Это не так, но ей не нужно это знать. Она не поймет.
Нужно убираться отсюда. Сделав вид, что мне пришло сообщение, я сжимаю нос и вздыхаю.
— Что такое? — спрашивает Аманда.
— Синди из ресторана нужно, чтобы я ее подменила. Ее сын снова заболел. Мне нужно идти.
— О нет, надеюсь, он в порядке, — говорит Аманда, веря в эту ложь.
Да, я просто солгала лучшей подруге. Я «потрясающий» человек. Вместо того чтобы сказать ей правду, что я не могу справиться со всеми этими разговорами и что сегодня для меня был тяжелый день, я показываю ей фальшивую улыбку и лгу, чтобы освободиться от ада, в котором нахожусь.
— Я уверена, что это просто простуда. Извини, мне надо идти. Надеюсь, в скором времени у нас получится поужинать.
Она идет позади меня к прихожей, где я быстро беру пальто и достаю ключи из сумки.
— Да, я тоже, — остановившись, она обнимает меня сзади и, положив голову между моих лопаток, говорит: — Я скучала по тебе, Холлин.
Я тоже скучала по мне. Не плачь. Не плачь. Обнимая ее, я крепко сжимаю ее руки. Я задыхаюсь. Мне нужно уйти отсюда. Держи себя в руках. Держись.
Дорога до машины ощущается как миля, когда я пытаюсь сдержать агонию, разрывающую меня на части. Почему он должен был умереть? Почему любовь моей жизни должна была умереть? Слабое чувство темноты окутывает меня. Я не могу.
Такое случалось раньше. В прошлый раз, когда я чувствовала это всепоглощающее чувство уныния, я не выходила из квартиры три дня. Не желая попасть в это состояние снова, я достаю телефон и набираю единственного человека, который меня поймет.
— Привет?
Два слога. Это все, что нужно. Его глубокий голос быстро меня успокаивает.
— Привет, не хочешь выпить? — спрашиваю я с волнением в голосе.
— Уже. Приходи, у меня есть открытая бутылка «Джека»[56], которую я сейчас пью.
Ему не нужно просить дважды.
Дейзи
— Дейзи? — спрашивает Картер, стоя у кабинки.
Я нервничаю, все еще чувствуя себя непривычно. Мне кажется, что моя шея открыта, будто на мне нет рубашки, а облегающая мои ноги кожа вызывает смущение.
Благодаря «мне жаль, что я был плохим отцом» деньгам, я смогла полностью обновить свой гардероб. Кроме пижам. Аманда и Холлин пытались убедить меня купить шелковые, но мне это не надо. Никто не видит, в чем я ложусь спать. Поэтому я сказала им, что меня устраивают фланелевые пижамы «Я люблю Люси». Но остальное, в том числе и нижнее белье, было заменено.
Ух, стринги! Они просто на тебе там, верно? И какой смысл носить их с джинсами? Я сказала Аманде и Холлин, что трусики не видно через джинсы, но им все равно. Все «бабушкино» белье будет изъято. Я не вижу в них ничего плохого, они нормальные. По словам девочек — ненормально носить подобное, когда тебе двадцать один.
И еще жилеты. Но не такие жилеты, что я носила. У меня есть пара симпатичных, современных жилетов, которыеможно носить с брюками-бойфрендами, но только если я буду заправлять переднюю часть рубашки в джинсы, которые соединены с поясом и длинной цепочкой. Честно говоря, моя голова идет кругом от модных советов. Я сказала девочкам, чтобы фотографировали наряды для меня, до того как я возьму их.
Как только мы закончили с покупками платьев, и, выпив Orange Julius — какое удовольствие — мы направились домой, но для меня это было еще не все. Я справилась, изменив внешний облик, и был один человек, с которым хотела поделиться этим. Вы бы подумали, что это будет бабушка, но когда я взяла телефон, чтобы набрать ее, я в итоге позвонила Картеру.
