Пародии на методологию современной либеральной библеистики
Курочка Рабба
1. Жили-были дед и баба, и была у них курочка-ряба. 2. Снесла курочка яичко, не простое, а золотое. 3. Дед бил-бил, не разбил. 4. Баба била-била, не разбила. 5. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. 6. Дед плачет, баба плачет, а курочка кудахчет: 7. «Не плачь, дед, не плачь, баба. 8. Я снесу вам новое яичко, не золотое, а простое».
Классические тексты с комментариями Раши: «Кур Курей» Алина Позина (и др.)
1. Дед – старец. Подобно «И муж этот в дни Шауля был старцем» (I Шмуэль 17:12). Сидел в воротах вместе с (прочими) судьями.
Курочка – согласно толкованию мудрецов, была из потомков голубя, отпущенного Ноахом. Возражает рав Цыпа: разве? Ведь учили мы, что курица – не птица. Нет, (была она) из потомков пророка Йоны. Как он – не птица, так и она (Ципорин 29 а).
А если желаешь толковать аллегорически, толкуй так: добродетелью и трудолюбием была подобна курочке, что встаёт на рассвете и спешит снести яйцо, как сказано: «Встаёт затемно, чтобы приготовить еду» (Мишлей 31:15)
ряба – одетая в пёстрые одежды. Подобно «И сделал ему одежду разноцветную» (Берешит 37:3). Подарил ей особые одежды в знак любви.
2. Снесла – Подумала: «Чем отблагодарю благодетеля моего?» Тотчас свершилось чудо, и снесла яйцо из золота. Как сказано (Теhилим 34:16): «Взор Г-спода – к праведникам, и слух Его – к их молитве» (Курочка раба 2)
Золотое – в напоминание об Иерусалиме, как сказано: «Йерушалаим шель заhав», и о Храме, что был покрыт золотом. Удостоилась этого, так как об Иерусалиме были все помыслы её.
3. Бил-бил, не разбил – ктив. А следует читать (кре): не раз бил. И это действие относится к курочке. А если скажешь, что относится к яйцу, то ведь сказано далее: «упало и разбилось».
|
|
Для чего нужно грамматическое усиление? Чтобы подчеркнуть усердие деда и бабы в воспитании курочки, как сказано: «Берегущий розгу ненавидит сына своего, а любящий поучает его сызмальства» (Мишлей 13:24)
5. Мышка – старшая сестра Курочки. Из зависти решила она разбить яйцо. Подобно этому (Берешит 37:4): «Когда увидели братья его, что отец любит его больше всех братьев его, то возненавидели его» (Курочка раба 3)
Другое толкование: завидовала сестре, поскольку та собиралась выйти замуж раньше неё, как сказано: «Сестра моя, невеста» (Шир-hа-Ширим 5:1)
6. Дед плачет, баба плачет – есть множество аллегорических толкований этого стиха, я же пришёл ради простого смысла, и он таков: они оплакивали разрушение Храма, как сказано у пророка: «Как потускнело золото, изменилось отменное злато!» (Эйха 4:1)
а курочка кудахчет – открылся в ней пророческий дар. И везде, где встречаем слово «кудахчет» вместо «говорит», далее следуют пророческие речения от имени Вс-вышнего.
«Не плачь...» – это слова утешения.
7. «Я снесу вам новое яичко» – следует понимать аллегорически: Я отстрою Вам новый Храм.
Не золотое, а простое (на иврите «там») – мудрецы спорят о смысле этого стиха. Я же считаю, что простой смысл таков: лишь прямодушные («тмимим»), подобные деду и бабе, удостоятся увидеть Храм отстроенным.
Заметки куролога (Михаэль Кориц)
Еще первые работы по курологии обратили внимание на то, что разбираемый отрывок является поздней компиляцией, по крайней мере, трех текстов.
|
|
Первый (называемый в классических трудах «дедовским») рассказывает о древнем культе деда, сохранившимся до сих пор в форме Деда Мороза и второго («бабского»), от которого пошла Баба Яга.
