Галлюцинации нередко называют обманом чувств. Они возникают без конкретного внешнего раздражителя и связаны с ложными зрительными, слуховыми, осязательными представлениями. Галлюцинации производят на человека впечатление живой действительности и вызывают соответствующие реакции: человек отвечает на голоса, защищается от грозящей опасности и т. п. Галлюцинации могут соответствовать реальным образам или же носить совершенно фантастический характер. Но в любом случае страдающие ими люди твердо убеждены в подлинности того, что они воспринимают.
Еще до полетов в космос высказывалось мнение, что даже у здоровых людей в условиях ограниченного количества раздражителей может измениться психика. Опыты в сурдокамере, проведенные советскими учеными под руководством профессора Ф. Д. Горбова, показали, что здоровый человек с высокими морально-волевыми качествами в состоянии находиться в условиях длительной изоляции без каких-либо психических нарушений, угрожающих здоровью, сохраняя при этом работоспособность. Но вместе с тем обнаружилось, что все-таки необычные психические состояния возникают, хотя и не носят болезненного характера.
Один из авторов этой книги вместе со своим коллегой — врачом О. Кузнецовым — проводил исследования в сурдокамере при звуковой и световой изоляции. В эксперименте, длившемся 10–14 суток, участвовали как космонавты, так и испытатели в возрасте от 20 до 30 лет. Им задавалась определенная программа деятельности, занимавшая в общей сложности 4 часа в сутки. Изучались работоспособность, динамика физиологических и психических процессов, сон при различных режимах работы и отдыха.
Наблюдение велось с помощью телевидения; производилась регистрация биотоков мозга и других функций организма; установленные в камере чувствительные микрофоны позволяли подслушивать малейшие шумы.
|
|
В камеру, где находился испытатель С-ев, приглушенно передавались различные звуки, о которых он должен был сообщать в форме репортажа. В ряде случаев, когда С-ев знал о явлениях, происходящих вне камеры, он достаточно правильно воспринимал шумы и разговоры в аппаратной. При обстоятельствах, которые ему были неясны, он ошибался. Например, он не понимал смысла разговора, неправильно узнавал голоса, а шум работающего электромотора в аппаратной воспринял как магнитофонную запись песенки в исполнении Робертино Лоретта. В реальности того, что он слышал, С-ев не сомневался.
Этот обман чувств объясняется тем, что информация о раздражителях была чересчур скудной. Подобные иллюзии узнавания, связанные с недостаточной информативностью раздражителей, имеют место и в реальной космической практике. Так, американский космонавт Г. Купер сообщал, что, пролетая над Тибетом, из иллюминатора корабля он невооруженным глазом видел дома и другие строения. Но, как показали расчеты, разрешающая способность человеческого глаза не позволяет различать подобные предметы с такой высоты. Данное явление американские исследователи расценили как галлюцинацию, возникшую вследствие одиночества и сенсорного голода. Позднее, при обсуждении этого вопроса на конгрессе по авиационной и космической медицине, они согласились с точкой зрения советских ученых, что на самом деле имели место не галлюцинации, а именно иллюзии.
|
|
Мы часто говорим об обманах чувств, но ведь в собственном смысле слова их не существует. Философ Кант еще в XVIII веке писал: «Чувства не обманывают нас — не потому, что они всегда правильно судят, а потому, что вовсе не судят». Экспериментами доказано, что большая часть «обмана чувств» зависит исключительно от того, что мы не только видим, но и бессознательно рассуждаем. «Мы смотрим не глазом, а мозгом», — говорят психологи, и при определенных условиях невольно вводим себя в заблуждение. Таким образом, нас обманывают не чувства, а суждения.
Пример С-ева убеждает в том, что именно неправильное осмысление приводило к ошибочным представлениям и обусловило обман чувств — иллюзию узнавания.
Ложное узнавание в условиях одиночества не обязательно доходит до степени иллюзий, оно может выступать как одна из наиболее вероятных гипотез для объяснения непонятных явлений. Один из космонавтов, например, воспринял толчки по амортизирующей системе сурдокамеры, вызванные земляными работами, проводившимися неподалеку от здания лаборатории, как танцы в соседних комнатах. Правда, уверенности в этом у него не было.
