Наталья АСМОЛОВА
ЭССЕ "Книга в моей жизни"
Сейчас мне 44 года. С самого детства я обожала читать книги, в первую очередь, конечно, сказки. Когда я открывала книжку, я забывала все, кто я, где я, сколько прошло времени. Я полностью погружалась в мир сказок. Мою любимую сказку "Аленький цветочек" я прочитала наверное раз десять.
Скучные домашние дела и события меня совершенно не увлекали. Все самое интересное происходило в книгах. Сказки я читала примерно до 12 лет. Потом в школе появился мой любимый предмет - литература. Спасибо нашему преподавателю Татьяне Павловне. С ней было очень интересно читать и обсуждать новые книги. Все, что входило в программу по литературе, я читала заранее, и если мне нравился автор, я искала другие его книги.
Большое спасибо моим родителям. У нас дома всегда было множество книг, в то время это были в основном классики - Пушкин, Лермонтов, Чехов, Лев Толстой, Достоевский и другие. Кроме того, родители выписывали толстые литературные журналы, в которые я тоже иногда заглядывала. Помню, в 7-ом классе я фанатично увлеклась Достоевским и прочитала подряд 6 томов его произведений. Больше всего мне запомнились две его книги - "Игрок" и "Идиот". Такой накал страстей мне, тогда подростку, трудно было переварить и осмыслить. Но они настолько захватывали, что я не могла оторваться от книги часами.
Конечно, такое чтение было не полезно для моего здоровья. Я испортила себе зрение и с третьего класса носила очки. Осанка тоже оставляла желать лучшего. Чтобы исправить этот перекос в моих увлечениях, родители постоянно записывали меня в различные спортивные секции. Куда я только не ходила - на художественную гимнастику, плавание, в лыжную секцию. Но всегда находила время на книги.
Из-за моего пристрастия к книгам мои ровесники были мне не очень интересны. Среди них не было таких сильных, ярких личностей, о которых я читала в книгах. Поэтому у меня было только две подруги из моего класса. С остальными одноклассниками я почти не общалась. Думаю, мое увлечение повлияло на мой характер. Я всегда была тихой, скромной и замкнутой девочкой, получившей в основном книжное воспитание. Я совершенно не знала жизни, была очень наивной и доверчивой. Училась я хорошо и после школы поступила в Политехнический институт из сугубо практических соображений. Так как я носила очки и никогда особенно не интересовалась своей внешностью, то считала себя несимпатичной, если не сказать больше. Хотя моя душа рвалась на филологический факультет в педагогическом институте, я решила поступать только в Политехнический.
В Политехническом институте учатся, в основном, парни, и у меня будет хотя бы маленький шанс найти себе друга, а может быть и выйти замуж. В Педагогическом институте такой перспективы у меня, соответственно, не было.
Итак, я наступила на горло собственной песне, но редко об этом жалела. В Политехническом действительно было очень много парней и они с удовольствием со мной общались. Впервые я почувствовала себя окруженной мужским вниманием. Во-первых, это просто очень приятно, во-вторых, сильно повышает самооценку, что тоже немаловажно.
Кроме того, от родителей мне передалась романтическая тяга к приключениям, т.к. они в молодости были заядлыми туристами. На 1-ом же курсе я пришла в секцию скалолазания и получила приключений больше, чем могла себе представить. В этот период мне было уже не до книг. Моя жизнь била ключом, вокруг была масса интересных, удивительных людей с необычным жизненным опытом. Я благодарна судьбе, за то, что именно около Красноярска находится мое любимое место - Заповедник "Столбы". Здесь я впервые познакомилась с людьми, для которых главным в жизни было чувство свободы. Именно на Столбах собирались и собираются все любители свободы, риска, приключений и острых ощущений. Здесь я чувствовала себя другим человеком, свободным и счастливым.
На Столбах я познакомилась со своим будущим мужем Андреем. Мы прожили вместе пять лет, но брак оказался неудачным, и мы расстались. Хотя развод был по моей инициативе, я переживала его очень болезненно. Рушились все мои внутренние установки относительно семьи и отношений внутри нее. Я не могла понять, почему не сложился наш брак, ведь я прилагала столько усилий, я так старалась, чтобы все было хорошо. И все оказалось напрасно.
В этот момент мне попала в руки первая книга Карлоса Кастанеды "Учение Дона Хуана. Отдельная реальность". Я с жадностью прочитала ее и стала искать следующую. В тот момент эти книги впервые стали издаваться в нашей стране и я покупала каждую новую книгу, как только видела ее в магазине. Эти книги дали мне очень много - силу и поддержку в трудные минуты. Читая о трудном пути становления молодого мага я понимала, что если ты хочешь узнать и понять что-то новое, нужно не только упорство, но и мужество, чтобы принять это новое в свою жизнь. Именно мужеству научили меня эти замечательные книги. Кроме того, они пробудили у меня интерес к эзотерике.
