Я знал, что у моей мамы не было 200 долларов, и идея спросить у моего отца деньги была шуткой, поэтому она сделала то, что могла бы сделать любая хорошая мать - она продала свою спальню соседке за 250 долларов.
Через неделю мама отвела меня к гадалке, которая был верховной жрицей и медиумом в оккультной религии, называемой Сантерией. Оставив мою мать в передней, Куки отвела меня на кухню, где она начала церемонию очищения, поставив на стол бусы разных цветов. Каждая прядь представляла одного из пяти главных духов, которые правили оккультной религией.
На кухне я сидел и разговаривал с ней, пока кто-то сзади меня не навязал мне повязку вокруг глаз и не привел меня в комнату, где вместе они сняли с меня одежду и искупали меня настоями трав и растений. В ужасе я затрясся от страха, но промолчал. Почему моя мать не могла быть со мной во время этого странного ритуала, который был и пугающим, и унизительным? Я понятия не имел, что будет дальше.
Внезапно верховная жрица и ее помощник начали петь песни пяти главным богам Сантерии: Обатала, Йемайя, Очун, Чанго и Оя. Хотя я не мог видеть из-за повязки на глазах, но я знал, что два человека выполняли эту церемонию. Через некоторое время они одели меня в белое и отвели в другую комнату, где мне дали ожерелья пяти богов. Когда они закончили петь, то подали пять ожерелий из бисера, каждая из которых представляла цвет конкретного бога. Они велели мне поклониться определенным образом, повторить имена пяти главных богов и поблагодарить богов за то, что они приняли меня.
Во время этого процесса обе женщины стали моими крестными матерями в Сантерии. Они завернули мою голову в белую бандану и сказали, что я должен оставаться в белом в течение семи дней. Наконец, они отпустили меня обратно к моей матери, но я никогда уже не стану таким же невиновным десятилетним мальчиком. Мир Сантерии стал реальным для меня. Моя жизнь теперь будет контролироваться духами-хранителями, которые правят спиритизмом и Сантерией. Я больше не принадлежал своей матери, но принадлежал невероятным силам, которые мне не подвластны, потому что эти существа подошли к пустоте в моем сердце, которая жаждала отца.
После этого каждые выходные одна из моих крестных брала меня с собой, они называли это центрами (церковь спиритизма), чтобы научить работать в mesa Blanca (белый стол колдунов). Я учился у лучших людей, посвященных Сантерии и спиритизму, которые были в этой сфере в течение тридцати, сорока, пятидесяти лет своей жизни. Они называли себя медиумами. Когда я еженедельно посещал центры, я научился общаться с духовными силами разных рангов, бросать заклинания и привлекать других людей к духам религии, которые, как я теперь понял, дьявольские духи или демоны.
Школа для колдунов.
Центр был местом, где человечество встретило сверхъестественное самым дьявольским способом, местом, куда я пошел в «школу», чтобы научиться одалживать свое тело злым духам - быть одержимым бесами. Мы встретились в доме Куки в большой комнате на первом этаже. Около шестидесяти человек сели в ряды на раскладных стульях, установленных напротив белого стола. Тетя Мария взяла меня туда в первый раз в пятницу в ночь. Когда я вошел в комнату, мои глаза быстро приспособились к тусклому свету свечей, я почувствовал, как по спине пробегает озноб. Что-то в атмосфере сказало мне, что это не просто встреча. Люди стояли в скоплениях, разговаривая перед службой, но они тут же заняли свои места, когда шесть медиумов заняли свои места за белым столом. Оглянувшись, я увидел, что я был самым молодым, поэтому я сел посередине, стараясь потеряться среди пожилых людей. Но в тот вечер я не мог утаиться.
«У нас сегодня специальный гость», - сказала Куки. - «Он новый посвященный в религию. Джон, ты не мог бы подойти сюда, пожалуйста?» Она протянула мне руку с материнским выражением на ее лице, и я не мог отказать перед всеми этими злобными взрослыми. Я прошел вперед, и Куки усадила меня на край белого стола, чтобы я мог слушать, учиться и смотреть, как медиумы работают за столом.