Подобные ошибки сами по себе еще не являются признаком психического заболевания и нередко встречаются у здоровых людей, особенно когда что-то мешает им отчетливо воспринимать предметы и явления — зрительно или на слух. Большое значение имеет и психическое состояние человека, у которого возникают иллюзии: утомление, рассеянность, состояние ожидания и страха. Так, людям робким и боязливым ночью, особенно когда они в одиночестве, мерещатся разные ужасы, они видят какие-то фигуры и т. д.
|
|
Участник одного из экспериментов рассказывал, что на 10-е сутки у него появилось странное и непонятное ощущение, будто в камере присутствует постороннее лицо, находящееся позади его кресла и не имеющее определенной формы. Не удалось даже определить, кто это был — мужчина или женщина, старик или ребенок. Ложное восприятие в данном случае не опиралось на зрительные и слуховые ощущения. Человек твердо знал, что в камере никого, кроме него, нет, и все же не мог отделаться от неприятного чувства. Логически объяснить причину столь необычного психического состояния он не мог, хотя отметил, что в этот день был напряжен и в часы, не регламентированные программой, не мог найти себе занятия.
Этот факт объясняется, по-видимому, обострением кожной чувствительности к изменению давления и температуры воздуха в условиях длительной изоляции. Источником странных ощущений мог послужить поток воздуха от вентиляционной системы, находившейся как раз за креслом, в котором сидел человек. Незначительные изменения давления и температуры воздуха раньше не доходили до его сознания. Но когда при ограничении раздражителей чувствительность обострилась, они стали восприниматься, хотя и осознавались неправильно, как присутствие постороннего.
Эту гипотезу о происхождении ощущения присутствия постороннего человека в сурдокамере может подтвердить описание у Джемса и Джепса. Джемс рассказал о переживании «сознания присутствия» одним слепым. Как и у многих незрячих, у него были очень хорошо развиты слух и тактильное чувство. Он мог по признакам, неуловимым для других, определять появление и приближение постороннего человека. Этими признаками были легкие и едва ощутимые токи воздуха, малейшие изменения температуры, а также акустические колебания. В определенные периоды, когда слепой сидел за роялем, ему казалось, что что-то принимало форму человека, проскальзывало в приоткрытую дверь и ложилось на кушетку. В эти минуты у него не было слуховых ощущений. Когда он начинал двигаться или разговаривать, фигура исчезала.
Аналогичное наблюдение, но касающееся зрячего человека, описывает Джепс. Сам ощущающий при появлении чувства присутствия постороннего человека указывал на поток движущегося от двери воздуха, что делает указанные ощущения похожими на обман чувств. Но особенно хорошо подобное явление описано Джошуа Слоком, который в одиночку совершил кругосветное плавание на небольшой яхте «Спрей» в конце прошлого века. Начав плавание 24 апреля 1895 года, он закончил его 27 июля 1897 года, пройдя под парусом 46 тысяч миль.
Этот отважный моряк однажды, отравившись брынзой, не мог управлять кораблем. Он привязал штурвал, а сам лег в каюте. «Когда очнулся, — пишет Слок, — сразу понял, что „Спрей“ плывет в бушующем море. Выглянув наружу, я, к моему изумлению, обнаружил у штурвала высокого человека. Он перебирал ручки штурвального колеса, зажимая их сильными, словно тиски, руками, Можно себе представить, каково было мое удивление! Одет он был как иностранный моряк, широкая красная шапка свисала петушиным гребнем над левым ухом, а лицо было обрамлено густыми черными бакенбардами. В любой части земного шара его приняли бы за пирата. Рассматривая его грозный облик, я позабыл о шторме и думал лишь о том, собирается ли чужеземец перерезать мне горло; он, кажется, угадал мои мысли.
