Не помню, где меня застал первомайский праздник 1945 г. Скорее всего в пути. Прибыл я в Смоленск утром. Утром надо было привести себя в порядок. Хожу по Смоленску с тяжелым осадком на сердце: все разбито, разрушено, сгорело, людей в городе мало. Иду вдоль крепостной стены. Вижу, в нише разместилась так называемая парикмахерская. Прошу мастера привести меня в порядок, одновременно говорю, что у меня нет денег и в то же время много денег: это польские злотые, румынские леи, немецкие марки и ни копейки русских. Меня мастер подстриг, побрил, а денег не взял: «Что я буду делать с иностранными деньгами?» – сказал мастер. Затем я нашел банк, который разместился в какой-то полуразрушенной хатенке, обменял деньги по тогдашнему курсу и на пригородном поезде поехал в Рудню. Из Рудни пешком добрался до Демидова, пришел в дом к дяде Терентию поздно ночью, постучал в окно. О моем приезде они ничего не знали, волновались, что долго от меня нет писем, и вдруг я сам как снег на голову. Начались слезы радости, поцелуи, объятия. А мать накануне видела сон, что к ней прилетела какая-то птичка и мать держала ее в руках. Пробыл в Демидове несколько дней.
В ночь с 8 на 9 мая стук в окно и радостные крики: «Война кончилась. Победа!» Когда я вышел на улицу в военной форме и с орденами на груди, совсем незнакомые люди меня стали целовать, обнимать, я думал, что задушат. 9 мая я выехал в Ленинград. Из Демидова до Рудни шла грузовая машина, в кузове которой лежал раненый мальчишка на носилках (он подорвался на мине) и человек 10 пассажиров. Сел в кузов и я. Шофер был в стельку пьян. На повороте при выезде из Хотеева шофер не справился с управлением, влетел в канаву, и машина перевернулась на бок. К счастью, все остались живы, только раненый получил еще один перелом, пришлось с ним повозиться. У меня при падении сорвало с ноги сапог. После случившегося шофер быстро протрезвел, и мы благополучно доехали до Рудни, а раненого повезли в Смоленск. До Ленинграда добирался на товарных поездах, на открытых платформах. В итоге прибыл в город 11 мая. Стояла холодная погода, выпал толстый слой снега. Шинели не было, пришлось померзнуть. Когда я вышел с вокзала, меня тут же забрал патруль, за нарушение формы одежды, доставил в комендатуру. Наказаний никаких не было вынесено, а чтобы не забрал меня патруль снова, меня на комендантской машине доставили в Академию. Неприятное впечатление оставило первое знакомство с Ленинградом. Много разрушенных домов, на стенах масса следов от осколков, штукатурка обвалилась, окна забиты фанерой. Транспорт курсировал плохо. Но энтузиазма у людей было много. Люди трудились над восстановлением города.
Что же я увидел и что узнал в первый день пребывания в академии?
· Организуется так называемый учебный сбор – нечто похожее на современные подготовительные отделения. Срок обучения – два месяца.
· На учебный сбор зачисляют после собеседования, которое именовалось мандатной комиссией.
· Вступительные экзамены предстоит сдавать по 12 предметам, в том числе по всем математическим дисциплинам, географии, истории, русскому языку и плюс сочинение. Преподавание на сборах будет вестись по всем этим дисциплинам.
· Абитуриентов набралось уже около 900 человек. Сколько будет принято – не известно.
В числе абитуриентов было несколько человек, которые окончили за войну по 2-3 военных училища, но не были ни одного дня на фронте, было очень много лиц еврейской национальности, которые тоже не были на фронте, работали в тыловых госпиталях. Таких фронтовиков, как я, было всего человек 20–30, а возможно и меньше. Здесь, в стенах академии, у меня впервые возникло неуважение к евреям. За их недобросовестное отношение к судьбам Родины. На передовой я их не видел, или видел за всю войну 2-3 человека. В сануправлении фронта их половина, а в академию приехало и того больше. Затем меня вызвали на собеседование. Вначале поинтересовались, где я воевал, на каких фронтах, кем, за что получил ордена, какую школу закончил. Затем было задано несколько вопросов: предложили решить очень простое уравнение с двумя неизвестными, спросили, какие произведения Некрасова я знаю и что я читал на фронте. Уравнение решил методом подстановки почти в уме, и сказал, что из произведений Некрасова я знаю «Кому на Руси жить хорошо», а на фронте читал газеты и похождения бравого солдата Швейка. Поинтересовались, были ли в полках библиотеки. Я сказал, что в полках были автоматчики, пулеметчики, артиллеристы, что полк – это боевая единица, а библиотек на передовой не было. А для себя сделал вывод: до чего же далеки эти люди от войны. После собеседования мне дали талон в библиотеку для получения учебников и разместили в общежитии на Боткинской 5/7. В комнате было 4 человека. Абитуриентов разбили по группам. И мы все принялись за учебу.
На фронте меня избрали секретарем парторганизации санроты. Когда в академии познакомились с моим личным делом и характеристиками, меня назначили (а не избрали) секретарем парторганизации учебного сбора. Коммунистов на учебном сборе было более 600 чел. И если по-настоящему работать, то мне некогда учиться. Я партработу пустил на самотек. А сам засел за учебники. Занимался день и ночь, на сон отводил максимум 4-5 часов. Вот здесь-то мне и пригодился совет Жени Проявкина – овладеть программой средней школы в полном объеме. Тот материал, который я хорошо усвоил, я легко вспомнил и уверенно шел на экзамены. Те разделы, которые когда-то знал хуже, пришлось учить заново. Наша подготовка на учебном сборе совпала по времени с подготовкой к Параду Победы на Дворцовой площади. Тренировки проводились три раза в неделю, по нескольку часов, а перед парадом ежедневно по 6 часов. Мы потеряли очень много времени, которое можно было использовать на учебу. Парад состоялся на Дворцовой площади 24 июня 1945 г. одновременно с Парадом Победы в Москве. Сейчас можно гордиться – я тоже был участником этого исторического парада.