Не было ни одного искусственного света, потому что демонические духи спускаются лишь тогда, когда темно, как сказала мне тетя Мария. Служба началась около 9 вечера. Я и не подозревал, что первый раз она продлится до пяти часов утра. Один за другим медиумы совершали очищения, гадали и пророчествовали над теми, кто находился в складных стульях, которые пришли за исцелением или руководством или избавлением от заклятий.
«Сосредоточься и смотри, что мы делаем», - прошептала мне Куки. Я кивнул, инстинктивно понимая, что должен молчать. «Видение на белом столе», - вдруг произнесла она. «Я вижу..» - и она сказала о том, что увидела в большой вазе, полной воды в центре стола, в окружении свечей. Духи показывали ей и другим медиумам определенные вещи в воде, или в их уме/совести, и они называли эти вещи, обращаясь к человеку, к которому относилось пророчество. Со временем я стал достаточно смелым, чтобы начать рассказывать о том, что я видел в воде, или о том, что над столом висят разные вибрации и духи.
Медиумы обращались к людям в аудитории, поставив стакан воды и свечу за своим стулом. «Я вижу эту даму, которая живет в твоем доме - бледная белая кожа, черные волосы, - и она навела заклинание на твою семью. Теперь мы собираемся разорвать это заклинание», - сказал один из медиумов. Женщина в кресле содрогнулась, слезы текли по ее щекам. Поскольку медиум продолжал пророчествовать о женщине, он приготовился «поймать» демона, который накладывал заклятие на семью, будто заманивая его в свое тело.
Внезапно медиум начал кричать, как сумасшедший, пена пошла через рот. Его глаза закатились, стали словно белые, и он практически поплыл в воздухе, прежде чем схватить свою жертву. Остальные пять медиумов за столом встали и начали молиться: «Радуйся, Мария, полная благодати... » - бросая святую воду на медиума в кресле. Один из медиумов схватил в руку крест и приложил к демону, пойманному в ловушку тела медиума. Каждый раз при попадании в медиума брызг «святой воды» его тело дергалось и искажалось. К этому моменту я увидел, что медиум находился в трансе – это был уже не он, в нем было что-то дьявольское. «Не бей меня! Оставьте меня в покое! »- закричал дух гортанным голосом. Наконец, он упал, как мертвый, рыкнул и издал странные звуки, когда другие медиумы вернули дух демона в ад.
«Видение на белом столе», - позвала однажды меня вечером Куки, направляя на меня темные глаза. «Я вижу одного из самых могущественных духов-хранителей во всем спиритизме, который руководил и защищал тебя, Джон». Ее слова висели в воздухе, когда я ждал, что будет дальше. «Он индийский главный дух по имени Тавата», - добавила она, и в этот момент я вспомнил индийское ожерелье, которое упало с неба, когда я был моложе. Пораженный, после этого я молился этому новому своему божеству - моему защитному духу - ежедневно, даже время от времени.
На другой встрече в один вечер интенсивность предсказаний достигла электрифицирующего уровня, и я почувствовал, что потянулся, чтобы продолжить смотреть на эту шестилетнюю девочку, которую привезла туда ее мать. Мои обостренные духовные чувства почувствовали злобную атмосферу в то же самое мгновение, когда медиум за белым столом крикнул: «Внимание, внимание! Плохой дух в воздухе сегодня, и дурной дух пытается схватить кого-то и взять его с собой». Когда они говорили, я почувствовал, как дух пытается вырвать из маленькой девочки ее дух. Перед нашими изумленными глазами она вскочила со своего места, подскочила в воздух и, кружась, как балерина, вращалась и вращалась без остановки несколько минут в воздухе. Ее глаза не были ее собственными, ее руки не были ее собственными, и ее ноги не были ее собственными, когда она плавала, даже не касаясь пола.
Вечером того же дня у белого стола тетя Мария стояла как парализованная, не моргая и не двигаясь больше часа, как манекен. Одетая в черное для разнообразия, она стояла в трансе с демоном, который был знаком с оккультизмом, но демон был незнаком для нее. Я оставил службу еще более удивленный тем, как работает мир демонов, и я узнал что-то новое - не только о том, насколько могущественными были духи темной стороны, но также и то, что они не уважают возраст. Духовную чистоту шестилетнего ребенка они отняли той ночью - теперь она была одной из нас, и больше никогда не будет невиновным ребенком.
