Замок — символ подавляющей человека, разросшейся до гигантских размеров чиновничьей машины. Разветвленная сеть замковых канцелярий опутала Деревню. Жители Деревни подавлены, угрюмы, они боятся друг друга, с опаской смотрят на пришельцев. «Нам гостей не надо»,— говорят здесь вновь прибывшему и стараются не иметь с ним дела. Все живут в страхе перед Замком и его обитателями. А там день и ночь кипит бумажная работа: учиняются расследования, составляются протоколы, фабрикуются циркуляры, ведется бесконечная переписка.
В романе есть примечательный эпизод. Дочь сапожника Ольга рассказывает о несчастье, свалившемся на ее семью. Сестра Ольги, Амалия, приглянулась одному из чиновников, Сортини,— лицу весьма важному. И вот его курьер принес письмо, составленное в непристойных выражениях, с требованием к Амалии немедленно явиться в деревенскую гостиницу. Возмущенная девушка тут же порвала письмо на мелкие клочки и бросила их, о ужас, в лицо посыльному — персоне официальной, на-ходящейся при исполнении служебных обязанностей. Для Амалии и ее близких это стало началом конца. Вокруг семьи образовался вакуум — все отшатнулись от нее.
Отец Амалии — процветавший ремесленник — остался без заказов, подмастерье покинул его, даже пожарная команда, образцовым членом которой он являлся, исключила беднягу из своих рядов. Несчастный в отчаянии обивает пороги приемных, дает взятки, молит о прощении. Однако перед ним стена; его не хотят слушать и выпроваживают вон с непонимающим видом.
Если верить чиновникам Замка, семейство Ольги само себе враг: никто его не собирался наказывать. Но в том-то все дело, что в обстановке произвола простой человек терроризирован атмосферой всеобщего подавления, дрожит, даже непосредственно не сталкиваясь с насилием. Замку не нужно ничего специально предпринимать: созданная им система срабатывает безукоризненно.
Сильнее всего действие этой системы сказалось в сознании самих пострадавших. Окружающие, первоначально в страхе отшатнувшиеся от семьи Ольги, в дальнейшем были готовы пойти навстречу. «И если бы мы,— рассказывает Ольга,— снова вышли на свет, оставили прошлое в покое, показали всем нашим видом, что мы замяли это дело, не важно, каким именно способом, и убедили бы общественное мнение, что обо всей этой истории, в чем бы она ни заключалась, больше никогда не будет и речи, тогда все могло бы уладиться, люди поспешили бы навстречу с прежней готовностью,и даже, если бы та история и не была окончательно забыта, люди поняли бы и это, помогли бы нам ее забыть. А вместо этого мы все сидели дома. Не знаю, чего мы дожидались». Самое опасное — это растление сознания, уничтожение человеческого «я», превращение личности в обезличенную козявку, процесс столь выразительно описанный Кафкой в истории, которая произошла с Грегором Замзой («Превращение»).
Растление не избирательно, оно охватывает буквально все сферы жизни, проникая даже в самое сокровенное — в отношения между полами. Надо сказать, что в мире, нарисованном фантазией Кафки, женщине отведено большое место. Кафкианский чиновник не бесчувственный механизм, это существо из плоти и крови, любви, правда, не ведающее, но обуреваемое похотью, которая мешает ему спокойно сидеть за письменным столом. Только так можно объяснить поведение Сортини, потребовавшего Амалию к себе в гостиницу. О всемогущем Кламме говорится, что он командир над женщинами, он зовет к себе то одну, то другую и ни одну не терпит долго. Женщина — раба (при желании стать госпожой она должна перестать быть женщиной, это мы увидим далее), она не способна к борьбе.