Следующий автор, который дал мне новые чудесные знания о мире и о строении Вселенной, был Лобсанг Рампа. Я прочитала все его книги до единой и мое представление о мире перевернулось. Причем, когда я читала его книги, то испытывала такую радость и восторг, как будто погружалась в новый прекрасный и удивительный мир. Самое важное мое приобретение - это теория о перевоплощении душ. Наконец-то я увидела, в чем состоит смысл моей жизни. Не просто родиться, прожить жизнь, как сможешь или как получится, а получить определенный опыт, знания, чтобы продолжить обучение в следующей жизни.
Нам дают те ситуации и переживания, в которых мы должны научиться определенным вещам, понять что-то про себя и других. По этому поводу у меня даже родились такие стихи:
Бушевали здесь бури печали.
Бушевали здесь радости бури.
А сейчас ничего не осталось,
И в душе тишина и покой.
Нет ни зла, ни добра, только опыт.
Опыт жизни возьму я с собой.
Я была счастлива узнать, что смерть - это не конец всему, а только переход в другое состояние. Сама эта мысль часто поддерживает меня.
В 24 года я заболела сахарным диабетом. Когда это случилось, я упорно пыталась понять, почему и зачем это произошло со мной. Сейчас, когда прошло 20 лет, я могу ответить на некоторые вопросы. Например, зачем - затем, чтобы я научилась ценить каждую минуту своей жизни, ведь она может оказаться последней (диабетики часто внезапно умирают из-за резких скачков сахара в крови). Затем, чтобы я радовалась каждой снежинке, каждому солнечному лучику, каждому облаку - всем этим прекрасным дарам Природы. Затем, чтобы общаясь с людьми, я находила в них хорошие, ценные, удивительные качества и пыталась выработать их у себя.
Когда мне было 30 лет, я случайно увидела на заборе объявление об открытии секции «цигун». Это незнакомое волшебное слово буквально заворожило меня. Еще не зная толком, что это такое, я вдруг почувствовала, что должна обязательно пойти туда, что это для меня очень важно. И я не ошиблась. Занятия цигуном позволили мне избавиться от зажатых мышц, от внутренних блоков, как физических, так и психологических, и я впервые в жизни испытала упоительное чувство внутренней свободы. Если на Столбах ощущение свободы было внешним, то здесь, на занятиях цигуном, я чувствовала себя бабочкой, порхающей над ручьем; оленем, несущемся по цветущему лугу; и, наконец, орлом, парящем на больших сильных крыльях над огромными пространствами.
Это новое ощущение не давало мне покоя, оно требовало выхода, каких-то действий, и, кроме того, я не понимала, что мне делать с этим чувством и как жить дальше. В этот момент мне в руки попала первая книга Владимира Жикаренцева "Путь к свободе. Взгляд в себя". Из этой книги и многих последующих книг Жикаренцева я узнала, что внутри меня существует множество ограничений и запретов. Эти ограничения диктуют мне мои слова и поступки часто вразрез с моими истинными желаниями и намерениями. Порой я поражалась сама себе - почему я думаю одно, говорю другое, а делаю третье, и потом расстраиваюсь из-за последствий моих действий. Жикаренцев помог мне четко осознать мои ограничения и показал, как можно избавиться от них. Например, одним из моих ограничений было следующее - я зарабатываю деньги только тяжелым, неприятным или рутинным трудом. Ответ для снятия данного ограничения - деньги текут ко мне сами легко и свободно! Вначале я восприняла эту мысль в штыки, но постепенно прониклась ею и смогла принять ее. Это значительно облегчило мою жизнь. То же самое происходит во всех областях человеческой жизни - в семье, на работе, в отношениях людей.
Жикаренцев научил меня следующему:
- во-первых, это возможно - жить без внутренних запретов и ограничений;
- во-вторых, это прекрасно - чувствовать себя свободной и получать удовольствие от каждого импульса души и тела;
- в-третьих, можно чувствовать себя счастливой независимо от внешних обстоятельств.
Подводя итоги, могу сказать, что книги - это мои главные друзья, мои учителя и мои помощники, и я им за это очень благодарна.
 |
Одиночество вдвоём
Пустая жизнь, пустынный дом,
И слезы градом и дождем,
И одиночество вдвоем,
И одиночество вдвоем.
Мы вместе спим и вместе пьем,
Но, одиночество вдвоем.
