Разрезав мой широкий пояс, он сорвал пуговицы с камзола, разодрал рубашку и провел на груди кровавую линию. Я держал себя в руках. Я даже не вскрикнул.
– Это братство, к которому принадлежат все истинные чародеи, – пояснил он, – где каждый из нас учится где мы растем, превращаясь из подмастерьев в полноправных членов ложи, признанных мастеров убийства так как наши ученые степени – это смерть, искусное умерщвление наших коллег. Для того, чтобы получить – диплом, ты должен убить собственного учителя, или он убьет тебя. В этом и состоит выпускной экзамен.
Нож оказался у меня перед глазами.
– И где эта школа?
Он засмеялся, воткнул нож мне в левую ноздрю и с силой провернул. Я вскрикнул. Кровь и слезы потекли у меня по лицу.
– Если бы ты хоть что‑то собой представлял, а не был просто мелким мошенником, Секенр, тебе не пришлось бы спрашивать. Ты бы увидел. Но ты действительно всего лишь трюкач, жулик, и таким образом ты принес мне величайшую из всех наград – потому что, признаюсь, даже я не смог бы никогда одолеть твоего отца, но ты, мой мальчик, совсем другое дело, и когда я покончу с тобой, после того, как убью тебя вдохновен но, изобретательно, медленно и со вкусом, все, чем владели Ваштэм, Бальредон, Таннивар и все остальные, будет принадлежать мне. Я завладею даже тобой, Секенр, – я сохраню тебя в себе, как любопытную безделушку. В отличие от тебя, Секенр, я знаю, что делать со своим наследием.
Я попытался воззвать к Сибилле, но не успел – нож Луны промелькнул в воздухе у меня перед лицом и облетел вокруг моей головы. Лезвие так и не коснулось меня, но он явно что‑то отрезал, и мое лицо тут же оцепенело. Я не мог говорить. Он усердно работал ножом вокруг моего тела. Я лежал на столе полностью парализованный. Ему больше не нужно было удерживать меня своей невидимой рукой. Сам себе я больше всего напоминал иллюстрацию, вырезанную из книги несколькими взмахами бритвы – искалеченное ничтожество, совершенно не способное к сопротивлению.
Он поднял мою правую руку, чтобы я мог видеть ее. Рана от стрелы в запястье открылась. Рукав моментально пропитался кровью.
– Как удобно, – прокомментировал он. – Кажется, ты решил избавить меня от хлопот.
Рана в боку тоже открылась. Я не мог дышать. Кровь из пробитого легкого хлынула изо рта. Когда я попытался заговорить, кровавые пузыри размазались у меня по щекам. Дотянуться до Сивиллы я не мог. Я не мог заставить ее услышать меня.
Мне показалось, что чародей Луна открыл мою грудь, как сумку, и стал рыться в ней, чтобы извлечь оттуда мое еще бившееся сердце, которое он поднял в воздух, чтобы показать мне, он произнес какое‑то слово, и сердце объяло синее пламя. Потом наступила тьма. Не знаю, сколько это продолжалось. Но когда я очнулся, он стоял надо мной, как прежде. Рубашка на мне была разорвана, но грудь – лишь порезана, хотя весь бок был мокрым от крови.
Я провалился в полубред‑полусон, в котором отцовский дом заполнили эватимы. Крокодилоголовые посланцы Бога Смерти пришли к моему смертному одру, приказали мне встать, одеться и следовать за ними в их страну, где Сюрат‑Кемад, чьим ртом является ночное небо, зубами – звезды и из чьей утробы вытекает Великая Река, ожидает меня, как он всегда ожидает чародеев.
В этом полусне‑полубреду я увидел Хамакину с мамой, они стояли рядом со мной и плакали. Мама держала мою кровоточащую руку. Она говорила со мной на языке мертвых, и я отвечал ей, с удовольствием вспоминая о прежних счастливых временах.
Орканр завладел телом. Теперь действовал не Секенр, как и не Ваштэм, не Таннивар и не Лекканут‑На. Орканр жил в Городе‑в‑Дельте во время правления царя Сестобаста Завоевателя, когда еще не была установлена Гегемония на всей Реке. Но Орканр был значительно старше – возраст этого седовласого чародея, высокого и тонкого, как тростинка, превышал тысячу лет – он помнил битвы героев с богами, разгуливавшими по земле в начале времен, древний всезнающий Орканр, советник царя Сестобаста, заставлявший отступать драконов и изгонявший силы тьмы. Непонятно, было ли это частью разработанного им самим таинственного плана, или событиям было позволено развиваться спонтанно, но враг убил Орканра, затем второй враг убил первого, третий – второго, и так до тех пор, пока река, истоком которой стала смерть Орканра, не влилась в зловещий род Ваштэма и в конце концов – в Секенра?