Сначала я была уверена в своем решении позвонить ему, но как только я начала спрашивать его о встрече, нервы взяли верх, и я попыталась отступить, чтобы не услышать отказ. К счастью для меня, он согласился.
Во время поездки на такси до «Запрета» я нервничала и осматривала достопримечательности. Как только я расплатилась и вышла из машины, поняла насколько переживаю.
Все это в новинку для меня. Я могла бы подумать, что выгляжу хорошо, ноя также считала, что выглядела мило в свитере с круглым вырезом и виднеющейся из-под него рубашкой. Кто вообще определяет, что значит выглядеть хорошо?
Понравится ли это Картеру? Меня это волнует?
Ненавижу это признавать, но мне не все равно.
Он прекрасен, с его темными, почти зловещими глазами и исходящей от него таинственностью. Было бы хорошо, если бы такой человек, как он, посмотрел на меня по-другому. Не как на друга, а как на красивую женщину, перед которой он не сможет устоять.
Забавно, но он мне не нужен, чтобы проверить, хороша я или нет. Я могу посмотреть в зеркало и узнать, что я красивая, внутри и снаружи. Я просто хочу, чтобы меня оценили. Я хочу выглядеть сногсшибательно, и чтобы от меня невозможно было оторвать взгляд.
Прочистив горло, Картер смотрит на меня, проводя рукой по волосам.
— Я... я почти не узнал тебя.
Потянув низ моего пиджака, я смущенно говорю:
— Да, сегодня я немного прошлась по магазинам.
Он сжимает челюсть, когда снова смотрит на меня. Вместо того чтобы сделать мне комплимент, как я думала, он снова откашливается и говорит мне сесть. Его равнодушие к моему внешнему виду разбивает мое сердце.
— Я заказал пиво, — он утыкается в меню, так что я едва слышу его.
— Пиво?, — уточняю я. Он мог сказать про оленя, или что у него странное поведение, или ему нравится кунжут. Что еще рифмуется с пивом? Год, слеза, изменять, приставать. Может быть, он переключает передачу или просто шутит. Или то его другом является Базз Лайтер[57][58].
Дружить с Баззом Лайтером это то, о чем мне было бы интересно поговорить.
— Почему ты хихикаешь? — спрашивает он, раздраженный, выглядывая из-за меню.
— Ты знаешь Базза Лайтера? — спрашиваю я.
Он вопросительно приподнимает бровь. Опуская меню, его взгляд становится тяжелее. Ой, почему мне кажется, что что-то не так? Наклонившись вперед, он зло спрашивает:
— Ты под кайфом?
— Что? — что с ним не так? — Прошу прощения.
— Ты курила марихуану[59]?.
— Нет! Такой вопрос оскорбителен. Я не употребляю наркотики.
Сев обратно, он говорит:
— Марихуана — едва ли наркотик, Снежинка.
— Ну, для меня это наркотик. И нет, я не курила. Почему ты спрашиваешь?
— Почему ты спросила, знаю ли я Базза Лайтера?
— Потому что ты сказал про пиво.
Взгляд на его лице бесценен.
— Не вижу связи.
— Это были мои мысли. Не думаю, что ты хочешь знать.
Он поднимает руки на верхнюю часть кабинки. Наконец-то он расслаблен. Возможно, это был умный ход с моей стороны, хотя я чувствую, как мои щеки покраснели.
— Достаточно справедливо, — он показывает на меню. — Ты собираешься выпить?
— Что-то из алкоголя?
Медленно он кивает головой, кусая нижнюю губу и изучая меня.
— Да. Ты совершеннолетняя, и думаю, пришло время сделать еще один шаг к своей цели.
Я уже сделала большой шаг, полностью изменив свой гардероб. Разве этого недостаточно на сегодня?
Судя по его лицу и тому, как он кусает нижнюю губу, думаю, я могу сделать еще один большой шаг.
— Ладно, передай мне меню с напитками.
— Правда? — удивляется Картер, словно он действительно не думал, что я буду пить.