Судьбы коварный завиток …
Отпить мне хочется глоток
Вина любви, вина страстей –
Давно не помню этих дней.
Но были, были и они –
Златые, солнечные дни!
Сейчас не вспомню, почему
Я променяла на суму
Пустынной жизни тот мираж,
Где свет любви искрился наш.
Зачем ушла я от тебя,
Любовь моя, себя губя?
О, дайте сил перешагнуть
Через постылый этот путь!
Увидеть свет среди ночей,
С любовью встретиться своей.
Но нет ее. Она ушла.
Как будто сбросила крыла.
И душит, душит день за днем,
О, одиночество вдвоем!
И грусть развеется
И грусть развеется, как дым от сигарет.
Ты знаешь, здесь незаменимых нет.
Любовь уходит незаметно, как в песок.
И затихает ее нежный голосок.
Зачем же в памяти хранишь ты эти дни?
Темнеет небо, зажигаются огни.
На фоне красном почернели дерева,
И жизни старой закрывается глава.
Под кайфом
Шла ты под небольшим кайфом
По московским бредовым улицам.
А я не знал, как тебе покаяться,
Что с тобой уже не рифмуюсь я.
Наши рифмы ушли в прошлое.
Навсегда ушли, и волнуюсь я,
Рассказать тебе как, хорошая,
Что с тобой уже не рифмуюсь я.
Мы с тобой уже не романтики,
Не бродяги без груза пошлого.
Ты ушла в сторону семантики,
А я так любил тебя, моя хорошая.
Я любил тебя, легкую, как бабочка,
С крыльями почти прозрачными.
Отчего же теперь, радость моя,
Смотришь всегда так мрачно ты?
Разлюбила меня, или мир такой?
Развела нас судьба в стороны.
И идешь ты под легким кайфом,
А над головою кружат вороны.
Танец
Ты сидела на циновке и играла на ситаре.
Где-то глухо били бонги, маленькие барабаны,
И пылали цикламены.
Он вбежал, благоуханный,
Одурманивая ноздри,
Весь сверкая черной кожей.
Начал танец, извиваясь,
Как питон ползет по древу.
В этом танце, словно пламя,
Зажигал он твою душу.
Ты играла на ситаре,
Но покой твой был нарушен.
Засверкали твои очи,
Запылали цикламены.
И, не в силах удержаться,
Ты гортанно закричала.
Разрывая ожерелье,
Бросила ты камни на пол.
С треском лопнула рубашка
Под кровавыми ногтями.
Он плясал, а ты, как фея,
Плавно начала кружиться,
Зажигаясь этой страстью,
Отдаваясь звукам танца!
Тише, тише били бонги.
Вы друг к другу приближались
И, охваченные страстью,
Рвали кожу друг на друге,
Сладкой кровью упиваясь.
Этот танец до рассвета
Продолжался. Обессилев,
Вы упали рядом на пол,
Помраченные рассудком
И заснули. Только змеи,
Окружая вас шипеньем,
Раздували капюшоны,
К вам не смея прикасаться.
Роза
Зачем, о Роза, твой цветок
Так густо населен шипами.
И шелковистый лепесток,
Играя тонкими тенями,
Так манит руку протянуть
И прикоснуться с лаской нежной.
Бутонов драгоценный свет
Волнует краской безмятежной.
Ты так красива, так нежна.
Тобой любуясь осторожно,
Шипов избегнуть невозможно.
И ты цветешь, всегда одна.
 |
Лейла ДЖАФАРОВА
ПРОЛОГ (из романа «Сквозь тернии»)
Ну вот и тишина. Наконец-то все угомонились, да еще пораньше, что редкость в нашем доме. Конечно, это прекрасно и очень трогательно, когда по дому бегает малыш, то звонко смеется, то что-то мурлычет себе под нос, а когда он входит в возраст от двух лет, это вообще самая веселая и забавная пора. Интересно наблюдать, как он с важным видом пытается подражать взрослым, рассуждает и выносит такие умозаключения из своей маленькой, но далеко не глупой головки, что ну хоть стой, хоть падай, рассмешит не хуже самого профессионального клоуна.
Да, маленький человечек в доме, это действительно чудесно, но, сколько радости приносит он, столько же и усталости. Конечно, больше всего устает мать, но и другим членам семьи достается, особенно если речь идет о таких детях, как мой внучок Ванечка. Нескончаемый моторчик, всем нам задает жару. К концу дня звездочки перед глазами летают и в ушах звенит. Так что такой вечер как сегодняшний вдвойне приятен. Ничто не нарушает тишины кроме слабого тиканья часов.