„Сеньор, — сказал он, приподнимая шапку. — Я не собираюсь причинить вам зло“. Едва заметная улыбка заиграла на его лице, которое сразу стало более приветливым. „Я вольный моряк из экипажа Колумба и ни в чем не грешен, кроме контрабанды. Я рулевой с „Пинты“ и пришел помочь вам… Ложитесь, сеньор капитан, а я буду править вашим судном всю ночь…“
Я думал, каким дьяволом надо быть, чтобы плавать под всеми парусами, а он, словно угадав мои мысли, воскликнул: „Вот там, впереди, идет „Пинта“, и мы должны ее нагнать. Надо идти полным ходом, самым полным ходом!“»
Советский ученый В. И. Мясников описал очень яркие зрительные и слуховые представления у находившегося в сурдокамере корреспондента, который не имел возможности судить о времени, так как у него не было часов и отсутствовал твердый распорядок дня. По инструкции он мог в любой момент по желанию лечь спать, есть и т. д.
На четвертые сутки корреспондент стал слышать отрывки из известных ему музыкальных произведений. В своем дневнике он записывал:
«Итак, как я себя чувствую? Временами доволен, временами — тоскливо. Какая-то внутренняя настороженность, которая проявляется в том, что все время прислушиваюсь… при этом хорошо вспоминаются знакомые мелодии. Они иногда помимо воли лезут в уши. Слушаю „Прелюды“ Рахманинова, музыку Брамса, Равеля (концерт для скрипки с оркестром) и, разумеется, мощного Бетховена. Такого чистого Бетховена я давно не слышал. А тут лежу „утром“, вставать лень, а в ушах Девятая симфония Бетховена в немецком исполнении. Непередаваемое наслаждение. Слушая Рахманинова… вдруг отчетливо увидел всю обстановку Большого зала консерватории и даже услышал голос женщины-конферансье. Еще легче идут голосовые пьесы, любимые арии и романсы, и прямо-таки буйным мусором кружатся наскучившие обрывки мешанины из танцевальных веранд городов-курортов. Прямо преследуют. Одно от них спасение — начинаю прислушиваться к возможным шумам в камере, — всякое звучание любой музыки „внутри меня“ прекращается».
Характерная особенность этих явлений в том, что, воспринимаясь сознанием, они вызывали ряд побочных эффектов, жестов.
Внезапное включение дистанционной фокусировки телевизионной установки испугало корреспондента и породило неожиданную ассоциацию: «Лесоразработки в Прикарпатье, падающим деревом задавило человека (поразила яркость представления шума работающей пилы и треска падающего дерева)».
Ассоциативно возникшие представления в условиях изоляции достигают иногда почти вещной убедительности. Но в отличие от галлюцинаций люди обычно понимают в данной ситуации, что все это плод их воображения, и в любой момент с помощью определенных мер они могут избавиться от них.
Подобные представления называют эйдетическими.
Зрительный эйдетизм свойствен юному возрасту. Дети часто не только мысленно представляют себе предметы, но даже ясно видят то, что вспоминают. Один мальчик 13 лет говорит: «Подумаю — и вижу наяву». Случается, однако, что очень яркие образы могут возникать и в зрелом возрасте. Эйдетизм у взрослых может служить предпосылкой к художественному творчеству. Так, А. Н. Толстой о своих литературных героях говорил: «Я физически видел их». Другой русский писатель, И. А. Гончаров, писал: «Лица не дают покоя, пристают, позируют в сценах; я слышу отрывки их разговоров, и мне часто казалось, прости, господи, что я это не выдумываю, а что все это носится в воздухе около меня и мне только надо смотреть и вдумываться».
Гюстав Флобер, создавая свои произведения, не только отчетливо видел героев, но и жил с ними одной жизнью. В 1870 году в одном из писем он сообщал: «Когда я описывал отравление Эммы Бовари, я имел во рту такой ясный вкус мышьяка и сам был так отравлен, что выдержал один за другим два несварения желудка, несварения весьма реального, так что после обеда меня рвало».