— Да, правда. Давай сюда.
Смирившись, он открывает меню и толкает его в мою сторону.
— Возможно, тебе будет интересно это, — он указывает на список коктейлей прямо над видами пива.
Их так много, и они дорогие. По крайней мере, для выпивки. Мне не с чем сравнить. Взглянув на Картера, я шепчу:
— Десять долларов за выпивку? Это нормально?
Со зловещей улыбкой, он кивает головой.
— Да, Снежинка, это нормально.
— Боже, лучше бы это былхороший напиток, — смотря в меню, я не могу решить. — «Московский мул»[60] — это кажется интересным. Я никогда раньше не видела медных кружек.
— Тебе это не понравится, — грубо говорит он.
— Откуда тебе знать? Возможно, это мой любимый напиток.
— Это не так, — говорит он с уверенностью, скрещивая руки на груди.
— С чего ты так решил? Ты не знаешь мои предпочтения.
— Снежинка, я видел, как ты давилась кофе после встречи в «Дорогой жизни». Если ты не справилась с кофе, то не сможешь осилить этот коктейль.
— Хорошо, — признаюсь я. — К твоему сведению, этот кофе на вкус как грязь.
— Я не собираюсь с тобой спорить об этом.
— Как насчет «Во Все Тяжкие»[61]. Кажется восхитительным.
Улыбаясь, он берет у меня меню и кладет рядом с солонкой и перечницей.
— Уже лучше.
Да! Почему эта улыбка заставляет меня чувствовать себя иначе?
Мы заказываем домашний куриный пирог, который так популярен, и ждем, пока официант принесет наши напитки.
— Это начало, моя первая выпивка. Кто знает, может быть, завтра это будут шоты.
Он морщится.
— Ты этого не сделаешь.
— Но могу, — я считаю. — У меня нет работы. Возможно, это будет днем, от нечего делать.
— Если ты используешь «от нечего делать», я уверен, что это не произойдет.
— Ну, теперь я должна доказать, что ты не прав.
— Валяй, — он бросает мне вызов. — И обязательно позвони мне после первого шота, я уверен, что услышу сожаления.
Не хочу признаваться, но он, вероятно, прав. Одна только мысль об этом вызывает во мне дрожь.
— Ладно, этого не будет. Но я б могла, если бы захотела.
— Могла бы, — он останавливается и спрашивает: — Ты хочешь работать?
Когда я жила с бабушкой, я никогда не думала об этом, потому что моей работой была забота о ней. Теперь же я не знаю, чем хочу заниматься.
Я отвечаю:
— Я хочу работать. Но не знаю, что именно хочу. У меня есть деньги моего отца, на которые я могу жить, пока решаю, чем именно заняться.
— Давай подумаем, — наклонившись вперед и прижавшись руками к столу, он спрашивает: — Что тебе интересно?
— Ох, я люблю рукоделие, заставлять людей улыбаться и смотреть мюзиклы.
— Ладно, это не совсем то, — он отодвигается. — А как насчет выпечки? Что-нибудь в этом направлении.
— О, это просто мечта. Это была бы прекрасная работа.
— Пиво и «Во Все Тяжкие» для дамы, — говорит официант, поставив наши напитки.
Я смотрю на красочную смесь с апельсиновой цедрой и начинаю нервничать. Один глоток сделает меня пьяной? Как это действительно работает?
— Готова?
— Думаю да. Моя первая выпивка, — я вытаскиваю свой телефон из сумочки и передаю его Картеру. — Сфотографируешь меня со своим первым напитком?
— Почему меня не удивляет эта просьба? — спрашивает он с сарказмом.
Я держу свой напиток обеими руками и улыбаюсь. Картер смотрит на меня мгновение, прежде чем взять телефон и сделать снимок. У него такой напряженный взгляд.
Покачав головой, будто он пытается что-то забыть, он поднимает свое пиво и говорит:
— Ура, Снежинка. Вот и твоя первая выпивка.
— Ура!