Время еще только четверть девятого. Редко удается угомонить нашего маленького сорванца в столь ранний для него час, потому как в это время он еще полон сил и энергии. Ох, и достается же он моей дочери. Нам с ней частенько приходится после укладывания Ванечки выходить, как говорится, в ночную смену – доделывать дела, которые не успели сделать днем. К примеру, я в десять вечера начинаю варить суп, чтобы было что поесть на завтра, потому что день прошел в каких-то других делах и заботах. А Лейла идет стирать вещи сынишки. Поэтому нередко ложимся спать мы за полночь. А потом еще и не спится порой от груза нависших проблем, беспокойств, переутомления. Иногда моя дочь, укладывая сына, сама засыпает рядышком с ним. В такие моменты я не тревожу ее сон, пускай выспится. Вот и сейчас они сладко спят прижавшись друг к другу. Как приятно созерцать эту сцену.
Можно было бы еще что-то поделать. Ваньке надо к началу лета сшить несколько красивых вещичек. Экономить семейный бюджет так тяжело, а нужно. Да и приятно самой что-нибудь смастерить внучонку. И Лейле нравится, а Ванька-то как перед зеркалом крутится, любуется, аж сердце тает от нежности. Только вот беда, днем при нем шить просто невозможно, запутает все нитки мне, и сам запутается, и мы будем как в паутине. Все выкройки перевернет, да еще и каляку-маляку на них нарисует. Такое выдумает, что взрослый даже не сообразит. Так что один выход, кусочки ночи захватывать.
Да, надо бы что-то поделать. Но, в конце концов, может женщина хоть иногда просто ничего не делать, просто посидеть у окна, помечтать, или окунуться в воспоминания о былом. На работе работа, дома работа. Круговорот нескончаемых дел. Ох, долюшка женская…
А за окном-то красота какая…Вот она, настоящая сибирская зима…
Деревья оделись в белые шубы. Тихонько сыпет снег, все вокруг серебрится и сверкает. Так хотелось бы пробежаться по этому пушистому белому ковру, налепить снеговиков и обсыпаться только что выпавшим снегом, как когда-то в детстве. Как давно это было…А кажется только вчера. Нет, все было давно, очень, очень, очень давно. Я закрываю глаза. Нет, я не засыпаю, я отправляюсь в прошлое далекое, далекое…
ГЛАВА I
Ботова Анастасия Кузьмовна, бабушка моя по отцовской линии, родилась и выросла в помещичьей семье, в Курганской области Предуралья, в селе Чумляк. Семья имела усадьбу, жила в большом красивом двухэтажном доме. Занимали они по большей части второй этаж, на первом располагались комнаты батраков, служивших у них в работниках.
Настенька получила домашнее образование, как было принято в те времена в богатых семьях, воспитание «благородной девицы». Училась она манерам господским, мастерству шитья, вышивания, рукодельничала, ткала лен.
Замуж Анастасию выдали рано, в восемнадцать лет, за Ершова Петра Михайловича, деда моего. Они были одного возраста, с одного года и рождены в один день – 31 декабря 1889 года. К сожалению подробностей их семейной жизни я так и не узнала.
Вскоре после венчания Петра забрали в армию в 1907 году. Служили в ту пору 15 лет – весомый срок в жизни человеческой. Жить приходилось то в одном, то в другом гарнизоне. Настасья, как верная и любящая жена, всюду следовала за мужем. Время от времени ездила в имение. Нелегка была такая походная жизнь. Постоянно на чемоданах, быть готовым, что в любой момент могут призвать на другое место службы. Тяжело было и от того, что у Насти рождалось четверо детей, но каждый умирал во младенчестве от родничка. Только после лечения и милостью судьбы у них в 1913 году родился единственный выживший ребенок, мой отец. Иваном нарекли его. До четырех лет Ваня рос в гарнизонах. Он рассказывать будет потом из своих воспоминаний, как его солдаты под мышкой носили.
Петр дослужился до офицера царской армии. Он был при погонах с кистями и руководил солдатами. Но тяжелая то была пора. В народе шли волнения, нарастало недовольство царизмом. Стали образовываться подпольные организации, партии большевиков, меньшевиков, эсеров, кадетов. Они пытались донести до народных масс свои идеи, обстановка в стране накалялась.
Петр начал работу на два фронта. Будучи офицером, срок службы еще не подошел к концу, он вошел в подпольную партию большевиков, разделил их взгляды и стал пропагандировать их идеи. Он имел красные корочки большевика. В период службы Петя занимался религиозной деятельностью. Проповедовал христианство, преподавал людям Библию на сходах. Войдя в партию большевиков, он стал использовать сходы как прикрытие, не только рассказывал Библию на них, но и вел политическую деятельность.