Легко заметить, что 3 стих относится к первому исходному тексту, а 4 ко второму. Нет никакого другого объяснения, почему Дед, до этого игравший такую важную роль в повествовании (в первом стихе он на первом месте, во втором и третьем нет никакой бабы) – вдруг полностью исчезает к пятому стиху. Как понятно «баба» в первом стихе это позднейшая редакция, вызванная давлением поклонников второго, «бабского» текста.
В 7 стихе эта компилятивная методика сохранилась. Вместо «не плачь дед и баба» см. первый стих, предполагаемый автор говорит «не плачь дед» и лишь потом добавляет «не плачь баба». Видимо в стихе отразилось столкновение двух изначальных текстов, который автор позднейшей редакции грубо соединил вместе.
Особым вкраплением является так называемый «мыший» текст, от которого у нас остался лишь маленький отрывок «хвостиком махнула». Он, судя по всему, имеет греческое происхождение, на что неоспоримо свидетельствует «бежала» – память о марафонских забегах.
Исследователи исторической школы нашли здесь прямое влияние египетской поэзии. В повторе «Дед плачет, баба плачет» заметно влияние египетского «плача Атона».
В последнем сборнике «Новости курологии» опубликовано открытие молодого куролога Н., который доказывает, что 6 стих в первоначальной редакции выглядел иначе. «Дед плачет, баба плачет, а курочка кудахчет». Видно, что автор задает ритм словом «плачет».
|
|
Повторенное дважды оно было сказано и в третий раз. То есть изначальный текст звучал «Дед плачет, баба плачет, а курочка не плачет». Слово кудахчет больше в тексте не встречается, и значит, является поздней вставкой.
Для полноты картины необходимо добавить, что раскопки археологов никаких яиц не обнаружили, что ставит под сомнение все достижения курологии.
Другие комментарии
В конце остаётся плач. Плач, неуловимое и исчезающее кудахтание Другого. Метафизическое насилие бинарных оппозиций мужского/женского, животного/человеческого, не в силах стереть этот неуловимый остаток простого. Оно остаётся как обещание, бесконечно отложенное, как неотстроенный Храм.
Быть=жить. Но за этой имманентностью бытия сразу же слышить тревожное кудахтанье «и»: бить. Курочка снесла яичко, Тит снёс храм, и не мышь ли выбегает из развалин? И не потому ли смеялся рабби Акива при виде той лисицы, что понимал: между лисой и мышью, как между бабой и дедом, между разрушением и восстановлением – лишь одно мановение исчезающего различия – хвоста-фармакона, того дополнительного, что всегда уже здесь, предшествует мужскому и женскому, золоту и железу, бытию и жизни – и остаётся как тихо затихающий вдали плач…
Новейшие концепции курологии вообще ставят под сомнение древнее происхождение этого текста. Следуя принципу «предположим, что мы не знаем того, что мы знаем», они предлагают эмендировать название текста, получив «Курочка-ребе», и тогда данный источник не может датироваться ранее, чем 18 веком (см. историю евреев Европы в новое, новейшее и самоновейшее время). А древней истории вааще не было вааще никогда, что давно доказано учёными школы Фоменко.
Слушая лекции по библеистике и сильно воодушевясь, решил применить…
Сергей Худиев
Слушая лекции по библеистике и сильно воодушевясь, решил применить полученные навыки к другим литературным источникам. Вот как мог бы выглядеть анализ "Бородина":
Традиционная точка зрения на "Бородино" исходила из того, что стихотворение описывает реальное боестолкновение между русскими французскими войсками у деревни "Бородино". Однако в наше время многие ведущие эксперты приходят к другим выводам.
