– Сервин, ты мне вот что скажи, – проговорила она затем. – Как ты думаешь, если я отправлюсь к Серилле, будет она со мной говорить? Или меня как предательницу убьют прямо на месте?
В глазах юноши боролись отчаяние и стыд.
– Я… я не знаю, – выдавил он наконец. – Я вообще ни за кого из моих былых друзей не поручусь, на что он способен, а на что нет. Вот тебе пример: торговца Доу нашли висящим в петле. От его детей и жены – ни слуху ни духу. Поговаривают, будто он повесился, когда увидел, что все идет не по его замыслу. А другие считают, что это собственные шурья его вздернули, чтобы срам с себя смыть. И вообще пересуды об этом, как бы тебе сказать, не приветствуются.
Роника некоторое время не отвечала. Что ж, она могла еще какое-то время укрываться здесь, на руинах родового гнезда, и когда в конце концов ее убьют, пересуды об этом событии тоже быстро затихнут – как не слишком приветствуемые. Можно, конечно, и другую ухоронку себе подыскать. Но зиму не уговоришь повременить с наступлением, да и решение она уже приняла. Насчет смиренной кончины. Значит, получается, что остается только в открытую бросить «им» вызов. Глядишь, еще и высказаться удастся, прежде чем кто-нибудь ее грохнет.
– Ты можешь передать от меня записку Серилле? – спросила Роника. – Где она поселилась?
– В бывшем доме Давада Рестара. Но я… Пожалуйста, Роника. Такая записка… я не посмею. Мой отец… стоит ему только прознать…
– Ну да. Конечно, – оборвала она его путаные извинения. Она понимала, что может насмерть застыдить Сервина и тем вынудить его исполнить ее волю. Это было бы проще пареной репы. Стоило лишь упомянуть, что в случае отказа Малта назвала бы его трусом. Нет. Использовать бедного мальчика и, возможно, пожертвовать им во имя собственной безопасности? Еще чего. Она пойдет сама.
|
|
Она и без того пряталась слишком долго.
Роника поднялась на ноги.
– Отправляйся домой, Сервин, – сказала она. – И сиди там. Слушай своего папу, он плохого не посоветует.
Юный Трелл медленно встал. Некоторое время он пристально разглядывал бабушку своей Малты, потом смущенно потупился.
– Ты… тебе здесь… в смысле, ты хорошо устроилась, одна-то? У тебя есть что покушать?
– У меня все в порядке. Спасибо, что спросил.
Забота Сервина странным образом растрогала Ронику. Она как бы свежим взглядом окинула свои руки, перепачканные и натруженные постоянной возней в огороде, с траурной каймой под ногтями. Зрелище было не из приятных. Ей сразу захотелось убрать руки за спину, но она не поддалась этому побуждению.
Сервин тяжело вздохнул:
– Ты передашь Малте, что я приходил? Что я о ней беспокоился?
– Обязательно передам. Дело за малым, мне надо только ее снова увидеть, а этого, боюсь, еще долго не произойдет. Ладно, Сервин, поторопись домой. И обещай мне, что отныне будешь во всем слушаться папу. У него, надобно думать, и так забот полон рот, а тут еще ты начнешь голову в петлю совать!
Эти последние слова заставили его расправить плечи и вызвали едва заметную улыбку.
– Я знаю, – кивнул он. – Но ты же понимаешь, я не мог не прийти. Я места себе не находил, пока не знал наверняка, что с нею сталось! – Он помолчал и спросил совершенно по-детски: – А можно я Дейле расскажу?
Ох! Дейла! Насколько Ронике было известно, сплетниц подобного калибра во всем Удачном насчитывались единицы. А впрочем… Впрочем, Сервин не узнал здесь ничего опасного для Кефрии и детей.
|
|
– Можешь, – разрешила она. – Но пусть она побожится никому ни полсловечка не говорить. Пусть пообещает вовсе ни под каким видом о Малте не упоминать! Скажи, что это будет величайшей услугой, которую она может своей подруге оказать! Видишь ли, чем меньше народу станет гадать об участи Малты, тем в большей она будет безопасности.
