Военно-политическое руководство СССР в первые дни войны.

Воронежский государственный технический университет

Кафедра истории и политологии

Курсовая работа

Начальный период Великой

Отечественной войны.

Выполнил:

Студентка 1 курса ЕГФ, СО-001 Кудинова Е.А.

Руководитель:

Кандидат исторических наук, доцент Губарь Л.А.

 

Воронеж 2000

Содержание.

1. Введение................................................................................................................. 3

2. Внешняя политика СССР накануне Великой Отечественной войны....... 5

3. Перевооружение Красной Армии и обустройство советских границ...... 17

4. Соотношение сил фашистской Германии и СССР в начальный период войны. 25

5. Военно-политическое руководство СССР в первые дни войны................. 36

6. Мобилизация всех сил страны на отпор врагу............................................. 40

7. Первые сражения................................................................................................ 49

8. Советская дипломатия в начале войны......................................................... 53

9. Заключение.......................................................................................................... 60

 

 

Введение.

О трагических событиях 22 июня 1941г. и о том, что пред­шествовало им, в нашей стране написано больше книг, ста­тей, мемуаров, исследований, чем о любых других эпизодах четырехлетнего советско-германского проти­во­стояния. Од­нако обилие научных трудов и публицистических сочинений не слишком приближает нас к пониманию того, что же всё-таки про­изошло в первые недели той войны, которая очень скоро стала Великой Отечественной для миллионов советских людей – даже для тех, кто под влиянием коммунистической пропаганды почти забыл смысл слова Отече­ства.

Величайший в истории войн разгром многомиллионной армии, обладав­шей мощным вооружением и численно превосходившей противника; гибель со­тен тысяч людей, так и не успевших понять, почему им пришлось не уча­ствовать в победоносных боевых действиях на чужой территории, о кото­рых столько говорила официальная пропаганда в конце 1930-х гг., а от­ра­жать чудовищный удар хорошо отлаженный машины вермахта; пленение – в считанные дни – небывалого количества совет­ских бойцов и команди­ров; молниеносная оккупация огромных пространств; почти всеобщая растерянность граждан могуще­ственной державы, оказавшейся на гране распада, - всё это с трудом укладывалось в сознании современников и по­томков и требовало объяснения.

В данной работе использованы газетные и журнальные статьи, а также монографии Г.К.Жукова, шеститомное издание «Исто­рия Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945», также эта проблема исследована на основе краеведческого материала. Если принять во внимание даты написания данной литературы очевидно становиться, что в работе указаны не только послевоенные взгляды на проблему, но и сделана попытка восстановить картину Великой Отечественной войны с точки зрения новых дополнений, исследуемых в со­временной России. В период, когда государство находиться в таком со­стоянии, что с социализмом мы уже распрощались, но ещё ничего не по­строили, это состояние можно назвать «подвешенным», а время – «смут­ным». И тогда народ пускается в искания, с помощью газетных и журналь­ных статей, пытаясь найти истину.

 

 

Внешняя политика СССР накануне Великой Отечествен­ной войны.

Нарастание германской агрессии, крах поли­тики умиротворения.

В 1937 году капиталистический мир был охвачен новым экономическим кризисом, который обострил все противоречия капитализма.

Главной силой империалистической реакции стал агрессив­ный военный бок Германии, Италии и Японии, который раз­вернул активную подготовку к войне. Целью этих госу­дарств был новый передел мира.

Чтобы остановить надвигавшуюся войну, Совет­ский Союз предло­жил создать систему коллективной безо­пасно­сти. Однако инициатива СССР не была поддержана. Пра­вительства Англии, Франции и США во­преки коренным ин­тересам народов пошли на сделку с агрессорами. Пове­де­ние ведущих капиталистических держав предопределило даль­нейший трагический ход событий. В 1938г. жертвой фаши­стской агрессии стала Австрия. Правительства Англии, Франции и США не предприняли ника­ких мер для обуздания агрессора. Австрия была оккупирована немец­кими вой­сками и включена в состав Германской империи. Германия и Италия открыто вмешались в гражданскую войну в Испании и помогли свержению законного правительства Ис­панской рес­публики в марте 1939 г. и установ­лению в стране фашист­ской диктатуры.