Мы чокаемся стаканами и с глубоким вздохом, я делаю свой первый глоток, пока жидкость проходит через горло в желудок, и, открыв глаза, ожидаю почувствовать себя по-другому, но ничего не происходит.
— Ну, это разочарование.
— Что? — спрашивает Картер, крепко держа пиво. Почему я считаю это привлекательным?
— Я думала, что после моего первого глотка произойдет что-то невероятное.
Его бровь снова поднимается.
— Ты думала, что, сделав глоток, превратишься во что-то? Например, когда Питера
Паркера укусил паук, и он мгновенно стал Человеком-пауком?
— Нет.
— Ты думала, появится группа мариачи[62] и начнет играть песню для тебя?
— Нет, — я хихикаю, желая, чтобы это произошло.
— А чего ты ожидала?
— Не знаю, — я пожимаю плечами. — Немного молнии было бы круто. Или, может быть, мог появиться танцующий лепрекон[63] и дать бы мне «пять».
— Ах, да, лепреконы сейчас кругом. Недовольны профсоюзной зарплатой, — шутит он.
— Ну, это все объясняет.
До конца вечера, мы говорим о том, что лучше всего я умею печь, то, что он любит готовить и какие еще напитки я должна попробовать. Потому что мне, судя по всему, нравятся фруктовые. Я поняла это только после одного напитка. Когда пришло время оплатить счет, Картер кладет свою карту в папку, прежде чем я смогу взглянуть на чек. Видимо, это значит, что он угощает, так как это моя первая выпивка.
Прежде чем уйти, я выпиваю два стакана воды, чтобы избежать похмелья. Картер уверяет меня, чтобы было похмелье, нужно выпить намного больше, поэтому мне не надо беспокоиться, но я все равно выпила немного воды на всякий случай.
Мы выходим в холодный ночной воздух. Темное небо освещается огнями города.
— Где твоя машина?
— О, у меня ее нет. Я приехала на такси. Мне нужно позвонить, чтобы они приехали.
Я начинаю набирать номер телефона, который использовала, чтобы добраться сюда, когда Картер кладет руку на мой телефон, его пальцы скользят по моей коже.
— В этом нет необходимости. Я отвезу тебя домой.
— О, тебе не обязательно это делать. Я не против взять такси.
— Ты не поедешь на такси, — сурово говорит Картер.
Прежде чем я могу возразить, он берет меня за руку и ведет по улице.
Мое сердце замирает. Мои мысли путаются. Картер держит меня за руку. Картер, один из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела, держит меня за руку и ведет меня по улице.
Моя внутренняя Дейзи визжит в восторге, наслаждаясь моментом, в то время как внешняя Дейзи пытается вести себя круто.
Но… эй, я держу парня за руку.
Картер
С уверенностью могу сказать, что я полностью потерян.
Предупреждающие колокола в голове говорят мне опустить руку, отойти и бежать прочь, но вместо этого я держу за руку Дейзи.
Я бы солгал, если бы не сказал, что это был самый приятный обед, который когда-либо япроводил с кем-либо. Дело не только в том, что светлая и солнечная личность Дейзи заразна, но и в том, что я смог поговорить с кем-то о моей страсти, и она не только была рада слушать, но действительно заинтересована. В моей страсти. Мы обсуждали разные варианты вкусов, и как десерт будет сочетаться с блюдом. Это было… весело.
Да, черт возьми, я сказал это. Это было весело.
Веселье было последним, о чем я думал, после того как Дейзи зашла в ресторан, выглядя как сексуальная блондинка. Я всегда думал, что Дейзи привлекательная, вроде соседской девушки, и невозможно не увидеть ее врожденную красоту. Но с новой одеждой, которая идеально ей подходит, я хотел отвезти ее домой, и одеть в те мешковатые водолазки и комбинезоны, которые она носила.
Она была более чем великолепна. Она выглядела сексуально.
И я не собирался позволять сексуальной, наивной Дейзи ехать домой на такси. Нет, ни за что.