Это была жизнь, которую я проживал неделями, месяцами и годами. После того, как служба была закончена, часто взрослый оттягивал меня в сторону и улыбаясь, говорил мне. «Ты станешь кем-то великим в этой религии». Он это говорил с восхищением в глазах. «Мы не можем дождаться, чтобы увидеть, как далеко ты пойдешь в Сантерии», - повторил другой. «Ты будешь очень сильным. Ты выиграешь много душ...».
Хотя я не понимал этих предсказаний в то время, я чувствовал, что я был частью чего-то, что влекло меня в этот раз. Я был частью чего-то великого. Впервые в моей жизни я наслаждался признанием и любовью, которую никогда не получал от своего отца. Я с нетерпением ждал следующей встречи в следующую пятницу вечером.
Глава 4
Тихая боль.
Школьный последний звонок перед каникулами прервал последние слова учителя «..Ваши окончательные оценки и счастливого праздника! », - но нам, детям, было уже все равно. Мы были свободны... В течение целых двух недель. Несколько парт были сдвинуты в безумном порыве бега к двери классной комнаты, и как только мы вырвались на свободу, то исчезли в течение нескольких секунд под громкими возгласами празднования. Это было Рождество. Ничто не могло сдержать наше волнение.
«Привет, Джон, я получу хорошие подарки в этом году. А ты?» - закричал мой друг Джунбуг, когда мы протиснулись наружу школьного двора на мороз. Все повернулись, чтобы посмотреть, какой будет мой ответ.
«Я получу велосипед, который всегда хотел, и моего любимого солдатика Joe», - сказал я хвастливо, потом повернулся и прошептал себе под нос: «Как будто я действительно собираюсь получить эти игрушки в этом году». Но мама сказала, что в этом году мой отец собирается быть с нами вместе на Рождество - даже пообещал это - поэтому я позволил себе такую искру ожидания. У нас с братьями было хорошее чувство, что впервые у нас будет хорошее Рождество.
«Слушай, Рождество - мой любимый праздник», - продолжал Джунбуг. - «Рождество у меня дома - всегда лучшее время года, у нас всегда оно получается самое лучшее. Мой отец всегда поступает правильно».
«В самом деле? Ну, в моем доме мы всегда празднуем его вместе», - солгал я.
«Эй, ты не хочешь пойти погулять? Не хочешь пойти в кондитерскую?».
«Не, мне пора домой. Мои братья и я собираемся помочь моей матери поставить и украсить елку - мой папа должен привезти домой ее сегодня». Мы говорили, когда шли вниз по кварталу к нашему многоквартирному дому, и под нашими ногами хрустели комочки ледяного снега, окрашенного в коричневый цвет от уличного света. По улицам толпились люди в постоянном движении, ездили машины с полицейскими сиренами. Когда мы шли, то начал падать новый снег, одевая грязный район Бронкса в хрупкое белое пальто. Несмотря ни на что, я действительно надеялся на хорошее Рождество в этом году.
Когда я вошел в дверь нашей квартиры, то увидел, что появилась рождественская елка, она была все еще связанная шпагатом, склонившаяся в угол нашей крошечной гостиной. Из кухни улыбнулась Мами. «Угадай, чем мы займемся сегодня вечером, Джон?» - сказала она, ее глаза сверкали.
«Папи принес елку? Конечно, это хорошо», - сказал я, любуясь тонким пихтовым деревцем, мой голос был громким от волнения. «Но ведь папа принёс ее, верно? Так же, как он сказал, что будет с нами?»
Глаза моей матери дрогнули. «Конечно, он хотел быть с нами, но Папи был очень занят сегодня своей работой в такси, поэтому ваш дядя Альберто принес ее вместо него. Это хорошее дерево, не так ли? Мы украсим его огнями и украшениями и сделаем его очень красивым на рождественское утро. Твой отец обещал быть с нами в этом году - помнишь, я говорила тебе это? Вы увидите, что это будет хорошее Рождество».