Пытается поднять бунт буфетчица Фрида, очередная любовница «командира над женщинами» — Кламма. Едва познакомившись с землемером К., она отдается ему на пороге комнаты своего могущественного любовника, и когда Кламм зовет ее, она стучит кулаком в его дверь и кричит, что она «с землемером». Но Фрида не может перестроить свои мысли и чувства. Она всюду по-прежнему видит Кламма и чувствует свою зависимость от него. Она не в состоянии понять К., его борьбу с Замком, ее цель — создать «очаг», в лучшем случае — куда-либо уехать. Убогими выглядят старания Фриды найти успокоение в браке и семье. Жизнь общества вторгается в ее личную жизнь. Как всегда у Кафки, эта метафора реализуется в гротескной ситуации: К. и его будущей жене негде жить, и землемер вынужден взять на себя обязанности школьного сторожа с правом использовать классное помещение для жилья после окончания занятий. Сцена утреннего пробуждения, когда спящих на полу влюбленных подымают пришедшие в школу дети, когда разъяренная учительница линейкой сбрасывает с кафедры остатки ужина,— одна из наиболее остросатирических в романе. В конце концов, уставшая от мытарств, измученная ревностью, Фрида возвращается к прежней жизни.
Если Фриде нужна семья, чтобы оторваться от Кламма, забыть его, то хозяйка постоялого двора Гардена выходит замуж, чтобы помнить о Кламме (она три раза «была у Кламма»). В течение всей супружеской жизни Гардена обсуждает с мужем эти встречи, и брачное свидетельство ей дорого прежде всего тем, что на нем стоит подпись Кламма. Чиновник вызвал Гардену к себе через посыльного (Сортини пытался поступить аналогичным образом с Амалией, здесь так принято), и она хранит как самый дорогой сувенир фотографию — не Кламма, об этом она не мечтает,— а его курьера.
Тема отчужденности одна из доминирующих в романе. Родившись в семье коммерсанта, находясь под властью отца, Франц Кафка не смел посвятить себя литературному труду. Он был вынужден закончить юридический факультет и служить чиновником в страховом агентстве. Художник – отщепенец в собственной семье и на чиновничьей службе. Постоянное чувство непохожести на других, постоянное сопротивление среды. Таково трагическое одиночество несчастного Замзы в «Превращении». Об этом же писал Томас Манн в «Тони Кригере». И в своей жизни Кафка такой же чужак, какой землемер К. в Деревне. Изначально «Замок» писался от первого лица, и не случайно главный герой обозначен инициалом К. Замок не любит чужаков: «…гостеприимство у нас не в обычае, нам гостей не надо»*. Здесь и нет такого понятия – гость. Раз нездешний – значит чужой, рас не такой как мы – значит не правильный, и нет тебе места среди нас. «Вы не из Замка, вы не из Деревни. Вы ничто. Но, к несчастью, вы все же кто-то, вы чужой, вы всюду лишний, всюду мешаете, из-за вас у всех постоянные неприятности… нам ваши намеренья неизвестны…»*. Дом Варнавы, единственное место, где рады К., но и то, может быть, только потому, что сами попали в отщепенцы. И все-таки к К. тянутся: он избранник Фриды, к нему неравнодушна Ольга, Варнава искренне пытается ему помочь, жена Брунсвика интересуется землемером, а маленький Ханс заявляет, что хочет стать таким, как он. Интересно, что при этом, Ханс, как и все жители Деревни, смотрит на К. сверху вниз, как старший на младшего. Но мальчик, в отличие от прочих, считает униженное положение землемера временным и уверен, что в будущем К. всех превзойдет. Кажется, что это превосходство чужака, превосходство свободного человека, все-таки чувствуют все жители Деревни, потому и прилагают такие усилия, чтобы унизить землемера. Потому и замковые чиновники его так боятся. Может быть, из-за своей непроходимой тупости они ничего и не понимают, но инстинкт самосохранения должен предупреждать их об опасности. Истоки силы землемера, его уверенности в себе Кафка раскрывает в короткой истории о кладбищенской стене, на которую маленький К. сумел взобраться. И ощущение этой победы давала ему поддержку всю его жизнь. Если жители деревни, люди следования правилам и традиций, то К. человек преодоления.