Сервин свел брови. На вкус Роники – несколько театрально.
– Да. Естественно. Я понимаю. – И склонил голову. – Прощай, Роника Вестрит!
– Прощай, Сервин Трелл, – ответила она ему в тон.
Подумать только – всего какой-то месяц назад само его пребывание в этой комнате было делом абсолютно немыслимым. А теперь гражданская война в Удачном все перевернула с ног на голову. В том числе и вековые правила хорошего тона. Роника смотрела, как уходил Сервин Трелл, и ей казалось, что вместе с ним исчезали последние ниточки в ту прежнюю, такую привычную жизнь. Все, что управляло поведением людей, обратилось в ничто. На какой-то миг Роника ощутила себя такой же обесчещенной и обобранной, как эта комната, в которой она стояла. Но потом… потом на нее накатило странное чувство свободы. А собственно, что ей осталось терять? Ефрон давно умер. И после смерти мужа в ее жизни не было ни единого мгновения, не отмеченного разрушением какой-то частицы привычного мира. И вот не осталось совсем ничего… только она одна – сама по себе. И это, в частности, означало, что теперь она вольна была поступать, как ей вздумается. Ни Ефрона, ни детей больше нет у нее – ответ держать не перед кем.
|
|
Новая жизнь никаких приятных перспектив с собой не несла. Но хотя бы интересной Роника имела право ее сделать, ведь верно?
Дождавшись, чтобы шаги Сервина окончательно отдалились и смолкли, пожилая женщина покинула бывшую спальню внучки и неторопливо обошла дом. Она избегала ходить по этим комнатам со дня своего возвращения, когда выяснилось, что особняк разграблен. Зато теперь она заставила себя заглянуть в каждый угол, внимательно обозревая труп своего прежнего мира. Осталось кое-что из мебели, слишком тяжелое для налетчиков. Уцелели некоторые занавеси и ковры. Все остальное, что представляло хоть какую-то ценность, вымели подчистую. Они с Рэйч разжились здесь посудой и скромными одеялами, на которые не позарились воры, но о разных приятных жизненных мелочах грешно было даже упоминать. Они пользовались разношерстными тарелками и ставили их на голый дощатый стол. И давно забыли, что такое постельное белье.
И ничего – жизнь продолжалась.
Уже взявшись за щеколду кухонной двери, Роника заметила одинокий, запечатанный воском горшочек, что закатился в угол и тем избежал корыстного внимания. Роника нагнулась и подобрала его. Из-под крышки немного текло. Она облизнула палец. Вишни. Заготовленные на зиму вишни. Роника криво улыбнулась и сунула горшочек под мышку. Хоть что-то хорошее ей удалось с собой унести.
* * *
– Госпожа Подруга?
Серилла подняла глаза от карты, которую внимательно изучала. Мальчик-слуга, замерший в дверях кабинета, почтительно смотрел вниз, себе под ноги.
– Да, – отозвалась Серилла.
– Там одна дама хочет видеть тебя, госпожа.
– Я занята, – был ответ. – Пускай придет позже.
Право слово, мальчишка мог бы и не отвлекать ее. Ему было отлично известно, что сегодня она не собиралась больше никого принимать. Час был уже поздний, а она и без того провела всю вторую половину дня в душной комнате, битком набитой торговцами из старинных семейств, и порядком устала, тщетно пытаясь заставить их проявить здравый смысл. Эти люди умудрялись придираться даже к совершенно очевидным вещам. Например, некоторые продолжали настаивать, что власть ей вручить может только голосование их Совета. Торговец Ларфа договорился даже до прямой грубости. Он сказал, что Удачный должен разбираться с наболевшими трудностями сам, без подсказок и советов из Джамелии! Ну вот как прикажете быть с такими людьми? Она ведь показывала им верительные грамоты, те самые, что вымучила у сатрапа. Эти грамоты она составляла сама, а это значило, что сколь угодно искушенный знаток не нашел бы к чему прицепиться. Так почему они не желали попросту признать ее власть? Ведь документы провозглашали ее полномочным представителем сатрапа, а Удачный по-прежнему был частью сатрапских владений.
