О романе Томаса Манна «Иосиф и его братья»
Алексей Сагань, https://www.okarina.km.ru
Мертвое лицо большого города
Любой человек, так или иначе бывавший или живший в современном Петербурге, не мог не заметить разительного контраста между духом создававшим эти стены, памятники, лепные украшения домов, духом выстраивавшим эти проспекты и улицы и духом современного Петербурга. Уровень теперешней жизни этого великого города лежит на несколько порядков ниже его архитектурного номинала. едва ли даже может идти речь о сравнении первого со вторым.
Современный Петербург подобен прекрасной раковине, выброшенной на берег северного моря. Раковине пустующей - ее моллюск умер и истлел, а в опустевшем доме поселились разные жучки и червячки, никак не связанные с великолепием внешней отделки их жизни.
Говоря конкретно, Петербург, задуманный и исполненный, как столица великой державы, лишился носителей этой державности. Город, построенный императорами и великими князьями, стал городом простых людей, со всеми последствиями происходящими от этой известного рода простоты.
Конечно необходимо оговориться, что описанная картина имеет исключения, но нельзя сказать, что эти исключения носят решительный характер. Так ли иначе ли, но современный "Медный всадник" остается всадником без головы.
Возвращение к сути вопроса
Это пространное вступление должно послужить иллюстрацией к вопросу о сути пародии, как исторического и культурно-общественного явления. Оно необходимо постольку поскольку в наше время спародировано и само понятие пародии. Появилось мнение, что пародия ни что иное, как глупое и смешное стихотворение, написанное по мотивам другого глупого и смешного стихотворения. Это странное мнение долго насаждала "Литературная газета", помещая на своей шестнадцатой странице такие "пародии".
|
|
Во все другие времена пародия предполагала существование вдохновенного, серьезного прототипа и прокрустствующего позднего исполнителя, не желающего или не способного вместить в себя величия стоящего перед ним явления культурной или же духовной, как в нашем случае жизни.
Жизнь современного Петербурга послужит нам,как пример классической пародии, необходимый для рассмотрения пародийной деятельности Томаса Манна по отношению к первой книге пятикнижия Моисея
О мировой гармонии
Считается, что неотъемлемым признаком пародии является намеренно сниженный автором стиль и гротескные, чудаковатые черты персонажей. Так оно и бывает, если автор, осознавая непреодолимую разницу между пародируемым оригиналом и собственными артистическими способностями, выбирает стиль соответствующий своему внутреннему состоянию, "Битва мышей и лягушек", по отношению к "Иллиаде", "Дон Кихот", по отношению к рыцарскому роману, являют нам примеры вполне осознанного авторами пародирования.
В "Иосифе и его братьях" этот основной, казалось бы, признак пародии на первый взгляд не обнаруживается. Автор с первой же фразы задает взволнованный тон, он начинает разговор о таинственном, непостижимом, страшном. Разделенный на десять частей пролог имеет собственное название "Сошествие во ад"
"Прошлое - это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?". Засветив фонарь вдохновения, автор предлагает нам начать этот "несказанно" долгий спуск. По дороге он раскрывает перед нами свой взгляд на прошлое не только, как на историю, рассмотрение истории для автора не самоцель, а только путь к ее постижимому началу. Прошлое приводится здесь, как логическая цепь событий, ведущая к мыслимому автором архетипу этого "мира форм".
|
|
"Душа, то есть прачеловеческое начало, была, как и материя, одна из первооснов бытия, она обладала жизнью, но не обладала знанием. В самом деле, пребывая вблизи бога, в горнем мире покоя и счастья, она беспокойно склонилась - это слово употреблено в прямом смысле и показывает направление - к бесформенной еще материи..." Прачеловеческое начало, бог и материя составляют, по учению Т. Манна космический триумвират сил, способных взаимно влиять друг на друга.