Раздражение наполняло меня, но я оттолкнул его, решив быть счастливым ради моей матери. Позже тем вечером мы притащили коробку украшений и фонарей со шкафчика. Мои братья и я превратили это простое дерево в настоящую елку. В нашем детском ликовании мы не заметили, как мало там было украшений и огней. Для нас это была самая красивая Рождественская елка, которую мы когда-либо видели. Я представил себе, как просыпаюсь в рождественское утро, бегу по коридору в гостиную и нахожу подарки, сложенные под ветвями, прямо как в кино. В конце концов, папа обещал в этом году быть с нами.
Дни перед Рождеством прошли быстро, и внезапно наступил Сочельник. После того, как я помог маме убрать посуду с обеденного стола, я подошел к ней и встал рядом, когда она убирала остатки еды в контейнер. «Когда папа вернется домой? Сегодня?» Я смотрел ей в лицо и наблюдал за ее реакцией.
Она сделала паузу на секунде, но она казалась слишком долгой. «Ну, я не уверена, но думаю, что он будет здесь на рождественское утро». Она улыбнулась мне и положила контейнер в холодильник. «Он принесет подарки, которые обещал?». «У тебя и твоих братьев будут игрушки утром ».
«Ладно», - сказал я, слабо улыбаясь.
В ту ночь я высунулся из окна моей спальни и посмотрел на звезды, молясь единственному богу, которого я когда-либо знал, - индийскому духу, который дал мне мое защитное ожерелье. «Тавата, пожалуйста, позволь моему отцу вернуться домой на Рождество, как он и говорил». Я пощупал ожерелье на своем горле и зажмурился. «На этот раз пусть он появится».
Дом во время праздников.
Сероватый свет рассвета проглядывал сквозь щели вокруг оконной шторы, сигнализируя о начале нового дня. Мой неумелому уму хватило всего полсекунды, чтобы проснуться... «Рождество!» Я откинул одеяло, чтобы разбудить моих братьев. Мы спустились в коридор и прошли в гостиную.
«Санта пришел! Он пришел, он пришел!» - закричал Хулио, подпрыгая и ныряя под дерево, чтобы посмотреть на пять подарков, лежащих там. Джордж и Эстакио пошли за ним. Я не хотел испортить праздник моим младшим братьям, поэтому тоже прыгал с ними, но мое собственное сердце колотилось от волнения в надежде, что он все же пришел. Мой отец пришел домой на Рождество и принес подарки для своей семьи.
«Подождите, пока ваш папа войдет в гостиную, прежде чем вы сможете достать свои игрушки», - сказала мама, входя в комнату, завязывая свой халат.
«Берите свои игрушки и не устраивайте беспорядок, - раздался гулкий голос папы из дверного проема в гостиной. - И убедитесь, что не оставили после себя мусора». Он говорил с холодностью и притворной улыбкой на лице.
«С Рождеством, мальчики, - сказала мама, наклонившись, чтобы поцеловать каждого из нас в щеку. - Я собираюсь начать готовить завтрак».
Отец сел на диван и открыл банку с пивом. Он велел моим маленьким братьям передать ему подарки, чтобы он лично вручил каждому из нас подарок с нашим именем на нем. Я знал, что он хочет сделать это по-отцовски и это было круто. Приятно было видеть его дома с нами хоть один раз после стольких рождественских праздников без него.
«Сначала Джон». Мой отец вручил мне маленький подарок, завернутый в рождественскую бумагу. По размерам подарка это вряд ли был солдатик Joe, о котором я мечтал, но мне было все равно. Я начал открывать подарок и взглянул на маму на кухне. Она улыбнулась мне в ответ из-за печи, оттуда запах яиц уже шел в гостиную.
Мои пальцы изо всех сил пытались разорвать обертку, он подарок был крепко запечатан.
«Вот, глупый, позволь мне сделать это, - сказал отец, выхватив подарок из моих рук. - Что ты за ребенок, что не можешь даже открыть свой рождественский подарок. Ай-яй-яй». Он сделал жест рукой, как бы желая похлопать меня.
Мое сердце, бывшее полное радости от встречи с моей полной семьей, от того, что мы все вместе в этот особый день, рухнуло во мне. Со своим жестоким, саркастическим комментарием, мой отец убил все, что было в доме Рамиреса, все, что было в духе Рождества.