Но вот наступил 1917 год – началась революция. Царя Николая II свергли, заставили отречься от престола, армию царскую распустили.
Петр Михайлович с женой и четырехлетним сыном вернулись домой в имение. Проживут они в нем лишь десять лет. Ваня закончит в Чумляке школу семилетку в 1927 году. Потом мой отец будет вспоминать ту пору как самую лучшую. Петя и Настя наслаждались семейным счастьем и домашним очагом. А ребенку чего еще желать, когда рядом любящие и заботливые родители.
Тем временем в стране обстановка становилась не лучше, как ожидалось после свержения монархии, а еще хуже. Партия большевиков, будучи подпольной, начинала свою жизнь как социалистическая рабочая партия. Она говорила народу: «Все фабрики и земли отдам рабочим и крестьянам в их руки». Ее лозунгом были слова: мир народам, хлеб голодным! Конечно, народ принял эти обещания с верой и надеждой. Поэтому и Петр пошел в ряды большевиков. Он желал лучшего для народа, для своей родины.
Добившись поддержки большинства, большевики в 1918 году обрели полное единовластие. С этого момента и в дальнейшей деятельности изначальная природа этой партии исказилась до неузнаваемости. Не оправдала она ожидания людские, не выполнила свои обещания. Советская власть, в итоге, оказалась удаленной от тех масс, которые ее создавали.
Большивистское руководство считала необходимым удержать власть любой ценой, а кто против, того в тюрьмы и концлагеря. Пошел разгул террора. Такая политика стала одной из причин начала Гражданской войны, которая привела страну к полной хозяйственной разрухе.
В начале 1920-х годов партия признала, что ее попытка рывком перейти к коммунизму потерпела крах. «Жизнь показала нашу ошибку»,- высказался Владимир Ильич Ленин. Может дальше все складывалось бы как-то иначе, если б в 1924 году Ленин не умер. В ходе начавшейся внутрипартийной борьбы пробился в новые лидеры Иосиф Виссарионович Сталин.
Его политика была пропитана духом классовой борьбы. К концу 1927 года было репрессировано около 4 тысяч партийцев оппозиционных групп и течений. Цель была одна: уничтожить классового врага. Широкое распространение получило доносительство. В 30-е годы 80% репрессированных погибнут по доносам соседей и коллег по службе. Причина – подставить другого, чтобы свою шкуру. Как классовый враг рассматривалось и кулачество. Кулак как свободный товаропроизводитель, не вписывался в рамки новой политики. В своем хозяйстве он использовал наемную рабочую силу, иначе говоря, был эксплуататором, а это означало одно – он враг. В 1927 году кулацких хозяйств насчитывалось около 4 процентов. Число же раскулаченных стало до 15 процентов крестьянских хозяйств. В число кулаков и подкулачников попадали и середняки, а нередко и бедняки. Земля, скот, хозяйственные постройки раскулаченных передавались в создаваемые колхозы; продукты питания конфисковывались, а затем раздавались односельчанам или распродавались. Отбирались и денежные накопления.
Раскулаченных заковывали в кандалы и этапом гнали в Сибирь, Северный край, Дальний восток на самые тяжелые работы: лесоразработку, строительство и тому подобные. Очень многие не выдерживали и умирали прямо в дороге, особенно старики и дети, ведь гнали всю семью ссыльных.
Разворачивающиеся события тяжелым бременем легли на душу Петра. Он ходил все более удрученный. С одной стороны, он боялся быть репрессированным. К 1927 году он, как и многие успел усомниться и разочароваться в делах большевиков. Несоответствие целей по преобразованию общества с методами их достижения оттолкнули его от правящей партии.
Петр не терпел насилия. Он был очень «человечным» человеком. Когда на его глазах возникали всевозможные стычки, он кричал людям: «Остановитесь, что же вы творите, одумайтесь. Сегодня одна власть, завтра другая. Сегодня ты его бьешь, завтра он тебя убьет».
В Чумляке знали все, что Петр Михайлович был большевиком, знали его как хорошего, мирного человека. Но в возникшей обстановке люди одичали, не понимая уже за что они борются. Петр боялся, что на него могут донести, оклеветать, а власть не будет разбираться сильно где правда, где ложь, сгребет всех под одну гребенку.
С другой стороны, он боялся быть раскулаченным. Ведь и богатый дом, и наемные работники, все это у него было. Тем более, что раскулачивали даже тех, кто и не был вовсе кулаком. Петр не желал такой участи для своей семьи. Этой пытки они бы не перенесли.
- Петр Михайлович, Петенька, родный мой, недоброе делается, - встретила его однажды встревоженная Настя, - не на месте душа моя, молюсь я за тебя. Что же с людьми творят, с нами что ж сделается.