И вот он, бесконечно терпеливый Орканр, оказался в логове своего злейшего врага, совсем не подозревавшего об этом.
Он сел на столе, ухмыляясь.
У Луны вырвался возглас изумления:
– Секенр! Как тебе удалось это сделать?
– Оставь ребенка в покое, – спокойно ответил Орканр. – Он не давал тебе повода к ссоре. Скорее, она между нами, Луна, чье истинное имя Декак‑Натаэ‑Цах, что означает, весьма приблизительно кстати, Ползущая Ящерица или что‑то в этом роде.
– Ты не Секенр!
– Я уже сообщил тебе об этом. Ну‑ка, догадайся, кто я на самом деле!
Луна метнул огненное копье, но Орканр, даже не подняв руки, создал щит из огня своего тела. Это было бы – слова проникли в мое угасающее сознание, словно Орканр прошептал их Секенру во сне – ребячеством, трюком для подмастерья, недостойным истинного чародея, выпускника Школы Теней. Его щитом был разум. Он создал непроницаемую сеть из мыслей, словно собрал воедино тысячи железных колец и соединил их силой воли – и все это меньше, чем за секунду.
Огненное копье пробило несколько первых колец, а затем застряло в их массе. Упав на землю, оно уже остыло и стало тускло‑красным, а вскоре исчезло.
Луна отступал, возможно, размахивая перед лицом невидимыми руками. Этого я сказать не могу. Орканр не утрудил себя произнести хоть слово. Постепенно руки Луны стали видимыми – они действительно плавали в пространстве перед его лицом – похожие на руки скелета, ажурные полоски из жидкого стекла.
По‑прежнему неподвижно сидя на краю стола, Орканр дотянулся до него словом и оторвал эти стеклянные руки. Луна закричал, но крови видно не было. Он упал на невидимые колени, в отчаянии уставившись туда, где только что были его руки.
Орканр соскользнул со стола, и походка его сразу стала неуверенной – в первое мгновение его удивило, каким легким стало тело и какими короткими ноги. Он сделал шаг, затем другой, но колени у него подогнулись, и он упал у стола навзничь. Он потянулся к краю столешницы, но чужие непослушные пальцы не могли схватиться за доску.
Луна с надеждой поднял взгляд. Кресты из сияющих белых линий замелькали перед ним в воздухе – его творение непрерывно поворачивалось и извивалось, становясь все больше и больше.
Орканр взмахнул правой рукой. Светящиеся бумеранги потухли. Брызнула кровь, залившая Луне лицо. Орканр колебался, выжидал, но вскоре понял, что кровь была его собственной – из запястья. С рукава капало, весь бок рубашки стал мокрым от горячей крови, которая начала просачиваться сквозь камзол.
Орканр откашлялся и сплюнул кровь. На мгновение тошнота подступила у него к горлу. Я закричал внутри его разума, чтобы встряхнуть его, а затем с большим трудом постарался сфокусировать свои мысли, пытаясь рассказать Орканру, как я получил все эти раны, чтобы упросить его хоть что‑нибудь предпринять перед тем, как я – мы – истечем кровью.
Он снова сильно ударил Луну одним лишь небрежным взмахом мысли. Тот зарыдал и лег неподвижно. Затем Орканр стал собирать огонь из своего тела, пока холодное пламя не зашипело у него во рту, запястье не загорелось, как факел, а весь бок не засиял брильянтовым светом. Одежда Секенра вздыбилась волной от вырывавшегося из него пламени. Боли он не ощущал.
Огонь поддерживал нас обоих, пока Орканр широкими шагами пересекал комнату, почти взлетая в воздух от непривычной легкости тела, столь непохожего на то, что было у него при жизни, горя ярким пламенем и истекая кровью. Луна в страхе смотрел на него. Орканр немного неуклюже потянулся к нему горящей рукой. Он схватил Луну за подбородок и поднял в воздух. Побежденный чародей оказался на ощупь сухим и горячим, а весил не больше лимона. Я с отвращением подумал, что от него осталась лишь уродливая голова.
– Пойдем со мной. Пора закончить то, что началось между нами много веков назад, – возбужденный голос Орканра скрипел и срывался от гнева. Он не привык говорить легкими и горлом мальчишки.