Один из художников XVIII века, Джошуа Рейнолдс, работая с натурщицами, поступал следующим образом. Первый сеанс протекал как обычно: натурщица усаживалась в кресло, художник в течение 30–40 минут набрасывал ее портрет. Больше ему натурщица не требовалась. Зная о необыкновенной силе своего воображения, он ставил кресло на прежнее место, располагался около мольберта, усилием воли вызвал образ натурщицы, и ему казалось, будто она действительно сидит перед ним. Работа над портретом продвигалась столь же успешно, как и в течение первого сеанса: образ натурщицы все время оставался четким. Если кто-нибудь из посетителей студии случайно оказывался между пустым креслом и художником, он обращался с просьбой «отойти в сторону, чтобы не заслонять» фигуру женщины.
Психическое влияние эйдетических представлений заставляло иногда людей с богатым воображением, принимать своего рода меры предохранения. Бетховен, например, обливался холодной водой, а сказочник Гофман, которому созданные им герои внушали страх, просил жену находиться рядом с ним.
Хор мальчиков
Однажды во время испытания дежурный врач по ошибке включил в сурдокамере свет через 20 минут после отбоя. Испытатель П-ов в утреннем отчете доложил об этом нарушении. Через три дня он опять сообщил, что свет прошедшей ночью включили не вовремя, хотя на самом деле света никто не зажигал. Вот типичный пример сновидения, воспринятого как реальность.
Подобные явления возможны и в обычной обстановке. Для иллюстрации приведем запись из дневника профессора Ф. П. Майорова — крупного специалиста по теории сновидений:
«Под утро в полудремотном состоянии неясно, как в тумане, мелькнула мысль, что скоро должна прийти няня. Потом заснул и видел во сне, что няня уже пришла и пересекла комнату от стола к шкафу. Проснулся и под впечатлением яркости сновидений стал проверять: пришла она или нет? Никого не было. Оказалось, что не пришла».
Особенно путают сновидения с действительностью дети. Достоверными считают сны и суеверные люди, особенно представители племен, находящихся на низких ступенях цивилизации. Как-то раз к европейцу, путешествовавшему по Африке, явился туземец, живший за 100–150 километров, и сказал: «Ты должен мне заплатить пеню». — «За что?» — «Да вот мне снилось, что ты убил моего раба». Несмотря на все уверения путешественника, что он никак не мог убить раба хотя бы потому, что не был в том месте, пеню все-таки пришлось уплатить.
Другой наблюдатель рассказывает, что один индеец, живший за 150 километров от него, пришел к нему и потребовал вознаграждения за три украденные тыквы. Доказательства? Индеец видел это во сне — значит, все так и было на самом деле.
Третий очевидец сообщает, что хозяин дома, в котором он ночевал, выскочил ночью на улицу и начал стрелять, так как ему приснилось, что убивают его соседа.
При длительной изоляции создаются благоприятные условия для того, чтобы почти стиралась грань между сновидениями и реальностью. К тому же, если в обычной обстановке человек может всегда проверить себя, опросив окружающих его людей, то при изоляции такой возможности он лишен.
Раскроем дневник одного из испытателей. Там, в частности, говорится: «Во время записи физиологических функций 24 декабря в 13 часов 30 минут, кажется, уснул. Во сне увидел, что вошел Эдик. Так ли это было? Вторник. Дежурство врача Ростислава Борисовича. Я тут же попросил по радиопереговорному устройству передать привет Эдику… Это для того, чтобы потом проверить».
Как легко догадаться, никакого Эдика в лаборатории в этот период не было, а если бы он и появился, все равно проникнуть в сурдокамеру не смог бы. Запись же биотоков мозга в указанное в дневнике время давала типичную картину сна. Любопытно, однако, что у испытателя не было полной уверенности в том, действительно ли заходил в сурдокамеру его товарищ, поэтому у него возникла острая потребность уточнить, сон это был или действительность.
Записи биотоков мозга показали, что в условиях одиночества в коре полушарий мозга развиваются гипнотические фазы (промежуточные состояния между бодрствованием и сном).
