* * *
… В тот день я, как всегда, с утра слонялся по супергороду. Вернулся усталый и лег отдохнуть. К моей досаде, над дверью загудел зуммер.
— Входите! Открыто! — с раздражением крикнул я.
Кто-то вошел и тщательно прикрыл дверь. Взглянув, я с удивлением обнаружил человека в нашей корабельной форме — в пилотском комбинезоне! Человек повернулся, и я мигом вскочил на ноги.
— Капитан! Федор!.. Жив!..
Я бросился к нему, но он остановил меня предостерегающим жестом.
— Стоп, Сережа! Обнимать меня не рекомендуется. А то… могу преждевременно растаять.
— Не понимаю… — Я растерянно смотрел на него, еще не совсем веря, что это не галлюцинация. — Откуда ты?
— Оттуда, Сережа. — Капитан скривил губы. — Из Вечной Гармонии.
Вечной Гармонии… Я вдруг вспомнил Хабора. От него впервые услышал тогда эти странные слова. Но что они означают?..
— Да, ты ничего не помнишь о ней, — видя мое недоумение, проговорил капитан. — Стерли память… Но она восстановится. Вероятно, самые яркие впечатления всплывут первыми…
— А Иван, Малыш, Зиновский — что с ними? — все еще ничего не понимая, перебил я.
— Исчезли… — Капитан опустил голову. — Стали песчинками в пустыне… И больше я ничего о них не знаю. Последний раз видел их тогда же, когда и ты. В тот приход Незнакомки…
— Какой Незнакомки?
— Я же говорю, придет время — все вспомнишь.
И опять это были слова Хабора. «Придет время — вспомнишь…» Мне стало не по себе. Хабор — и наш капитан. Что могло у них быть общего? Откуда оба знали обо мне нечто такое, о чем я и не подозревал?..
— Давай лучше поздороваемся, Сергей, — сказал капитан, по-своему истолковав мое замешательство. — Ну-ну, давай руку. Не бойся.
Собравшись с духом, я подошел ближе. Капитан сдавил руку с такой силой, что я поморщился. Это грубо материальное пожатие меня несколько успокоило.
— А теперь, Сережа, сядем и поговорим.
— Слушай, Федор, — попытался я улыбнуться. — Ты так сжал руку… Значит… ты жив?!
— Только наполовину… Получил временный выход в мир живых. Вспышка жизни по велению его величества Абсолюта… — Он горько усмехнулся. — Помнишь, на корабле перед тем, как нас захватили? До того, как была стерта память?
— Помню. Какие-то… как привидения.
— Вот и я сейчас такой же.
— Слушай, капитан, говори прямо. Я ничего не понимаю. Вечная Гармония… Абсолют… Что все это значит? И как ты очутился здесь?
— Слишком долго объяснять. У меня нет на это времени…
— Да пойми ты, я совсем сбит с толку! — в отчаянии крикнул я. — Этот проклятый город… И провал в памяти… А теперь вдруг ты… И еще какой-то Абсолют… Как, откуда, почему? У меня голова раскалывается! Сойду с ума, если не растолкуешь хотя бы в двух словах.
— Сережа, у меня считанные минуты. Успеть бы главное… Ну хорошо, попытаюсь в двух словах… — Капитан помолчал. — Вечная Гармония — грядущее вот этого всепланетного города, логическое завершение его эволюции… Абсолют — чудовищная, нечеловеческая сила. Поистине сатанинская… Сила, захватившая наш корабль, зашвырнувшая тебя сюда, в эту эпоху… Придет время — ты вспомнишь, как все было.
— Но почему Абсолют? Что скрывается под этим словом?
— Так назвала его тогда Незнакомка. И в конце концов, дело не в терминах… А что скрывается — я и сам до конца не разобрался. Знаю одно: исполинский город, в котором ты живешь, стал единоличным властелином планеты.
— Ты хочешь сказать… Земли?