— Тебе действительно не нужно это делать, — говорит она, следуя за мной.
— Мне не сложно, — я добираюсь до своего мотоцикла, и слышу, как она вздыхает. — Что-то не так?
Ее глаза расширяются, когда она замечает мой байк.
— Ты собираешься везти меня домой на этом?
Взяв шлем и взглянув на нее, я киваю.
— У тебя проблемы с этим?
Она быстро качает головой, как будто не хочет оскорблять меня. Подавшись вперед, она шепчет:
— А они не опасны?
Подвинувшись к ней, и вдыхая цветочный аромат, я шепчу:
— Я более опасен, чем этот мотоцикл, и у тебя, похоже, нет с этим проблем. А теперь, запрыгивай.
— Н-но, у меня нет шлема, — задыхается она.
Я подхожу близко, что ей приходится наклонить голову назад, чтобы посмотреть на меня.
Потому что я должен прикоснуться к ней — потому что против моей воли, я чувствую к ней притяжение. Я поднимаюсь и аккуратно заправляю ее шелковистые светлые волосы за ухо, мои пальцы касаются ее щеки.
Ее глаза расширяются, ее рот открывается, а щеки заливаются румянцем. Черт, она великолепная.
— Ты наденешь мой, — говорю хриплым голосом из-за того, как она влияет на меня.
— А как же ты?
Я закрепляю ремень на ее подбородке и опускаю козырек, и вижу свое отражение в шлеме.
— А я поеду без него.
Не теряя времени, я сажусь на байк, щелкнув подножку. Я держусь за ручки, когда ветер развевает полы куртки. Я киваю в сторону сиденья.
— Прыгай, Снежинка. Становится чертовски холодно.
Нерешительно она осторожно приближается к байку, почти похожая на куклу в шлеме.
— Я не знаю…
Заведя байк, поставив его вертикально, я поднимаю козырек, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Скажи мне, разве не ты хочешь измениться и попробовать что-то новое?
— Да, но…
— Никаких «но». Это опыт. Наслаждайся этим, — я снова жестом указываю на сидение: — Запрыгивай. Не заставляй меня снова это говорить.
Кусая нижнюю губу, она осторожно садится на сиденье и обхватывает меня руками. Ее ноги прижимаются к моим бедрам, и мне кажется, что к моей спине прицепилась обезьянка. Черт, если это не самое удивительное чувство.
Крича в шлеме, она говорит:
— Для записи, я всегда думала, что мои пироги с арахисовым маслом лучше, чем у бабушки. Пусть это будет известно миру.
Я завожу двигатель и выезжаю на дорогу.
— Принято.
Джейс
— Еще один шот.
Холлин качается, неся контейнер Tupperware[64] с «Джеком Дэниелсом». У меня нет стаканов, поэтому мы воспользовались небольшими контейнерами Tupperware. Классно, я знаю.
— «Еще один шот» был три шота назад, — говорю я, чувствуя головокружение.
— Да, но закончить на пяти кажется преступлением. Ты не можешь заканчивать по нечетному числу, тогда в твоей жизни не будет удачи.
— Это не так.
— Именно так, — она улыбается мне, покачивая контейнер.
Когда Холлин позвонила, она говорила измученным голосом, словно она уже «дошла до ручки». Я решил, что пригласить ее было правильной идеей, потому что несчастье любит компанию. И я хотел увидеть ее. Нет, мне было необходимо это. Она поймет, она выслушает, она скажет то, что я хочу услышать, — что жизнь дерьмо.
— Нет, — я отказываюсь от шота. Еще один плохая, очень плохая идея.
— Хорошо, тебе не повезет.
Она ставит шот на журнальный столик и плюхается на диван рядом со мной.
— Невезение? Да ладно, Холлин, уверен, что хуже уже не будет. Я на самом дне.
— Неправда, — она качает головой. — Ты можешь разбить себе лицо и больше не играть в бейсбол.
— Сломать лицо? Так ты это называешь? Не мою ногу или руку, а лицо.
