Следует отметить, что как только Лызлов отходил от изложения событий по летописи и сочинению А. М. Курбского и начинал придерживаться «Хроники...» Стрыйковского, он впадал в ошибки (в датах, именах и фактах).
Разделы о Крымском ханстве в «Скифской истории» имеют и политическое, и историографическое значение, так как в конце XVII в. оно было проводником агрессивных устремлений Порты против России. Кроме отрывочных летописных сведений, на русском языке до Лызлова не существовало обстоятельного рассказа о Крымском ханстве. Автор предрек скорый конец последнего осколка Золотой Орды — Крымского (или Перекопского) ханства, которое «хоть и мало, но может много наказати». Автор твердо уверен, что предотвращение крымских набегов — это задача ближайшего будущего.
Центральной темой книги Лызлова явилась борьба европейских народов с турецкими захватами, которая получила наибольшее освещение в разделах, касающихся Турции. В «Скифской истории» ей отводится значительное место (121 л. из 268 л. рукописи), не считая перевода книги Симона Старовольского «Двор султана турецкого» (64 л.). В этих главах А. И. Лызлов освещает следующие вопросы: о мусульманской вере (гл. 4), о расселении турок (гл. 5), о правлении 14 турецких султанов, их завоеваниях, о борьбе против них европейских народов (гл. 6), о государственном устройстве Турции (гл. 7).
А. И. Лызлов дает общие сведения о территориальных владениях Порты. Он очерчивает европейские, азиатские и африканские границы современной ему Оттоманской Порты, упоминает острова, подвластные султанам, перечисляет четыре важнейших города: Константинополь (он ни разу не назвал его Стамбулом или Царь-градом), насчитывавший 7 млн жителей («что может учинити два Парижа, иже во Франции»); Табриз — в 20 тыс. жителей, город бесчисленных богатств, по словам автора; Алеппо — центр мировой торговли на Средиземном море; Каир, откуда товары, прибывшие из Индии, с Черного моря, из Африки, развозятся караванами в другие страны. Почему же для султанов стали возможны такие колоссальные территориальные приобретения? Как неоднократно отмечает Лызлов, это не только «от несогласий государей христианских, которые причины умели они (т. е. турки.— Е. Ч.) ко прибытку своему употребляти», но и благодаря своеобразному военному строю, описанию которого автор уделяет большое внимание. Основные положения военного строя Порты, дававшие ей преимущества перед другими народами, он суммирует следующим {372} образом: быть всегда готовыми к войне; предупредить действия противника; только наступать; не вести одновременно разные и продолжительные войны; не тратить средства и время на ненужные войны; занимать города и места последовательно; султаны сами должны возглавлять армию.
|
|
Залог военных успехов турок Лызлов видит также в воздержании, беспрекословном подчинении своим командирам, которые отдавали распоряжения с помощью жестов, движений руки или лица, строго наказывали за мародерство. В турецкой армии не было страха перед смертью, каждый считал ее карой свыше, которой избежать невозможно. Частые войны тренировали войско. По мнению автора, три качества создали превосходство турецкой армии: большая численность, высокая дисциплина и хорошее вооружение.
Рисуя, по Ботеру и Гваньини, формирование людских сил турецкой армии, Лызлов попутно раскрывает черты военно-ленной системы феодальной Порты.
|
|
Во время турецко-персидской войны (кон. XVI в.) было роздано 40 тыс. тимаров. Служилые люди, получавшие лены за службу, составляли основную часть армии. Другой ее частью, по наблюдениям Лызлова, были янычары. Он приводит преуменьшенные цифры об их численности (12—14 тыс. человек). Лызлов отмечает, что на протяжении XVII в. положение янычар подвергалось изменению: в их состав допускались малоазиатские турки, им разрешали жениться, жить в столице, от этого они стали «своевольными и злодеями». Султаны не карали их смертной казнью и сами часто зависели от них. Исходя из этого, Лызлов подвергает сомнению общепринятую точку зрения о янычарах: «...общее есть мнение, якобы крепость сил турецких содержалась в том янычарском воинстве, но сие ложь есть, яко о том хотящий может дочестися во истории». Завершается турецкая военная иерархия пашами, беклер-бегами и сенжаками, избираемыми из среды «жалованных воинств». Таким образом, Лызлов не рассматривает турецкую армию как аморфную массу, а различает отдельные группы воинов (хотя называет и не все).