— Нет, — капитан покачал головой, — в этом я пока не уверен. Вернее, очень хочу верить, что это не Земля. Как говорится, не дай бог ей такого будущего… Если бы ты знал, Сережа, как это страшно: пустыня, планета без людей…
— Без людей?!
— А зачем они Абсолюту?.. В Вечной Гармонии люди превратились в мертвые символы. Правда, иногда всеведущий повелитель дает им на короткое время материализоваться. Вот как я сейчас… Абсолют протянул свои щупальца сквозь время и пространство — туда, где еще есть живые. А вступать в контакт с живыми он может только через своих посланцев.
— Значит, это он тебя…
— Не прерывай! — В голосе капитана зазвучали знакомые властные нотки. — Мое время на исходе… Да, меня послал Абсолют. Велено передать, что тебя ждет райская жизнь здесь, в Электронной эпохе, а затем бессмертие в Вечной Гармонии, если ты…
«Бессмертие в Вечной Гармонии…» Снова то, что изрекал Хабор! И, не выдержав, я перебил капитана:
— Хабор… Ты знаешь его?!
— Знаю, что такой есть… Что-то вроде резидента Абсолюта в этой эпохе. Возможно, ему и поручена твоя переброска…
— Переброска… куда?
— Если б я знал!.. Ясно одно: Абсолют хочет использовать тебя в каких-то своих целях… Ты не дослушал: райская жизнь и бессмертие обещаны, если ты «доверишься течению событий». Обрати внимание на формулировку! От тебя не требуют никаких усилий, только «доверься», а все остальное, видимо, будет должным образом подстроено… Помнишь капсулу, доставившую тебя сюда?
— Смутно… Фиолетовое пламя, потом свернулась в пояс, исчезла…
— Она вернется к тебе. Может быть, очень скоро. И унесет… туда, куда нацелился Абсолют… Я с самого начала понял, что ты им зачем-то нужен. По каким-то там параметрам сочли тебя наиболее подходящим для некой миссии. Потому и оставили в живых, забросили сюда. Видать, отсюда удобней выстрелить тобой в намеченную точку. И у меня есть основания предполагать, что это какая-то очень недобрая миссия, Сергей. Не исключено, что тебя хотят использовать в качестве лазутчика. Могут обставить это так хитро, что ты и сам не догадаешься.
— Лазутчика?! — Я изумленно уставился на капитана, хотя, кажется, уже не способен был ничему удивляться после всего услышанного.
— Абсолют стремится подчинить все, что ему еще не подвластно. Непрерывная, безостановочная экспансия во времени и пространстве! А захвату всегда предшествует разведка…
— Но зачем экспансия этому… как его… Абсолюту? Каким бы он ни был могучим, к чему ему это?
— Он так запрограммирован, Сережа. Те, кто создавал в Электронной эпохе зародыш нынешнего Абсолюта, вложили в него четкую и безжалостную программу: жестоко подавлять и унифицировать все, что не укладывается в рамки Гармонии или мешает ее совершенствованию, и при этом распространять «гармонические порядки» всюду, где только возможно. Вот он и распространяет… Сама Гармония «усовершенствована» так, что люди упразднены за ненадобностью, но программа продолжает выполняться с железной неукоснительностью…
Капитан вдруг замер, точно прислушиваясь к чему-то в себе.
— Все… Сейчас будет сигнал… Ничего толком не успел… — Он заторопился. — Я был слишком наивен, Сережа. Согласился служить Абсолюту… Думал: разберусь — и взорву изнутри. Оказалось, невозможно… Я бессилен против этого чудовища. Давящего и страшного. Враждебного всему живому… Единственное, что могу, — предупредить тебя. Не дай сделать себя покорным орудием!.. Борись, как можешь… Отомсти за всех нас… Это приказ, слышишь! Последний приказ… Во имя всего живого… — Лицо его исказилось. — Конец… Сейчас Абсолют погасит искорку жизни. Прощай, Сережа…
Капитан протянул руку — и исчез. Будто погас… Так и погас с протянутой рукой.
Я ошеломленно смотрел на то место, где он только что стоял. Секунду назад видел его лицо, слышал такой знакомый голос — и вот пустота… Что это? Сон? Галлюцинация?