Вновь и вновь рассматривала она карту города. Итак, на сегоняшний день старинные семейства сумели не дать осаждающим замкнуть свою гавань, но платой за это достижение стало полное прекращение торговли. Долго при таких обстоятельствах городу не продержаться, и калсидийцам это было отлично известно. То-то они покамест не предпринимали новых попыток открытого штурма. Торговля была дыханием и кровью Удачного, и калсидийцы попросту душили город – неторопливо, но верно.
А упрямые торговцы упорно не желали раскрыть глаза и увидеть истину! Как ни крути – Удачный всегда был и теперь оставался уединенным поселением на не слишком-то дружественном берегу. Своими силами он никогда не мог себя прокормить. На что ему рассчитывать в открытом противостоянии с воинственной державой вроде Калсиды? Серилла уже прямо задавала этот вопрос предводителям удачнинского Совета. Ответ гласил: не впервой. Выдюжим. «Не впервой? – негодовала она про себя. – Ну конечно. Только в прежние времена у вас за спиной была вся мощь Джамелии. И вам не приходилось иметь дело с „новыми купчиками“, которым калсидийское нашествие может оказаться не так уж немило». Она-то знала, сколь многие из этих самых «новых» поддерживали прочные связи с Калсидой. Благо именно Калсида была главным потребителем рабов, коих «новые» возили через Удачный.
Серилла вновь вызвала в памяти сообщение, кем-то отправленное с почтовой птицей и перехваченное для нее Роэдом Керном. В послании говорилось о калсидийской флотилии, которая вот ужо нагрянет сюда, чтобы стереть в порошок мятежных торговцев и сполна отплатить им за убиение сатрапа.
От одной мысли об этом Серилле делалось холодно. Как быстро прибыла злополучная записка! Ни одна птица, даже самая быстрая, не могла успеть долететь! А значит, сети заговора оказались воистину обширными. И ниточки тянулись в самое что ни на есть высшее столичное общество. Кто-то заранее оповестил Джамелию о гибели сатрапа да еще и позаботился, чтобы улики указывали на торговцев из старинных семей. И быстрота, с которой оттуда ответили, лишь подтверждала: именно этой новости там и ждали.
Оставалось прикинуть, насколько широко успела раскинуться зловещая паутина. И Серилла отнюдь не была уверена, что сумеет искоренить основное ядро заговора, даже если вправду сумеет до него докопаться. Ах, если бы Роэд Керн и его люди поменьше спешили в ту ночь, когда захватывали сатрапа! Уцелей Давад Рестар и Вестриты, из них, вероятно, удалось бы вытрясти правду. Но Рестар погиб, а Вестриты исчезли непонятно куда. А значит, ответов от них уже не добиться.
Серилла отодвинула карту и взялась за другую. Это было настоящее произведение искусства, обнаруженное ею в библиотеке Рестара. Великолепно исполненный план города и окрестностей еще и содержал массу полезных сведений. Каждый земельный надел, изначально выделенный тому или иному знаменитому семейству, был отмечен гербовыми цветами данной фамилии. Уже своей рукой Давад привнес на лист основные участки, так или иначе «застолбленные» «новыми купчиками». Серилла пристально вглядывалась в карту, пытаясь сообразить, можно ли тут сделать какие-то выводы о возможных союзниках Рестара. Она долго хмурилась в раздумье, потом взяла перо, обмакнула его в чернила и сделала для себя несколько пометок. Надо будет, решила она, иметь в виду местечко под названием Барбарисовый холм. Когда все отгремит и уляжется, там можно будет выстроить славную летнюю резиденцию. Надо думать, торговцы Удачного будут только рады уступить ей этот надел. Или, будучи полномочной наместницей сатрапа, она сама его к рукам приберет.