- Настенька, милая, не кручинься, все хорошо будет, все переживем, - успокоил он жену. – Пойду на двор выйду, вечор такой тихий, полюбуюсь на закат уходящего дня.
С этими словами он вышел, чтобы не продолжать трудный для него разговор. Чтобы Настя не разглядела в его глазах то же беспокойство и тревогу, что поселились в ее душе. У Петра была еще надежда, может что изменится к лучшему, но надежде этой не суждено было сбыться.
- Вы чего, барин, пригорюнились, думу какую думаете? – окликнул Петра батрак, обходивший усадьбу перед сном.
- Ох, Степан, дума губит человека. И наказывал я тебе не звать меня барином.
- Ну, Петр Михалыч, замудрено вы говорите как-то, как ж это губит-то, на что ж нам голова-то тогда, коли думать-то вред такой? Стало быть не надобно думать? Озаботили вы меня.
- Не тужи, Степан, это я так, философствую. Думаю думушку, думаю… Батрак вздохнул:
- Я ж ведь, барин, то ж думаю, только вот не придумывается ничего. Не понять мне, темному человеку, что в жизни теперешней делается. Вот скажите мне, Петр Михалыч, за что наш брат друг на друга кидается как зверь лесной. Все мы дети божьи, всем дано по матушке земле ходить, всех она кормит. При батюшке царе маленькими человечками были, а ныне-то что изменилось, что сделала для нас власть Советская, как мошку лесную давят ни в чем не повинных людей. Когда ж добро на земле будет, барин?
-Эх, Степан, Степан, - похлопал Петр того по плечу. – Если б я знал, если б… - и его взгляд стал удаляться далеко, далеко.
- Ох, барин, - пробурчал Степан, - неспокой на душе у всех нас. Господь милостивый, спаси и сохрани. – с этими словами он перекрестился и двинулся дальше делать обход усадьбы.
Он ушел, а Петр Михайлович еще долго сидел погруженный в свои размышления. Те думы привели только к одному неизбежному пути. Чтобы не быть схваченным и закованным в кандалы, мой дед с группой товарищей сам бежал в Сибирь в 1927 году. Жену с сыном вывезли чуть позднее друзья Петра.
- Настасья Кузьмовна, пора. – Окликнул подъехавший на тройке гнедых ямщик. – Скоро светать начнет, глаза людские проснутся, поторопиться надо бы.
- Иду, иду, - Михаил Егорыч, - Нелегкое ведь дело дом родной покидать.
Настя собрала два сундука в дорогу с самой необходимой одеждой. Подойдя к двери, она приостановилась, собираясь с духом. Жена всеми уважаемого, достойно отслужившего офицера должна была теперь стать беглянкой. Какой волей судьбы, каким роком…
- Прощай, отчий дом, свидимся ли еще на этом свете. – Она знала, на этот вопрос ей никто не даст ответа.
В одну руку Настя взяла самую важную для нее из всех ценных вещей в доме, швейную машинку. Все было не увезти. А за другую руку рядом пошел сын.
Так они сели в экипаж. Дом остался стоять и все также величественно возвышаться над всеми близстоящими домиками. Он, конечно, не чаял, что хозяева больше никогда не ступят даже на его порог; в нем не зазвучат больше их голоса.
Настя долго оглядывалась.
- Господи, как тяжело. Я же выросла здесь, здесь вся моя жизнь. – мысленно шептала она.
- Маменька, не плачьте, - ласково смахнул слезу с ее щеки Ваня.
- Ох, сыночек, мысли далеко унесли меня, я даже не заметила что плачу.
Мать и сын обнялись и ехали так прижавшись, словно черпали друг у друга силы и от этого им становилось легче. Оставаться в имении было никак нельзя. Дорога к спасению была лишь одна – бежать.
ГЛАВА II
Ну вот тройка гнедых замедлила шаг и остановилась. Настя с Ваней выбрались из экипажа после долгой и утомительной дороги. Ехали до станции, потом поездом до Минусинска. А оттуда снова в упряжке лошадей до деревни Кривошеино, что под Минусинском, до своего нового дома.
Огляделись. Вокруг маленькие, где ветхие, где получше домики. И воздух, опьяняющий. Стоял конец апреля. Лучшее время для пробуждения природы, а может быть и для начала новой жизни. Ведь для семьи Анастасии и Петра действительно начиналась новая жизнь, как с чистого листа. И в душе каждый из них верил, надеялся, и, наверное, даже молился, чтобы эта жизнь получилась спокойной, мирной и счастливой.
Петру сообщили, что семья прибыла. И он тот час же отправился к ним навстречу.