В 1938 г. Германия потребовала от Чехословакии пере­дачи ей Судет­ской области, населенной по преимуще­ству немцами. В сентябре 1938 г. в Мюнхене на совещании глав правительств Германии, Италии, Франции и Англии было ре­шено отторгнуть от Чехословакии требуемую Германией об­ласть. Представитель Чехословакии на совещание не был до­пущен. Глава правительства Англии под­писал в Мюнхене с Гитлером декларацию о вза­имном ненапа­дении. Два месяца спустя, в декабре 1938 г. аналогичную дек­ларацию подписало французское правительство.

В октябре 1938 г. Судетская область была присое­динена к Германии. В марте 1939 г. вся Чехословакия была захва­чена Германией. СССР был един­ственным государством, не признавшим этот захват. Когда над Чехословакией на­висла угроза оккупации, правительство СССР заявило о своей го­товности оказать ей военную поддержку, если она обра­тится за помощью. Однако буржуазное правитель­ство Чехо­словакии, предав на­циональные интересы, отказа­лось от предложенной помощи.

В Мюнхене Гитлер клялся: «После того как Судетский во­прос будет уре­гулирован, мы не будем иметь ни каких даль­нейших территориальных претензий в Европе» [1]. Лидер немец­ких нацистов даже обещал гарантиро­вать безопасность Чехо­словакии. Как и все предыдущие «мирные» заявле­ния Фюрера, эти слова были циничной ложью. Чехословакия, лишившаяся Судетской области, оказалась абсолютна беззащитна (на ос­тавленной че­хами территории немцы захватили 1582 самолёта, 468 танков, 2175 ар­тиллерийских орудий, 591 зе­нитное орудие, 735 минометов, 43876 пулемё­тов).

Осенью 1939 года под давлением Гитлера новое чешское правительство предоставило автономию Словакии. Часть Сло­вакии захватила Венгрию. Польша, воспользовавшись ситуа­цией, оккупировала пограничный район Тешин.

14 марта, по подсказке Гитлера, словацкие фашисты во главе с И.Тисо провозгласили независимость Словакии. За­карпатская Украина была пере­дана Венгрии. Шантажируя Гаху президента Чехословакии, Гитлер заста­вил его согласиться на превращение чешских земель в германский Протек­торат. Через неделю нацисты вынудили Литву передать Германии Не­мельскую область и навязали Румынии соглашение, фактиче­ски поставившее румынскую экономику, прежде всего её неф­тяную промыш­ленность, на службу Рейху.

Запад ничего не предпринял для оказания помощи Чехосло­вакии. Чемберлен заявил: «Словацкий парламент объявил Словакию самостоя­тельной. Эта декларация кладет конец внутреннему распаду государства, границы которого мы на­меревались гарантировать. И правительство его величества не может поэтому считать себя связанным этим обязатель­ст­вом» [2]. Однако вскоре, когда стало окончательно ясно, что политика уми­ротворения потерпела крах, тон публичных вы­ступлений английского пре­мьера изменился. Он резко упре­кал Гитлера за нарушение взятых на себя в Мюнхене обяза­тельств и задавал вопрос: «Последнее ли это нападение на малое государство, или же за ним последует новое? Не яв­ляется ли это фактическим шагом в направлении попытки до­биться мирового господства силой?» [3]

Чемберлен на удивление поздно понял, с кем имеет дело… Более проницательные английские политики давно предупреж­дали его о том, что верить Гитлеру нелепо. Морской ми­нистр Дафф Купер подал после Мюн­хена в отставку со сло­вами: «Премьер-министр считает, что к Гитлеру надо обра­щаться на языке вежливого благоразумия. Я же полагаю, что он лучше понимает язык бронированного кулака» [4].

Весной 1939 года было очевидно, какая страна станет следующей жерт­вой Гитлера. Германская печать развернула яростную антипольскую кам­панию, требуя возвращения Герма­нии, Данцига и польского коридора. 31 марта Чемберлен заявил, что его правительство «в случае любых дейст­вий, которые будут явно угрожать независимости Польши… будет счи­тать себя обязанным оказать польскому народу всю воз­можную поддержку» [5]. Подобные же гарантии были даны Румынии и Греции. Однако теперь державы Оси, резко усилившиеся после поглощения Чехословакии, не обращали внимания на воинственные заявления британцев.

В апреле 1939 года итальянские войска оккупировали Ал­банию, создав плацдарм для агрессии против Греции и Юго­славии. Гитлер демонстра­тивно разорвал англо-германский морской договор и денонсировал пакт о ненападении между Германией и Польшей. У.Черчиль писал по этому по­воду Польшу поставили в известность, что теперь она включена в зону потенциальной агрессии» [6].