Серилла откинулась в огромном кресле и мимолетно пожалела о том, что покойный Рестар был так высок ростом и тучен. Все в этой комнате было слишком велико для нее. До такой степени, что порою она сама себе казалась ребенком, вздумавшим поиграть во взрослые игры. Кстати, сходное впечатление на нее производило и само удачнинское общество. Ведь на самом деле ее присутствие здесь представляло собой сплошной блеф. Начиная с верительных грамот за подписью сатрапа, которые она добыла во время его болезни буквально выкручиванием рук. Вот на таком шатком основании зиждилась вся ее власть, все ее притязания. А во главе угла вообще лежало допущение, что Удачный был и оставался неотъемлемой частью Джамелии. Серилла, помнится, испытала настоящее потрясение, обнаружив, сколь прочные корни пустила в среде торговцев идея отделения и самостоятельности. Это грозило уже окончательно выбить почву у нее из-под ног. Серилла даже задумалась, не сделала ли она ошибку: может, лучше ей было встать на сторону «новых»? Хотя нет. Кое-кто из них все-таки понимал, что джамелийским вельможам сатрап и самим до смерти надоел. А значит, если уж в самой столице его власть повисла на волоске, то что говорить о положении дел здесь, в наиболее удаленной провинции?
И уж в любом случае слишком поздно было колебаться и отступать от намеченной линии. Серилла сделала выбор и взялась играть роль. Стало быть, теперь ее главная и единственная надежда – играть хорошо до самого занавеса. Если она преуспеет, Удачный до конца дней станет ей домом. Сбудется ее давняя мечта: она ведь знала, что здесь, в Удачном, женщина может добиться тех же прав, что и мужчина.
Удобно устроившись на подушках, она обвела комнату глазами. В кабинете горели камин и множество свечей по стенам. Теплый свет огня играл на полированном дереве стола. Серилле нравилась эта комната. То есть, конечно, стенные занавеси попросту оскорбляли ее вкус, да и многочисленные книги на полках были подобраны безыдейно и к тому же выглядели захватанными, но ведь все это легко можно переменить! В целом дом смотрелся чуть ли не по-деревенски, и вначале это здорово выводило ее из себя, но теперь, когда бывшие Рестаровы хоромы стали принадлежать ей, начало даже нравиться. Некоторым образом помогало чувствовать себя законной частицей Удачного. Другие дома старинных семейств, где ей довелось побывать, были выдержаны в том же духе. Ну что ж. Она приспособится.
Серилла пошевелила пальцами ног в уютных мерлушковых тапочках. Раньше они принадлежали Кикки и были ей самую капельку маловаты. Серилла даже подумала, что у той, может быть, как раз сейчас мерзнут ноги… хотя, впрочем, жители Дождевых чащоб наверняка содержали высокопоставленных заложников со всеми мыслимыми удобствами. Серилла не сдержала самодовольной улыбки. Месть оказалась блюдом, приносившим наслаждение даже мелкими порциями. Притом что сатрап, вероятно, еще не додумался, кого ему следовало благодарить за столь бурную череду приключений.
– Госпожа Подруга?
Мальчишка-слуга опять возник на пороге.
– Я же сказала, что занята! – тоном предупреждения отрезала ученая дама. А про себя подумала, что удачнинские слуги понятия не имели о должной почтительности по отношению к господину. Всю свою сознательную жизнь Серилла изучала Удачный, но эти занятия так и не подготовили ее к ужасающей простоте здешних нравов. Вот и теперь она едва не заскрипела зубами, ибо мальчишка, вместо того чтобы молча исчезнуть, отважился возражать.
– Я сказал этой даме, что ты занята, госпожа, но она знай твердит, что ей надо всенепременно с тобой встретиться, – осторожно ответил юный слуга. – Она говорит, что ты не по праву завладела домом Давада Рестара. Она хотела бы выслушать твои объяснения на сей счет, а не то прямо сразу возьмет и отправится в Совет с жалобой от имени его законных наследников!