Во-первых, даже самые консервативные бородинисты не оспаривают того, что автором стихотворения является Лермонтов - который, как мы знаем, заведомо не мог принимать в бородинской битве никакого участия и все, на что он мог опираться - рассказы других людей. Во-вторых, мы не можем оспаривать того, что автором (или авторами) двигали отнюдь не исторические, а идеологические мотивы - как впрочем, и абсолютным большинством защитников традиционной точки зрения, которые усматривают в любой попытке научного подхода "покушение на историю" и "оскорбление патриотических чувств". Будучи горячим русским патриотом, автор (как и патриоты всех стран) вовсе не стремится дать нам адекватную историческую картину происшедшего. Его цель - поддержать такие темы как "героическое противостояние захватчикам", "преемственность поколений", "мощь отечественного оружия" - темы, которые мы всегда находим в подобного рода литературе. Исторический материал для автора в этом случае служит лишь сырьем; причем, как мы знаем на примерах из американской и британской, а даже отчасти поздней украинской и русской литературы, авторы могут проповедовать идеи патриотизма и на полностью вымышленном материале, воспевая борьбу сограждан с марсианами, восставшими мертвецами, масонами, путинзрашей, агрессивными ходячими кустами и драконами. В отношении историчности так называемой "бородинской битвы" существуют разные мнения, которые можно, с некоторой долей условности, разбить на три группы:
1. Сторонники историчности битвы полагают, что бородинская битва действительно имела место так или почти так, как это описано в стихотворении. В наше время это теория сталкивается с такими трудностями, что ее выживание можно считать обусловленным чисто идеологическими мотивами.
2. Сторонники полной мифологичности битвы обращают внимание на ряд указаний в самом тексте, которые не дают считать ее историческим событием. Подробное изложение этой точки зрения см. Болотов, Гусанский "Миф о Бородино: корни и плоды"(2), здесь мы ограничимся указанием на наиболее бросающиеся в глаза маркеры — такие, например, как упоминание фантастических существ "драконов" (драгунов). (Попытки бородинистов-фундаменталистов доказать, что французы действительно использовали боевых драконов, мы здесь, в серьезной научной статье, рассматривать не будем) Бросается в глаза, что автор называет противника "бусурманами", что представляет собой искаженное "мусульмане". Однако предполагаемая дата бородинской битвы на столетия предшествует установлению франкского эмирата, и если на поле бородинской битвы и могли оказаться какие-либо мусульмане, то только с русской, а никак не с французской стороны. Упоминание "Уланов с пестрыми значками", вводит третью группу предполагаемых противников — тюрков (Улан — по тюркски значит "юноша"), что, по мнению многих, выводит вопрос об историчности "Бородина" за пределы серьезного обсуждения.
Утверждения автора, что "ядрам пролетать мешала гора кровавых тел" указывают на его полное незнакомство с артиллерией того времени, а "ворчание стариков" желающих "чужие изорвать мундиры о русские штыки" едва ли может исходить от человека, когда-либо видевшего штык той эпохи, который был чисто колющим оружием, при помощи которого неприятельский мундир можно "проколоть", "продырявить" но никак не "изорвать".
Сильным аргументом в пользу этой теории может то обстоятельство, что в ряде источников мы находим указание на взятие русскими войсками Парижа; несомненно, этот позорный акт агрессии нуждался в оправдании, которое и было сочиненно, вероятно, столетия спустя - французы "первыми начали", явившись в наши снега со своими ужасными драконами, а боевые действия "разворачиваются" в глубине России.
Другое свидетельство мифологичности "бородинской битвы" - ее явная литературная зависимость от других образцов героико-патриотического эпоса, как русских, так и зарубежных. Как показывает в своей работе Кольцов(3), все сюжеты, встречающиеся в "Бородино" мы можем обнаружить уже в "Песни о нибелунгах". То, что "Бородино" является сокращенным пересказом "Песни" (а не "Песнь" является расширением "Бородина") можно считать установленным — во первых, "песнь" по любым правдоподобным оценкам, значительно старше, во-вторых, наличие в русском значительного числа заимствований из немецкого (и крайне небольшого числа русских заимствовании в немецком) указывает на то, что проникновение первоначально немецкоязычных сюжетов в Россию более вероятно, чем "онемечивание" русского.
