1. Сравнение цивилизационного и формационного подходов; их продуктивности в анализе экономических систем.
2. Место экономических систем в структуре экономической жизни общества.
3. Производственные (социально-экономические) отношения и производительные силы (средства производства, человек): диалектика и взаимодействие.
4. Роль культуры как фактора социально-экономического развития.
5. Особое влияние политики, идеологии и других нематериальных факторов на развитие экономических систем.
6. Критерии периодизации исторического развития экономических систем.
7. Законы развертывания “нелинейности” социально-экономического развития, причины и характер, формы проявления.
8. Особенности инерционности развития экономических систем
9. Проблемы воздействия альтернативности вариантов развития на сущность социально-экономической системы, на восприимчивость элементов системы к происходящим трансформациям.
10. Системные качества и сущностные противоречия в экономических системах.
11. Возможности самоотрицания социально-экономических систем.
Глава 2. Добуржуазные экономические системы и генезис буржуазных экономических систем.
2.1. Типологизация и сравнительное исследование добуржуазных экономических систем.
Исследование добуржуазных экономических систем представляет собой весьма специфическую проблему, поскольку, с одной стороны, выглядит не совсем актуально, с другой стороны, упирается в сложность эмпирического исследования фактов, отстоящих на длительный период времени от современной истории. Кроме того, трактовка экономик, экономической жизни далекого прошлого дана нам лишь в косвенных исторических свидетельствах, акцентирующих, как правило, не экономические, а политические, духовные, культурные и религиозные аспекты общественной жизни.
Тем не менее, такое сравнительное исследование представляется нам весьма значимым не только потому, что значительные черты добуржуазных экономических систем продолжают существовать в современной экономической жизни, но и потому, что историческое сопоставление экономических систем указывает на возможность и необходимость понимания исторической ограниченности той или иной экономической системы, их вида или типа.
Наконец, исторический подход указывает на наличие не только стабильных экономических систем, но и процессов трансформации различных видов и типов экономических систем, т.е. на наличие трансформационных экономических систем, что также принципиально значимо для современной экономики, в которой происходят не только эволюционные, но и революционные, качественные изменения.
Для сравнительного анализа добуржуазых систем мы можем воспользоваться уже известной нам методологией компаративного анализа, в частности методологией выделения различных параметров сравнения экономических систем. Напомним, что важнейшими из них были: господствующий технологический уклад, способ аллокации или координации ресурсов и сравнение экономических систем по такому параметру как отношения собственности или распределения дохода. Именно на этих моментах мы сосредоточим свое внимание, сравнивая различные добуржуазные экономические системы.
Начнем с одного из названных параметров. Если говорить о технологических укладах, господствовавших в добуржуазных экономических системах, то последние, в целом, принадлежат к одному типу экономик - экономик, основанных на доиндустриальных технологиях. Однако в рамках этого типа можно провести существенные градации и выделить ряд видов различных оснований экономических систем.
В частности, достаточно легко выделяются экономики, основанные на локальном хозяйстве, сосредоточенные в рамках достаточно ограниченного комплекса общины (племени) при отсутствии сколько-нибудь развитого общественного разделения труда. Такого рода экономики предполагали, как правило, наиболее примитивный уровень развития технологий, в частности не просто ручные орудия труда, а орудия труда либо без использования металла, либо с использованием металла в крайне ограниченных масштабах, и не в качестве основных средств производства. Этому уровню соответствует так называемое «присваивающее хозяйство». Соответственно, для такого уровня развития технологий было характерно сохранение сращенности человека с биологическими условиями своего существования, его подчинение биологическому ритму и наличие типа деятельности, сращенного с полубиологическим типом поведения человека.
Второй вид технико-экономических отношений складывался в рамках более развитых технологических систем, основанных на общественном разделении труда. Причем последнее касается не только разделения труда между сельским хозяйством и ремесленным производством, но и между преимущественно скотоводческой и земледельческой деятельностью, а также выделение умственного труда как особого вида деятельности. Такого рода технологии предполагают, как правило, использование более сложных орудий труда, металлов как средства для изготовления орудий деятельности и окончательное выделение человека из преимущественно природного способа существования (переход к так называемому «производящему хозяйству» – термин несколько неточный, ибо и «присваивающее хозяйство» было разновидностью производства). В этом случае разделение труда равзвивается не только как общественное, но и внутри общин (или другой хозяйственной единицы, каковыми в этом периоде были и рабовладельческие латифундии, и поместья в условиях феодализма).