Так как основой их военной силы Лызлов считал флот и мощную артиллерию, то наличие этого и способствовало, по его мнению, военным успехам турок, «ибо и гигант без обороны и оружия, еще бы и лютейший и сильный был, побежден бывает от отрока, оружие имущего». Указания на роль артиллерии и сильного морского флота у турок могли оказать определенное влияние на современных Лызлову правителей России, особенно в момент подготовки Азовских походов. Огромное значение автор «Скифской истории» придавал также организации войска. Он пишет, что султаны идут на войну имея все, что требуется к «воинскому промыслу».
|
|
Военное могущество турок базировалось также на деньгах. В этой связи Лызлов обращает внимание и на различные источ-{373}ники доходов султанов: кроме прямых поступлений в казну, были и косвенные доходы. По убеждению автора, колоссальную прибыль получали «султанские начальники» от ограбления покоренных стран, даже послы других государств не являлись к султану без богатых подарков. Дары подносили полководцы и правители вассальных областей (порой от величины подарка зависело их положение). Анализируя этот вопрос, Лызлов резонно замечает, что доходов в казне султана могло бы быть больше, если бы турки не истощали войной и опустошениями подвластные страны и не приводили «ко убожеству... обще на родство». Таким образом, историк понимал, что могущество государства зависит от благосостояния его населения.
Перечислив греческие владения, отторгнутые султаном Орханом, Лызлов отмечает, что границы османского султаната сливались с очертаниями полуострова Малая Азия. В центре событий этого периода он правильно ставит взятие Адрианополя (не в 1363, а в 1360 г.) на континенте. Вслед за Галлиполи и Адрианополем турки вторглись в сербские земли. И хотя на помощь сербам пришли войска из Византии, Македонии, но, как констатирует автор, было уже поздно.
Лызлов прослеживает этапы борьбы за «второй Рим» и отмечает, что во время похода 1422 г. Константинополь оказался окруженным турецкими владениями.
Описывая проникновение турок в Хорватию, Австрию, Боснию и другие страны, Лызлов подчеркивает, что это сопровождалось гибелью людей и разграблением сел и городов. Русский историк глубоко сочувствует страданиям народов соседних стран.
Центральной темой в рассказе Лызлова о турецких завоеваниях явилась борьба за Константинополь в 1453 г. Он подробно излагает ход осады Константинополя, дополняя фактические сведения «Повести о Царьграде» своими пояснениями и ремарками, описывает военные приготовления Махомета II ко взятию крепости: подход флота, отрезавшего столицу от моря, постройку стенобитных башен, возведение валов, шанцов и мостов через рвы.
Затем Лызлов приводит сведения о покорении Трапезундского царства (1461 г.) и казни его правителя — грека Давида Комнена с 6 сыновьями (на нем прервалась византийская династия), о гибели Стефана — правителя Боснии. Подчеркивая завоевательные устремления султанов, Лызлов замечает, что Махомет II один хотел быть обладателем всего света, не терпя никого, кто бы мог быть ему равным. Лызлов полон сочувствия к венгерской земле, разоренной вплоть до Варадина, к жителям сел и городов, страдавшим от опустошения: «...и таково тогда зло постиже Венгерскую землю, яко не точию написати, но и изрещи едва кто может». Султан не удовольствовался взятием венгерских сокровищ и большого числа пленных, в 1476 г. обратил свою силу против Валахии. Только продолжение египетской кампании, по словам Лызлова, предот{374}вратило на некоторое время окончательное покорение Молдавии и Валахии.
Лызлов стемился разобраться в международных отношениях Турции, он уловил соперничество между Священной Римской империей германской нации и Оттоманской Портой, их стремление к европейскому господству.
Историк осуждает неудачный рейс императора Фердинанда под Пешт, так как это был поход не только против турок, но и против венгров. Кроме того, Фердинанд спровоцировал шестой (за 22 года) поход султана Сулеймана в Венгрию. В организации крестового похода против турок решающую роль Лызлов отводит папской курии. Он считает, что кардинал Юлиан (Чезарини) опасался наступления турок на итальянские владения и поэтому именем папы освободил («разрешил») короля Владислава III от сегединской клятвы (1442 г.). Так Лызлов пытается разобраться в противоречиях европейских стран, в сложных международных отношениях.