3.Сторонники "исторической основы" предполагают, что в основании стихотворения лежат определенные исторические события, которые затем были восприняты через призму текущих политических и идеологических требований. Среди них можно выделить так называемую "шведскую" школу, связанную с трудами акад. А.Питерского, который полагал, что "Бородино" описывает известную нам из других источников Полтавскую Битву. В пользу этой точки зрения можно привести ряд общих образов (кони, ядра, широкое применение холодного оружия) иногда оставляющих впечатление прямого заимствования — ср., например "рука бойцов колоть устала" и "швед, русский, колит, рубит, режет". По мнению А. Питерского, после нормализации отношений с Швецией "шведов" в качестве противника понадобилось заменить кем-то другим — отсюда и путаница между "французами", "бусурманами", и тюрками-уланами, явно указывающая на то, финальная версия "Бородина" была образована из трех текстов, составленных тремя редакторами — "французистом"(F), "бусурманистом"(B) и "уланистом" (U) Несмотря на то, что теория "трех редакторов" получила всеобщее признание, теория "исторической основы" не принимается большинством экспертов поскольку для ее обоснования нам пришлось бы сначала обосновать историчность Полтавской Битвы, что для всех, (кроме кучки патриотов-фундаменталистов) представляется непосильной задачей.
Почему Наполеона никогда не существовало или Великая ошибка, источник бесконечного числа ошибок, которые следует отметить в истории XIX века [1]
Жан-Батист Перес
Наполеона Бонапарта, о котором столько писали и говорили, даже не существовало. Он не что иное, как лицо аллегорическое, — олицетворение солнца; и наше утверждение будет доказано, если мы покажем, что все то, что говорят и пишут о Наполеоне Великом, заимствовано от великого светила.
Сделаем общий обзор, подведем итог тому, что нам говорят об этом чудесном человеке.
Нам говорят:
· что его звали Наполеоном Бонапарте; что он родился на одном острове Средиземного моря, что имя его матери Летиция (Letitia); что у него было три сестры и четыре брата, трое из которых были королями;
· что у него было две жены, одна ив которых подарила ему сына;
· что он положил конец великой революции;
· что он властвовал над 16 маршалами своей империи, 12 из которых были на действительной службе;
· что он восторжествовал на Юге и потерпел поражение на Севере;
· что, наконец, после двенадцатилетнего царствования, которое началось по возвращении его с Востока, он удалился, чтобы исчезнуть в морях Запада.
Остается, таким образом, узнать, не заимствованы ли эти различные отличительные черты от солнца н мы надеемся, что всякий, кто прочтет это писание, убедится в этом.
Прежде всего, все знают, что поэты называют солнце Аполлоном; но разница между «Аполлоном» и «Наполеоном» не велика и окажется еще гораздо меньшей, если исследовать значение этих имен или их происхождение.
Известно, что слово «Аполлон» значит «губитель»; и, по-видимому, это наименование было дано солнцу греками, из-за того бедствия, которое оно им причинило под Троей, где часть их армии погибла от чрезмерной жары и появившейся за ней моровой язвы вследствие оскорбления, которое причинил Агамемнон Хризу, жрецу Солнца, как это видно в начале Илиады Гомера. Пылкое воображение греческих поэтов преобразило лучи светила в пламенные стрелы, которые раздраженный бог метал во все стороны, так что они все бы истребили, если бы, чтоб утишить его гнев, не вернули свободы Хризеиде, дочери жреца Хриза.
Вероятно тогда именно, и по этой причине солнце было названо Аполлоном. Но каковы бы ни были обстоятельства или повод, по которому было дано этому светилу подобное название — достоверно известно — что оно значит «истребитель».