Я даже не помню, что было моим подарком в это рождественское утро - какая-то безделушка, которую мой отец захватил в магазине «Cheap Charlie», но это уже не имело значения. В один момент своей жестокостью он все испортил.
Через несколько дней после Рождества мой отец снова ушел из нашей жизни. Я шел по лестнице, когда увидел двух совершенно новых солдатиков Joe, лежащих на ступеньках. Один из соседей, должно быть, играл со своими новыми рождественскими игрушками, и его позвали на ужин. Я подхватил фигурки и положил их под рубашку, затем бросился к дому моей тети, где я мог играть с ними незаметно. Они были желанными игрушками, и я так отчаянно желал, чтобы солдатик Joe любой ценой был у меня, чтобы чувствовать себя обычным мальчиком, что я оттолкнул от себя угрюмые мысли, что то, что я только что сделал, было неправильным.
Когда соседский мальчик спросил меня, не видел ли я его солдатиков несколько дней назад, я солгал и сказал нет. Снова моя совесть беспокоила меня, и я почувствовал жгучую вину своего поступка, но никогда не признавался в этом. Хотя мама тщательно учила нас не лгать и не красть, в тот момент меня не волновало наказание, которое я получил бы, или побои, которые я получил бы, если бы моя мать узнала об этом.
Лживое раскаяние.
Годы тянулись. И были потрясающие изменения, происходящие в моем собственном теле. Внезапно мой голос стал более низким, и на мне появились мускулы, которых раньше не было. Отражение в зеркале в ванной показывало молодого человека с новым темным ростом волос на подбородке и верхней губе.
К тому времени, когда мне исполнилось тринадцать лет, мой опыт в Сантерии достиг новых уровней - я учился управлять духами, чтобы заставлять их выполнять мои приказы, а люди часто находили меня за предсказаниями, признавая особый дар, потому что я хотел использовать заклинания с полной точностью. Но при всем моем продвижении в мире колдовства я все еще был мальчиком, жаждущим любви отца - земного отца, который меня бросил.
Хотя мой отец редко бывал дома, его выходки снова вернулись к нам, словно поворачивая нож в моем сердце с каждой новой историей. Однажды вечером он пировал с друзьями в доме своего приятеля Мануэля, они пили и слушали музыку. В какой-то момент поздно ночью, после того, как другие ушли, он и Мануэль вступили в разногласие относительно того, кто был лучшим человеком, и они сравнивали своих женщин и доходы, а также чья машина лучше. Когда конфликт обострился, внезапно мой отец вскочил со своего места и схватил Мануэля за горло и начал душить. Увернувшись, Мануэль в целях самозащиты полез в задний карман за дюймовым ножом, и воткнул его в живот отца. Мой отец упал на землю. Мануэль позвонил 911 и сказал полиции, что мой отец пришел в дом в поисках драки, и он был вынужден нанести ему удары в целях самообороны. Машина скорой помощи отвезла моего отца в больницу.
Я никогда не видел, чтобы мой отец воевал. Но со временем он стал еще хуже. Он выпивал, отмалчивался и снова впадал в ожесточенные споры, которые заканчивались множеством уличных скандалов. Иногда его сильно избивали и приходилось снова идти к нему в больницу. Когда мы навестили его однажды, он сделал многообещающие обещания моей матери, что он изменится. Он объявил это резко, почти жалобно задыхаясь и хрипя из-за своих травм, - «я собираюсь бросить пить и проводить время с другими женщинами». Казалось, что он раскаивается. И мы все так хотели верить ему.
«Эстер, о Эстер, пожалуйста, прости меня! Дай мне еще один шанс!»- он кашлял и умолял, обнимая мамину руку. Мои братья и я стояли в стороне от его белой больничной койки, неловко наблюдая за смущающей сценой. Он даже поцеловал ее руку и дважды поцеловал ее обручальное кольцо.
«Я все исправлю», - крикнул он, когда слеза скользнула по щетине на его щеке. Это был единственный раз, когда я видел его настоящую нежность. Глубоко внутри я подозревал, что его действия были вызваны лишь его пребыванием в больнице, а также из-за боязни смерти, а не из-за настоящей любви и заботы о моей матери. Потому что, когда ему стало лучше, и жизнь снова вернулась к нему, как только его раны зажили, мы могли видеть, как в его глазах снова появился тот же самый огонь гуляний, что был раньше, хотя он был еще на больничной койке.