— Это будет выглядеть более драматично. Ты не сможешь оправиться после такого.
— Они легко восстанавливаются, — говорю, поворачиваясь к ней и забросив руку на спинку дивана.
— Да? — она поворачивается, подгибая ноги под себя. Боже, она выглядит так прекрасно с ее струящимися волосами. — С тобой подобное уже происходило?
— Нет.
— Ха, странно.
— Почему это?
Осматривая меня, с улыбкой она говорит:
— Разумеется, такое случалось хотя бы раз.
Это обжигает.
Она смеется, когда я отвечаю:
— Должно быть, ты считаешь себя забавной.
— Знаю, я такая.
— На самом деле — нет, — возражаю я.
— Ты так говоришь, потому что я задела твое эго.
Я чувствую аромат ее духов, когда она наклоняется вперед и хлопает меня по груди, задержав руку на мгновение.
— Не волнуйся, у тебя красивое лицо.
— Красивое? Не думаю, что меня когда-либо так называли. Великолепный, горячий, сексуальный, но никогда красивый.
Она закатывает глаза и опирается головой на мою руку, которая покоится на спинке дивана.
— Вот почему я должна сказать тебе, что похоже на то, что твое лицо разбито, поэтому, слишком не зазнавайся.
— Поверь мне, я не такой. Мне не нужны твои оскорбления, чтобы вернуть на землю. С моим чувством вины я нахожусь намного ниже.
Она останавливается, прежде чем ответить:
— Ты собираешься, наконец, поговорить? Или мы будем танцевать вокруг слона в комнате[65]?
— Я не знаю. А ты собираешься рассказать мне, почему ты здесь?
Грустная улыбка пересекает ее красивые губы.
— Я покажу тебе свое, если ты покажешь мне свое.
— Речь об истории или сиськах? Потому что если второй вариант — то у меня нет с этим проблем.
Дыхание замедляется, прежде чем она толкает мою ногу носком.
— Ты… флиртуешь со мной?
Мы переходим на неизвестную территорию. Друзья не флиртуют и не хотят друг друга. Я хочу отступить, но пять шотов делают свое дело, и я спрашиваю:
— Ты хочешь, чтобы я флиртовал с тобой?
Я отвечаю вопросом, потому что мои действия кажутся слишком очевидными.
— Дай угадаю, ты не любишь, когда разбитые лица флиртуют с такими как ты?
Она хихикает, испуганный взгляд на ее лице исчезает, и вместо него появляется улыбка, которую я так хотел увидеть.
— Сломанные лица иногда нуждаются в любви.
— Да? — я шевелю бровями, и провожу рукой по лицу.
— Прекращай с этим, — ее голова все еще на моей руке, она продолжает: — Ты собираешься рассказать мне, что тебя тревожит? Или так и будешь отмалчиваться?
— Возможно, стоит поработать с панибратской манерой, — она пожимает плечами и ждет ответа.
Да, я знал, что это в итоге произойдет. Она планировала меня напоить, чтобы разговорить.
Шестой шот не был бы лишним сейчас.
С чего же начать? Как будто говорить о драме, в которой нужно платить за ребенка? Это та драма, которая может уничтожить человека, а не только меня. Это новость, которая уничтожит Джун и Алекс.
Б*, просто мысль об их взглядеубивает меня.
— Джейс, просто выпусти это.
Я киваю, пытаясь найти правильные слова. Я провожу свободной рукой по лицу и вздыхаю, откинув голову, смотрю на потолок. Если смотреть на что-то неодушевленное, будет намного лучше, чем увидеть реакцию Холлин.
— Сегодня приходила Ребекка.
— Кто это?
— Биологическая мать Хоуп.
— Боже, — Холлин садится и подвигается ближе, озадаченно глядя на меня. — Чего она хотела?
— Ты не хочешь этого знать.
— Это не так. Ей нужны были деньги? Надеюсь, она ничего не получила.