Но «Аполлон» то же самое, что «Аполеон». Оба происходят от «аполюо» (ἀπολλύω) или «аполео» (ἀπολέω), двух греческих глаголов, которые в сущности составляют лишь один и означают «губить», «убить», «истребить». Так что если бы мнимый герой нашего века назывался «Аполеон», то он имел бы одно имя с солнцем и кроме того, подходил бы под все значение этого имени, потому что нам рисуют его, как самого великого истребителя людей, который когда-либо существовал. Но это лицо называется Наполеоном и, следовательно, в его имени есть начальная буква, которой нет в названии солнца. Да, есть лишняя буква, и даже лишний слог; потому что, согласно надписям, вырезанным повсюду в столице, настоящее имя этого мнимого героя было Неаполеон или Неаполион. Как раз это можно видеть на колонне Вандомской площади.
Но этот лишний слог не имеет никакого значения. Это слог греческий, беэ сомнения, как и остальная чаете имени, а по-греческн «не» (νή) или «но» (ναί) одна — из самых сильных утвердительных частиц, которую мы можем передать словом «поистине». Отсюда следует, что «Наполеон» означает: «истинный истребитель», «истинный Аполлон». И так это в самом деле солнце.
Но что сказать о его другом имени? Какое отношение к дневному светилу может иметь слово «Бонапарте?» Этого не видно сначала; но, по крайней мере, можно понять, что, так как «bona parte» означает «хорошую часть», то речь идет здесь, без сомнения, о чем-то, имеющем две части, одну — хорошую, другую плохую; о чем-то, кроме того имеющем отношение к солнцу-Наполеону. Но ничто не имеет более прямого отношения к солнцу, как следствия его дневного обращения, — а эти следствия суть день и ночь, свет и тьма; свет, производимый его присутствием и тьма, преобладающая в его отсутствие; это аллегория, заимствованная у персов. Это царство Ормузда и царство Аримана, — царство света и царство тьмы, царство добрых и царство злых духов. Что касается последних, то именно духам ела и тьмы некогда обрекали этой заклинательной фразой: Abi in malam partem (уходи в дурную, злую страну). И если под mala parte («мала парте») разуметь тьму, вне всякого сомнения под bona parte («бона парте») следует понимать свет; это «день» в противоположность «ночи». Таким образом нельзя сомневаться в том, что это имя имеет связь с солнцем, особенно когда оно соединено с именем «Наполеон», который является самим солнцем, как мы только что доказали.
Во-вторых, Аполлон, согласно греческой мифологии, родился на одном острове Средиземного моря (острове Делосе); поэтому заставили Наполеона родиться на острове Средиземного моря и выбрали предпочтительно Корсику, потому что положение Корсики по отношению к Франции, государем которой хотели его сделать, наиболее соответствует положению Делоса относительно Греции, где Аполлон имел свои главные храмы и оракулы.
Павзаний[2], правда, дает Аполлону титул египетского божества; но чтобы быть египетским божеством, ему не было необходимости родиться в Египте; достаточно было того, чтоб на него смотрели там как на бога, а это и хотел нам сказать Павзаний; он хотел нам сказать, что египтяне почитают его и это еще более устанавливает связь между Наполеоном и солнцем; потому что, говорят, в Египте Наполеона облекали чертами сверхъестественными, считали другом Магомета, и преклонение там пред ним походило на обоготворение.
В-третьих, уверяют, что его мать звалась Летицией. Но именем Летиции (что значит «радость») хотели обозначить варю, восход которой разливает радость во всей природе; зарю, которая рождает миру солнце, как говорят поэты, открывая ему своими розовыми перстами врата Востока.
Очень примечательно еще, что, согласно греческой мифологии, мать Аполлона звалась Лето (Λήθη). Но если римляне из Лето сделали Латону, мать Аполлона, в нашем столетии предпочли сделать из нее Летицию (Letitia), потому что laetitia («легация» — радость) — существительное от глагола laetor («лэтор» — радуюсь) или от неупотребительного «laeto», что значит «внушаю радость»
Итак, и эта Летиция, как и сын ее, несомненно заимствована из греческой мифологии.
В-четвертых, как рассказывают, этот сын Летиции имел трех сестер и, несомненно, эти три сестры— три Грации, которые вместе со своими подругами Музами являются украшением и прелестью двора Аполлона, их брата.
