демонстрация привела к тому, что присяжные вынесли вердикт о невиновности подсудимого, хотя в наше время его аффект послужил бы всего лишь смягчающим, но отнюдь не исключающим ответственность обстоятельством. Плевако просто самым нагляднейшим образом показал залу и присяжным, что именно привело к преступлению.
А ведь понятия «юридическая психология» тогда еще не существовало, и соответственно, студент Плевако не мог ее изучать в университете, подобно сегодняшним юристам!
Однако к действительно виновным, чьи интересы шли вразрез с интересами его подзащитного и с самой правдой, Плевако мог быть беспощадным. Нельзя забыть его гневные слова в адрес игуменьи Митрофании, обвиняемой в крупном финансовом мошенничестве: «Путник, идущий мимо высоких стен Владычного монастыря, вверенного нравственному руководству этой женщины, набожно крестится на золотые кресты храмов и думает, что идет мимо дома Божьего, а в этом доме утренний звон подымал настоятельницу и ее слуг не на молитву, а на темные дела! Вместо храма - биржа; вместо молящегося люда - аферисты и скупщики поддельных документов; вместе молитвы - упражнение в составлении вексельных текстов; вместо подвигов добра – приготовление к ложным показаниям, – вот что скрывалось за стенами» [7, с.102].
Вероятно, и сегодня было бы уместно процитировать на суде или в Госдуме, принимающей законы в защиту РПЦ: «Стены монастырские в наших древних обителях скрывают от монаха мирские соблазны, Выше, выше стройте стены вверенных вам общин, чтобы миру не было видно дел, которые вы творите под «покровом рясы и обители!..»[2, с.112].
Острые социальные вопросы затрагивались Ф. Н. Плевако, если это было необходимо для его подзащитных. Так, выступая в защиту люторических крестьян, восставших против нечеловеческой эксплуатации и безмерных поборов, он говорит: «Мы, когда с нас взыскивают недолжное, волнуемся, теряем самообладание; волнуемся, теряя или малую долю наших достатков, или что-либо наживное, поправимое. Но у мужика редок рубль и дорого ему достается. С отнятым кровным рублем у него уходят нередко счастье и будущность семьи, начинается вечное рабство, вечная зависимость перед мироедами и богачами. Раз разбитое хозяйство умирает – и батрак осужден на всю жизнь искать, как благодеяния, работы у сильных и лобзать руку, дающую ему грош за труд, доставляющий другому выгоды на сотни рублей, лобзать, как руку благодетеля, и плакать, и просить нового благодеяния, нового кабального труда за крохи хлеба и жалкие лохмотья»[5, с.204].
Для Плевако не существовало никаких «политических» или «политесных» соображений: только истина, да еще милосердие к слабейшему, пусть и виновному. Преступник на скамье подсудимых уже побежден, а к побежденному принято проявлять максимум возможной милости. Это – реакция сильнейшего, потому что только сильный великодушен.
И Плевако либо защищал невиновного, либо просил о великодушном снисхождении к виновному.
Именно о таких адвокатах говорил А.Ф. Кони: «…уголовная защита представляет больше поводов для предъявления требований, почерпнутых из области нравственной, чем деятельность обвинительная, ввиду сложных и многоразличных отношений защитника к своему клиенту-подсудимому и к обществу. Защита есть общественное служение, говорят одни. Уголовный защитник должен быть vir bonus, dicendi peritus (Муж добрый, опытный в речи), вооруженный знанием и глубокой честностью, умеренный в приемах, бескорыстный в материальном отношении, независимый в убеждениях, стойкий в своей солидарности с товарищами. Он должен являться лишь правозаступником и действовать только на суде или на предварительном следствии, там, где это допускается. Он не слуга своего клиента и не пособник ему в стремлении уйти от заслуженной кары правосудия. Он друг, он советник человека, который, по его искреннему убеждению, невиновен вовсе или вовсе не так и не в том виновен, как и в чем его обвиняют. Вот почему можно и даже должно говорить об этической подкладке судебного красноречия, для истинной ценности которого недостаточно одного знания обстоятельств дела, знания родного слова и уменья владеть им и следования формальным указаниям или ограничениям оберегающего честь и добрые нравы закона»
[5, с 116].