Кроме подготовки к параду, много времени отнимали разгрузки трофейного имущества, прибывающего в Ленинград в адрес академии: разная аппаратура, медицинское оборудование, медикаменты. Эшелоны с трофейным имуществом прибывали почти ежедневно.
Во время занятий на учебном сборе я заметил, что память стала намного слабее, чем до войны. Стал хуже соображать. На качестве ответов сказывалось мое заикание, хотя оно и выражалось легкой степенью. Видимо, сказалась контузия. На медкомиссии выяснилось: понижение слуха на правое ухо – тоже результат контузии. Война оставила след.
Два месяца учебного сбора пролетели незаметно. Наступила пора сдачи вступительных экзаменов. 12 предметов мы сдавали за шесть дней и только, сочинение писали на седьмой день. Два предмета ежедневно. Я сдал все экзамены с общим баллом 4,26 и был доволен результатом. Многие сдали со средним баллом 5,0.
После сдачи последнего экзамена я пошел в баню. Возвращаясь из бани, почувствовал сильную слабость, пошатывание. Чтобы не упасть, я присел на ступеньки одного подъезда. Наступил обморок, я потерял сознание. Когда очнулся, увидел возле себя массу людей. Китель был мокрый, лицо облито холодной водой. Откуда-то взялся нашатырный спирт. Спасибо людям, помогли. Я пошел в общежитие, на Боткинскую. Иду и думаю: «Все, что я мог из себя выжать – выжал. Дальше от меня ничего не зависит».
Потянулись томительные дни в ожидании решения приемной комиссии. Кто-то из наших ребят подсмотрел какой-то список и доверительно сообщил мне, что я зачислен на 1 курс. Но я этому не верил. Набиралось достаточное количество абитуриентов с баллом выше моего. Нам уже было известно, что набирают 170 чел. Наконец настал день вызова на приемную комиссию. Я зашел третьим. Первым зашел Азболь, вторым Айзиан. У обоих балл был выше 4,5. Оба они зашли в комнату, где комиссия заседала, и тут же выскочили назад. Я спросил: «Что?» Оба только махнули рукой. Вызывают меня. Ноги трясутся больше, чем при виде 12 «тигров» в 100 м. от меня, захожу. Доложил. От волнения заикание усилилось. Предложили мне сесть на стул. За столом сидят десятка полтора генералов и полковников. В центре начальник академии генерал-полковник м/с Л.А. Орбели. Председатель приемной комиссии сказал следующее: «Мы накануне посоветовались и пришли к единому мнению – принять вас на 1 курс. Вы честно прошли войну, имеющиеся проблемы в ваших знаниях вы компенсируете. Поздравляю вас и желаю успеха. Профессор Воячек просит вас подойти к нему». Я поблагодарил их всех и, окрыленный радостью, подошел к профессору Воячеку. Он дал мне свою визитную карточку и назначил встречу с ним в его квартире в 7 часов вечера. В тот же день он начал лечение моего легкого заикания.
Итак, я знал, что принят, но до конца не верил, ждал приказа. А вдруг, что изменилось? А когда зачитали приказ, сомнений уже не было. Я слушатель 1 курса III факультета Военно-медицинской академии, той самой академии, которую закончил мой брат в 1942 г. Моя фамилия в приказе значилась первой. Мечта получить хорошее образование – свершилась.
После приказа о зачислении в академию все принятые получили месячный отпуск, первый отпуск в моей жизни. На фронте отпусков не давали. Я поехал в Демидов. Поезда в сторону Витебска курсировали редко, 1-2 поезда в сутки. Вагоны, как правило, были перегружены. Поезд до Витебска шел 26-30 часов. На промежуточных станциях любым путем (через двери, окна) люди пытались втиснуться в вагон. Все станции были разрушены, на станциях бродили бездомные голодные детишки, потерявшие родителей, нищие и просто воры. Поэтому за вещами надо было смотреть и смотреть. Но у каждого, с кем приходилось говорить, была надежда на скорое лучшее будущее. И оно приближалось. Бурными темпами шло восстановление страны.
В армии расформировывались полки и дивизии, а вся военная техника передавалась народному хозяйству. Карточная система сохранялась только до марта 1947 г. Но карточки отоваривались нормально, и люди не испытывали голода. Мы, военные, получали или паек, или питались в столовой. И то, и др. бесплатно. Я получал паек, т.к. переселился жить на Фонтанку к двоюродной сестре Вере Шипулькиной. Вскоре туда же приехала и мать.
В марте 1947 г. карточки были отменены, в магазинах были всякие продукты по доступным ценам. Ежегодно в марте месяце поступало сообщение о новом очередном снижении цен на продукты и промышленные товары. Одновременно с отменой карточной системы была проведена денежная реформа. Проведена она была очень разумно. Люди, честно заработавшие деньги, от реформы не пострадали, и наоборот, нажившие нечестным трудом, пострадали крепко. За период войны и в первые послевоенные годы рубль подвергся инфляции, но по сравнению с настоящей инфляцией в мизерных пределах. После денежной реформы рубль приобрел солидный вес.
После первого отпуска, проведенного в Демидове, я возвратился в Ленинград и приступил к занятиям. Учебный год у нас каждый год начинался 1 октября.