Провал мюнхенской стратегии и наращивание германской агрессии выну­дили Запад к поиску контактов к СССР. Англия и Франция предложили со­ветскому правительству провести переговоры о коллективном противо­стоянии германской аг­рессии. 16 апреля Литвинов принял английского по­сла в Мо­скве и высказался за подписание трёхстороннего англо-франко-со­ветского договора о взаимопомощи, к которому могла бы присоединиться и Польша. Участники договора должны были предоставить гарантии всем странам Восточной и Центральной Европы, которым угрожала германская агрес­сия.

Франция выразила готовность заключить соглашение между тремя державами о немедленной помощи той из них, которая оказалась бы в со­стоянии войны с Германией «в результате действий, предпринятых с це­лью предупредить всякое на­сильственное изменения положения, существующего в Цен­тральной или Восточной Европе. Но внешняя поли­тика Парижа практически полностью зависела от Лондона. Между тем Анг­лия медлила с ответом.

Сближение с СССР глубоко претило Чемберлену, который ещё в марте 1939 года писал в частном письме: «должен признаться, что России вну­шает мне глубокое недоверие. Я не сколько не верю в её способность про­вести действенное наступление, даже если бы она этого хотела. Я не до­верию её мотивам, которые имеют мало общего с нашими идеями сво­боды… Кроме того, многие из малых государств, особенно Польша, Румы­ния и Финляндия относятся к ней с ненавистью и подозрением» [7].

Англичане ответили на советскую ноту только 8 мая. К этому времени в советском внешнеполитическом ведомстве произошли принципиальные изменения. 3 мая Литвинов был отстранен от занимаемого поста. Новым наркомом иностран­ных дел стал, сохраняя одновременно пост главы пра­витель­ства, В.М.Молотов. В аппарате НКИД была проведена массо­вая чи­стка. Большинство дипломатов, работавших под руко­водством Литвинова над созданием системы коллективного противостояния германской агрес­сии, были репрессированы.

СССР счёл английские предложения неприемлемыми. Англия настаивала на том, чтобы СССР обязался прийти на помощь западным державам, если они окажутся вовлечены в войну с Германией в связи со своими гаран­тиями Польше и Румынии, но не упоминало об обязательстве Запада помо­гать СССР, если ему придётся воевать из-за своих обязательств перед ка­кой-либо восточноевропейской страной.

«Одним словом, - писал Г.К.Жуков – если говорить о Ев­ропе, там господствовали нажим Гитлера и пассивность Анг­лии и Франции. Много­численные меры и предложения СССР, направленные на создание эффек­тивной системы коллективной безопасности, не находили поддержки среди лидеров капита­листических государств. Впрочем, это было естест­венно. Вся сложность, противоречивость и трагичность ситуации порож­далась желанием правящих кругов Англии и Франции столкнуть лбами Германию и СССР» [8].

С 15 июня переговоры продолжились в Москве. С Советской стороны их вёл Молотов, с англо-французской – дипломаты более низких рангов, что воспринималось в Кремле как сви­детельство не серьёзного отношения За­пада к переговорам. Переговоры проходили в крайне напряжённой обста­новке, их участники явно не доверяли друг другу. Британский посол в Бер­лине Гендерсон уверял своё правительство возможности достичь соглаше­ния с Германией, если «положение не будет осложнено участием России» и призывал «прекратить перего­воры любым путем возможно скорее» [9].

Нелицеприятные выказывания о партнёрах по переговорам звучали и в Москве. Член Политбюро Жданов писал в «Правде»: «Английское и фран­цузское правительство не хо­тят равного договора с СССР. Англичане и французы хотят только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спеку­лируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с аг­рессорами» [10].

Главным камнем преткновения на переговорах стал вопрос о согласии Польши и Румынии на проход советских войск че­рез их территорию в слу­чае войны.

17 августа Ворошилов временно прекратил переговоры и объявил, что дальнейший их ход зависит от ответа Англии и Франции на поставленные Советской миссии вопросы. Он пре­дупредил, что, если в течение двух дней ответы получены не будут, переговоры придётся прекратить оконча­тельно. 21 августа западные делегации предложили отложить заседание ещё на 3-4 дня. Однако к этому времени СССР уже принял решение о ко­ронном изменении в своей внешней политике.