Третий вид технологических укладов в рамках доиндустриального производства предполагает широкое общественное разделение труда, дошедшее до выделения конкретных специализаций в области ремесленной деятельности, в умственном труде, в сельскохозяйственном производстве как скотоводческого, так и земледельческого типа. На этом этапе развиваются не только металлические орудия труда, но и простейшие машины и механизмы, типичным примером которых является водяная мельница и водоподъемные механизмы, а также механизмы, применяемые для военных целей: тараны, баллисты, катапульты и т.д.. Такого же рода машины применялись в строительстве и при создании сложного рода изделий, в частности в горном деле, металлургии и в других сферах ремесла.
Кроме того, для этого этапа характерно развитие сложного комплекса видов деятельности, основанных на использовании умственного труда и достаточно широкое развитие творческого труда в сфере культуры и образования (отделенного от труда репродуктивного). К этому периоду времени относится образование образовательных учреждений и особых институтов культуры, как правило, сращенных с религией.
Соответственно, в этом периоде происходит формирование относительно развитой инфраструктуры и сложных хозяйственных единиц. Примером такой инфраструктуры, может быть, скажем, развитая сеть дорог, характерная для поздней римской империи или для позднефеодальных государств Западной Европы, а формами сложных хозяйственных единиц могут служить эргастерии эпохи классической античности, мануфактуры, развитые не только в рамках позднефеодального западноевропейского общества, но и в Китае, и целый ряд других форм хозяйственной организации, использующих разделение труда внутри хозяйственного звена и эффект от использования совокупного работника в масштабах достаточно сложного хозяйственного комплекса, в котором могло быть занято от нескольких десятков до нескольких сотен человек.
Этот этап является провозвестником грядущего перехода к индустриальному укладу. Однако, как мы покажем ниже, далеко не во всех случаях этот переход состоялся без определяющего внешнего воздействия. В ряде случаев этот вид доиндустриального технологического уклада был законсервирован на долгие столетия и даже тысячелетия при наличии даже определённого рода попятных эволюций в технологическом развитии.
Если говорить о способе координации (о сравнении добуржуазных экономических систем по такому параметру как способ координации, аллокация ресурсов), то по данному параметру рассматриваемые системы однотипны – они относятся к экономикам, основанным преимущественно на натуральном хозяйстве. Однако различия по другим параметрам сравнения заставляют признать эти экономики разнотипными. На основе натурального хозяйства образуются различные типы хозяйственных систем. Но и само натуральное хозяйство можно разделить на ряд видов.
Прежде всего, это локальное натуральное хозяйство, не имеющее внешних связей за исключением спорадических актов – военных столкновений или случайного обмена, а так же дарения. Такого рода хозяйство было типичным для общинного строя и ранней стадии развития родоплеменных союзов. Соответственно, мы можем говорить не только об отсутствии общественного разделения труда, но и сколько-нибудь развитой экономики, которую в настоящее время мы могли бы назвать национальной или государственной. По сути дела на этом этапе экономические системы, выделяемые на основе технологической организации и на основе определенного способа координации, сводимы к локальным общинам и простейшим родоплеменным союзам.
Вторым видом экономических систем в рамках натурально-хозяйственных экономик являются системы, основанные также на локальном натуральном хозяйстве и привязанные как правило к определенным общинам, но к тому же соединенные систематическими отношениями насилия и перераспределения ресурсов при помощи либо войн, либо управленческой иерархии в масштабах некоторого государства в относительно единую систему обмена деятельностью и распределения ресурсов. Типичными примерами такого рода хозяйств являются раннеклассовые общества, в частности, азиатские деспотии, возникшие в Египте, Междуречье, Индии и других регионах, а также раннеклассовые государства в Америке.
При этом следует подчеркнуть, что современная компаративистика, да и, в целом, экономическая теория, как правило, игнорируют такой способ обмена деятельностью и распределения ресурсов как война и другие формы организованного насилия. Между тем, как для добуржуазных обществ, так и, в некоторой степени, для современной экономики, этот способ, являющийся в абстрактном отношении внеэкономическим, остается одним из основных механизмов взаимодействия между локальными натуральными хозяйствами. Войны и другие формы организованного (в частности, государством) насилия обеспечивали (и обеспечивают) значительное перераспределение ресурсов между различными группами хозяйственных структур, в частности определенный «квази-обмен» в условиях возникшего на данном этапе общественного разделения труда.