В том, что это не была галлюцинация, я убедился на следующее утро, когда двое хранителей схватили меня, еще сонного, и доставили в камеру пыток. Там они усадили меня в опутанное проводами массивное черное кресло, крепко пристегнув руки к подлокотникам, и удалились. Вошел Хабор, деловито уселся за пульт, к которому тянулись провода от кресла. И начал без предисловий:
— Твой капитан аннулирован. Абсолют стер его запись. Так будет с каждым, кто попытается злоупотреблять доверием Великого…
«И он все знал, — мелькнуло у меня. — Знал, что все станет известно и не пощадят… Хотел любой ценой предупредить…»
— А для тех, кто еще не приобщен к Вечной Гармонии, — продолжал Хабор, — кто находится в низшем биологическом состоянии, у нас есть кары понаглядней и побольнее. Например, вот это креслице… Оно, так сказать, двойного подчинения. Ты ведь уже уяснил, что я служу не столько Электронной Гармонии, в которой официально проживаю, сколько Абсолюту, чьей волей сюда тайно заброшен. Парадоксальная ситуация: Абсолют засылает резидента в собственную предысторию. — Он усмехнулся. — Но Великий любит парадоксы… Итак, вернемся к креслицу. — Рука Хабора поползла по пульту. — Видишь, вот здесь индикатор боли. Приятная стрелочка, правда? А это — диагностер, регистрирующий внутренние кровоизлияния и переломы костей. Рядом кнопка, которой мы надеваем на пациента магнитный сапог. Может, включим для пробы?
Он нажал кнопку — и мою правую ногу пронзила нестерпимая боль.
— Ну, ну, не обижайся. — Хабор щелкнул переключателем. — Это я так, в шутку… Хочу, чтобы ты ознакомился с нашими возможностями. Магнитным полем можем изжевать ногу так, что кости станут не тверже мяса… Но думаю, что в отношении тебя к подобным воздействиям прибегать не придется. Ты человек благоразумный и, надеюсь, уже понял: с Абсолютом и с теми, кто ему служит, лучше не ссориться. А теперь давай ближе к делу…
Хабор поднялся, отстегнул мои руки от кресла, помог встать. Даже ногу слегка помассировал. Потом усадил на стул в углу комнаты.
— Так вот. Твой капитан наболтал тебе много вздора. Абсолют не нуждается ни в каких лазутчиках. Великий просто хочет использовать тебя для испытания нового типа капсулы. Это одно из замечательнейших достижений Абсолюта, чудо волновой микротехники. Куда унесет тебя капсула — не так важно. Главное — проверить ее в полете… Через сто дней капсула — она настроена на твое личное биополе — вернется за тобой. Прилетишь обратно, и больше от тебя ничего не требуется. Если все пройдет нормально — займешь высокое положение в Вечной Гармонии, станешь бессмертным. Абсолют умеет ценить верных слуг… Но не вздумай нарушать волю Великого! Абсолют найдет тебя, где бы ты ни укрылся. Найдет и покарает страшной карой!
Хабор замолчал, испытующе глядя на меня.
— Итак, ты согласен?
— Согласен!
Мог ли я ответить что-нибудь иное? У меня было одно желание: поскорей вырваться из этого страшного мира. Что со мной будет, куда попаду — ни о чем таком в ту минуту не думалось. Только бы вырваться!
…И вот на мне загадочный энергопояс. Вспыхнуло холодное фиолетовое пламя: пояс развертывался в капсулу. Меня окутало прозрачное, как сгустившийся воздух, неведомое поле. Несколько секунд я еще видел комнату, Хабора, стоявшего у своего пыточного агрегата. Потом началась пульсация — и все исчезло. Не знаю, сколько продолжался полет: я ничего не видел и не слышал — сознание отключилось…
Приземление вспоминается так же смутно, как и то, первое, в Электронном супергороде.