Серилла швырнула перо на стол. Подобные речи она не собиралась терпеть ни от кого вообще, а уж от слуги…
– Давад Рестар был предателем, – сказала она. – Своими действиями он сам лишил себя каких бы то ни было прав. И своих наследников вместе с собой! – Тут до нее дошло, что она как будто произносит перед мальчишкой те самые «объяснения», которых от нее требовали. Ее терпение лопнуло. – Вот что, скажи ей, пусть убирается! Нет у меня на нее времени. И не будет!
– Скажи мне это сама, – прозвучало в ответ. – Да и посмотрим, сумеешь ли ты меня переспорить.
Серилла озадаченно вскинула голову. Ее глазам предстала весьма немолодая женщина, стоявшая на пороге. Она была очень просто одета – как говорят в таких случаях, бедно, но чисто. Никаких украшений, однако волосы, поблескивавшие сединой, были тщательно уложены в подобающую прическу. И если отбросить все внешнее и судить по осанке и манере держаться, женщина определенно была из славной старинной торговой семьи. Ее лицо показалось Серилле смутно знакомым, но тут как раз ничего удивительного не было – все старинные семьи Удачного состояли между собой в более или менее отдаленном родстве; вплоть до того, что кое-кто сам себе доводился двоюродным братом.
Серилла испепелила женщину взглядом.
– Поди прочь! – потребовала она без обиняков. И с напускным спокойствием вновь взялась за перо.
– Нет, я не уйду. Пока не получу удовлетворения. – В голосе женщины звучала холодная ярость. – Давад Рестар не был предателем. Это ты его так заклеймила, чтобы наложить руку на его имущество и владение. Наверное, для тебя это в порядке вещей – обобрать мертвого, несмотря даже на то, что именно он предоставил тебе гостеприимство под кровом этого дома. Но твои ложные обвинения навлекли беду и на меня! Семья Вестритов подверглась нападению, нас едва не убили, меня выгнали из дому, мои вещи разворовали, и все это из-за твоей клеветы! Знай же, что я не намерена с нею мириться. Если ты вынудишь меня пойти с этим делом в Совет, то очень скоро убедишься, что деньги и власть не имеют здесь такого влияния на правосудие, как у вас в Джамелии. Когда мы впервые явились сюда, мы, будущие торговцы, не многим отличались от нищих. И наше общество стоит на том, что произнесенное слово нерушимо обязывает человека, невзирая на то, беден он или богат. Если бы мы не верили друг другу на слово, мы бы просто не выжили. И это, в частности, означает, что лжесвидетельство у нас почитается одним из тягчайших грехов. Гораздо более тяжким, чем ты себе представляешь!
«Так это же Роника Вестрит!» – запоздало сообразила Серилла. Да, сейчас та мало чем напоминала элегантную пожилую даму на балу в Зале Торговцев. Прежним осталось только незыблемое достоинство. Серилле пришлось даже напомнить себе, что при власти здесь не Роника, а она сама. Напомнить – и мысленно произнести целую речь, чтобы убедить себя в этом. Ей было жизненно важно не допускать на сей счет никаких сомнений и не давать кому бы то ни было повода для них. То есть чем скорее она справится со старухой, тем оно и лучше. Серилла обратилась памятью к дням своей службы при сатрапском дворе. Как она в те времена поступала с подобными жалобщиками?
Для начала она напустила на себя бесстрастный вид и сказала:
– Не трать мое время бесконечным перечислением надуманных претензий. Тебе не удастся меня запугать ни угрозами, ни пустопорожними выводами! – Она вновь откинулась к спинке кресла, всем видом изображая невозмутимую уверенность. – Известно ли тебе, кстати, что ты сама ходишь под обвинением в измене? Так что в твоем положении врываться сюда и сыпать дикими обвинениями не только глупо, но попросту смехотворно! Скажи спасибо уже за то, что тебя до сих пор в цепи не заковали!