Так, набеги кочевников на земледельческие племена обеспечивали приобретение первыми предметов ремесленной деятельности (как и самих ремесленников) и земледельческого производства, как и ответные завоевания земледельцев. Не секрет, например, что не только кочевники нападали на древнерусские княжества, но и князья устраивали набеги на кочевые племена, не только «неверные» являлись объектом систематического разграбления со стороны мусульман, но и крестовые походы являлись формой перераспределения большого количества ресурсов и даже техники и знаний, которые таким образом оказались перенесены из арабского мира в Европу. Тем самым, мы можем сказать, что различные формы насилия были одной из важнейших форм координации и аллокации ресурсов.
Более сложным был механизм перераспределения ресурсов в рамках азиатских деспотий, где сложная управляемая иерархия передачи ресурсов снизу вверх была средством обеспечения как общественного разделения труда, так и развития целого ряда специфических макротехнологий, прежде всего ирригации земель, регулирования стока рек и целого ряда других технологических процессов, без которых не могли существовать эти цивилизации. В целом, данный способ координации указывает на сращенность собственно экономических процессов (а перераспределение ресурсов, производственных технологий, деятельности является именно экономическим процессом) и не экономических аспектов деятельности, поскольку война как таковая и неэкономическое принуждение в рамках восточных деспотий были, естественно, механизмами волевого воздействия на экономических субъектов.
Третий вид отношений в рамках натурально-хозяйственного способа координации – это сохраняющееся господство натурального производства, но при достаточно развитом товарообмене или государственном регулировании распределения ресурсов. К такого рода экономикам относятся почти все развитые рабовладельческие и развитые феодальные экономические системы. При этом их кажущееся совпадение в рамках одного вида координации является своего рода вызовом для экономической теории, в том числе и компаративистики, и, ниже, мы ещё специально обратимся к этой теме, говоря о возможности использования формационных и цивилизационных подходов для исследования такого рода систем.
В этих условиях существования сложных натуральных хозяйств, в том числе основанных на кооперации значительного числа работников (как то: рабовладельческие латифундии или высокотоварные виллы, или феодальные поместья и фермерские хозяйства эпохи позднего феодализма) сочетались со значительным использованием, во-первых, рыночных отношений (в ряде случаев с производством значительной части продукции – от излишков до основной части – на продажу), во-вторых, перераспределением продуктов при помощи отношений внеэкономического государственного регулирования в рамках либо азиатских деспотий (различные формы рентных отношений и налогового регулирования), либо феодальных государств, королевств, империй и т.п.
Итак, сравнивая добуржуазные экономические системы по такому параметру как способ координации или аллокации ресурсов, мы можем выделить 3 базовых вида систем: первый вид – основанные на локальных натуральных хозяйствах; второй вид – основанные на локальных натуральных хозяйствах, связанных отношениями насилия и/или государственного принуждения; третий вид – натуральные хозяйства, связанные с отношениями рынка и государственного регулирования.
Сравнение добуржуазных экономических систем по такому параметру как отношения собственности (отношения присвоения/отчуждения) и распределения доходов, также позволяет выделить как общие черты этих экономик, так и определенные разновидности добуржуазных экономических систем. Общей чертой этих экономик является господство внеэкономического принуждения («личной зависимости») как основного типа отношений между работником и собственником средств производства, отношений перераспределения дохода при помощи либо рентных платежей, либо других форм принуждения. Что касается различных форм внеэкономического принуждения, то здесь можно выделить (как и в первых двух случаях сравнения по технологическим параметрам и по способу координации), три базовых вида.
Во-первых, это отношения в которых связь индивидов фактически не опосредовалась отношениями классового отчуждения, а работник был сращен со средствами производства и подчинен традициям, общине. В этом случае отношения отчуждения работника существовали лишь в виде его подчинения, как уже было сказано, традиционному природно-биологическому циклу, олицетворяемому общинным началом в целом, но не в виде отношений непосредственной зависимости одной социальной группы от другой.