Политическую историю Турции Лызлов заканчивает правлением Махомета III, т. е. концом XVI в.
Хотя Лызлов и не рассказывает о крупных народных движениях в Турции (Кара Языджи и Дели Хасана и др.), все же внутренние волнения в Порте в XV—XVI вв. нашли отражение в «Скифской истории». Лызлов пишет о «бунте великом» янычар накануне воцарения Махомета III, которые не ограничились дворцом, но «на жителей градских ринушася» и весь Константинополь «взмятоша».
Автор не упускает случая упомянуть о жестокости султана, приказавшего задушить пятерых родных братьев, которые и были затем положены в ногах отца. Таким образом, автор, хотя и очень коротко, все же касается внутренних событий в Порте. Он тонко подмечает, что могущество Оттоманской Порты стало медленно клониться к закату именно с кон. XVI в.
На протяжении всего повествования автора не покидает вопрос о причинах успехов турецких завоевателей.
Говоря о возвышении турецкого султаната на рубеже XIV в., он указывает на отсутствие единой власти у славян, на кризис, переживаемый в это время Византией, приведший к ее внутреннему ослаблению.
Лызлов указывает, что успех турок был облегчен «несогласия ради и междоусобных нестроений царей греческих, паче же всего того государства жителей», подчеркивает, что в Византии, с одной стороны, усилились междоусобия между царями, князьями и «синклитом», т. е. внутри феодального класса, а с другой — «всенародных человек» оскорбляли богатства («щедроты божие») вельмож. Мы не видим особого сочувствия автора положению «всенародных человек», но само указание на социальные противоречия в Византии представляется очень важным для историка. Он ищет причины {375} кризиса во внутреннем положении Византии: «...сами греки в конце объюродеша; изволиша с сокровищами вкупе погибнути, в землю их закопавающи, нежели истощити их на оборону свою и имети жен и детей и проче стяжание во всякой свободе».
Лызлов осуждает предательскую политику византийских вельмож и приводит следующий факт: когда в завоеванном Константинополе сложили в одном месте сокровища, султан удивился богатству города. Он велел казнить «мужей благородных и нарочитых» как «губителей сущих своего отечества». Лызлов сочувственно приводит слова Махомета, якобы обращенные к последним: «Где ваш прежде бывший разум. Ибо сим сокровищем не точию мне, но и не вем кому, могли бы есте не токмо отпор учинити, но и одолети».
Действительно, господствующая верхушка Византии не уделяла внимания укреплению единства страны и ее границ. Таким образом, Лызлов правильно подходил к рассмотрению внутренних факторов, способствовавших быстрому падению Византии.
Сама постановка вопроса о причинах успеха турок и рассуждения о жадности вельмож, предпочитавших закопать свои богатства, чем употребить их на оборону государства, созвучны точке зрения на этот вопрос И. С. Пересветова, русского публициста XVI в.
Причиной падения Константинополя в 1453 г. автор считает также «междоусобные христианские развраты и нестроения». Он отмечает стяжательские намерения некоторых правителей западных стран самим овладеть Константинополем и его богатствами (как это было во время крестового похода 1204 г.), затем равнодушно взиравших на его неминуемую гибель из-за распрей с греками. Вместо помощи Византии они тем самым способствовали турецким завоеваниям.
Лызлова возмущает продажность генуэзских купцов, которые за плату помогли турецким войскам переправиться на континент и захватить Галлиполи (Каллиполь). Лызлов считает, что, если бы греческие императоры, сербские и другие правители объединились в момент смерти султана Махомета I и покончили с турецким игом, не было бы «зла велиего и бедства неподъятного». Прояви византийские и другие правители мудрость и мужество, «воинству могли все страны христианские в целости быти».
Лызлов утверждает, что разум, стремление к миру, объединение перед угрозой завоевания могли бы предотвратить последовавшие затем страшные события.