На миг вспыхнувшее и тут же погасшее пламя. Капсула, свернувшаяся в энергопояс… Когда я окончательно очнулся, пояса на мне уже не было. Но удивило меня не это, а совсем другое: вместо крикливого костюма Электронной эпохи на мне был… привычный пилотский комбинезон. Минуту я размышлял, как это могло случиться, но так и не мог найти никакого объяснения.
Я лежал на левом боку, пытаясь рассмотреть приютивший меня мир. Была ночь. Спина моя упиралась во что-то твердое. Камень? Обернулся и в темноте увидел сизый, туманно светившийся ствол березы. На лесную прогалину пробивался сверху дымный лунный свет. Я сразу почувствовал доверие к этому миру. Смело откинул на спину гермошлем и вдохнул ночной воздух, насыщенный лесными ароматами. Встал и побрел наугад.
Нога болела. «Примерка» магнитного сапога не прошла бесследно… Минут через десять я выбрался на посеребренную луной поляну. На краю ее притулилась к могучей сосне хижина. Открыл скрипнувшую дверь. В хижине было пусто. Я повалился на нары и проспал до утра.
Так я поселился в этой давно заброшенной избушке. Приладил на стене над дощатым, посеревшим от времени столом маленький цветной портрет Элоры. Портрет, большой блокнот и авторучка — все, что осталось у меня от Электронной эпохи. На вырванных из блокнота листках начал писать — решил рассказать обо всем, что со мной произошло. Быть может, кто-нибудь когда-нибудь прочтет… Но о самом главном — о зловещей Вечной Гармонии с ее загадочным Абсолютом — ничего решительно не мог вспомнить. Как ни вглядывался в тот черный колодец памяти — ничего…
Жаркая волна захлестывала меня при воспоминании о Хаборе. Этот палач «двойного подчинения» олицетворял для меня сейчас ту страшную, безжалостную силу, которая погубила моих товарищей, — проклятую мертвящую силу, угрожающую всему живому. Перед глазами возникло лицо капитана. Я слышал его голос: «Отомсти за всех нас… Это приказ, слышишь!» У меня сжимались кулаки. И я снова давал себе клятву бороться, сделать все, чтобы сорвать черные замыслы Абсолюта.
Если б только разгадать, что это за замыслы!.. Зачем меня забросили сюда? Лазутчиком — в лесное безлюдье? Нет, тут что-то не так… И неужели этот мир действительно Земля?
Я неотступно думал обо всем этом, когда бродил по лесу, ловил на самодельный крючок рыбу в небольшом озере у подножия горы, варил на костре уху. Поляну окружали сосны и березы. На огромной раскидистой сосне, подпиравшей стену хижины, мелькал рыжий хвост белки. В глухой чащобе глухо барабанил дятел, а леса звучали, как орган: их наполняли струнные песни синиц…
И вот теперь я твердо знаю: это Земля. Только что на ней случилось, почему она так безлюдна?
Дым на горе
Нет, далеко не безлюдна!.. На планете есть люди! Только не знаю, радоваться или печалиться по этому случаю. Может быть, их надо опасаться?
Вечером хотел прогуляться к озеру и взобраться на горный перевал. Отошел от хижины сотню шагов и остановился, как вкопанный. Мое любимое место занято! Над вершиной горы струился дым костра.
Я прислушался. Тишина… Чуткая, первозданная тишина. Лишь какие-то птахи подняли возню, уютно устраиваясь на ночь. Я прислонился к шершавому стволу сосны и стал наблюдать. Над горой клубился подсвеченный снизу пепельный дым. Когда совсем стемнело, я видел лишь пляшущие багровые блики.
Наконец костер погас. Я постоял еще полчаса и вернулся в хижину. Прилег, не раздеваясь. Мое воображение было взбудоражено, как никогда. Вдруг отчетливо представилась толпа одетых в звериные шкуры людей. С палицами и дротиками в руках, они расположились на лысой горе вокруг тлеющих головешек. Я убеждал себя, что этого не может быть, но так до конца и не убедил…
Незаметно уснул. А проснулся — сам не знаю почему — с таким светлым, приподнятым настроением, какого у меня давно не было.