Как видно из учения Т. Манна о спасении, это взаимное влияние не безгранично. Мировая гармония, учит нас автор романа, восстановится после того, как: "одержимая страстью душа вновь признает горнюю свою родину, выкинет из головы дольний мир и устремится в отечественную сферу покоя и счастья. В тот миг, когда это случится, дольний мир бесследно исчезнет; к материи вернется ее косное упрямство; не связанная больше формами, она сможет, как и в правечности, наслаждаться бесформенностью, и значит тоже будет по-своему счастлива." Из приведенных слов становится ясно, что бог не способен изменить материю, сделав ее пригодной для счастья. Заметим так- же, что это макрокосмическое счастье является здесь окончательным заменителем святой истины, существование которой, по сути дела, не признается Т. Манном, во всем этом огромном романе мы не найдем ни одного намека на то, что такая истина существует. Для достижения счастья не имеется никаких других препятствий, кроме собственного желания души пребывать вне счастья, что, впрочем, не искажает ее естественной природы и не лишает ее полноценного общения с богом.
|
|
В рамках учения Т. Манна такой взгляд на основу бытия выглядит логичным, поскольку: "Прачеловеческая душа - это самое древнее, вернее, одно из самых древних начал, ибо она была всегда, еще до времени и форм, как всегда были бог и материя." В этом космическом триумвирате богу отводится не более чем почетное место, за материей признается безусловная само- бытность, человеческое естество, также признается вполне самодовлеющим и во всем равным богу, кроме чисто внешнего могущества (камень в огород земных правителей), которым душа обладает в меньшей степени. Таким образом, вся история мира представляется нам, как долгий но верный путь из материально- го несчастья к нематериальному счастью.
Разговор пророка и поэта
Миновав пролог, мы вступаем на широкие просторы библейской истории. К ряду бесспорных удач Т. Манна относится освоение им этих просторов, которое далось ему не без труда.
Жанровые законы романа гласят; что человек, решивший написать роман, должен описывать внутренние переживания героев, те чувства и мысли, которые возникают у них в ответ на злоключения и радости их жизни. Он должен проникнуть в своем описании до последних глубин души и сердца каждого изображаемого им персонажа, и в этих глубинах должно отразиться время в котором живут (жили) эти люди, народ, к которому они принадлежат своими человеческими корнями, и в конце концов, в романе должно отразиться все человечество и мир, в котором оно живет.
С этой стороны первая книга пророка Моисея представляет неисчерпаемый и наилучший материал для романа. В ней дается история всей человеческой семьи от сотворения первых людей в раю, до поселения рода праведников в Египте. Роман о роде служителей единственного истинного Бога неизбежно становится романом о всем человечестве, поскольку ось человеческой истории, направляемой всемогущим, пекущимся о людях, Богом, просто не может пройти в каком-то другом месте.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Т. Манн, один из главных романистов ХХ века, начал, выражаясь его словами, которые мы находим в послесловии, "нащупывать пути и взвешивать возможности - а нельзя ли преподнести эту захватывающую историю совершенно иначе - рассказать ее заново."
Попробуем и мы, подобно Т. Манну взвесить свои возможности относительно перевода книги бытия на язык романа и рассмотрим главные пути по которым нам придется двигаться.
Первое и основное лицо, без которого книга бытия не могла бы существовать - это Бог, творец неба и земли. С первых же строк мы видим, что Его возможности и способности никак не ограничены. Он всемогущ и сотворил все существующее из небытия, образ Его действий при этом остается для нас совершенно непостижимым, сам писатель ничего не поясняет нам, а только сообщает, что Бог сотворил, сказал, назвал, создал. Каким образом можно сотворить нечто из ничто, сказать так, чтоб появилось то чего не было, назвать нечто новоявленное так, чтоб название соответствовало внутренней сути "создать зверей земных по роду их" и т.д.? Ответивший на ряд таких вопросов может сказать, что он знает Бога и способен изобразить Его в качестве одного из персонажей своего романа.
Среди событий, описанных в Книге Бытия после сотворения мира, мы находим отдельное сотворение человека, как мира в мире, грехопадение человечества, изгнание людей из рая, гибель Авеля от рук Каина, вселенский потоп, новое население земли и т. д. Человек способный постигнуть смысл этих событий, причины, по которым они происходили, может написать роман об этом.
Основным мотивом, собирающим воедино композицию Книги Бытия, можно было бы назвать мысль о вечности и смежную с ней мысль о святости. Воспроизвести этот мотив в своем романе вполне способен человек посвятивший всю свою жизнь созерцанию вечного, деятельным общением с Богом освятивший свою душу и всю свою жизнь сделавший святою.