Говоря так, она все старалась поймать взгляд юного слуги. Мальчишке полагалось бы давно сообразить, что к чему, и со всех ног мчаться за помощью. Но нет – он лишь со жгучим вниманием прислушивался к словесному поединку.
Между тем Роника нимало не оробела, наоборот, в ней лишь ярче разгорелся внутренний пламень.
– Ты поступаешь по джамелийской привычке, – сказала она. – Вы ведь там привыкли лизать пятки тиранам. Но это Удачный! И здесь мой голос звучит так же громко, как твой! И мы не заковываем людей в цепи, не дав им сперва возможности доказать свою правоту. Поэтому я требую права обратиться к Совету Удачного! Я желаю либо очистить имя Давада, либо пусть мне покажут убедительные свидетельства его измены. И в любом случае я требую дать его останкам достойное погребение! – Старая женщина понемногу двигалась через комнату, крепко сжав сухонькие кулачки. Она оглядывала помещение и замечала сделанные в ней перестановки, и было видно, что приметы хозяйничанья Сериллы смертельно оскорбляют ее. Она заговорила четко и по-деловому: – Я хочу, чтобы движимое и недвижимое имущество Давада было передано его законным наследникам. Я хочу, чтобы мое собственное имя было очищено от той грязи, которой его успели полить. Я жду извинений от тех, кто подверг опасности мою дочь и внуков. И не только извинений, но также возмещения ущерба, причиненного моему дому! – Роника приблизилась вплотную к остолбеневшей Подруге. – И знай, что, если ты вынудишь меня обратиться к Совету, там меня выслушают. Здесь не Джамелия, пойми наконец! Здесь никто не пропустит мимо ушей жалобу торговца из старинной семьи, какие бы обвинения над ним ни висели!
Недоумок-слуга окончательно заробел и кинулся наутек. Серилле мучительно хотелось выскочить за дверь и завопить: «Убивают!» Увы, она не решалась даже встать на ноги, чтобы Роника, чего доброго, в самом деле ее не убила. Она, кажется, и так уже вполне выдала свой страх – у нее отчаянно тряслись руки, и она ничего не могла с этим поделать. У нее не было сил противостоять такому напору. Не было с тех самых пор, как ее… НЕТ! Она не будет думать об этом, иначе можно окончательно лишиться остатков решимости. Вот тогда и окажется, что случившееся на корабле бесповоротно надломило ее. Нет, нет, нет! Она не допустит, чтобы кто-то или что-то возымело над ней подобную власть! Она будет сильной.
– Отвечай мне! – внезапно потребовала старая женщина.
Серилла так и подпрыгнула от неожиданности, судорожное движение рук разметало на столе бумаги. Роника нависла над столом, ее глаза яростно полыхали.
– Как смеешь ты притворяться, будто не замечаешь меня? Я – Роника из старинной фамилии Вестритов, торговцев Удачного! Да кто ты вообще такая, чтобы сидеть тут и молча пялиться на меня?
По иронии судьбы эти слова были едва ли не единственными, что могли – и смогли – вывести Сериллу из ступора, вызванного паническим ужасом. Ибо этот самый вопрос она то и дело задавала себе самой все прошедшие дни. И заучивала ответ перед зеркалом, пытаясь самоутвердиться. Теперь настал момент, когда это действительно помогло. Она поднялась на ноги, и ее голос не так уж заметно дрожал.
– Я – Серилла, присяжная Сердечная Подруга сатрапа Касго. Более того, я являюсь его полномочной представительницей здесь, в Удачном. При мне документы, собственноручно подписанные сатрапом как раз на случай нынешнего положения дел. Пока он вынужден скрываться, дабы не подвергать опасности свою жизнь, мое слово есть его слово, мои решения суть решения нашего самодержца, и мое правление обладает не меньшей полнотой, нежели его собственное. Я самолично расследовала обстоятельства измены Давада Рестара и нашла его несомненно виновным. А стало быть, по законам Джамелии все его имущество перешло в собственность трона. И поскольку именно я представляю здесь трон, то и восприемницей имущества выступила именно я!