Я вышел из хижины. По макушкам деревьев скользили лучи утреннего солнца. На ветках раскидистой сосны прыгала белка. Увидев меня, она на миг остановилась и приветливо взмахнула рыжим хвостом. Росистое утро казалось необычно приветливым и звонким. Все кругом звучало радостью. Пели струнноголосые синицы, тонко звенели корабельные сосны, а по земле тянулись, словно поющие, струи тумана.
С надеждой и опаской я посмотрел на запад, в сторону горы. Настроение тут же упало: на ярко освещенной вершине горы ни дымка, ни малейшего движения… Ушли?
Сел на камень и начал разжигать костер. Еще раз взглянул на гору и невольно вздрогнул: над вершиной тянулся в чистое небо гибкий сиреневый столб дыма…
С того памятного певучего утра началась новая полоса моей жизни.
* * *
Увидев дым, я притушил костер и решительно направился в сторону горы: будь, что будет! Пусть там даже дикари… Мне надоело одиночество, я истосковался по людям.
На вершину поднимался с севера, где рос густой кустарник. Оттуда можно было подобраться незамеченным. На лужайке наткнулся на две палатки, напоминающие небольшие юрты. Две серебристо-серые полусферы увенчивались металлическими стерженьками. Сначала подумал, что палатки сделаны из какой-нибудь пленки. Осторожно подошел ближе, потрогал. По еле заметному мерцанию догадался, что это не пленка, а неизвестное мне поле — прохладное и шелковистое на ощупь. Ясно, что ночевали здесь не одичавшие люди, а представители высокоразвитой, быть может инопланетной, цивилизации…
За кустами послышался невнятный говор. Я сделал несколько шагов, чуть раздвинул ветки и увидел такую картину.
На залитой солнцем поляне весело трещал костер. Перед ним на плоском камне сидели светловолосый молодой человек и тонкая, стройная девушка. Немного в стороне, прямо на траве, расположился здоровенный детина, этакий былинный молодец с добродушной и простецкой физиономией. Все трое одеты почти так же, как в родном двадцать первом веке одевались туристы. Пожалуй, и мой пилотский комбинезон сейчас мало отличался от их удобных для походов костюмов.
Светловолосый сунул в костер сырую зеленую ветку. Видимо, нарочно, чтобы дым был гуще и ядовитей. Ветер дул в сторону девушки, и та, хмурясь и отмахиваясь рукой от едкого дыма, сказала своему соседу:
— Патрик, перестань дурачиться. Как ребенок…
Мне стало жарко от волнения: фразы были произнесены на «юнионе» — всепланетном языке, который начал складываться в мое время. Тогда на нем говорили еще немногие, но наш экипаж знал его в совершенстве. Тем более что в «юнионе» было много русских слов… Я невольно покачнулся и переступил ногами. Под каблуком гулко хрустнула сухая ветка. Скрываться больше невозможно. Я вышел на открытое место и несмело произнес:
— Здравствуйте.
Все трое без особого удивления взглянули на меня и дружелюбно ответили на приветствие. Девушка показала на камень.
— Присаживайтесь к нашему костру. Скоро будем есть грибницу.
— Грибницу? — удивился я. — Какие же грибы в начале лета?
— А маслята? Это наша Таня собирает их. Она у нас знаток… Кстати, где она?
Девушка сложила ладони рупором и крикнула, повернув голову к югу:
— Таня-а-а!
— А-а-а! — прокатилось эхо.
— Ау! Иду-у! — прозвенел снизу голос.
Я отметил про себя, что язык изменился не столь существенно. Во всяком случае, услышанные мной слова произносились почти так же, как в мой век. Конечно, они не могли не заметить некоторую необычность моего произношения, но, видимо, не придали этому большого значения.
По южному склону горы легко взбиралась девушка с гибкой и тонкой талией. Густые пушистые волосы ее рассыпались и закрывали лицо. Она подошла к костру и со счастливой улыбкой показала всем грибы в прозрачном мешочке.