Позиция Запада, постоянно шедшего на уступки Германии и отвергав­шего союз с СССР, вызывало в Кремле сильнейшее раздражение с середины 1930-х гг. Особенно оно усилилось в связи с заключением Мюнхенского со­глашения, которое в Москве расценили как сговор, направленный не только про­тив Чехословакии, но и против СССР, к границам которого приблизи­лась германская угроза.

С осени 1938 года Германия и СССР стали постепенно на­лаживать кон­такты в целях развития торговли между двумя странами. Правда, реаль­ного соглашения тогда достичь не удалось, поскольку у Германии, вставшей на путь ускорен­ной милитаризации, не было достаточного количества то­ва­ров, которые могли бы поставляться в СССР в обмен на сы­рьё и топливо.

Отставка Литвинова, сторонника сближения с Западом и к тому же ев­рея, была сигналом гитлеровскому режиму: СССР готов устранить пре­пятствия на пути урегулирования отно­шений с Германией. Не случайно советский поверенный в де­лах в Берлине пытался обиняками выяснить у немецких ди­пломатов, не улучшит ли смену руководителя советской внеш­ней политики отношение нацистского руководства к Со­ветскому Союзу.

В дипломатических кругах в Берлине ещё в начале мая на­чали распро­страняться слухи о том, что Германия собира­ется сделать России пред­ложение о разделе Польши. В конце мая Гитлер стал торопить своих ди­пломатов, требуя как можно скорее нормализовать отношения с Кремлём: Фюрер уже назначил точную дату нападения на Польшу – 1 сентября. К этому времени Германии было необходимы расколоть своих противников. Тем не менее контакты налаживались очень ос­торожно; тайные перего­воры не однократно прерывались. Немцы опасались, что сорвать заключе­ние соглашения между СССР и западными державами будет не легко, и не хотели попасть в глупое положение; в Москве же подозревали, что Гитлер стремиться лишь помешать сближению Советского Союза с Англией и Францией и не намерен подписывать серь­ёзных соглашений. Однако в конце июля – начале августа представители обеих сторон более определённо за­верили друг друга в необходимости улучшения двухсторонних отно­шений.

В послании Риббентропа Молотову говорилось: «в дейст­вительности интересы Германии и СССР нигде не сталкива­ются… Причины для агрес­сивного поведения одной стороны по отношению к другой отсутст­вуют…Между Балтийским и Черным морями не существует вопросов, ко­торые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обоих государств» [11].

19 августа В Берлине было подписано торговое соглашение между СССР и Германией. СССР получил кредит на 200 млн. марок и обязался поставить Германии в течение двух лет товара на 180 млн. марок. В счёт кредита в течение тех же двух лет проводилась закупка германских това­ров.

В тот же день Сталин на Политбюро объявил о своём прин­ципиальном решении подписать пакт с Германией. Советское правительство предло­жило германскому министру иностранных дел приехать в Москву 26-27 ав­густа. Но Гитлер лично об­ратился к Сталину с просьбой принять Риббен­тропа не позд­нее 23 августа. Сталин ответил согласием.

23 августа Риббентроп встретился в Москве со Сталиным и Молото­вым. Встреча прошла в дружеской, почти идиллической обстановке. Мо­лотов и Риббентроп поставили свои подписи под пактом о ненападении между СССР и Германией.

Советско-германский пакт о ненападении по-разному оце­нивается исто­риками. И.М.Майский, являвшийся в 1939 году советским послом в Лондоне, много лет спустя писал: «Во-первых, была предотвращена возможность создания единого капиталистического фронта против советской страны; более того, были созданы предпосылки для образования в последствии ан­тигитлеровской коалиции… Пакт о ненападении сделал невозможным раз­вязать вторую мировую войну нападе­нием на СССР… Во-вторых, благодаря договору с Германией отпадала угроза нападения СССР со стороны Японии, союз­ника Германии. Не будь пакта о ненападения с Германией, СССР мог оказаться в трудном положении, когда ему при­шлось бы вести войну на два фронта, так как в тот момент нападение Германии на СССР с запада оз­начало бы нападение Японии с востока» [12].

Официальное Советское издание «Великая Отечественная Война. Крат­кий научно-популярный очерк» отстаивает ту же точку зрения: «Договор Советского Союза с Германией сыг­рал положительную роль и в укреплении обороноспособности нашей страны. Заключив его, Советское правитель­ство доби­лось крайне необходимой отсрочки, позволившей укрепить оборо­носпособность СССР» [13].