Второй вид отношений внеэкономического принуждения или личной зависимости основан на том или другом типе деспотического подчинения индивида. Типичным примером таких отношений являются азиатские деспотии в обществах Древнего Египта, Междуречья, Индии и ряде других исторических образований. В данном случае, перераспределение доходов осуществлялось, как правило, при помощи внеэкономического принуждения имеющего вид налоговых платежей, либо использования таких институтов как общественные работы или своего рода аналоги барщины. При этом отношения строились на основе сложной иерархии, перераспределение шло «снизу вверх» и предполагало наличие сложной централизованной системы регулирования при наличии сменяющих друг друга тенденций централизации и децентрализации, в результате чего образовывался своеобразный азиатский цикл, в котором перемежались периоды центробежной и центростремительной активности.
Третьим видом отношений личной зависимости является хорошо известная модель рабства, в рамках которой работник утрачивал собственность не только на свою рабочую силу, но и на личностные качества. В добуржуазных системах было распространено значительное количество различных форм рабовладения (от патриархального домашнего рабства до государственных рабов и рабовладельческих латифундий). При этом раб в принципе определялся как «говорящее орудие труда», не имевшее права самостоятельно вступать в экономические отношения (в том числе – обмен товарами).
Наконец, четвертый вид отношений личной зависимости - отношения крепостничества. Они достаточно подробно описаны в современной литературе и предполагают наличие власти собственника и неполное подчинение работника при сохранении ряда личностных качеств в собственности крестьянина. Такого рода отношения были характерны для феодальной эпохи и, прежде всего, для отношений в рамках так называемой Европейской (Западной) и Евразийской цивилизаций. В рамках феодальной зависимости существенным является выделение собственно личной зависимости и поземельной зависимости. Не менее важно иметь в виду и то, что отношения собственности в рамках феодальной экономики имели сложную структуру не только на уровне взаимодействия с работником, но и внутри класса собственников (внеэкономическая вассальная зависимость, сложная система рентных платежей и т.п.).
Таковы в очень кратком описании теоретические модели различных типов экономических систем, исходя из таких параметров как господствующие технологические уклады, способы координации и отношения присвоения и отчуждения.
Реальные хозяйственные системы в прошлом включали, естественно, сложную смесь этих параметров и, как правило, в экономике любого сколько-нибудь развитого добуржуазного государства (а тем более империи) почти всегда присутствовали все три вида технологических укладов, способов координации и отношений собственности, образуя достаточно причудливую смесь. В ней практически всегда можно было найти и простейшие первобытнообщинные отношения, основанные на натуральном хозяйстве, сращенности индивида с родом, общиной; и отношения личной зависимости, предполагавшие при этом определённые рыночные отношения, войны и различного рода механизмы внеэкономического и насильственного распределения ресурсов.
Тем не менее, мы с определенной долей условности, базируясь на методе научных абстракций, можем использовать формационный и/или цивилизационный подход для того, чтобы выделить различные типы добуржуазных экономических систем.
Если мы примем во внимание методологию формационного подхода, акцентирующего, как мы уже заметили, такие пласты экономической жизни как производительные силы и производственные отношения, рассматривая их в единстве, то мы сможем показать наличие следующих способов производства, которые и кладутся нами в основу классификации типов экономических систем.
Во-первых, это первобытнообщинный способ производства, в котором достаточно органично соседствуют друг с другом первые виды технологических укладов, способов координации и отношений собственности. Это экономики, в которых собственно человеческая деятельность и природные процессы сращены в неразрывном единстве, в которых нет развитого разделения труда, где применяются ручные орудия труда и лишь осуществляется переход к эпохе металла, где натуральное хозяйство является не просто господствующим видом деятельности, но и не сопровождается сколько-нибудь развитым обменом или перераспределением ресурсов, выходящим за рамки общины, рода, где индивид сращен с родом и собственность как основной пласт экономических отношений не выделена, а индивид находится в личной зависимости не от других индивидов, а от рода в целом, подчиняясь традиционному воспроизводственному циклу.