Зачем К. пришел в Замок? Почему он так упорно хочет здесь прижиться? В романе дается обыденное объяснение: «А я вам сейчас перечислю, что меня тут удерживает: те жертвы, что я принес, чтобы уехать из дому, долгий трудный путь, вполне обоснованные надежды, которые я питал в отношении того, как меня тут примут, мое полное безденежье, невозможность снова найти работу у себя дома, и, наконец, не меньше, чем остальное, моя невеста, живущая здесь»*. По крайней мере, так землемер говорит старосте, но в начале романа, К. является с какой-то тайной миссией: «К. насторожился. Значит, Замок утвердил за ним звание землемера. С одной стороны, это было ему невыгодно, так как означало, что в Замке о нем знают все, что надо и, учитывая соотношение сил, шутя принимают вызов к борьбе
В произведениях Кафки часто подмечают сновидческий характер: алогичность, двуликость, расплывчатость, таинственность, символичность. Томас Манн, называя Кафку сновидцем, в то же время отделял его от немецких романтиков: «слишком точен, слишком реалистичен, слишком связан с жизнью, с ее простыми и естественными проявлениями...»** В «Замке» действительно переплелись сон и явь. Заснеженный пустынный край, таинственный недосягаемый Замок, странные люди, лабиринты канцелярских коридоров, рассыпающиеся горы бумаг, блуждающие листки… Но этот мир состоит из обыкновенных вещей, в персонажах узнаваемы черты живых людей, все происходит в обстановке простейшего быта, стиль изложения ясный, подробный, даже деловой. Мистика соседствует с реальностью. Даже личность главного героя остается неясной до конца, откуда он явился, тоже не известно. В романе он засыпает и просыпается, ночует всегда на новом месте, выспаться ему удается редко, что подчеркивает впечатление грез наяву. Ситуация вокруг землемера постоянно меняется, при чем это зависит не только от происходящих событий, но и от точки зрения на них других персонажей. Хозяйка постоялого двора, Фрида, Ольга, Пепи – у каждой из них свое понимание вещей. Иногда землемер просто оказывается сбитым с толку. Сказочные превращения происходят с помощниками К. – то это старые помощники, то новые, то молодые парни, то вдруг зрелые мужчины. Отголосок переговоров чиновников в телефонной трубке и их голоса в коридоре гостиницы превращаются в детские крики и пение. И неизвестно является ль Кламмом тот, которого называют Кламмом. Его тоже все воспринимают и описывают по-разному. «Но в этих разногласиях ничего таинственного, конечно, нет; и понятно, что разное впечатление создается в зависимости от настроения в минуту встречи, от волнения, от бесчисленных степеней надежды, или отчаянья, в которых находится тот, кому, правда лишь на минуту, удается видеть Кламма»*. Выходит, что никакой абстрактной реальности нет, а, возможно, и быть не может. «Замок» это роман-ощущение. События преподносятся либо в восприятии главного героя, либо в пересказе других персонажей. Одно видение наслаивается на другое, что и создает ощущение многоликости и изменчивости. Действительность отражается в увеличивающем зеркале «Замка» и разбивается на несколько мелких отражений в представлениях его героев.
Кафка не смягчает действительность, напротив, он заостряет негативные стороны. «Замок», как и все творчество Кафки, пессимистичен, и автор не видит нужды подстилать читателю соломку. Писатель даже иронизирует по поводу мрачных сторон жизни, а человеческое несовершенство воспринимает как должное: «Человек насекомое не потому, что так случилось, а потому, что так должно быть». Но и ведь у самого Кафки не все персонажи насекомые. И если землемер вступает в борьбу с замком, значит, писатель оставляет нам какую-то надежду. Потерпел ли поражение землемер? Да, иногда он делал шаг назад, иногда Замку удавалось заставить его играть по своим правилам, но на то К. и живой человек. Будь он другим, мы бы в него не поверили. Он не сказочный Ланселот, он один из нас. А то, что в финале землемер должен был погибнуть, так ведь смерть это не поражение.