Но есть и прямо противоположные мнения. Так, военный историк про­фессор В.М.Кулиш утверждает: «Отсрочка войны не заслуга договора. Гер­манское руководство осуществляло свой план войны в Европе: сначала раз­громив Польшу, окку­пировать или включить в свою коалицию государства Север­ной и Юго-Восточной Европы, разделаться с Францией и, по возмож­ности, с Англией, «освободиться» на Западе, укре­пить союз с Италией и Японией. Для этого и потребовались полтора года. Предпринять нападение на СССР осенью 1939 года, когда Германия имела около 110 дивизий, из ко­торых более 43 были развернуты на Западе, было бы авантюрой, хотя Гит­лер и считал СССР ослабленной. В ходе войны в Ев­ропе были развернуты немецкие вооруженные силы. К началу войны против СССР германская ар­мия имела в своём составе 208 дивизий, из которых 152 были брошены про­тив нашей страны» [14].

К этому можно добавить, что Гитлер, возможно, вообще не рискнул бы начать войну, зная, что Англия, Франция и СССР продолжают переговоры о совместных действиях. Но 25 авгу­ста Ворошилов сообщил английской и французской делега­циям, что ввиду изменившейся политической обста­новки нет смысла продолжать переговоры.

Не возможно объяснить заключение пакта о ненападении с Германией только тупиком, в который зашли переговоры с Англией и Францией. Пакт не явился экспромтом. Он стал следствием длительных дипломатических усилий обеих тота­литарных держав.

31 августа 1939 года выступая на сессии Верховного Со­вета СССР, рати­фицировавшей пакт, Молотов отметил, что Сталин ещё в марте 1939 года «поставил вопрос о возможно­сти других, не враждебных, добрососед­ских отношений между Германией и СССР» [15]. Следовательно, переговоры с Англией и Францией начинались, когда Москва уже предпочитала «доб­ро­соседство» с Гитлером заключению антигерманского дого­вора с Западом. СССР, как и Запад (а возможно, и большей степени, чем Запад), с самого начала переговоров вёл двойную игру.

Возможны различные точки зрения на то, кому был более выгоден пакт 23 августа и явилось ли его заключение ошиб­кой советского руководства. Можно по-разному отнестись к самому факту заключения соглашения с нацистским режимом. Но, безусловно, официальный текст пакта о нена­падении не противоречил нормам права. СССР, как и западные державы, мог самостоятельно строить отношения с той или иной стра­ной – неза­висимо от проводимой ею внешней политики.

Однако пакт 23 августа был дополнен секретным протоко­лом, который, в отличие от основного (опубликованного) документа, грубо нарушал меж­дународное право. Именно по­этому советские правители долгие годы отри­цали подлин­ность секретных протоколов, утверждая, что те якобы сфаб­рикованы врагами СССР. Лишь в 1990 году подлинность про­токолов была признана в нашей стране официально.

В секретном протоколе «О границах сфер интересов Германии и СССР» говорилось о том, что в случае террито­риально-политического переуст­ройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств, северная границ Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР, в случае территориально-политического переустрой­ства областей входящих в состав польского государства, граница сфер интересов Герма­нии и СССР будет приблизи­тельно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана. Каса­тельно Юго-Востока Европы с советской стороны подчёркива­ется интерес СССР к Бессарабии. Таким образом, СССР и Германия не только обязались не нападать друг на друга и не участвовать во враждебных друг другу коалициях, но и договорились о разделе ряда стран Европы.

В своём выступлении на сессии Верховного Совета СССР 31 августа 1939 года Молотов провозглашал: «Советско-герман­ский договор о ненападении означает поворот в развитии Европы… суживает поле возможных воен­ных столкновений в Европе и служит, таким образом, делу всеобщего мира» [16].

На следующий день началась вторая мировая война. Утром 1 сентября 1939 года немецкие войска вторглись в Польшу. 3 сентября Англия и Фран­ция объявили войну Германии. Война стала принимать мировой размах. Однако, имея на за­падном фронте подавляющее превосходство, Франция И Англия военных действий реально против Германии не вели и факти­чески, Польша была брошена на произвол судьбы. К началу октября 1939 года по­следние очаги польского сопротивления были подавлены.

