Итак, человек по природе своей склонен помогать другим. Не в нашей природе возражать, отказывать в помощи или вредить другим членам той же группы. Помимо этого, одомашнивание учит нас, что и в каких ситуациях уместно. Конечно, всегда есть соблазн обмануть кого-нибудь, но это рискованно и делается под свою ответственность. В древности, когда люди жили небольшими группами, изгнание из группы за проступок было катастрофой. Развитие взаимодействия и сотрудничества, подтолкнувшее древних гоминидов к жизни в обществе, ограниченном правилами, шло по принципу взаимности — око за око. Даже сегодня, когда нам не нужно добывать пищу и охотиться ради выживания, когда человек вполне может прожить один, большинство из нас по-прежнему несет в глубине мозга груз ответственности — эмоциональное следствие просоциального поведения.
Разумеется, всегда находятся люди, которые не согласны действовать в пределах общепринятых правил; возможно, причиной тому их биологические особенности, возможно, детские переживания, а может быть, комбинация того и другого. Мы уже говорили о том, как пережитое в детстве насилие действует на мозг и влияет на дальнейшее поведение. В ходе исследования, где дети из стабильных семей сравнивались с растущими в агрессивной среде, только один малыш из дома, где царит повседневное насилие, готов был прийти на помощь другому или утешить расстроенного ребенка в игровой группе. Большинство ребят из стабильных семей помогали друг другу. Вспомните, как легко дети с прочными социальными связями обращаются к воспитателям за помощью и принимают от них утешение. И наоборот, дети без прочных связей либо вовсе не обращаются за утешением, либо принимают его неохотно и не сразу. Наблюдая за описанным выше сюжетом, в котором геометрические фигуры помогали или вредили друг другу, дети без прочных социальных связей не удивляются, когда фигура «мама» бросает своего «малыша». Вот почему одомашнивание так важно для формирования детских ожиданий о том, что хорошо и что плохо.
|
|
С другой стороны, наша биологическая склонность к просоциальности не означает, разумеется, что мы готовы помогать всем подряд, без разбору. Современный мир, как и древний, полон конфликтов между группами, готовыми сражаться за территории, ресурсы и идеалы. Может быть, человек и просоциальное животное, но наша доброта распространяется, как правило, только на тех, с кем мы себя идентифицируем, то есть на группы, к которым мы принадлежим. Не исключено, что это связано с эволюционным императивом оказывать предпочтение тем, кто имеет общие с нами гены, но универсальное правило гласит: «Будь добр сам и считай, что окружающие тоже будут добры к тебе». Правда, когда мы думаем о болезнях современного общества, это послание как-то теряется. Потребность принадлежать к тем или иным группам, ее влияние на наши представления и поведение необычайно сильны — это один из самых мощных стимулов, действующих на нас как на общественных животных. Неудивительно, что большинство людей ценит общественное одобрение; поразительно другое: до чего доходят некоторые люди, добиваясь принятия в ту или иную группу, — и сколь ужасно возмездие, которое они обрушивают на головы тех, кто им в этом отказывает.
|
|
Глава 6
Страстное желание
Шейн Бауэр был одним из трех американских туристов, арестованных в Иране в 2009 г. В момент ареста он, его подруга Сара Шрауд и приятель Джош Фаттавер путешествовали по горам Загрос в Иракском Курдистане в поисках водопада Ахмед-Ава — известной туристической достопримечательности, расположенной неподалеку от ирано-иракской границы. После того как американцы побывали у водопада, иранские власти заявили, что они проникли в Иран незаконно, и арестовали всех троих по подозрению в шпионаже. Шрауд освободили через год и два месяца по гуманитарным соображениям, а Бауэр и Фаттавер были осуждены за шпионаж и приговорены к восьми годам заключения. Они провели в заключении два года и два месяца, а затем в сентябре 2011 г. были выпущены на свободу после внесения залога в 500 тыс. долларов.