— Смотрите, какие красавцы. Будто из сказки.
Девушка откинула назад волосы и подняла голову. Я встретился с ней глазами и обомлел. Кровь отлила от моего лица, частые и сильные удары сердца отдавались по всему телу. Смущенная моим взглядом, девушка смотрела на меня такими знакомыми темными, как ночь, глазами. Я был потрясен: передо мной стояла… Элора!
— Что с тобой? — участливо спросил молодой человек, сидевший на камне. — Ты побледнел.
— Я тебе кого-то напомнила? — спросила наконец де-вушка, по-прежнему глядя на меня.
— Да, очень, — торопливо заговорил я, стараясь овладеть собой. — Даже растерялся…
Сходство поразительное, но светло-золотистые волосы девушки, ее звонкий голос, жесты и манера держаться… Нет, конечно же, это не Элора!
— А кого напомнила? Не секрет?
— Конечно, не секрет. Да я вам покажу портрет. Он в моей хижине.
— Ты ночевал в хижине? — Девушка приняла меня, видимо, за обычного туриста.
— А я слышал об этой избушке, — вмешался светловолосый молодой человек. — Она где-то здесь. Точно не знаю. Ее построил мой соотечественник — шотландец. Сколотил сам примитивным топором. Ему так полюбился Урал, что он прожил отшельником в хижине три года. И писал книгу. Все, конечно, помнят эту в свое время нашумевшую поэму «Внуки Оссиана».
— Вот видите, — пытался я шутить. — Моя хижина, оказывается, знаменитая. А вы не знали. Приглашаю вас к себе. У меня и уха почти готова.
— Приглашаешь, а мы даже не знакомы, — возразила девушка. — Давай знакомиться. — И назвала себя: — Таня. Татьяна Кудрина.
— Сергей, — представился я.
Пожимая всем по очереди руки, я узнал имена моих новых друзей. Светловолосый молодой человек — Патриций Рендон, его соседка — Вега Лазукович.
— Орион. Орион Кудрин.. — Былинный молодец слегка привстал. Кивнул головой в сторону Тани и добавил: — Мне крупно не повезло: я брат вот этой ехидной особы. Ты ее еще не знаешь. У нее не только осиная талия, она и жалится, как оса.
Таня лукаво усмехнулась.
— У тебя модное имя, Сергей, — заговорила она со мной. — Хорошо, что сейчас вернулись к простым народным именам. Сергей, Татьяна, Патриций. Ты заметил, что все реже дают имена по старинке — по названиям звезд и созвездий? Звучные имена… Вега! Посмотри на нее, ей так подходит это красивое звездное имя. Правда ведь?
Стройная и высокая Вега Лазукович и в самом деле отличалась незаурядной красотой. Несколько, правда, холодноватой. Но умные серые глаза оживляли ее строгие и правильные черты.
— А теперь посмотри на моего любезного братца. — Густые ресницы Тани затрепетали от еле сдерживаемого смеха.
— Татьяна! — Орион сурово повысил голос и погрозил крепко сжатым могучим кулаком.
Я невольно улыбнулся. Орион грозно сдвигал брови, стараясь, чтобы кулак выглядел устрашающе. И все напрасно. Удивительная вещь: от увесистого кулака так и веяло неистощимым добродушием. Мои новые знакомые покатывались со смеху, глядя на отчаянные усилия Ориона придать своему жесту свирепость.
— Да, да! Взгляни на него. — Таня подняла вверх указательный палец и торжественно продекламировала: — О-ри-он! Услышав гремящие, фанфарные звуки имени, поневоле вообразишь стройного и гордого красавца. А посмотри на конкретного носителя звонкого имени. Какой кошмар! Какое нелепое несоответствие. Это же медведь, неповоротливый, косолапый медведь.
— Ну ладно, Таня, хватит, — взмолился Орион. — Давайте обсудим предложение Сергея. По-моему, толковое предложение. Согласны? Тогда тушите костер и собирайтесь.