Первая фаза гипнотического состояния примечательна тем, что сильные и слабые раздражители вызывают одинаковую реакцию организма, тогда как в бодрствующем состоянии сильный раздражитель вызывает и более энергичный ответ. За нею следует парадоксальная фаза, когда слабый раздражитель может вызвать сильный эффект. Затем идет третья фаза — ультрапарадоксальная, при которой меняется характер ответа организма, а именно: положительный раздражитель, раньше вызывавший возбуждение и активную реакцию, теперь приводит, наоборот, к торможению, а тормозные раздражители вызывают возбуждение.
Наконец, наступает полное торможение, когда организм перестает реагировать на обычные раздражители.
При пробуждении эти фазы повторяются, но в обратном порядке, причем, как правило, очень быстро. При переходных состояниях, или, как их еще называют, просоночных, довольно часто даже в обычных условиях возникают иллюзии. Характерны наблюдения профессора Ф. П. Майорова над самим собой.
«Наблюдение 1-е. Проснулся (зимой) около 7 часов утра и открыл глаза. Было сумрачно. Задняя стенка шкафа, стоявшего у кровати, представилась как две громадные вытянутые руки с большими кулаками. Потом иллюзия пропала… В действительности на стенке шкафа висело полотенце, а наверху — две коробки. Иллюзия возникла в просоночном, „переходном“ состоянии. Заторможенное состояние коры обусловило искаженное восприятие действительности».
«Наблюдение 2-е. На окне стоит бюст Льва Толстого, обращенный лицом в комнату. В утренних сумерках, когда я пробуждался, мне не раз казалась совсем другая фигура».
«Наблюдение 3-е. Однажды проснулся рано утром и поразился тому, что в комнате около зеркального шкафа стоит какая-то девушка. Стал внимательно разглядывать объект — иллюзия моментально исчезла: на высоком стуле висели дамские жакет и шляпа, а ножки стула я принял за ноги девушки».
Необычные состояния в условиях длительной изоляции испытывал врач С. Бугров. Приводим выдержки из его дневника:
«Сегодня мне хочется остановиться на довольно интересном явлении, которое я давно ощущаю по ночам перед сном, но все как-то сразу не отмечал в дневнике, а утром, естественно, забывал. Несколько дней тому назад я перед сном вдруг начал ощущать какие-то слуховые галлюцинации. Впервые услыхав, я испугался и сразу же в голову полезла шизофрения, раздвоение личности, симптомы слуховых галлюцинаций при этом заболевании. Вспомнился мой первый больной из психиатрической клиники профессора Кутанина. Он был первой скрипкой в театре оперы и балета. И вот у него наряду с основным симптомом заболевания — раздвоением личности — были сильнейшие слуховые галлюцинации. Но ведь это был музыкант, и очень образованный (он окончил Саратовскую консерваторию и аспирантуру в Москве), а я? И на душе стало не очень-то хорошо.
Только начал „проваливаться“ в бездну сна — вновь эта музыка. Теперь я более внимательно начал прислушиваться к ней. Это была какая-то заунывная, довольно приятная мелодия (очень похожая на японскую музыку), которая то уходила на очень высокие ноты, то спускалась на самые низкие. Причем ее характер был какой-то неземной; она походила на ту музыку, которую сейчас воспринимают как космическую, или же ту, которую представляют в виде красок и изменения гаммы цветов. Но мелодия для меня была очень приятная.
Дальнейшего хода событий я не помню, так как заснул. Сновидений, связанных с музыкой, у меня не было, вернее — никаких сновидений не было. Проснулся и забыл об этом совсем. В следующий раз эти слуховые галлюцинации я нашел схожими с органной музыкой в помещении с хорошей акустикой. Так же как и в первый раз, музыка колебалась от низких до высоких тонов. Мелодия была торжественная и очень, очень близка моему сердцу. Она мне напоминала самые торжественные минуты в моей жизни. В то же время лейтмотивом ее была легкая грусть — возможно, оттого, что эта органная музыка, которая сама настраивает на грусть и некоторый мистицизм. Одно могу сказать: она была мне очень приятна и вызывала ассоциации, которые передать трудно. Сновидений, связанных с музыкой, опять не было. Правда, в этот раз был короткий сон, но снилась мне дочь. А это единственный сон, который повторяется у меня часто.