Плевако никогда не рассчитывал только на свой талант, в основе его успеха лежало большое трудолюбие, настойчивая работа над словом и мыслью. Содержание речи, ее тон и направление Плевако, как никто из дореволюционных судебных ораторов, увязывает с настроением слушателей, к которым она обращена. Он был подлинным мастером понимания и проникновения в настроение судебной аудитории, умело затрагивая нужные струны. Но он не пользовался этим в тех целях, которые считал неэтическими.
А. Ф. Кони так характеризовал талант Плевако: «...сквозь внешнее обличие защитника выступал трибун, для которого дело было лишь поводом и которому мешала ограда конкретного случая, стеснявшая взмах его крыльев, со всей присущей им силой»
Поэтому не только присяжные поддавались обаянию таланта Плевако, и коронные судьи нередко оказывались в плену его большого, сильного и тонкого психологического воздействия. Но это воздействие всегда было основано на строгой логике и безупречном понимании психологии.
Плевако предстает в своем наследии в двух качествах: защитником (представителем обвиняемого) и обвинителем (поверенным потерпевшего или гражданского истца).
«Как защитник, Плевако выигрывал большинство дел, но не все: по делам Маруева, Гаврилова, Московского ссудного банка, о беспорядках на Коншинской мануфактуре суд не разделил позицию адвоката и вынес подсудимым обвинительные приговоры. Были в практике Плевако и другие дела, по которым доводы защиты не убеждали суд».
Но Плевако-обвинитель всегда выигрывал процессы. Это объясняется различием в критериях выбора дел адвокатом, поскольку Плевако довольно быстро получил возможность выбирать себе дела.
«Право на защиту от предъявленного обвинения имеет каждый человек. Сколь тяжко это обвинение ни было бы, как бы неприглядно ни выглядела личность обвиняемого, адвокат не вправе отказаться его защищать, если только не занят в другом процессе, не болен, не находится в отпуске и т.п. Конечно, на всякого известного адвоката спрос превышает предложение: Плевако обычно имел широкую возможность выбора дел и, разумеется, предпочитал дела с позицией. Но, если был свободен, не отказывал в приеме поручений на защиту обвиняемым, чья виновность подтверждалась вескими доказательствами» [6, c.145].
Плевако осуществлял защиту и по назначению суда, но получая предложение со стороны потерпевших и гражданских истцов, брался за дело, только если был полностью убежден в справедливости их притязаний.
«Заявляют иск разного рода люди, — говорит Плевако, отстаивая интересы гражданского истца Курбатова, — иные хлопочут о том только, чтобы выиграть свой иск, иногда даже несправедливый. Защита, готовая клеветать, явиться пособником такого человека, — позорна и нечестна».
Таким образом, мы сегодня можем смело утверждать, что Плевако внес значительный вклад в формирование нормы профессиональной морали. Ведь споры о моральности адвокатской профессии, о нравственной допустимости защиты любого и каждого обвиняемого не прекращаются и поныне.
А сегодня, с распространением информации по Интернету, этот вопрос приобретает особенную остроту: ведь мы получаем информацию почти мгновенно, и она часто касается неблаговидных деяний…
Но мы не дожидаемся не только суда, но и окончания следствия, когда читаем что-то вроде: «Иванов убил свою жену» … Не только адвокат Иванова, но и обвинитель еще не выступал с обвинением, а на весь мир уже прогремела фамилия того, кто назван в СМИ виновным… Что уж говорить о том времени, когда адвокатура впервые появилась в русском суде [7, c.102]?
«Как только в уголовном процессе возникла фигура профессионального защитника, в прессе замелькали уничижительные определения: «прелюбодеи слова», «софисты нового времени», «пособники преступников» и т.п. Сравните с расхожим выражением нашего времени — «выгораживание преступников».
Но о жизненной позиции адвоката Плевако говорил так: «Профессия дает нам известные привычки, которые идут от нашего труда. Как у кузнеца от работы остаются следы на его мозолистых руках, так и у нас, защитников, защитительная жилка остается нашим свойством не потому, что мы хотим отрицать всякую правду и строгость, но потому, что мы видим в подсудимых по преимуществу людей, которым мы сострадаем, прощаем и о которых мы сожалеем».