В-пятых, говорят, что этот современный Аполлон имел четырех братьев. Но эти четыре брата — как мы сейчас докажем, — четыре времени года. Прежде всего, не смущайтесь тем, что времени года представлены мужчинами, а не женщинами.
Это не должно казаться даже чем-либо новым, потому что во французском языке из четырех времен года лишь одно женского рода — «осень» (l’automne), да и то между нашими грамматиками мало согласия на этот счет. Но в латинском языке «осень» (autumnus) также мужского рода, как и названия других трех времен года; таким образом, и затруднение в этом отношении устраняется. Четыре брата Наполеона могут представлять четыре времени года и последующее докажет, что они их действительно представляют.
Из четырех братьев Наполеона трое, говорят, были королями, и эти три короля — Весна, царствующая над цветами; Лето, властвующее над жатвой; и Осень, царящая над плодами. И подобно тому как эти три времени года всецело зависят от могучего влияния солнца, так и нам говорят, что три брата Наполеона получили от него свою королевскую власть и царствовали лишь благодаря ему. И когда прибавляют, что ив четырех братьев Наполеона один не был королем, точно так же и из четырех времен года одно не царствует ни над чем: зима.
А если, чтобы ослабить наше сравнение, будут утверждать, что и зима не лишена власти и что ей желательно отвести в удел печальное княжение над морозами и снегами, которые в это грустное время года белым покровом устилают наши поля, то ответ у нас уже готов: пустой и смешной княжеский титул, могли бы мы сказать, которым, утверждают, этот брат Наполеона был облечен после падения всей своей семьи, имеет самую тесную связь с сельцом Канино[3] (Canino) потому только что «Нанино» происходит от «Кани» (Cani), что значит седые волоса холодной старости, т. е. зимы. Ведь в главах поэтов леса, увенчивающие наши холмы их волоса, а когда зима покроет их своей изморозью, то это седые власы увядающей природы, стареющего года:
Cum gelidus crescit саnis in montibus humor.
Так, мнимый князь Канино не что иное, как олицетворение зимы, которая начинается тогда, когда не останется ничего от трех прекрасных времен года; когда солнце более всего удалено от нашей страны, подвергающейся бурному нападению детей Севера, — такое имя поэты дают ветрам, которые, являясь из этих стран, обесцвечивают наши поля и покрывают их ненавистным белым цветом. Это и послужило сюжетом рассказа о баснословном вторжении народов Севера во Францию, где они уничтожили знамя разных цветов, которым она была украшена, чтобы заменить его белым знаменем, которое покрыло Францию всю целиком после удаления легендарного Наполеона[4]. Но было бы бесполезно повторять, что это лишь симврл изморози, которую Северные ветры приносят нам зимой на место милых цветов, поддерживаемых солнцем в нашей стране до тех пор, пока при своем уклоне оно не удалится от нас; во всем этом легко увидеть аналогию с хитроумными вымыслами, придуманными в наш век.
В-шестых, согласно тем же самым вымыслам, у Наполеона были две жены; точно также приписывали двух жен и солнцу. Эти две жены солнца — были Луна и Земля: Луна, согласно верованию греков (так свидетельствует Плутарх) и Земля согласно верованию египтян; с той весьма замечательной разницей, что от одной (т. е. от Луны) у Солнца не было потомства, а от другой оно имело сына, одного единственного сына. Это маленький Горус, сын Озириса н Изиды, т. е. Солнца и Земли, как видно из «Истории неба» (т. I стр. 61 и след.)[5]. Это египетская аллегория, по которой маленький Горус родившийся от земли, оплодотворенной солнцем, представляет плоды земледелия; и точно поместили день рождения мнимого сына Наполеона на 20-е марта, день весеннего равноденствия потому что весной продукты земледелия сильно развиваются.