Автор становится на точку зрения хронографа, что «многи злые дела умножахуся во христианех, достойные еще и вышщему наказанию»; очевидно, имеются в виду феодальные войны, внутренние междоусобицы, флорентийская уния церквей и другие события, потрясавшие в тот период восточноевропейский мир. Как справедливо отметил чешский историк И. Мацурек, «христианский лагерь {376} был разделен географически, экономически, культурно и политически» 18.
Автор указывает, что Венеция и другие европейские государства, ранее равнодушно смотревшие на гибель Константинополя, уже в 80-е гг. XV в. ощутили на себе натиск турок: Каринтия, Штирия, Крайна, Апулия подверглись разграблению. А Венеция дошла до такого «безумия», что «уступила» туркам временно ей принадлежавший албанский город Скутари. Вслед за этим была опустошена Семиградская область Венгрии.
По мнению Лызлова, политика венгерских феодалов и захватнические тенденции Габсбургов открыли туркам путь к дальнейшим завоеваниям.
Лызлов осуждает позицию польского короля Казимира IV, посредничавшего в переговорах Стефана Валашского с султаном. Первый просил помощи у польского короля, однако, замечает Лызлов, «ничто же обрете». Когда же турки взяли Хотин и вторглись в Подолию, входившую тогда в состав Польши, Казимир послал войско, но было уже поздно.
Таким образом, историк выступает как за единство власти внутри отдельных стран, так и за объединение усилий в международном масштабе, вне зависимости от национальной или религиозной принадлежности. Приспособленчество некоторой части европейских феодалов Лызлов расценивает как предательство общих интересов, часто не получавшее одобрения и самих завоевателей.
Так он пишет о казни султаном знатного грека Гертука, указавшего туркам на слабо укрепленные места городских стен Константинополя 19. Автор оправдывает это действие Махомета II: «и тако прият нечестивый (Гертук) достойное возмездие измены своей».
Рассказывая о европейских походах Амурата II, Лызлов неодобрительно оценивает лавирующую политику сербского деспота Георгия Бранковича, отдавшего дочь (Мару) в гарем султана. Это не помогло Бранковичу, ибо именно в его правление вся Сербия со многими городами, в том числе Смедеревом (1439 г.), была разорена турками, сын Бранковича пленен, а сам он с женой бежал в Венгрию. Автор с негодованием отмечает, что жена сербского князя Лазаря и его сын отдали дочь Оливеру в гарем Баозита II и вообще пошли на соглашение с ним.
В настоящее время историками вскрыты глубокие социальные корни туркофильского течения среди византийской знати 20. На па-{377}губность и вредность этого направления Лызлов указывал еще в XVII в.
Большое внимание автор «Скифской истории» уделяет героической борьбе славянских народов Балкан против завоевателей. Автор со скорбью пишет о том, что со времени битвы на берегу р. Марицы в 1371 г. турки рассыпались по полуострову, «яко птицы по воздуху», а прежде цветущие царства Сербское и Болгарское поразили голод и опустошение, земля оскудела не только людьми, но и плодами земными и скотом. Лызлов с горечью отмечает, что стремление сербского князя собрать уцелевшие силы для борьбы с врагом ни к чему не привели и битва на Косовом поле была проиграна славянами. Лызлов приводит в своей книге многочисленные примеры героизма братских славянских народов, ставших объектами турецких завоеваний.
Автор красочно рисует подвиг воина Милоша (Обилича, Кобиловича), который выдал себя за перебежчика и, войдя в шатер Амурата I, пронзил султана мечом в сердце. Описывая этот драматический эпизод, Лызлов называет Милоша «знаменитым и вечной славы достойным благородным воином». Автор рассказывает о жестоком сражении сербов с преемником Амурата I Баозитом I, во время которого пало много сербов и их князь Лазарь был обезглавлен на глазах умиравшего Амурата. Лызлова восхищает отважное сопротивление сербов, семь месяцев державших войска султана под Белградом (1440 г.). Подробно Лызлов описывает подвиг командира генуэзского отряда Джиованни Джустиниани (у Лызлова — Зустуней), пришедшего на помощь осажденным жителям Константинополя (1453 г.). Так же внимателен автор и к действиям венгерского полководца Иоанна Гунеада (Яноша Хуняди), наносившего чувствительные удары султану под Белградом, в Семиградье и в других пунктах 21.