- Милые мои, родные, ну наконец-то. Я уж истосковался и молился чтоб вы благополучно добрались. Посмотрите, какие поля здесь. А вон там, вдали лес, тайга, настоящая сибирская! А воздух, наичистейший. Вам понравится здесь, родные мои. Вы влюбитесь в это место, как влюбился я. Все у нас будет хорошо!
Петр был одухотворен. Тень печали и уныния, которая залегла в глубине его глаз, казалось, растворилась как дымка.
- Настенька, мы будем жить как настоящие крестьяне. С такими полями грех пропадать. Будем пахать, засеивать рожь, пшеницу. Купим мельницу, будем перемалывать зерна в муку. А дальше мука в твоих волшебных умелых ручках превратится в наивкуснейшую выпечку!
Настя с улыбкой слушала вдохновленные планы мужа. В сердце ее наконец-то вернулся покой.
Петр закупал необходимое оборудование, чтобы пахать землю, разузнавал у соседей пахарей как и что делать. Ведь ему нужно было начинать с азов, а это всегда трудно. Целыми днями он был весь в делах. Его захватила новая жизнь. Он желал лучшего для своей семьи, чтобы жена и сын ни в чем не нуждались. А для этого, он знал, нужно очень много работать. Работать прежде всего руками. Крестьянский труд не из легких.
Но жизнь распорядилась по-своему. Петр ничего не успел сделать для своей семьи. У него заболело горло, началась горловая чахотка, необходимо было удалить миндалины. С этой целью он поехал в Красноярск. Но состояние его на тот момент было уже таким, что, осмотрев его, врачи вынесли безысходный суровый приговор – ничего нельзя сделать. И отказались оперировать. Так Петр вернулся назад домой и вскоре умер в сентябре 1931 года.
Конечно, если б он обратился к врачам раньше, не затянул, все могло бы сложиться иначе. Но нездоровиться Петру стало как раз, когда нужно было собирать урожай, убирать пшеницу с поля. Он думал в первую очередь о семье, впереди холода, заморозки, урожай померзнет, пропадет, если вовремя не убрать. А свое здоровье Петр Михайлович запустил, не думая, что последствия могут оказаться такими роковыми.
Мир обрушился на Анастасию в один миг со всей своей жестокостью. Земля ушла из под ног. Сломались и сгорели в беспощадном огненном пламени все надежды и все мечты. Но нужно было жить дальше. И она жила.
Иван, уже после смерти отца, окончил школу Фабрично-заводского ученичества, ФЗУ, на плотника и пошел работать по специальности. А Анастасия Кузьмовна взяла в руки самую ценную вещь, которую вывезла с собой из родного имения, швейную машинку, и занялась портновским делом. Не один год она обшивала, можно сказать, всех жителей деревни. Очень хорошо у нее выходили мужские сорочки и модные по тому времени женские наряды.
Так зарабатывали понемногу, на жизнь хватало. Хозяйство Настя вести умела отменно. И домашнее образование помогало, ведь умные родители растили из нее не просто изнеженную барышню белоручку. И гарнизонная закалка, полученная в годы службы мужа, пригодилась.
Так продолжалось несколько лет, и длилось бы дальше. Но за Настей стал ухаживать один сосед по деревне.
- Глаша, ну чего ты как березка на ветру качаешься, - ворчала Настя, прикалывая заклепки к подолу нового платья девушки, - постой смирно хоть чуток.
- Настасья Кузьмовна, а кода готова будет моя обнова? – любовалась Глаша на свое отражение в зеркале, - какая вы все таки умелица у нас! Вот мой Пашка со стула свалится, как глянет на меня, глаз не отведет. Ох, и ревновать будет! – девушка сделала лукавый взгляд и хихикнула.
- Смирно, Глаша, смирно, - сердито пробурчала Настя, прицеливаясь к подолу с очередной булавкой, - осталось подол подровнять и подрубить. А будешь крутиться, кривой выйдет, и Пашка твой подметит.
Девушка спохватилась от такого замечания и застыла как часовой на посту.
- Вот, другое дело, - улыбнулась Настасья.
Но уже через минуту девушка резко дернулась.
- Ай, Глаша, я из-за тебя укололась
- Ох, простите, Настенька Кузьмовна, там, там гляньте, вон, - она указала в окошко.
Настя поднялась с коленок и посмотрела сквозь занавеску. Подняв щеколду на калитке, к крыльцу дома зашагал мужчина.
- Так это ж Семен Данилович, - повернулась она к девушке, - наверно новую рубаху заказать хочет.
- Да, да, - лукаво улыбнулась Глаша, - а пошто цветочки с собой прихватил? Пошто вырядился как на свадьбу?