Подобный опыт, пережитый к тому же в чужой стране, неизбежно должен был глубоко повлиять на Бауэра и его отношение к тюремному заключению вообще — особенно когда он выяснил, что в его собственной стране условия иногда могут быть еще более суровыми. Он написал в журнале Mother Jones: «Одиночное заключение в Иране чуть не сломало меня. Никогда не думал, что в Америке увижу что-то хуже». Он твердо решил раскрыть все ужасы использования в родной стране одиночного заключения как законной формы пыток. Во время посещения калифорнийской тюрьмы один сотрудник спросил его о времени, проведенном в тюрьме Ирана. Бауэр ответил:
«Ничто из пережитого мной: ни неопределенность относительно того, когда я вновь окажусь на свободе, ни вопли мучимых заключенных — не было хуже тех четырех месяцев, что я провел в одиночном заключении. Что бы вы сказали, если бы я признался, что каждое утро просыпался с надеждой на допрос, так сильно я нуждался в общении».
|
|
Зачастую одиночество — всего лишь временное состояние человека, пока он адаптируется к новой среде, но, когда изоляция используется как наказание и длится дни, месяцы и даже годы подряд (как бывает в одиночном заключении), это может быть примером самого жестокого обращения с человеком. Физические пытки и голод — это ужасно, но, если верить тем, кто побывал в заключении, тяжелее всего переносится изоляция. Нельсон Мандела писал о времени, проведенном им в тюрьме на острове Роббен: «Ничто так не обезличивает, как отсутствие человеческого общения». Ему приходилось встречать в тюрьме людей, предпочитавших полдюжины ударов кнутом одиночному заключению.
По некоторым оценкам, в США в настоящий момент 25 тыс. заключенных заперты в крошечных камерах и лишены какого бы то ни было осмысленного человеческого общения. Многие из них проводят в таких условиях по несколько дней. Некоторые живут в изоляции годами. И это не всегда самые буйные заключенные. Иногда в одиночку запирают за то, что читал не ту книгу. Для подобного наказания не существует никаких международных правил, и ни в одной демократической стране одиночное заключение не используется так широко, как в США. Это шокирующее поведение для страны, которая так много говорит о своей приверженности правам человека. В 2012 г. нью-йоркский Союз за гражданские свободы опубликовал свои данные о применении одиночного заключения в штате и сделал вывод: «Эти условия наносят серьезный эмоциональный и психологический вред, вызывают сильную депрессию и приступы неконтролируемой ярости».
Те, кто соглашается на изоляцию добровольно, тоже могут испытывать психологический дискомфорт. Сорок лет назад французский ученый Мишель Сифр провел серию экспериментов по исследованию естественных ритмов организма в условиях изоляции от любых внешних указателей времени, в частности от солнечного света. Он месяцами жил в пещерах без часов и календарей и в результате выяснил, что в отсутствие смены дня и ночи человеческий организм работает не по двадцатичетырехчасовому, а, скорее, по сорокавосьмичасовому циклу. Проведя достаточно много времени в изоляции, люди переходят на режим, при котором 36 часов бодрствуют, а затем 12 спят. Он также обнаружил, что социальная изоляция приносит психологические страдания. Несмотря на то что он все время находился на связи с помощниками на поверхности, его душевное здоровье страдало, и во время последнего эксперимента, проводившегося в техасской пещере, исследователь начал сходить с ума. Он чувствовал такое одиночество, что пытался поймать мышь, хозяйничавшую время от времени в его припасах; он даже дал мышонку имя Мус. Сифр писал в дневнике:
«Мое терпение побеждает. После долгого колебания Мус потихоньку подкрадывается к варенью. Я любуюсь его маленькими блестящими глазками, его гладкой шкуркой. Я резко накрываю его миской. Попался! Наконец-то у меня в моем одиночестве будет товарищ. Сердце колотится от возбуждения. В первый раз с момента входа в пещеру я чувствую прилив радости. Очень осторожно приподнимаю кастрюлю. Слышу тихий болезненный писк. Мус лежит на боку. Судя по всему, край опускающейся миски пришелся ему по голове. Я смотрю на него с растущей скорбью. Дыхание смолкает. Он неподвижен. Опустошение охватывает меня».
Нужда человека в общении настолько велика, что зрители в полной мере понимают, почему в фильме «Изгой» потерпевший кораблекрушение сотрудник компании FedEx Чак Ноланд в исполнении Тома Хэнкса заводит отношения с волейбольным мячом, который он называет Уилсоном (в честь компании-производителя). Он даже рискует собственной жизнью, чтобы спасти Уилсона, когда тот падает в океан во время неудачной попытки Чака уплыть с острова на самодельном плоту. Чак ныряет в воду за мячом, отчаянно взывая к Уилсону, но в конце концов сдается и просит у мяча прощения, глядя, как того уносит течением. Это одна из самых необычных сцен «смерти» неодушевленного объекта, но эмоциональная травма героя находит живой отклик у зрителей, потому что мы понимаем, что одиночество может сделать с человеком.