Казалось, старуха на миг дрогнула, и Серилла воодушевилась. Взяв перо, она сделала вид, будто готова вновь заняться бумагами. Потом опять подняла на Ронику взгляд.
– Что касается тебя, – сказала она, – то на сегодняшний день прямых доказательств твоей вины у меня нет. По этой причине я не отдавала касаемо тебя никаких официальных указов. Остерегись же дразнить меня, чтобы я не занялась твоим делом вплотную! Забота о мертвом предателе и без того делает тебе весьма мало чести. Поди же прочь, если у тебя сохранилась хоть капля рассудка!
И она придвинула бумаги – дескать, свободна.
Как жарко она молилась про себя, чтобы старуха просто ушла! Пусть только скроется за дверью. Вот тут-то Серилла мигом отправит за нею вооруженную стражу. Она поджала пальцы ног и уперлась ими в пол, чтобы не так стукались одна о другую коленки.
Молчание затягивалось. Серилла не смела поднять взгляд. Она страстно ждала, чтобы Роника Вестрит тяжело вздохнула и потащилась прочь, признавая себя побежденной.
Случилось прямо противоположное.
Кулачок пожилой женщины с такой силой обрушился на столешницу, что из чернильницы едва не выплеснулись чернила.
– Здесь не Джамелия! – рявкнула Роника. – Это Удачный! Здесь правда и справедливость утверждаются уликами и делами, а не указами! – Лицо Роники было настоящей скульптурной маской яростной решимости. Она нагнулась над столом, самым пугающим образом оказавшись с Сериллой нос к носу. – Если Давад в самом деле предатель, тому должны быть железные доказательства! В этих самых записях, в которых ты роешься! Ему случалось творить немалые глупости, но что-что, а счета у него всегда были в полном порядке!
Серилла вжалась в кресло. Сердце у нее бешено колотилось, в ушах стоял гул. Мысли «полномочной представительницы» пребывали в полнейшем беспорядке, она не знала, что говорить и как поступать, а всего более ей хотелось вскочить на ноги и удрать без оглядки. Так бы она, без сомнения, и поступила, да вот беда – руки и ноги совсем перестали слушаться. Но потом, к своему величайшему облегчению, она заметила позади Роники мальчика-слугу, да не одного, а в обществе нескольких почтенных торговцев.
Серилла преисполнилась такой благодарности за это неожиданное появление, что слезы обожгли ей глаза.
– Хватайте ее! – выкрикнула она, и голос прозвучал умоляюще. – Она мне угрожает!
Роника весьма спокойно повернула голову и оглядела вошедших. Те, в свою очередь, испытали явное потрясение, и оно пригвоздило их к месту. Роника медленно выпрямилась, поворачиваясь к Серилле спиной.
– Мое почтение, господа, – холодно-учтиво прозвучал ее голос. – Торговец Друр. Торговец Конри. Торговец Дивушет. Я искренне рада, что вам было угодно появиться именно сейчас. Возможно, это поможет мне получить ответы на некоторые вопросы!
Выражение лиц трех достойных мужей отчетливо сказало Серилле, что ее плачевное положение не сильно переменилось к лучшему. Потрясение. Неподдельное чувство вины. Все это, впрочем, было очень быстро спрятано под вежливо-деловитыми минами.
Один только торговец Дивушет не сразу отвел глаза.
– Роника Вестрит! – выговорил он так, словно перед ним предстала воскресшая из мертвых. – А я был уверен, что ты…
И он обернулся к своим спутникам. Но те уже полностью овладели собой.
– Что случилось? – начал было торговец Друр, но Конри перебил:
– Боюсь, мы помешали частной беседе. Право, мы вполне можем зайти и попозже.