В середине сентября 1939 года сталинское руководство приступило к реализации секретных статей договора о нена­падении, приняв участие в расчленении Польши. 17 сентября Красная Армия вступила на террито­рию Польши под предлогом «взять под свою защиту жизнь и имущество граждан западной Украины и Белоруссии». Формально, Советский Союз войну Польше не объявлял. Красная Армия вышла на так называемую «Ли­нию Керзона» (ещё в 20-е годы международно-признанную как восточная граница польских земель). Это дало возможность СССР присоединить к себе огромную территорию в 200 тыс. кв. км, с традиционно преобладаю­щим украинским и белорусским населением в 12 млн. человек. Далее СССР, в соответствии с положениями секретного протокола приступил к укреп­лению своих позиций в Прибалтике. В сентябре-ок­тябре 1939 года совет­ское руководство дипломатическим пу­тём навязало Эстонии, Латвии и Литве «Договоры о взаимопомощи», по условиям которых они предостав­ляли СССР свои военные базы. В своих мемуарах Н.С.Хрущев писал: «Мы начали осенью 1939 года переговоры с Эстонией, Латвией и Литвой и предъявили им свои условия. В сложившейся тогда ситуации эти страны правильно поняли, что им не устоять против Советского Союза, и приняли наши предложения, за­ключив с нами договоры о взаимопомощи. Потом произошла смена их правительств. Само собой разумеется! Некоторые их руководители, например президент Литвы Сметона, бежали в Германию. Это уже было не столь важно. Одним словом, там были созданы прави­тельства, дружески настроенные к Советскому Союзу. Коммунистические партии этих стран по­лучили возможность легально действовать. Про­грессивные силы шире развернули работу среди масс рабочих, крестьян и интеллигенции за твёрдую дружбу с СССР. Кончилось тем, что через ка­кое-то время в этих странах была установлена Советская власть. Таким образом, в августе 1940 года инс­ценированные «народные революции» при­вели к включению этих стран в состав СССР» [17].

Предметом особого беспокойства со стороны советского правительства была граница с Финляндией. СССР запросил у Финляндии сначала в аренду, а затем в обмен территории близко расположенные к Ленинграду. Но это предложение Финляндия отклонила. Не исчерпав всех возможностей поли­тического, мирного урегулирования, СССР и Финляндия прак­тически взяли курс на решение задач военным путём. 30 но­ября 1939 года войска Ленин­градского военного округа пе­решли советско-финскую границу. После чрез­вычайно тяжёлых для Красной Армии боёв 12 марта 1940 года война за­верши­лась подписанием мирного договора между СССР и Финляндией на советских условиях. Финляндия лишилась всего Карель­ского перешейка, Выборга и ряда территорий в северной Ка­релии. Последствия этой войны были для СССР поистине трагичны: низкая боеспособность советских войск, проявившаяся в ходе войны, оказала зна­чительное влияние на переоценку Гитлером военной мощи СССР и на его намерения напасть на Советский Союз. Хотя СССР и укрепил северо-западные границы, но он ока­зался в международной изоляции: был исключён из Лиги На­ций, снизился престиж государства [18].

Перевооружение Красной Армии и обустройство совет­ских границ.

В конце 30-40-х годов на экономическом развитии СССР ощутимо сказа­лось несомненное приближение войны. Коммунистическое руководство на протяжении 1920-1930-х годов внушало гражданам, что Советский Союз находится в положении осаждённой крепости, которой угрожает нападе­ние империалистов. Но с конца 30-х годов опасность войны пе­рестала быть лишь пропагандистским штампом, помогающим мобилизовать население на трудовые подвиги и лишения, и стала грозной реальностью.

В решениях XVIII съезда ВКП(б), состоявшегося в марте 1939 года, гово­рилось: «гигантский рост промышленности и всего народного хозяйства и третьей пятилетке и необходимость его дальнейшего бесперебойного подъёма… особенно в усло­виях нарастания агрессивных сил империализма во внешнем окружении СССР, требует создание крупных государственных резервов, прежде всего по топливу, электроэнергии и неко­торым оборонным производствам, а также по развитию транс­порта». [19]

Третий пятилетний план был рассчитан 1938-1942 годы (с началом Ве­ликой Отечественной войны его выполнение пре­рвалось). Особое внимание в плане уделялось развитию вос­точных территорий страны, удалённых от угрожаемых границ (Поволжье, Урала, Сибири, Казахстана). Здесь развер­нулось строительство заводов-дублёров, которые должны были вы­пускать ту же продукцию, что и предприятия, расположенные в европейской части СССР. К началу войны в восточных рай­онах страны производилось 36% угля, 29% чугуна, 32% стали, 86% никелевых руд, 93% свинца. Однако пред­приятия обрабатывающей промышленности по-прежнему возводились главным образом в традиционных индустриальных центрах. Накануне войны в восточных районах выпускали лишь 19% во­енной продукции.