В-седьмых, говорят, что Наполеон положил конец опустошительному бичу, который терроризировал всю Францию и который назвали гидрой революции. Но гидра — змея не важно, какого вида, особенно раз дело идет о вымысле. Это змея Пифон, огромное пресмыкающееся, внушавшее грекам крайний страх. Аполлон рассеял этот страх, убивши чудовище, что и было его первым подвигом. Поэтому нам и говорят, что Наполеон начал свое царствование, задушив французскую революцию. Последняя представляет такую же химеру, как и все остальное; ведь ясно, что «революция» происходит от латинского слова «revolutus» (револютус), что означает змею, свернувшуюся вокруг себя самой. Это Пифон и ничего больше.
В-восьмых, знаменитый воин 19-го века имел, говорят, двенадцать маршалов своей империи во главе своих армий четырех не на действительной службе. Но, двенадцать первых (само собой понятно) — двенадцать знаков зодиака, шествующих по приказаниям солнца — Наполеона и командующих каждый одной дивизией в бесконечной армии звезд, которая называется в библии «небесным воинством», и оказывается разделенной на двенадцать частей, соответственно двенадцати знакам зодиака. Таковы те двенадцать маршалов, которые, согласно нашим баснословным хроникам, были на действительной службе при императоре Наполеоне; а четверо других, вероятно, четыре главных точки; они, будучи неподвижны среди общего движения, очень хорошо характеризуются именно своим бездействием.
Таким образом, все эти маршалы, как деятельные, так и бездействующие — существа чисто символические, у которых не более реальности, чем у их вождя.
В-девятых, говорят нам, что вождь стольких блестящих армий прошел со славой страны Юга, но проникнув слишком глубоко на Север, не мог там удержаться. Все это вполне характеризует движение солнца.
Солнце, как прекрасно известно, неограниченным государем властвует на Юге, как говорят и об императоре Наполеоне. Но что весьма замечательно, это то, что после весеннего равноденствия солнце стремится к северу, удаляясь от экватора. Однако, к концу трехмесячного движения к этим странам оно встречает северный тропик, который принуждает его податься назад и вернуться обратно к югу, следуя знаку Cancer — т. е. Рака, который был назван так (говорит Макробий)[6], чтобы выразить движение солнца наэад в этом месте сферы. С этого-то явления скопировали мнимый поход Наполеона на Север к Москве п унизительное отступление, которое, говорят, затем последовало.
Итак все, что нам рассказывают об успехах или неудачах этого страшного воина, не что иное, как различные иносказания, относящиеся к движению солнца.
В-десятых, наконец, и это не требует никакого объяснения, солнце, как все это знают, восходить на Востоке и заходит на западе. Но для зрителей, расположенных по краям земли, солнце кажется утром выходящим из восточных морей и погружающимся вечером в моря западные. Кроме того, таким именно образом все поэты рисуют нам его восход и закат. Вот все, что надо разуметь, когда нам говорят, что Наполеон явился с моря восточного (из Египта), чтобы царствовать над Францией и что он исчез в морях западных после царствования в течение 12 лет, которые не что иное, как 12 часов дня, в течение коих солнце сияет на горизонте.
«Он царствовал лишь один день», говорить автор[7] «Новых Мессенских песен» о Наполеоне — и способ, которым он описывает его возвышение, склонение к упадку и падение, доказывает, что этот прекрасный поэт видел, подобно нам, в Наполеоне лишь образ Солнца; да он и не представляет собой ничего иного; это доказывается его именем, именем его матери, его тремя сестрами, четырьмя братьями, двумя женами, его сыном, маршалами и его подвигами; это доказывается местом его рождения, страной, откуда, как говорят, он явился, вступая на путь своего владычества, временем, которое понадобилось ему, чтобы пройти те страны, над которыми он властвовал, странами, в которых он потерпел неудачу, и областью, в которой он исчез, бледный и «развенчанный» после своей блестящей карьеры как говорит поэт Казимир Делавинь.
Итак, доказано, что мнимый герой нашего века не что иное, как аллегорическое лицо, все атрибуты которого заимствованы от солнца. И следовательно Наполеон Бонапарте, о котором столько говорили и писали, даже и не существовал и ошибка, в которую слепо вдались столько людей, происходить от qui pro quo — т. е. они приняли за историю мифологию XIX века.