В другой раз у меня в органную музыку влились голоса хора мальчиков — мелодичные, высокие, переходящие даже на пискливые тона. Честно говоря, я не очень-то люблю голоса мальчиков, а выступление хора Свешникова у меня всегда ассоциируется с чем-то неполноценным. А тут музыка вызвала у меня довольно положительные эмоции, и хотелось ее все время слушать, слушать и слушать… Но сон, вероятнее всего, прервал это наслаждение. Сновидений вновь не было. Такие явления повторялись еще несколько раз.
Что же это? Плод больной фантазии или объективная реальность, трансформирующаяся в музыку? Не могу ответить. Только одно могу сказать, что все эти явления, возможно, связаны с работающим вентилятором. Но очень интересно, почему же все это происходит перед сном и именно ночью, а не днем? Второе: почему характер слышимой музыки каждый раз другой? Акустика камеры? Но, по-моему, просто смешно об этом говорить. Какая может быть акустика (в музыкальном понимании) в этом склепе? Не хочу ломать голову и постараюсь все выяснить у наших акустиков и психологов. А сейчас надо прекращать, не то появятся и зрительные галлюцинации, если буду долго обдумывать одно и то же».
Музыкальные представления, как видим, развились в процессе длительной изоляции не сразу и возникали только перед засыпанием, которому в первые дни мешал шум вентилятора. Постепенно, правда, этот шум субъективно стал восприниматься все тише и тише, и человек стал засыпать легче и быстрее.
Объясняя подобные явления, И. П. Павлов писал:
«Наше общее понятие (категория) противоположения есть одно из основных и необходимых общих понятий, облегчающее, упорядочивающее и даже делающее возможным, вместе с другими общими понятиями, наше здоровое мышление. Наше отношение к окружающему миру, вместе с социальной средой, и к нам самим неизбежно должно исказиться в высшей степени, если будут постоянно смешиваться противоположности: я и не я, мое и ваше, в один и тот же момент я один — и я в обществе, я обижаю или меня обижают и т. д. и т. п. Следовательно, должна быть глубокая причина для исчезновения или ослабления этого общего понимания, и эту причину можно и должно искать, по моему мнению, в основных законах нервной деятельности. Я полагаю, что указания сейчас в физиологии имеются…
Вот как это понимается физиологически. Пусть у нас одна частота ударов метронома есть условный пищевой положительный раздражитель, так как применение его сопровождается едой и она вызывает пищевую реакцию; другая же частота — отрицательный возбудитель, так как при ней еды не давалось, и она производит отрицательную реакцию, животное при ней отворачивается. Эти частоты ударов представляют взаимно противоположную, но ассоциированную и вместе с тем взаимно индуцированную пару, то есть одна частота возбуждает и усиливает действие другой. Это есть точный физиологический факт. Теперь дальше. Если положительная частота действует на ослабленную чем-нибудь (а также находящуюся в гипнотическом состоянии) клетку, то она по закону предела, который тоже есть точный факт, приводит ее в тормозное состояние, а это тормозное состояние по закону взаимной индукции обусловливает возбужденное состояние вместо тормозного в другой половине ассоциативной пары, и поэтому связанный с ней раздражитель вызывает теперь не торможение, а раздражение.
Это механизм негативизма или контрализма.
Собаке в состоянии торможения (гипнотического) вы подаете пищу, то есть возбуждаете ее к положительной деятельности — еде, она отворачивается, пищу не берет; когда вы еду отводите, то есть возбуждаете отрицательно — к задерживанию деятельности, к прекращению еды, она тянется к пище».
Особенно ярко эта закономерность прослеживается на больных с негативизмом. Такому больному вы протягиваете руку, чтобы поздороваться, — он свою руку прячет за спину или просто отдергивает. Вы убираете свою, а он тянется здороваться.