Луна заскулил:
– Кто ты?
– А ты не знаешь?
Глаза Луны округлились, он взмолился:
– Нет! Ты знаешь мое истинное имя. Ты отмахиваешься от меня, как от мухи, словно я какое‑то ничтожество, но я тебя не узнаю.
– Это потому, что ты и есть ничтожество. Разве не ты подстроил мое убийство несколькими твоими любимчиками, чтобы моя душа была разделена между ними – хотя бы поэтому ты всегда был ничтожеством. Я мог бы раздавить тебя, как козявку. Но эти любимчики, которых ты никогда не смог бы одолеть, один за другим были убиты Ваштэмом из Страны Тростников. Так я смог воссоздаться и вернуться к тебе.
– Нет! Нет! Я не знаю тебя! – Лицо Луны стало безумным от ужаса. Мне, Секенру, показалось, что он действительно сошел с ума, но Орканр просто удивился, а ему знать лучше.
Луна попытался воспользоваться своим последним козырем. Его невидимое тело осталось на месте. Он встал на ноги и оказался настолько выше мальчика Секенра, что рука Секенра не могла дотянуться даже до его подбородка. На миг он обрел свободу.
Орканр рассмеялся и ударил ногой туда, где положено было находиться колену. Нога не встретила ни малейшего сопротивления, но невидимое тело обрушилось. Орканр на лету поймал светящуюся голову и, взвесив ее на руке, сделал вид, что собирается ее бросить, в то время как его враг хрипел:
– Я… тебя… не… знаю…
Орканр подбросил голову в воздух, поймал и поднял так, что их носы почти соприкоснулись. Нос Секенра все еще кровоточил там, где был порван. Орканр излечил лишь самые опасные раны. Пока он говорил, кровь испещрила все лицо Луны.
Он уставился поверженному противнику в глаза.
– Должно быть, у тебя началось размягчение мозгов. Ты звал меня Старой Жердью, когда был мальчишкой, так как я уже тогда был стар, гораздо старше, чем ты мог себе представить. Помнишь? Когда ты вырос, ты стал обзывать меня гораздо хуже. Но твои оскорбления не причиняли мне никакого вреда, как и твои жалкие чары. Помнишь? Это ты обманом завлек меня в Склепы Усопших за городом, где и предал. Помнишь?
– Всемилостивейшие боги! Этого не может быть! О, Сюрат‑Хемад, возьми меня в свое царство, путешествие в которое я так долго оттягивал…
Орканр сильно сжал щеки Луны большими пальцами, и лицо начало невероятным образом деформироваться. Язык вывалился наружу. Глаза вылезли из орбит. Орканр быстро крутанул руками, повернув лоб в одну сторону, а подбородок – в другую. Луна зашипел сквозь зубы.
– Я Орканр, одураченный тобой, древний Орканр вернулся, чтобы заплатить по старым счетам. Тебе придется еще немного подождать, пока я с тобой не покончу. А теперь пойдем, пришло время снова вернуться в Склепы Усопших. Нам ведь предстоит столько всего обсудить, тебе и мне. Я так долго ждал этой возможности, что не намерен больше откладывать разговор ни на минуту.
Орканр понес своего врага в Склепы Усопших. Для Секенра это все было, как в дурмане, в полубреду: многочасовая ходьба под дворцом по низким сырым туннелям, заканчивающимся громадными залами со статуями вдоль стен, спуск по лестницам из холодного черного камня, ведущим в глубь земли, оставшиеся позади пещеры с обрушившимися незнакомыми идолами, позабытыми и позаброшенными. Пламя тела не освещало пути рана на запястье тоже погасла – остался лишь светящийся шрам.
По пути нам никто не встретился. Чары Луны, освободившие тронный зал от «посторонних», действовали по‑прежнему. Мы остались одни в нашем пустынном мире. Секенра заинтересовало, была ли использована манипуляция со временем, примененная отцом, когда тот перемещал дом. А может быть, все происходящее займет в реальном мире всего несколько секунд, и события развиваются настолько быстро, что глаз стороннего наблюдателя, не чародея, просто не в состоянии уследить за ними?
Да, дитя, что‑то в этом роде, – подумал Орканр. – Именно.