Именно в те моменты, наиболее близкие к его изменению, позорное поведение моего отца снова появилось прямо на наших глазах. Теперь он сидел в постели, волосы были причесаны и блестели, приправленные маслом, его лицо было выбритым, и он щедро побрызгался одеколоном. Он хвасталсяся собой. На данный момент он, конечно, не выглядел больным или травмированным для меня. Я отвернулся, скрывая свои слезы, когда смотрел в окно больницы.
После выписки из больницы, конечно, ничего не изменилось. Выпивка для моего отца стала еще большей одержимостью. Есть высказывание, что «у каждой собаки есть свой день» (означает, что у каждого знаменитого спортсмена есть, как пик его славы, успеха в спорте, так и период, когда с возрастом он теряет свои лидерские позиции – прим. пер.), и грустно, что это относилось к моему отцу, но в этот момент это достигло своего пика, когда он удовлетворял самые низменные плотские инстинкты, хотя это причиняло боль всем его близким.
Прощай, мой отец.
Однажды ночью мой отец был с приятелем в его любимом клубе. В каждом бедном квартале был клуб, подобный этому, взрослая тусовка, где ликер тек рекой, а неверность процветала. Детали той ночи я узнал позже, но история гласит, что он хорошо провел время с барменшей, одной из его многочисленных любовниц. Пока она угощала его напитками, они флиртовали, хихикали и вели милые разговоры. По-видимому, они были любовниками какое-то время, и мой отец щедро тратил время, деньги и внимание на эту женщину, которая стала одной из его особенных подруг. Свидетели говорили, что она была одета в облегающую верхнюю блузку, короткую юбку и ажурные чулки. Она уже пьяная танцевала, шатаясь на высоких каблуках, всего за полчаса до того, как мой папа вошел в клуб.
Пока они флиртовали и смеялись, в клуб вошёл человек, незнакомый моему отцу, который стал бледным и пурпурным, когда узнал женщину, с которой был мой отец. Поскольку незнакомец наблюдал, как они флиртовали тут и там всю ночь, то от этого он пришел в ярость. Он начал драться с другом моего отца. Увидев противостояние, Великий Евстахио вскочил со своего места, чтобы закричать на незнакомца и защитить своего друга.
Мой отец, без сомнения, планировал просто запугать незнакомца «дурным глазом» или, если понадобится, защитить. В худшем случае он перенес бы еще одно пребывание в машине скорой помощи и в больнице, но в любом случае он в конечном счете станет героем барменши и возобновит с ней отношения.
У разъяренного незнакомца были претензии. Без предупреждения, в середине этого нарастающего спора, он достал серый обрез из своей черной кожаной куртки. Не мигая, незнакомец нажал на курок и выпустил огненный выстрел в лицо моего шокированного отца, пуля пробила его мозг чуть выше бровей, мгновенно убив его. В баре разразилась суматоха, и стрелявший скрылся в ночи.
В ту ночь в своей квартире мы услышали громкий стук в дверь, как будто кто-то пытался сломать ее. Когда моя мать открыла дверь, одна из сестер моего отца вошла в истерическом крике: «Эстакио мертв! Его только что расстреляли... он мертв!»
Так как я был старшим, моя мать схватила меня, и мы побежали в клуб через квартал. В эту ночь шел дождь очень загадочным образом, как я никогда раньше не видел. Казалось, что небо плачет, скорбит. Капли дождя казались тяжелыми и твердыми, как пятидесятицентовые монеты, падающие с неба. Дождь шел без остановки. Мы с матерью стояли перед клубом, мокрые и холодные, когда тело папы лежало в задымленной комнате. Наблюдая за толпой полицейских и любопытных зевак, я спросил себя, почему Бог плачет. Не потому ли, что мой отец потерял шанс попасть в рай? Я стоял там, дрожа из-за холодного дождя, и пытался выдавить слезы, но мои глаза и сердце были пустыми.
Глава 5