просто - грош цена, а в менее серьезном тексте можно и пятачок
пучок.
В журнальном варианте
рассказа робот “ по-рачьи отступил ”. В книге (спасибо редактору?),
естественно, по-русски: робот попятился, как рак.
“За всю жизнь я не нажил и
катушки ”. О чем думал, как представлял себе это переводчик? Ни о чем
он не думал, проверять себя не стал, в словарь не посмотрел. Тут и
безграмотность, и небрежность, и недомыслие. В подлиннике and see I wouldn’t
hardly be carrying a roll, и значение roll надо взять другое: “У меня нет при
себе толстой пачки денег”, и уж если не находишь ничего равноценного по-русски,
переводи прямо: богатства я не нажил, с меня нечего взять.
Иногда, напротив, хороший
переводчик сознательно отходит от чисто русского, обычного выражения, желая
сделать образ неожиданней, ярче. Героиня “упряма, как мул”. Не спорно ли?
Все-таки в языке живет другое: упрям, как осел. А здесь
напрашивается: как ослица.
Однажды Марк Твен взял
эпиграфом старинную французскую пословицу, которая гласит: “У каждого человека
руки обращены ладонями внутрь”. Что это значит? В какой-то мере - руки у
всех загребущие, а еще вернее: своя рубашка ближе к телу, ибо соль тут не только в корысти. Но как раз в этой книге Твена
экзотические эпиграфы играли особую роль, то были пословицы и поговорки разных
народов, иногда подлинные, иногда сочиненные самим Твеном. Их нельзя было
просто заменять поговорками русскими, и пришлось искать, вернее, придумывать
что-то другое с тем же смыслом и по возможности краткое, как пословица: “Всяк
себе первому друг”. Ведь “руки, обращенные ладонями внутрь” ни уму, ни сердцу
русского читателя ничего не говорят.
Один журналист привел слова херстовской
|
|
газеты о выступлении Джонсона: это, мол, средство “ выдернуть ковер из-под
ног его критиков...”
В США оборот “выдернуть ковер
из-под ног” обычен, а у нас он ничего не значит, надо хотя бы - выбить
почву из-под ног (или выбить оружие из рук).
Но вот недавно уже и в
повести “все произошло так внезапно, словно кто-то вдруг выдернул у них
из-под ног ковровую дорожку ”! Тоже “входит в язык”?!
Бессмысленное и нелепое это
занятие - чужой идиом, образное речение не переводить, а “перепирать”. (Да
простится не слишком парламентарное выражение, но не мною сказано: “перепер он
нам Шекспира на язык родных осин”.)
“Как могли вы позволить Тому,
Дику, Гарри нарушить мой покой?” - так писали в старину
переводчики-буквалисты, так “перепирают” порою и теперь, не умея найти
полновесную русскую замену. А ведь можно: позволить первым встречным, а
иногда, в рассказе классика, и простым смертным.
“ Я единственное ядовитое
насекомое, попавшее в чистый бальзам их счастья ”. У
переводчика дословно, а надо бы: Только я один омрачаю их счастье (вообще
же это означает просто ложку дегтя в бочке меда).
Интересный очерк о долгой
командировке в Париж. Но среди прочего читаем: человек с высшим образованием
вынужден там работать на складе, “чтобы было чем вскипятить мармитку ”.Что за мармитка такая?! Разгадка проста, дословно переведен французский
оборот, означает он работу ради хлеба насущного. “ Кипит
кастрюлька ” - значит, имеешь чем прокормить семью.
“В будущем тебе понадобится
сюртук подлинней ”, - заявляет старик-отец взрослому сыну. Что
|
|
такое, почему? Сын давно вышел из возраста, когда можно еще подрасти, да и не
вяжется это с остальным разговором. А отец говорит: You can cut your coat a bit
longer in the future. Задумайся хоть на миг переводчик телесценария над тем
вздором, который у него получился, справься он во фразеологическом словаре
Кунина или у Гальперина, он бы сообразил, что к чему. Cut the coat according to
the cloth значит по одежке протягивать ножки. Отец изменил
завещание в пользу сына - и тому больше не придется экономить, во
всем себя стеснять, урезывать, во всем себе отказывать.
Откуда берутся подобные
нелепости? Тут виною не только невежество и леность мысли. Тот, кто способен
написать так, еще и не художник по самой природе своей. Такой, с позволения
сказать, литератор не различает тонов и оттенков, не видит красок, не умеет
живописать словом, и лучше бы ему к художественной литературе, к художественному
переводу не прикасаться.
Драгоценно умение безличную
информацию заменить живым образным словом. Очень хорошо, если
человек английское a great fuss were being made over a trifle переводит как делают
из мухи слона, а о тех, кто controlled the orchestra of their world
with the slightest movement of head or hand, пишет: под их дудку пляшет подвластный
им мир. Можно только пожалеть того редактора, которому первое кажется слишком
вольным (“скажите просто: поднимают много шуму из ничего!”), а второе -
слишком... дословным. И спасибо еще, если такой редактор не требует заменить “это
было предательство” (по отношению к другу, а не из области дипломатии) на “это
было нелояльно ”!