«Очевидно, — замечает И. П. Павлов, — этот закон взаимной индукции противоположных действий должен быть приложим и к противоположным представлениям, связанным, конечно, с определенными клетками (словесными) и составляющим также ассоциативную пару. На почве угнетенного, задержанного состояния (всякое затруднение в высшей нервной деятельности обыкновенно в наших опытах выражается торможением) сколько-нибудь сильное возбуждение одного представления производит его задерживание, а через это индуцирует противоположное представление».
То, что музыкальные гипногогические представления у С. Бугрова происходили именно на фоне ультрапарадоксальной фазы, видно из крайне интересной записи в дневнике: «Опять перед сном это музыкальное сопровождение. Теперь пионерский горн, звуки которого перешли в какую-то приятную музыку, и наступил сон».
Сам Бугров не мог объяснить внезапного появления звуков горна. Позднее, однако, все стало понятным. Дело в том, что 1 сентября начинались учебные занятия в школе. Однако дочь Бугрова вынуждена была пропустить их из-за тяжелого заболевания. Целый день мысль о дочери не покидала отца. Засыпая, он старался избавиться от тяжелых дум, но они все же нашли свое отражение в звуках пионерского горна.
Сравнительно устойчивый характер эмоций по отношению к определенным предметам и явлениям внешнего мира, выработанный в течение жизни, в период развития гипногогических фаз может существенно нарушаться. Это происходит, во-первых, потому, что представления могут выходить из обычных для них ассоциативных связей и вступать в причудливые новые. Во-вторых, подчиняясь закономерностям фазовых состояний, переживания могут носить характер, совершенно противоположный вызывающим их представлениям. Об этом свидетельствует следующая запись в дневнике: «Но вернусь к моему сну. Эти странные явления со слуховыми галлюцинациями (иначе я их не могу назвать) продолжаются по-прежнему. Вот вчера, засыпая, я опять услышал органную музыку на тему русских народных песен в такой фантастической вариации, что просто поразительно, как можно выдумать такие музыкальные образы. Затем все это вдруг перешло в песню, вернее — в мотив: „Вы жертвою пали в борьбе роковой…“ В конце в музыку влились голоса мальчиков, и на душе стало так блаженно, что просто диву даешься. И это от такой-то песни!!! Вот же чертовщина какая напала на меня!»
Подобные музыкальные гипногогические представления нельзя объяснить, исходя только из фазовых состояний. Известно, что каждый причастный к музыке человек может отыскать в своей памяти такие мелодии, которые ему не удается представить себе без «опоры на восприятие», но которые легко всплывают в сознании, когда исполняется их аккомпанемент.
У Бугрова, как уже говорилось, музыкальные представления развивались на фоне шума работающего вентилятора. Сначала этот шум причинял беспокойство и мешал засыпать. Затем, когда человек постепенно привык к нему, он, по-видимому, стал «нейтрализоваться» наслаивавшимися музыкальными представлениями, в чем-то сходными с этим монотонным гулом. Нечто подобное уже случалось с Бугровым раньше, когда он ездил в поезде: под стук колес на стыках рельсов возникали различные ритмические мелодии. Но если тогда мелодии звучали в голове, то в условиях изоляции источник музыкальных представлений находился во внешнем мире.
Такая иллюзия вообще характерна для слуховых эйдетических представлений. Об этом знают, например, композиторы, у которых в момент наивысшего вдохновения музыкальные образы как бы отчуждаются, становятся независимыми от создавшего их мозга. Так было у совершенно оглохшего Бетховена в последний период его жизни. С подобным явлением сталкивался и Гуно, говоривший: «Я слышу пение моих героев с такой же ясностью, как я вижу окружающие меня предметы, и эта ясность повергает меня в блаженство… Я провожу целые часы, слушая Ромео, или Джульетту, или фра Лоренцо, или другое действующее лицо и веря, что я их целый час слушал».
Итак, характер музыкальных гипногогических представлений находит вполне научное объяснение и не содержит в себе ничего таинственного. Это позволяет космонавтам во время полета бороться с «обманами чувств», не пугаясь их появления. Космонавты знают, что всегда по радио они могут уточнить все, что вызывает у них сомнение, получить дополнительную информацию и в конце концов отделить подлинное от предположительного и неясного.