Во-вторых, следующий за первобытнообщинным азиатский способ производства предполагает существенное продвижение и господство второго вида как технологических укладов, так и способов координации и отношений собственности. Это, как правило, социум, основанный на общественном разделении труда, наличии металлических орудий труда и достаточно сложной общественной организации, где натуральное хозяйство соединяется со сложной иерархией государственного перераспределения ресурсов, а индивид личностно подчинен азиатской деспотии в рамках внеэкономического принуждения. При этом осуществляется так называемая рентная или налоговая эксплуатация с перераспределением дохода работника ко все более и более высоким уровням иерархии азиатской деспотии.
Выделение азиатского способа производства как особого в рамках формационного подхода является одним из весьма дискуссионных вопросов. Тем не менее, в большинстве марксистских исследований (а формационный подход является методологией марксизма) азиатский способ производства признается как особая система и лишь в сталинской версии марксизма (так называемой «пятичленке») он игнорируется. Определенные специфические черты азиатского способа производства подробно выделены в современных марксистских исследованиях.
В-третьих, возникающий исторически несколько позднее азиатского, но существующий в течение длительного исторического периода параллельно, античный (в работах, исходивших из «пятичленки», он именуется рабовладельческим) способ производства в своем развитом состоянии предполагает господство второго и третьего видов доиндустриального технологического уклада, более широкое развитие рыночных отношений при сохранении господства натурального хозяйства, заметную роль войн и других способов перераспределения ресурсов, и рабства как основной формы личной (внеэкономической) зависимости при сохранении значительного контингента лично свободных производителей.
Наконец, феодальный способ производства на разных этапах своего развития, как правило, характеризуется переходом от второго к третьему виду доиндустриального технологическоого уклада, постепенным движением от абсолютного господства натурального хозяйства (при систематических военных столкновениях между различного рода феодальными образованиями) к развитым устойчивым рыночным отношениям на границах между натурально-хозяйственными, как правило, сельскохозяйственными единицами и постепенным движением от крепостничества как формы внеэкономического принуждения к различного рода рентным формам эксплуатации при постепенном отказе от собственно личной зависимости и развертывании поземельной зависимости.
Как уже было замечено в предыдущей главе, современный формационный подход рассматривает историю не просто как последовательный линейный процесс смены все более и более прогрессивных способов производства, но как сложную пространственно-временную целостную всемирную историю социально-экономического развития. В ней есть место, во-первых, временному со-существованию различных способов производства; во-вторых, длительным трансформационным процессам; в-третьих, различного рода реверсивным («попятным») и «забегающим вперед» историческим процессам.
Методология цивилизационногоподхода позволяет выделить 2 основных типа экономических систем прошлого. Естественно, это будут системы, принадлежащие преимущественно к азиатской и европейской цивилизации.
При этом для первой из них будет характерно доминирование отношений, основанных не просто на натуральном хозяйстве, но и широком государственном регулировании, перераспределении ресурсов, а также личной зависимости индивида не столько от других индивидов (частных собственников – рабовладельцев или сеньоров), сколько от всей азиатской деспотии в целом.
Соответственно, для европейской цивилизации будет характерно развитие от рабовладельческой к феодальной системе (со всеми описанными выше чертами рабовладения и феодализма), и затем переход к буржуазной экономике. При этом цивилизационый подход делает акцент на присущему европейской цивилизации более быстрому развитию традиций личной свободы и, соответственно, хозяйственной самостоятельности индивида, связывая их в первую очередь с духовными и культурными особенностями европейской цивилизации.
Сопоставление показывает, что в данном случае цивилизационный подход во многом коррелирует с формационным, что не случайно. Для добуржуазных экономик в целом характерно большее влияние неэкономических факторов на экономическое развитие, чем для буржуазных. Это объясняется переходом человечества от сращенности различных пластов социальной жизни (экономических отношений, отношений насилия и т.д.) на ранних этапах человеческой истории к дивергенции (выделению, относительно самостоятельному воспроизводству) различных сторон социальных отношений, образованию особых экономических, волевых и политических отношений, идеологии и т.п. в период новейшей истории.
Если говорить о сравнительном анализе различных добуржуазных экономических систем, то здесь мы можем не только провести выделение определенных типов экономических систем, но и рассмотреть вопрос о мере прогрессивности и эффективности различных экономических систем. При этом исторический подход позволит зафиксировать важные для последующего анализа моменты. В частности, то, что критерии эффективности и прогрессивности для различных цивилизаций и способов производства существенно различаются и поэтому сопоставление их весьма затруднено.