Орион, сидевший по-турецки, вскочил на ноги с легкостью кошки. «Не такой уж медведь», — подумал я и направился вслед за ними убирать палатки. Помощи, однако, не потребовалось. Орион протянул руку к стержню, металлически сверкавшему над палаткой. И стержень погас, целиком уместившись в огромной руке. А палатка как будто растворилась. Заструившись, она исчезла в стержне. То же самое Орион проделал с другой палаткой, а стержни сунул в карман.
Через десять минут я, стараясь меньше опираться на палку, вел всех к хижине. «Кто они? — ломал я голову. — Из какой эпохи? И как им объяснить, кто я и откуда?»
А тут еще Орион смущал. Он шагал рядом и поглядывал на меня с таким выражением, будто силился что-то вспомнить.
— Где-то я тебя видел, — промолвил он. — Но где?
— Наверное, в учебнике литературы, — отшучивался я. — Говорят, что похож на Маяковского — поэта двадцатого века.
Лес наконец кончился, и мои спутники ступили на цветущий ковер поляны. От согретой солнцем росистой травы поднимался легкий пар, окутывая хижину колышущейся кисеей.
— А здесь красиво! — прозвенел Танин голос. — Вега, посмотри на хижину. Она будто плавает в тумане. И костер дымится. А котелок… Какой странный котелок.
Котелок и в самом деле должен был казаться необычным моим попутчикам. Обожженный на огне и закопченный, он сейчас мало походил на прозрачный гермошлем, который я вывернул из комбинезона. Но Орион так и уставился на котелок, то и дело переводя изумленный взгляд на отвороты комбинезона, где еще сохранились пазы.
Я опустился на колени, нагнулся и начал подкладывать в костер сухие ветки. Костер запылал, обхватывая гермошлем огненными космами. Вега и Таня готовили какую-то хитрую смесь из грибов и ухи.
— Когда будет готово, — сказала Таня, — все равно никому не дам завтракать. Уморю всех голодом, пока Сергей не покажет, на кого я похожа.
Я пригласил всех в свое обиталище. Наверное, хижина никогда не принимала столько гостей. Стало тесно, под ногами Ориона треснула доска.
— Осторожней, медведь, — дернула его за рукав Таня. — Это тебе не сверхпрочный звездолет.
Она сразу умолкла, взглянув на портрет Элоры. Остальные гости были удивлены не меньше.
— Таня! — воскликнула Вега. — Это же ты! Ну почти копия. Только вот волосы… У нее они совсем черные. А твои словно вымыты в золотой воде. И загар у тебя золотистый. А она белая.
— Не так уж сильно похожа, — возразил Патрик. — Выражение лица другое.
— Совсем не похожа, — вставил Орион и притворно зевнул. — Никогда не поверю, что моя вертлявая сестра походит на эту спокойную мраморную красавицу.
Когда все вышли из хижины и уселись вокруг костра, Таня сказала:
— Мне она не очень понравилась. Слишком строгая, даже высокомерная.
— Ничего удивительного. Она аристократка.
— Аристократка? — оживилась Таня. — Из средневековья? Да тут, я вижу, целая романтическая история. Расскажи!
— Она аристократка, но не из прошлого, а… — хотел сказать «из будущего», но осекся. Наступал решительный момент: надо рассказать о себе, о своих приключениях. Поверят ли?..
— Вспомнил! — воскликнул Орион и вскочил на ноги. — Но это же невозможно! Невероятно!
Потом подошел ко мне, нерешительно потоптался и сказал:
— Я, кажется, знаю, кто ты. Видел… Ты Сергей Волошин — астронавигатор старинного гравитонного звездолета «Орел».
— Плохо придумал, Орион, — сказал Патрик. — Все знают, что «Орел» вылетел к системе Альтаира в двадцать первом веке и не вернулся. Погиб, не долетев до цели.
— Орион у нас выдающийся мистификатор, — с улыбкой пояснила Таня. — Любит разыгрывать.
— Нет, Орион не выдумал, — проговорил я, стараясь быть спокойным. — Вот только где ты видел меня?