— Ха, — если бы. — Я бы хотел, чтобы это были именно деньги.
— О нет… — она останавливается.
— Да, она хочет вернуть Хоуп.
— Что? Ты шутишь? Она может это сделать?
— Я понятия не имею. Сегодня я поговорил с Мэттом о встрече с адвокатом команды, чтобы обсудить всю юридическую чушь, которая касается удочерения.
— Как она обоснует желание вернуть Хоуп? Разве она не подписала соответствующие документы об отказе?
— Да, — я киваю, мою грудь сдавило, и мы уже начинаем трезветь из-за этого тяжелого разговора. Да, шестой шот был бы очень хорошей идеей. — Интересная вещь в законе, когда все решается в пользу матери.
— Я не понимаю. Она не может просто попросить ее вернуть. Она отдала ее.
Я качаю головой.
— Нет, я отдал ее.
В этом вся и проблема.
— Что ты имеешь в виду?
Из-за гнева, беспокойства и чувства вины мой голос звучит неровно.
— Когда Ребекка пришла ко мне три месяца назад и попросила забрать ребенка, потому что она не могла справиться с этим. Я сделал это, поскольку Хоуп была моей ответственностью. Когда Ребекка подписывала документы, то думала, что у нее не будет никаких юридических обязательств передо мной. В то время она не знала, что я отдаю ребенка в приемную семью.
Значит, технически она не согласна с решением.
— Но она подписала документы.
— Под ложными предлогами, согласно ее словам.
Холлин говорит в тот момент, когда звонит мой телефон. Смотрю на нее извиняющимся взглядом, я вижу имя Джун на экране. Бл*дь.
Мгновенно мое тело напрягается, сердце колотится, и я чувствую желание сбросить.
С дрожащей рукой я принимаю звонок и отвечаю голосом похожим на писк.
— Привет, Джун.
— Джейс? — ее голос дрожит. Она знает. Бл*дь! — Это правда?
Успокаивая дыхание, я чувствую слабость в ногах.
— Что тебе сказали?
— Что мать Хоуп не знала об удочерении и планирует принять меры, чтобы вернуть ее.
Ага, ну, в общем-то, да. Дерьмо.
Ее рыдания разрывают меня на части.
— Она… она может это сделать, Джейс? Может ли она забрать ее? Я не могу потерять ее, Джейс. Это уничтожит меня, это уничтожит Алекс. Мы не сможем с этим справиться.
Я нахрен слетаю с катушек. Прямо здесь, с Холлин в моем доме и с Джун в телефоне. Я жалею, что Ребекка не знала о моих планах, жалею, что не проверила все до того, как я забрал Хоуп, жалею, что так быстро обратился к юристам. Это все моя чертова ошибка. Почему я не был проинформирован об этом? Возможно, мне следовало бы лучше думать, прежде чем отдавать своего ребенка, и сообщить Ребекке об этом. Теперь я хочу, чтобы было именно так.
Я хожу по гостиной, дергая волосы.
— Я не уверен, Джун. Завтра я встречаюсь с адвокатами. Мы разберемся с этим. Обещаю.
— А если она сможет вернуть Хоуп? Если она действительно не наша?
— Этого не произойдет, — говорю я тихо. — Я не позволю этому случиться. Ты меня слышишь? Я буду бороться до самого конца, — чувствую подступающие слезы, мой голос напряжен. — Хоуп — твой ребенок, Джун, и будь я проклят, если что-то пойдет не так.
— Ладно, — слабо говорит она.
— Я обещаю тебе, Джун. Хоуп твоя дочь.
С болью в сердце мы прощаемся, и я даю ей обещание сообщить в ближайшее время новости.
Опустошенный я бросаю телефон на диван, прислоняюсь к стене и сползаю на пол. Я хватаюсь за голову, пока множество мыслей не дают мне нормально думать.
Я дал Джун и Алекс надежду, что их будущее будет состоять из трех человек. Как могла Ребекка думать о том, чтобы их разлучить? Это охренеть как эгоистично. Сначала она отказалась от ребенка, а теперь хочет лишить его дома? Какого черта?