Так критериями прогрессивности в рамках азиатской цивилизации являются скорее стабильность и устойчивость воспроизводства системы, а не её линейный исторический прогресс. В то же время для европейских цивилизаций характерно большее внимание к экономической эффективности как таковой, притом, что в рамках различных видов этих систем существуют и различия в измерении экономической эффективности.
В еще больше степени это относится к выделению способов производства, для каждого из которых в соответствии с марксистской методологией характерны особые отношения воспроизводства и, соответственно, критерии эффективности (при наличии, естественно, некоторых общеэкономических базовых критериев).
Так, для позднего рабовладельческого и в еще большей мере для позднефеодального хозяйства характерно постепенное становление современных рыночных критериев эффективности, а именно – максимизации дохода при сокращении затрат. Однако для классического состояния как рабовладельческого, так и феодального хозяйства характерно господство других критериев, где мерой богатства выступало не столько денежное, сколько натуральное измерение последнего. Так вплоть до XIX века в России – не самой отсталой из экономик того периода, – главной мерой богатства являлось количество крепостных, что нашло свое отражение не только в профессиональных работах историков, но и в литературе и культуре («Будь плохонький, да если наберется душ тысячки две родовых, - то и жених»). Соответственно количество земли и количество крестьян, которыми владели сеньоры, было мерой богатства и для средневековой Европы.
Сопутствующим параметром для измерения богатства и, соответственно, направлением для расходов для элиты того периода было производство предметов роскоши. Сравнивая по этим параметрам раннебуржуазные государства и позднефеодальные королевства, можно было прийти к выводу, что последние (например, Франция XVIII века) развиты гораздо в большей степени, чем первые (например, США того же времени). Такой историзм в понимании критериев эффективности и наличия внутренних специфических для различных цивилизаций и способов производства мер этой весьма важны для сравнительного анализа экономических систем.
В то же время, как мы отметили выше, нельзя забывать, что существуют некие инварианты в оценке прогрессивности экономических систем, к числу которых можно отнести используемые и ныне показатели производительности труда, меры развития производительных сил и освобождения человека. В этой связи мы можем зафиксировать наличие нелинейного, но все-таки достаточно заметного прогресса в уровне производительности труда по мере продвижения от первобытнообщинных к азиатским, рабовладельческим и феодальным системам, хотя практически всякий раз переход к новому типу экономики сопровождался изрядным откатом назад, попятными, реверсивными тенденциями в области прогресса производительных сил.
Что касается меры освобождения человека от внеэкономического принуждения, то и здесь заметна некоторая нелинейная тенденция прогресса, поскольку эта мера повышалась (с определенными с определенными попятными, реверсивными движениями) по мере продвижения от примитивных обществ к буржуазной эпохе.
Одним из самых сложных и дискуссионных вопросов оценки результатов развития добуржуазных обществ является проблема перехода к буржуазной рыночной экономике. Если считать последнюю более прогрессивной по таким показателям как мера развития производительных сил и мера освобождения человека, то возможности внутреннего саморазвития добуржуазных экономик к буржуазной можно считать одним из критериев эффективности первых.
Между тем, исторически, достаточно очевидно наблюдается тенденция перехода к буржуазной системе на основе внутреннего развития лишь в ряде стран, принадлежащих к европейской цивилизации. Азиатская цивилизация, породив целый ряд буржуазных тенденций и достаточно развитые рыночные отношения, тем не менее, пульсируя в границах азиатского цикла (постепенное расширение и централизация вплоть до образования сверхбольших империй, сменяющиеся периодом децентрализации и распадения империй на локальные государственные образования), не создала достаточно мощных внутренних механизмов перехода к буржуазному обществу как господствующей экономической форме вплоть до ХХ века. Впрочем, еще раз подчеркнем, и рыночные отношения, и отношения наемного труда и капитала, существовали в рамках и китайской, и других азиатских цивилизаций, неоднократно активно развиваясь на протяжении их истории.
Не меньшей загадкой представляется и проблема несостоявшегося перехода к буржуазному обществу от классических рабовладельческих экономических систем. И в классической Древней Греции, и в Римской Империи уровень развития товарно-денежных отношений и примитивных форм капитала был, на первый взгляд, не ниже, чем в феодальных обществах Европы. Тем не менее, переход к преимущественно рыночной буржуазной экономике не состоялся ни в Греции, ни в Риме, несмотря на наличие и капитала, и наемного труда.