В то же время на протяжении всей книги он подчеркивает, что в результате упорного всенародного сопротивления турки периодически терпели поражения и их военные победы были преходящи.
Несмотря на то что в годы правления Махомета II к Турции отошло большое количество европейских княжеств и 200 укрепленных пунктов, Лызлов спешит сообщить, что турецкая армия нередко «возвращалась с великою тщетою и постыдением», а побеждала часто не столько силой оружия, сколько нарушением элементарных норм международного права — «клятвопреступлением во время обещанного покоя». Кроме того, Лызлов утверждает, что даже в момент наивысших военных успехов Турция была уязвима.
Так, например, основав крепость на р. Саве и оставив в ней 5-тысячный гарнизон, турки пытались присоединить Венгрию. Но король Матфей Корвин (1458—1490 гг.) с 10‑тысячным войском {378} изгнал турок из крепости. Ссылаясь на «Хронику» М. Бельского, Лызлов пишет о героическом сопротивлении туркам жителей греческого порта Медони (в 1500 г.). Турки захватили этот город, по мнению автора, только благодаря сильному артиллерийскому обстрелу. А жители, чтобы не попасть живыми в руки врага, предпочитали сжигать себя или топиться. Таким образом, Лызлов подчеркивает, что народы Европы, так же как и русские, «мужественно и крепко браняхуся» против захватчиков. На борьбу с турками поднимались порабощенные народы — четы, гайдуки, ускоки, нанося чувствительные удары по завоевателям. Почва горела под ногами захватчиков. Лызлов подробно описывает кровопролитные бои за венгерские крепости по Дунаю, при этом он указывает на участие в борьбе «граждан», а не воинов (в г. Рабу). Именно борьба народов за свою независимость и привела, по мнению Лызлова, к тому, что турки, «оставивши обыкновенную свою гордыню», стали просить мира у окрестных держав.
Автор отмечает, что к концу XVI в. становилось все ощутимее сопротивление, встречаемое завоевателями в Европе. Наступление австрийских войск вызвало подъем национально-освободительной борьбы в других районах: Лызлов сообщает о том, что 50 городов было отнято у турок «без кровопролития». Очевидно, имеются в виду восстания сербов в Банате (1594 г.), в Хорватии (1593 г.), антитурецкие действия Михаила Храброго в Валахии, восстание болгар в Тырново, освободительные движения в различных частях Балканского полуострова 22.
Свой рассказ о страданиях народов автор заканчивает песней о турецкой неволе:
Воздыхают с плачем христианские народы,
Братия наша в плене, лишася свободы...
....................................................................
Все сии плачут зело, потеряв свободу,
Ибо в своих отечествах купят и воду,
В домех си не имут, где главы приклонити,
Ни един час тогда могут без плача быти...
....................................................................
К тому от коегождо главы по златому
И днесь рожденный должен дати султану злому.
Хотя в Лызлова нет специальной главы о русско-турецких отношениях, в разделе о Турции он неоднократно касается этого вопроса. Так, он пишет, что из всех европейских правителей на призыв византийского императора Мануила II против турок откликнулся только московский князь Василий Дмитриевич, приславший ему с монахом Иродионом Ослебятей «многу казну» (кон. XIV в.). К кон. XV в. Лызлов относит вторжение турецких армий в Подо-{379}лию, в древности принадлежавшую Руси, где завоевателей постигает неудача.
При освещении взаимоотношений Турции и России в XVI в., Лызлов вновь возвращается к изложению обстоятельств неудачного похода турок в 1569 г. под Астрахань, используя рассказ польского посла А. Тарановского. Причины похода турок в Поволжье Лызлов склонен видеть в стремлении султана к реваншу за взятие Казани и Астрахани войсками Ивана Грозного.
Лызлов упоминает также о втором бесславном походе турок под Астрахань в 1588 г. и о посольствах из Турции в Москву — в 1589 и 1594 гг. Очевидно, он использовал материалы Дворцовых разрядов, так как в летописи об этом сообщают очень скупо. Лызлов подчеркивает, что могущественный султан вынужден был считаться с Россией, оказавшей под Астраханью отпор завоевательным устремлениям Турции.