Третью пятилетку не редко именовали «пятилеткой химии и специаль­ных сталей». Особое внимание в те годы уделяли развитию стратегически важных отраслей: черной и цветной металлургии, машиностроения, хи­мической промышленности. В Поволжье строились нефтяные промыслы – создавался «Второй Баку». Расходы на военные нужды (по официальным данным) увеличились с 23 млрд. рублей в 1938 году до 56 млрд. рублей в 1940 году, составив треть государственного бюд­жета. В 1941 году доля военных расходов увеличилось до 40% бюджета. Производство в военных отраслях росло втрое быстрее, чем в промышленности в целом.

Экономика по-прежнему развивалась экстенсивно, но при­ток рабочих рук из деревни, в которой уже завершилась коллективизация, заметно сни­зился. Это побудило советское руководство повысить нагрузку работников. В июне 1940 года был принят Указ Верховного совета СССР «о переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную неделю и о запрещении само­вольного ухода рабочих и служащих с пред­приятий и учреждений». Одно­временно указ прикрепил рабо­чих и служащих к месту работы, поставив увольнение в за­висимость от согласия администрации. Наконец была резко ужесточена ответственность за прогулы и опоздания. Опо­здание на ра­боту более чем на 15 минут рассматривалось как саботаж и каралось по статье 58-14 (как правило, 5 годами заключения в лагере). Указ позволил снизить по­тери рабочего времени, но не привёл к заметному росту произ­водства.

В 1930-х годах чуть ли не вся страна была убеждена в непобедимости Красной Армии. Однако уже события в Испании заставили многих военных и государственных деятелей усом­ниться в верности бравурных песенных строк: «От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!» Ока­залось, например, что советские самолёты проигрывают немецким в ско­рости и вооружении. Ещё большие сомнения в боеспособности Красной Армии, потерявшей к тому времени в мясорубке репрессий почти весь ко­мандный состав, породила Советско-финская война.

1939-41 годы стали временем ускоренной разработки новой техники и пе­ревооружения армии. Усилиями советских авиа­конструкторов С.В.Илюшина, С.А.Лавочкина, А.И.Микояна, М.И.Гуревича, В.М.Петлякова, А.Н.Туполева, А.С.Яковлева были созданы новые истребители МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, бом­бардировщики Ил-4, Пе-2 и Пе-8, штурмовик Ил-2. По своим лётным характеристикам эти самолёты превосходили немецкие аналоги.

Так, Як-1 имел скорость 580 км/ч, а МиГ-3 – даже 640 км/ч при дальности полёта соответственно 850 и 1250 км, в то время как основной истреби­тель германских ВВС, Ме-109Е, - 570 км/ч при дальности 660 км. Фронтовой бомбардировщик Пе-2 не только поднимал на 100 кг бомб больше немецкого Юнкерса-88, но и превосходил его в ско­рости на 85 км/ч – правда при заметно меньшей дальности полёта.

Штурмовик Ил-2, ставший самым массовым боевым самолётом второй мировой войны, вообще не имел зарубежных аналогов. Это был настоящий летающий танк. Обладавший надёжной бро­невой защитой и мощным воо­ружением, он успешно использо­вался против наземных целей, прежде всего против танков, немцы называли эту машину «летающей смертью».

Однако выпуск самолётов новых типов развернулся лишь незадолго перед войной. Так, в 1940 году было построено 84 истребителя новых типов и 2 бомбардировщика Пе-2. Се­рийное производство началось только 1941 году. К началу войны было выпущено 1946 новых истребителей, 458 Пе-2 и 249 Ил-2. В общей сложности из 17,7 тысяч построенных в 1039-41 годах само­лётов лишь 2,7 тысяч были новых конст­рукций. На 22 июня 1941 года даже и приграничных военных округах новые боевые самолёты составляли всего 22%.