Поддержка. Мне нужна Холлин. Я поднимаю голову, чтобы найти ее, но в этом нет необходимости, потому что через мгновение она уже обнимает меня, прижав свою голову к моей, говоря, что все будет хорошо.
Но что, если все будет не так? Это реальность, которую я даже не могу понять, потому что тогда я потеряю веру в человечество, в Бога и во все хорошее.
Потому что это поганый мир, если Джун и Алекс потеряют своего ребенка.
Мир, в котором я не хочу оставаться.
Холлин
Беспомощность.
Вот что я чувствую.
Абсолютная беспомощность. Я ничего не могу сделать или сказать, чтобы стереть этот мучительный взгляд на лице Джейса.
Она хочет вернуть ребенка? Какая женщина сделает это с другим человеком? Я мало что знаю о ситуации, или о Джун и Алекс, но знаю, что у них была маленькая девочка около месяца, и они связаны, у них любящая семья из трех человек. Разумеется, Ребекка не может просто прийти и отнять это.
Просто мысль об этом вызывает во мне желание найти эту женщину и ударить ее.
— Бл*дь. БЛ*ДЬ! — Джейс кричит, поднимаясь с пола.
Я хочу его успокоить, успокоить его сердце, но я не знаю, как это сделать. Сделать все лучше, но это кажется невозможным. Я хочу избавить его от боли…
Алкоголь.
Заметив полупустую бутылку «Джека Дэниелса» на журнальном столике, я иду неустойчивой походкой и хватаю ее.
— Пей, — говорю я. — Пей, чтобы забыть. Это не решит проблемы, но это единственное, что я могу придумать прямо сейчас.
— Холлин, — его голос пропитан болью, поэтому я сую бутылку ему в руку.
— Пей, Джейс.
Его взгляд перемещается от янтарной жидкости ко мне и медленно останавливается. Он берет бутылку и пьет. Я наблюдаю, как его горло дергается с каждым глотком.
Он морщится, словно от ожога и протягивает бутылку мне.
— Пей.
Без колебаний я подношу бутылку к губам и пью. Я делаю это не так как он, но достаточно, чтобы почувствовать, как жидкость обжигает горло.
Закончив, я все еще держу ее. В неловком молчании мы смотрим друг на друга, воздух пропитан злостью, болью и чем-то еще, чего я не могу понять.
Алкоголь действует, с учетом того, что я выпила ранее. Видя опустошение в его глазах, я сокращаю расстояние между нами.
Шаг за шагом, я пытаюсь понять, что делаю. Я злюсь из-за желания успокоить его, но это меня не останавливает. С бутылкой «Джека Дэниелса», я прижимаю ладонь к груди, поднимаясь перед ним. Я чувствую, как бьется его сердце, в его глазах тот же сломленный взгляд, что и в моих.
— Холлин, — говорит он со вздохом.
Сделав еще глоток, я протягиваю ему. Он изображает мои действия, а затем бросает бутылку на пол, создавая шум — единственный звук в квартире.
Мои руки предают меня, когда они поднимаются и касаются его сильной челюсти. Светлый шрам на лице чувствуется грубо под моим прикосновением. Его голубые глаза, измучены, но не лишены красоты. Он высокий, но не пугающий. Он хватает меня за бедра, сжимая, будто держась за жизнь.
— Все будет хорошо, — говорю я, хотя и не уверена в этом.
— Я все испортил, — одинокая слеза скатывается по его щеке. — Я не могу это сделать. Это слишком тяжело, Холлин.
— Ты сможешь, — говорю я, наклоняясь и сжимая его лицо, вынуждая посмотреть на меня. — Ты сильный, Джейс.
Он качает головой.
— Не настолько.
— Для меня ты сильный, — мои пальцы ласкают его кожу, я приподнимаюсь, разрушая стены и поднимая напряжение до самого высокого уровня.