Повествуя о столь далеких событиях, автор «Скифской истории» не теряет связи с современностью: так, описание первых столкновений турок с Византией он сопровождает следующей сентенцией: «...яко и по сие время на сие зрим, егда Восточное Греческое царство тии нечестивии повоеваша».
Лызлов не упускает случая указать на необходимость единства действий европейских народов во главе с Россией против турок. Он учит современных ему правителей не вести своекорыстную политику, а быстро откликаться на призыв соседней страны о помощи. Одновременно с этим он неоднократно подчеркивает, что турки часто «сами побеждаеми бываху» и что в их победах решающую роль играла не сила, а раздоры среди европейских правителей и нарушения соглашений между ними.
Несмотря на большое историографическое значение раздела «Скифской истории», посвященного Турции, следует отметить, что автором были допущены некоторые фактические неточности и пропуски. Так, описывая ход завоеваний Баозита I на Балканах, Лызлов не пишет о захвате турками древней столицы Болгарии г. Тырнова в 1393 г. А о болгарском князе Шишмане I сообщает, что он не погиб на поле битвы, а был казнен по приказу султана (1389 г.).
О многочисленных сражениях Скандербега с турками Лызлов читал во многих «историях воинских», однако он не остановился на описании его подвигов под тем предлогом, что о таком «знаменитом победотворце» лучше «совершенно молчати, нежели мало писати» 23. Лызлов почему-то не упоминает и о поражении турок под Веной в 1529 г. и 1532 г. Это тем более странно, что он был современником другой неудачи турок — при осаде Вены в 1683 г. Сопоставления здесь были бы уместны.
Сношения России с Турцией, по-видимому, начались не в 1482 г., как пишет Лызлов, а еще в 1445 г., когда в Аккермане был {380} задержан турецкими властями дьяк Федор Курицын. В 1486 г. переговоры России и Турции велись при посредничестве крымского хана Менгли-Гирея I и т. д.
Несмотря на ошибки и пробелы, имеющиеся в книге и легко объяснимые уровнем развития науки в XVII в., следует отметить существенный вклад Лызлова в изучение истории Турции и международных отношений той поры. Впервые в русской историографии Лызлов сделал попытку осветить экономику, военное дело и международное положение Турции вплоть до кон. XVI в. Он отметил захватническую политику военно-феодального Османского государства, которое так и не смогло создать условий для внутреннего развития хозяйства, ни на своей, ни особенно на завоеванных территориях.
Лызлов старательно подобрал факты поражения турецкой военной машины и тем самым разоблачил миф о ее непобедимости. На исторических примерах он доказал, что при всей своей силе и организации турецкая армия имела уязвимые места и могла быть побеждена искусным, храбрым и хорошо вооруженным войском.
Автор донес до русских читателей имена бесстрашных полководцев средневековья, боровшихся с турецкими захватчиками — генуэзца Джустиниани, венгра Иоанна Гунеада, серба Милоша Кобилича, албанца Скандербега, боснийского князя Стефана.
Лызлову равно близки и судьба древнего Белграда, и болгарских сел, и боснийского города Яйце. В этом большое межународное звучание «Скифской истории». Автор уверен, что совместные действия европейских народов приведут к освобождению от турецкого ига: «Уже бо тамо нас убози христиане, братия наша, с радостью и с надеждою ожидают, готовы... помощь подати!» Это была патриотическая идея совместной борьбы всех порабощенных народов против общего врага: «...и нам вскоре имать помощь послати». Лызлов призывает современников твердо верить, что освобождение наступит «во дни наша».
Взгляды А. И. Лызлова на экономические вопросы отражали прогрессивные тенденции развития дворянской экономической мысли той эпохи. Государственное богатство Лызлов ставит в зависимость от благосостояния подданных. Рассматривая источники доходов турецкого султана, он пишет: «...основание бо доходов государственных — земледельство и труды около его». Это суждение показывает, что Лызлов понимал значение развития земледелия как основы феодального производства. «Егда же земледельцев мало, тогда всего бывает недостаток»,— писал он. Земледелие, по его мнению, «подает основание художествам» (ремеслам), а художества — купечеству, торговле. Мысль, что богатство государства зависит от «общенародства», которое приобретает его для страны «трудами и промыслами», была одновременно и передовой и утопичной, поскольку она касалась условий средневековой Турции. {381}
Рассуждения о зависимости доходов центральной власти от благосостояния подданных встречались до Лызлова, например, в трудах публициста XVI в. Ермолая-Еразма, в экономических проектах А. Л. Ордина-Нащокина, наконец, в «Книге о скудости и богатстве» современника Лызлова идеолога купечества И. Т. Посошкова. Представляют интерес наблюдения Лызлова над тем, что «паши и иные султанские начальники, яко пиявицы, высасывают кровь из подданных своих», разоряют население, «насыщая себя» и родственников султана богатством. Такая оценка турецких вельмож присуща также дворянскому публицисту XVI в. И. С. Пересветову.