— В Музее Астронавтики. Там портреты всего экипажа… Но… если ты тот самый, где же корабль? И как сам очутился здесь?
— Сначала объясните, в каком я веке?
— Сейчас двадцать четвертый век, — прошептала Таня, глядя на меня расширенными глазами. — Две тысячи триста шестьдесят пятый год.
— Да мы с вами почти ровесники. — Я заставил себя усмехнуться. — Разница в триста лет — сущий пустяк по сравнению с тысячелетиями.
— Тысячелетиями? — пробормотал Орион. — При чем тут тысячелетия? Говори яснее.
Пока я рассказывал, со всех сторон, погрохатывая громами, наползали темно-синие тучи. Никто этого даже не заметил, забыли и о завтраке. Когда подул свежий ветер и защелкали по траве первые крупные капли, Вега зябко передернула плечами, взглянула на небо и сказала:
— Не перейти ли в хижину?
— Там тесно, — напомнил Патрик. — Но я выпрошу хорошую погоду.
Он взял у Ориона стержень, из которого раньше была развернута палатка. Стержень в его руках удлинился, острый конец Патрик воткнул в землю, а наверху появился тонкий обруч диаметром полметра. Пространство внутри круга затуманилось и превратилось в серебристый экран.
Патрик нажал кнопку, и на экране возникла девушка с причудливой копной огненно-рыжих волос.
— Центральное управление погодой. Дежурная по сектору два-восемь, — четко доложила рыжеволосая девушка.
— Скажи нам, как тебя зовут, огненная богиня туч и громов?
— Ирина, — улыбнулась девушка. Нахмурив брови, добавила: — Это к делу не относится.
— Какая строгая. А мы по делу. Просим часа на два расчистить над нами небо.
— А еще туристы! Дождичка испугались. — Ирина насмешливо сощурила глаза. Затем снова нахмурилась и сухо отчеканила: — Частные просьбы выполняем в исключительных случаях.
— Орион, придется тебе, — развел руками Патрик. — Я бессилен.
— Орион у нас важная персона, — обратилась ко мне Таня. Полные губы ее дрогнули в усмешке. — Его слава гремит по всему мирозданию. Знаменитый астролетчик. Выдвигали даже в капитаны, но комиссия каждый раз браковала из-за мягкости характера. Вот он сейчас и тренируется в свирепости.
— Таня, не издевайся над братом, — улыбнулась Вега. — Может быть, он сумеет воспитать у себя командирскую требовательность.
Орион подошел к экрану. По приветливой улыбке можно было догадаться, что огненная девушка его узнала.
— У нас, Ирина, тот самый исключительный случай.
— Хорошо. Назовите квадрат.
Орион назвал цифры. Экран погас. Тяжелые редкие капли, казалось, вот-вот сольются в сплошной поток. Но вдруг тучи над нами заклубились, начали таять и раздвигаться в стороны. И вместо дождя на поляну полились теплые солнечные лучи.
Я глядел и не мог оторваться от этого зрелища. Лишь над нами голубел оазис чистого неба. Кругом же курчавились сизые тучи. Блистали ветвистые молнии, рокотал гром, чуть встряхивая землю. Из туч тянулись вниз седые бороды дождя. Они метались под ветром и хлестали землю.
— Правда, красиво? — услышал я рядом шепот Тани. — Ты, видимо, очень любишь природу.
— Ничего подобного я не видел тысячи лет, — пошутил я. — Истосковался.
— Ты удивительный человек… — Она посмотрела на меня своими тревожно-знакомыми глазами и почему-то смутилась. — Я имею в виду не только твою судьбу и скитания. А вообще…
— Татьяна! — послышался сзади окрик.
Мы обернулись и увидели подходившего Ориона.
— Отпусти Сергея, — сказал он. — Сейчас он мой. Мы немедленно отправимся с ним в Совет Астронавтики. Это же эпохальное событие!
— Сергей не твой, а наш, — перебила Таня брата. — Сначала он расскажет о себе. Потом позавтракаем. И вообще не командуй. Не получается у тебя.