Причина этого до сих пор является одним из сложных и дискуссионных научных вопросов, отнюдь не только исторического свойства, поскольку продвижение развивающихся стран по направлению к развитой буржуазной экономике до сих пор остается незавершенным. И для ряда стран бывшей советской системы, и для ряда развивающихся стран, сохраняющих пережитки добуржуазных экономических отношений (включая и натуральное хозяйство и внеэкономическую зависимость) вопрос о том, что и в какой мере является препятствием для развития капитализма, остается весьма актуальным.
Можно предположить, что лишь соединение (1) развитых производительных сил, достаточных для перехода к индустриальной технологии (третий вид доиндустриального технологического уклада как господствующий в экономике в целом); (2) преодоление натурально-хозяйственной замкнутости и устойчивая кооперация хозяйств в рамках развитого разделения труда; (3) снятие отношений внеэкономической зависимости (которое все-таки, произошло в большей степени в позднефеодальных обществах), создают достаточные предпосылки для самопорождения рыночных буржуазных отношений как господствующих. Если же хотя бы один из этих трех компонентов не достаточно развит, то внутреннее развитие добуржуазных систем в буржуазные затрудняется или не происходит вовсе.
При этом весьма значимой остается проблема внеэкономических факторов перехода, поскольку скачок от добуржуазных экономических систем к буржуазным – это скачок, предполагающий качественные революционные изменения и в технологии, и в способе координации, и в отношениях собственности, и в других параметрах экономической жизни. Именно этим вопросом мы и займемся в следующем разделе.
2.2. Генезис рыночной капиталистической экономики как мировой процесс. Сравнительный анализ предпосылок, хода, результатов становления рыночных экономик.
Исходным пунктом исследования генезиса рыночной экономики и сравнительного анализа предпосылок, хода и результатов такого рода генезиса должно стать акцентирование неравномерности развития рыночных экономических систем (или, если говорить в рамках марксистской методологии, капиталистического способа производства). Исторический генезис простейших форм рыночных отношений и институтов относится к предыстории классового общества, и фактически одновременно с развитием общественного разделения труда, классов и частной собственности происходит развитие обмена в отношениях между общинами, родоплеменными союзами, несколько позднее – государствами. Лишь на этой основе, позднее, происходит проникновение рыночных отношений внутрь формировавшихся государственных образований. История этих процессов насчитывает долгие тысячелетия и, по меньшей мере, к V-III тысячелетию до н. э. следует отнести развитие в достаточно значительных масштабах рыночного обмена. Начавшееся задолго до возникновения капиталистической системы развитие товарных отношений протекало первоначально в форме обмена между натурально-хозяйственными единицами и, как правило, играло посредническую роль по отношению к другим формам координации и обмена деятельностью, включая насилие, в частности, войны и грабежи.
Формирование относительно развитых, ориентированных на рынок производственных систем начинается существенно позже, развиваясь преимущественно в городах, создавая своего рода оазисы рыночной экономики в океанах натурально-хозяйственных связей, ориентированных на внеэкономическое принуждение и сращенность экономических и насильственных форм обмена деятельностью.
Из экономической истории достаточно хорошо известно, что возникновение и широкое распространение таких значимых оазисов товарного производства, то есть производства, ориентированного на реализацию продукции, а не просто продажу излишков натурального хозяйства, было типично для Китая на рубеже новой эры и в ряде других эпох. Такими анклавами рыночного хозяйства были классическая Греция и Римская империя, позднее, в средние века, исламский мир, а в классическое европейское средневековье – города в Западной Европе. В дальнейшем начинается уже период развития рыночного хозяйства и буржуазных экономических отношений на собственной основе.
Притом, что генезис рыночных отношений и рыночных экономик занимает период многих тысячелетий, он шел нелинейно, что весьма принципиально. Как правило, первые анклавы развитых рыночных отношений исчезали в процессе эволюции добуржуазных обществ.
Тем не менее, окончательное торжество первых буржуазных экономических систем может быть отнесено к XV-XVI векам и это, прежде всего Нидерланды в Западной Европе, несколько позднее по пути развития рыночной буржуазной экономики окончательно по