Р. S. Мы могли бы еще подкрепить свое утверждение массой королевских указов, доподлинные даты которых находятся в явном противоречии с царствованием мнимого Наполеона; но у нас есть свои основания не прибегать к этому.
Послесловие
Если за много веков тому назад величественный образ могучего завоевателя сына Филиппова Александра надолго запечатлелся в народной памяти — и неслись к нему мечты бедного средневекового рыцаря и слагала о нем сказания прихотливая фантазия восточного поэта — то таким же исполином волн предстал пред людьми XIX века маленький корсиканец с его чудной судьбой, героической жизнью и трагической кончиной…
Еще при жизни обоготворяли его одни, ненавидели мучительно, страстно другие… Необычайность жизни Наполеона внушила не одному человеку мысль о том, что все существо загадочного владыки — аллегорическая фигура, быть может призрак обитателя нездешнего мира.
С 1800 года масса предсказаний, пророчеств и брошюр, касающихся личности знаменитого завоевателя появляется чуть не на всех европейских языках. Долгое время производила сенсацию книжка известного логика английского епископа Уэтли — ученое доказательство мифичности Наполеона. Чем далее в глубь веков уходила эпоха первой Империи, тем более миф о Наполеоне обрастал интересными подробностями, расцвечивался яркими красками необузданной фантазии. Его похоронили живым, чтобы воскресить с лихорадочной поспешностью после смерти: двадцатые годы полны рассказов о чудесном бегстве Наполеона из английского плена. Непонятные первоначальные успехи турок в первой войне с Россией при императоре Николае I долго считали делом бежавшего императора. Измученное реакцией европейское общество с любовью останавливало свой взор на сверхчеловеке, поправшем все традиционные рамки человеческого бытия.
Миф разрастался — Наполеон облекался броней сказочного героя, превращался во всемирного владыку: его искали в таинственных символах Апокалипсиса и жадно интересовались его судьбою по ту сторону жизни…[8]
Среди этих любопытных произведений профетической и мифотворческой литературы о Наполеоне — особенно выделилась своей красочностью и поучительностью маленькая книжечка Ж. Б. Переса. Профессор математики и физики в Лионе, он стал затем и. д. прокурора при Албанском королевском суде, затем библиотекарем и умер в 1840 г. в Ажане. Книжечка обязана своим происхождением любопытному случаю из жизни Переса. Живя однажды на даче, он познакомился с одним студентом, отчаянным приверженцем теорий известного астронома Дюпюи[9]. Однажды разговор зашел о знаменитом сочинении последнего «Происхождение культов». Студент с жаром отстаивал правоту Дюпюи. Тогда Пересу случилось сказать, что, пользуясь методом Дюпюи, легко можно доказать и то, что Наполеона вовсе не было,— и в подтверждение своих слов он чрез несколько дней представил изумленному юному собеседнику выше переведенный этюд «Comme quoi Napoléon n’a jamais existé ou Grand Erratum, source d'un nombre infini d'errata à noter dans l'histoire du XIXe siècle»... В первый раз он был издан в 1827 году анонимно. Затем переиздавался много раз на разных языках; на русском языке появляется впервые.
Остроумный постскриптум автора доказывает, что в созидании мифа о Наполеоне не малую роль играли и реальные политические причины: автор намекает (16 стр.) на то, что самый факт правления Наполеона был официально исключен из истории торжественным заявлением Людовика Бурбона, что он вернулся в Париж на девятнадцатом году своего царствования.
Помимо общего интереса, как одно из воплощений мифа о Наполеоне, книжечка представляет и большой интерес для всякого интересующегося вопросами исторической методологии и исторического анализа, как пример доведения до абсурда метода аналогии и анализа солярного мифа, как пример лженаучного беспорядочного пользования литературными источниками вне всякой хронологической последовательности, наконец как образчик исторического анализа ad hominem[10].
А. Васютинский