Лызлов указывает на военно-грабительский характер султаната (в этом, собственно, крылась причина отсталости Порты по сравнению с европейскими странами). Так, он справедливо отмечает, что вместо заботы о развитии земледелия и градостроительства султаны все подчиняют нуждам армии. В покоренных ими областях «зело много пустынь безмерных и опустошенных стран, нещетно мало градов людных, но множае пустых стран». Лызлов отрицательно расценивает и то, что в Османской империи торговля и судоходство передаются посредникам из других государств. На страницах своей книги он настойчиво провидит мысль о важности флота для страны как в военном, так и в торговом отношениях. Подобные рассуждения свидетельствуют о том, что автор был сторонником протекционизма. Кроме того, Лызлов обращает внимание на необходимость твердой финансовой политики: он указывает на факты падения стоимости денег в Турции, когда «серебро и злато так было испорчено», что «червонный золотой вдвое тогда был ценою, нежели прежде». Лызлов порицает взяточничество, широко распространенное среди государственных служащих. Он считает это язвой общества. Таким образом, несмотря на самые общие высказывания по экономическим вопросам, преимущественно касающимся экономики Турции, нельзя не отметить, что мысли автора «Скифской истории» созвучны передовым экономическим теориям его времени.
В суждениях же по социальным вопросам Лызлов оставался на позициях своего класса — дворянства. Хотя он и отмечал социальные различия в обществе (в татарских ханствах и в Турции), однако осуждал «бунты» и «несогласия» между жителями Константинополя, среди янычар и пр. А исследуя ход турецких завоеваний на Балканах, он прежде всего беспокоился о судьбе «благородных» людей, а не простого населения. Автор скорбит о казнях «богатых и честных», хотя известно, что прежде всего от зверств янычар страдало население сел и городов.
Лызлов — сторонник абсолютной монархии: через всю книгу красной нитью проходит апология неделимой наследственной законной власти. Автор сочувственно излагает притчу о князе Эдигее, завещавшем якобы своим 30 сыновьям, «дабы вси жили {382} купно (вместе.— Е. Ч.), не деляся царством, и один бы единого не истребляли, но купно стерегли государство свое». Эта притча звучала в России особенно актуально в тревожные годы двоецарствия (1689—1695), когда на троне сидели столь различные Петр I и Иван V, а в Новодевичьем монастыре томилась их сестра, бывшая царевна Софья, которая не могла примириться с потерей власти. Лызлов не устает повторять, что внутренние династические распри ослабляют центральную власть.
Автор порицает князей, которые в пору тяжелых испытаний для своих стран (во время борьбы с вражеским нашествием) думали лишь о собственном спасении.
Идеал сильной власти Лызлов видит в правлении Ивана IV. Перелагая текст «Казанской истории» в соответствующем разделе своей книги, он неустанно подчеркивает мудрость царя и наделяет его эпитетами «бодроосмотрительный», «благочестивый» и т. д. Будучи сторонником наследственной (легитимной) монархии, Лызлов утверждал, что «власти, зле приобретенныя, недолго обыкоша пребывати». Таким образом, и в этом отношении он продолжал линию И. С. Пересветова — дворянского публициста XVI в. Исследователь взглядов И. С. Пересветова А. А. Зимин отмечал: «Борьба за укрепление самодержавной власти, деятельность Ивана Грозного, отношение к грекам и южным славянам, агрессия крымско-турецких феодалов — вот вопросы, на которые русский читатель XVII в. искал ответа в сочинениях И. С. Пересветова» 24.