– Ни в коем случае, – очень серьезно ответила Роника, как будто обращались не к Серилле, а к ней. – Если, конечно, вы не желаете отдать вопрос моей жизни и смерти на единоличный откуп Подруге. То, что мы с ней здесь обсуждали, по всей справедливости должно решаться Советом торговцев, а не Подругой сатрапа. Господа, как вы, без сомнения, знаете, моя семья подверглась жестокому нападению, которое, помимо прочего, послужило поводом для очернения нашей репутации столь существенным, что нашим жизням отныне угрожает опасность. Все началось с предательского убийства торговца Рестара, после чего убийцы залили его имя грязью, дабы их деяние выглядело законным возмездием. И я пришла сюда требовать, чтобы Совет со всем вниманием рассмотрел это дело и восстановил справедливость!
Глаза Дивушета стали неподвижными и холодными.
– Справедливость уже свершилась, – сказал он. – Рестар был предателем. Это все знают!
Его слова не произвели на Ронику особого впечатления.
– Я это уже много раз слышала. Все что-то знают, но ни одна живая душа не предъявила мне ни единого мало-мальского доказательства!
– Роника, будь благоразумна, – упрекнул ее Друр. – Удачный наполовину разрушен. Идет гражданская война. Совету некогда заниматься разными мелочами.
Но Роника стояла на своем твердо.
– Убийство – не мелочь! – был ответ. – А рассмотрение жалобы любого торговца из старинной семьи составляет святую и непреложную обязанность Совета. Его затем ведь и образовали когда-то, чтобы всякий торговец мог воззвать к справедливости вне всякой зависимости от того, хорошо у него идут дела или худо! И вот я требую, чтобы эта обязанность была исполнена. Я утверждаю, что убийство Давада и нападение на моих близких произошло из-за ничем не обоснованных слухов. Это был не суд над предателем, а самое что ни на есть предательское деяние! Вы полагаете, что разоблачили и казнили преступника, а я утверждаю, что истинные преступники разгуливают на свободе. Что сталось с сатрапом, лично мне неизвестно. А эта дама только что намекнула, что знает! В ту ночь он был захвачен и увезен силой. Вряд ли с этим фактом так уж хорошо согласуются ее слова, что он «вынужден скрываться, дабы не подвергать опасности свою жизнь»! По мне, больше похоже на то, что Удачный дал себя втянуть в джамелийский заговор по низложению сатрапа, в результате которого нас же еще во всем и обвинят. Кроме того, насколько мне известно, госпожа Подруга намерена начать с калсидийцами переговоры. Позволительно спросить, господа, что она рассчитывает им предложить, дабы заставить их смягчиться? Что она предполагает откроить от владений и достатка Удачного? Покамест отсутствие сатрапа приносит ей сплошную выгоду, дает богатство и власть. Быть может, преследуя некие личные цели, она подбила кого-то из торговцев на похищение государя?.. Если это действительно так, то вот вам и изменники, и измена. Может быть, если убийство Давада для Совета есть мелочь, не стоящая рассмотрения, хоть это привлечет его высокое внимание? Или возможность заговора – тоже пустяк, решаемый, как тут недавно выразились, в «частной беседе»?
Вот когда у Сериллы окончательно пересохло во рту. Трое мужчин неуверенно переглянулись. Слова безумной старухи явно заставили их многое пересмотреть. Сейчас они обратятся против нее!
Мальчишка-слуга снова замаячил в коридоре. Потом в глубине наметилось движение, и в комнату вступили Роэд Керн с Крионом Трентором. Роэд, высокий и худощавый, во всех отношениях подавлял своего низенького мягкотелого спутника. Длинные черные волосы Роэда были связаны в хвост, как у воинов из варварских стран. В его темных глазах всегда тлел какой-то звериный огонек; теперь они горели откровенной кровожадностью заматеревшего хищника. Он посмотрел на Ронику. В присутствии этого молодого торговца Серилле обычно делалось отчетливо не по себе, но теперь она готова была благодарить Небеса за то, что явился именно он. Уж он-то против нее не пойдет!