В канун войны началось и строительство новых танков. В 1940 году были построены первые 115 средних танков Т-34 конструкции М.Кошкина, Н.Кучеренко и А.Морозова и 234 тя­желых танка КВ («Клим Ворошилов») конструкции Ж.Котина. в первой половине 1941 года их выпуск составил соответст­венно 1110 и 396. Т-34 был в последствии признан лучшим тан­ком второй мировой войны.

Новая бронетанковая техника пробивала себе дорогу не просто. По об­щему количеству танков СССР далеко обогнал другие страны, в том числе и Германию, но долгое время в соответствии с наступательной военной доктриной предпоч­тение отдавалось быстроходным лёгким танкам. Не задолго до гитлеровского нападения на СССР были разработаны реак­тив­ные миномёты БМ-13, ставшие в последствии известными под названием «Катюша». Однако их боевые испытания прошли уже во время войны.

На перевооружение армии отрицательно сказывались общие представ­ления о том, какой будет приближающаяся война. В 1930-х годах в СССР господствовала доктрина войны «На чу­жой территории, малой кровью». Соответственно высшее во­енное руководство уделяло первостепенное внимание насту­пательным видам вооружения и недооценивало оборони­тель­ные. Так, несмотря на возражения наркома вооружений Б.Л.Ванникова была снята с вооружения 45-миллимитровая противотанковая пушка, прекратился выпуск противотанковых ружей, затормозилось производ­ство станковых и ручных пу­лемётов, автоматов.

В наркомате обороны считали, что использования автома­тического оружия ведёт к слишком большому расходу боепри­пасов и не позволяет применять штыковую атаку (к тогдашним короткоствольным автоматам нельзя было примкнуть штык). В результате Красная Армия встретила войну, вооружённая в основном трёхлинейной винтовкой об­разца 1891/1930 гг.

Заместитель наркома обороны маршал Г.И.Кулик требовал от минёров сосредоточить внимание на производстве не мин, а средств разминирова­ния. Он рассуждал: «Мины – это мощ­ная штука, но это средство для сла­бых, для тех кто оборо­няется, а мы – сильные» [20]. В результате к началу войны ар­мия не имела и половины минимального количества инженер­ных мин.

Отрицательно сказывалось на перевооружении армии зачастую столь же не компетентное, сколь и безапелляцион­ное, вмешательство Сталина. Б.Л.Ванников рассказывает о том, как принималось решение о замене 76-миллимитровой танковой пушки новой 107-миллимитровой. Это требо­вало ре­конструкции всех орудийных цехов. Нарком попытался возра­зить, однако безуспешно. Ванников пишет: «К концу моих объяснений в кабинет вошёл Жданов. Сталин обратился к нему и сказал: «Вот Ванников не хочет делать 107-мм пушки для ваших ленинградских танков. А эти пушки очень хоро­шие, я их знаю по гражданской войне»… Сталин говорил о полевой пушке времён первой мировой войне: она, кроме ка­либра по диаметру ничего общего не могла иметь с пушкой, которую нужно было создать для совре­менных танков и со­временных условий боя. Так вышло и на этот раз».

В 1939-41 гг. Красная Армия перешла на кадровую систему (раньше боль­шинство дивизий Красной Армии формировались на милиционно-террито­риальной основе: постоянно службу несли лишь командиры подразделений и водители боевых ма­шин, а большинство личного состава появлялись в части лишь во время военных сборов. Уровень подготовки таких частей был не достаточен.

Призывной возраст был снижен с 21 года до 19 лет. Срок военной службы увеличился с 2 до 3 лет. Численность армии возросла к 1941 году почти в три раза: с 1,9 млн. до 5,4 млн. человек. Но уровень подготовки военнослу­жащих остав­лял желать лучшего – прежде всего из-за нехватки квалифицированных командных кадров уничтоженных в ходе репрессий 1937-39 годов.

Л.С.Сквирский в своих воспоминаниях писал: «Перед тем как начались массовые репрессии, наши вооруженные силы были укомплектованы полно­ценным комсоставом на 97%. Если бы весь он к 1941 году остался жив и если бы целиком со­хранились традиции прежних лет и деловая преемст­венность в войсках, то никогда фашистской Германии и её союзникам не удалось бы претворить в жизнь то, что получилось в на­чале Великой Оте­чественной войны: война сразу же развернулась бы иначе. Полагаю, что если бы Гитлер и иже с ним не были ободрены внутренним разгромом на­ших кадров, то фашистские захватчики вообще не напали бы тогда на СССР».