- Ну чего ты заладила пошто, да пошто, - всплеснула руками Настя с деланной сердитостью, - я-то почем знаю?
- А я знаю, - хихикнула Глаша, - он к вам в женихи набивается. Губа не дура, углядел какая вы мастерица, и стряпаете, и шьете, и дом в чистоте держите, ухватиться надумал.
Тут в дверь постучали.
- Ну что, Глаша, не дает дослушать твою мудреную речь наш жених, отворять надо гостю, - улыбнулась Анастасия.
- Семен Данилыч, день добрый. – Впустила его Настя. – С чем пожаловали?
- Настасья Кузьмовна, какая вы нынче нарядная, - пробубнил тот, едва переступив порог.
- А кажись, Семен Данилыч, эт вы нарядней нас всех, - прыснула со смеху Глаша.
Тот вздрогнул от постороннего голоса, не заметив сразу девушку.
- Ох, простите, не подумал, что у вас гости, помешал, наверно в другое времечко зайти надо.
- Да мы уж почти закончили, Семен Данилыч, но вывести вас на веранду на чуток все же придется, - Настя закрыла за ним дверь. Не успела она отойти, как гость снова постучал. Анастасия недоуменно посмотрела на Глашу.
- Наверно вспомнил, что цветочки не отдал, - хихикнула та.
Настя отперла и вопросительно уставилась на деревенского соседа.
- Бога ради, Настенька Кузьмовна, не гневайтесь, вот, - и он всучил ей в руку свой букетик, - это вам, - а сам продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.
- Благодарствую, Семен Данилыч, но вы все же переждите на веранде, дайте барышне привести себя в порядок, - она мотнула головой в сторону Глаши.
- Ох, да, да, конечно.
Настя закрыла перед его носом дверь. И теперь уже не удержавшись вместе с девушкой прыснула со смеху.
Жители за годы соседства с Анастасией Кузьмовной разглядели, что хоть и живет она вроде как и они сами, но не из простых Настенька. Была в ней некая стать, манеры не те, что у бабы рязанской, некая утонченность. Она не вела себя надменно и высокомерно, не принижала других, но природу, какая она заложена в человеке, никуда не денешь. Аристократ по происхождению и по воспитанию всегда и везде останется аристократом. Поэтому Настя была выше простого люда, по-другому она не могла себя ощущать. Деревенские жители видели это и чувствовали, оттого не слишком просто было им общаться с ней, а многие и вовсе считали Настенькин характер тяжелым. Но, несмотря на это любили ее и уважали. Обращались к ней всегда только по имени и отчеству.
Не мудрено, что и ухажер нашелся. Только недоброе в душе его таилось. Не видела Настя подлости людской к себе, не сталкивалась с корыстными людьми, не знала лжи и обмана. Приняла она его льстивые речи за чистую монету. Открыла для него двери дома своего.
Жители деревни увидели в Насте не только утонченную природу. Они поняли, что семья Петра Михайловича Ершова не из бедных. Быстро начали на ноги подниматься по приезду в деревню, обживаться, стало быть денежки у них водились не малые.
Промыслил это и Семен Данилович. Настя, да еще и с сыном чужим ему была не нужна, у него своих ртов хватало, которых кормить надо было, зато денежки ее манили. И он, как сказали бы в наше нынешнее время, разработал план по захвату ее состояния. Что сделаешь, мошенники видно живут со дня зарождения жизни на земле.
ГЛАВА III
Став новым мужем Насти, Семен Данилович заявил, что не хочет оставаться жить в Кривошеино. Он перевез ее и Ивана в Красноярск. Шел 1936 год.
Они купили участок земли в Покровке, десять соток, корову. Все, конечно, на Настины деньги. На участке вместо того, чтобы начинать строить домик, Семен вырыл яму – землянку. Зачем ему было себя утруждать поиском досок, строительством и лишней тратой денег на жилье, в котором он жить не собирался. А для жены и ее сына земляной домик или, иначе говоря, нора в земле, вполне подойдет подумал он, сами потом себе что-нибудь состряпают.
Так пожили они совсем немножко. А дальше все происходило очень быстро. Семен половину их земельного участка продал как хозяин и глава семьи, продал и корову, забрал все деньги, что были в доме и отправился обратно в Кривошеино, якобы в гости к родным. Как он объяснил Анастасии почему берет с собой все деньги, ее деньги, я не знаю, бабушка в эту тему не углублялась. Назад в Красноярск он, конечно, уже никогда не вернулся.
Насте через некоторое время после отъезда мужа пришла из Кривошеино его похоронка, как будто он там умер. Но она до последнего дня своей жизни не верила в ее правдивость. Она просто п