И порой живее не пресное
“совершенная темнота”, даже “непроглядная тьма”, а там было темно,
|
|
хоть глаз выколи, или черным-черно. И вместо ноги
его отяжелели куда вернее: он едва волочил ноги.
В романе конца прошлого века
сказано: “Ill fortune and ill health had both left their marks upon him” -
в переводе “ жизненные неприятности... наложили на него свою
печать”, а надо бы: житейские невзгоды.
“ Очищение души идет
через горести” - all refinement is though sorrow. А надо (тем более в
романе писателя-классика): душа очищается страданием.
Скучно и ненужно: “Я не хочу превращать
людей в нищих попрошаек ”, если в подлиннике pauperise. Лучше: не
хочу пускать людей по миру.
Столкнувшись с обычным для
английского слуха оборотом вроде It wouldn’t have worked if she had been a
different kind of a girl, if she had been a coquette or greedy or foolish,
очень многие пишут: если бы она была девушкой иного сорта, склада, с
иным характером. А вот находка одного молодого переводчика: “Ничего бы из этого
не вышло, не будь Марта Мартой, будь она кокеткой, жадиной или
дурой”. Свободная, очень современная интонация, для этого автора и этих героев
самая верная.
В подлиннике: “ этому
вопросу цена миллион ” - оборот обычный у американцев, но мало
говорящий нашему читателю. И переводчик дает наше, естественное: вот это
всем вопросам вопрос!
Отличная находка другого
переводчика. Роман второй половины прошлого века повествует о середине века
позапрошлого: юный провинциал впервые видит большой портовый город и зрелище
это brought my country heart into my mouth. В переводе ни тени кальки и не
просто какое-нибудь ахнул или пришел в восторг, но, в полном
согласии с характером героя, стилем, эпохой: “у меня, деревенского жителя,
дух занялся от восторга ”.
В подлиннике: это
единственное место, где я чувствую себя in a congenial atmosphere. Иной
буквалист так бы и написал: “в конгениальной атмосфере”! Но ведь случай и
впрямь не легкий. Нельзя сказать как дома, ибо речь именно о доме;
нельзя как рыба в воде - говорящий только что умылся. Переводчик
нашел простое и правильное решение: в своей стихии. Или еще: he
always had a left-handed brain (буквально у него неуклюжий мозг) - в
переводе у него всё не как у людей.
Обычное в Америке white trash
не однозначно. Нередко это - белые бедняки. В применении к таким
личностям, как насильник и детоубийца Юэл из романа Харпер Ли “Убить
пересмешника”, это подонки. А в другом недавнем романе переводчик
нашел отличную замену: “Мясо енота не станет есть ни один белый, разве что голь
перекатная ”!
Конечно, всегда лучше
иноязычное речение заменить живым, образным речением русским. Но надо еще,
чтобы оно подходило к характеру и событиям.
Если в подлиннике герой
силится to keep a stiff upper lip, ему незачем в переводе заботиться о том,
чтобы не дрожала верхняя губа, а лучше не унывать, не вешать
носа, не падать духом - смотря когда это написано, кто автор,
каков характер героя. Чопорному, замкнутому англичанину пристало держать
себя в руках или сохранять хладнокровие, а бойкий паренек в
современном американском рассказе (или при сходном речении разбитной итальянец,
француз), пожалуй, скажет другому: “ Держи хвост морковкой! ”
Сварливая жена наверняка
выкрикнет не “что ты такое говоришь ”, а что ты мелешь!
You cannot make head or tail
of it - человек немолодой, интеллигентный заметит спокойно: ничего
понять нельзя. А кто-то грубоватый у современного автора скажет,
пожалуй, не смыслит ни уха ни рыла!
“Рабочие сцены разбились в
лепешку, а потом ударились в другую крайность”. А речь о том,
как упала актриса. И начинает казаться, что рабочие из солидарности тоже
расшиблись.
Не может чопорный англичанин
даже об очень неприятном ему человеке, тем более о женщине, сказать: “она как банный
лист ”! В Англии не парятся березовыми вениками, да если бы и парились,
человек очень сдержанный, смолоду приученный к учтивости (по крайней мере
внешней), такого себе не позволит.
А в канадской книжке об
эскимосах переводчику пришлось отбросить отличное “он на этом собаку съел ”:
жителям тундры чужд и непонятен переносный смысл этого оборота, они, пожалуй,
оскорбились бы за своих верных спутников и помощников.
В романе английского классика
моряк, уезжая от невесты, говорит: “I have to go again”. Переводчик попытался
заменить тусклое “мне опять надо уехать” чем-то более живым, образным: что ж,
приходится отдать концы.
Да, звучит по-моряцки, но
переводчик не учел современно-жаргонного значения этих слов - и чуть не
насмешил читателя. Герой вовсе не собирается помирать. И правильно найдена тоже
вполне “моряцкая”, но более верная замена: надо сниматься с якоря.
Настоящий литератор -
только тот, кто владеет образной речью, неисчерпаемым богатством русских
речений, присловий, идиомов - всем, что оживляет, красит всякий рассказ и
всякую печатную страницу.
Ибо искусство, как известно,
есть мышление в образах.