Секенру страшно хотелось расспрашивать его и дальше, но у Орканра не было времени для пустой болтовни. Слишком много ему надо было обсудить с поверженным врагом. Секенру доставались лишь обрывки чужих воспоминаний. Я стал простым пассажиром его разума, и все, что мне оставалось, это заново переживать с ним самые яркие мгновения его жизни: лазурная голубизна неба, спокойный день, посвященный рыбалке на реке, страницы книги, которую он читал, страшная смерть, на которую он обрек смертельного врага царя Сестобаста. В его мыслях я с удивлением обнаружил легкую грусть, ностальгию по тем временам, когда Орканр считал, что помирился с Луной, когда они едва не стали друзьями. Затем – вспышка гнева, воспоминание о том, как он забыл об осторожности и позволил Луне заманить себя в ловушку.
Орканр знал, что он должен сделать. У него мелькнула тень сожаления, но это была всего лишь тень.
И вот уже Орканр стоит в вечной тьме под Городом‑в‑Дельте, где в первые дни существования этого мира гнездились драконы, но потом они пали от рук полубогов и героев. Эти пещеры были выжжены в живом камне дыханием драконов, здесь большинство их пало от мечей героев. В свете, лившемся из головы Луны, открылись белые колонны, поднимавшиеся в непроницаемый мрак. Это были драконьи зубы. Гигантские белые арки, смыкавшиеся у нас над головами, были ребрами хищных чудовищ, а круглые плоские камни, сверкавшие вдоль дороги – чешуей давно вымерших тварей.
Лишь чародей мог найти дорогу в это место. Магия закрывала его от глаз простых людей.
Здесь влачили свое жалкое существование мертвые, изгнанные с Реки – их ссылка могла длиться несколько веков по человеческим меркам, но была лишь кратким мигом для Сюрат‑Кемада.
Пользуясь головой Луны, как фонарем, Оркарн, по колено в пыли – прахе драконов, прокладывал себе дорогу среди каменных саркофагов и расписных футляров мумий.
Секенру казалось, что он заперт в комнате на верхнем этаже дома и подслушивает обрывки разговоров в комнате внизу, но Орканр прекрасно слышал призраков, заточенных здесь мертвецов, они умоляли его освободить их, проклинали его или просто бессвязно бормотали что‑то. С некоторыми из них Орканр говорил очень долго.
Здесь была сокрыта тайная, известная лишь чародеям Дельты кладовая разумов погибших чародеев, царей и философов, мужчин и женщин, по большей части проклятых за свои преступления, но полезных, чрезвычайно полезных для чародеев следующих столетий.
Мы вскрыли саркофаг мумии, изрядно удивив вывалившуюся оттуда компанию вурдалаков. При первых проблесках света они моментально расползлись по углам – голые изможденные создания с белой, как у рыб, кожей и чудовищными золотыми глазами, напоминавшими погребальные диски. Орканр обнаружил, что вурдалаки выели у мумии глаза. Он наклонился и выдыхал огонь изо рта – моего рта – пока труп не сгорел дотла. Не осталось даже костей. Я, Секенр, оглянулся вокруг в поисках призрака, намереваясь рассказать ему, как добраться до Реки и Царства Мертвых, но тот уже сбежал. Орканр пожал плечами и пошел дальше.
Мы снова долго шли, страшно долго, но благодаря пылавшему внутри тела огню ни малейшего признака усталости не ощущалось. Луна тихонько хныкал. Время от времени он причмокивал губами. Но заговорить он больше так и не попытался. Мне кажется, он окончательно лишился остатков разума, когда решил, что попал в руки сумасшедшего. Орканра это страшно забавляло.
Наконец мы остановились перед саркофагом, намного превосходящим остальные в размерах и более пышно украшенным – он по‑прежнему оставался ярким и блестящим несмотря на все минувшие века. По бокам его сверху вниз вились рельефные изображения змей, желтовато‑зеленых на черном деревянном фоне.
Орканр поднес Луну к лицу, вырезанному на крышке саркофага, – старик с закрытыми глазами и острым немного задранным вверх носом.
– Это было твоим высшим достижением, старый друг?
Луна пустил слюни, но ничего не ответил.
Змеи стали медленно оживать, извиваясь по стенкам саркофага – Секенру показалось, что их движения странно ритмичны, словно в течение веков, даже тысячелетий, первоначальные рельефы стирались и черная поверхность становилась девственно гладкой, а затем покрывалась новой резьбой. Все это время футляр ссыхался, уменьшался в размерах, и было видно, как он изнашивался, облуплялся, а теперь годы, десятилетия и века расплетались, будто бинты, которыми была спелената древняя мумия.
Орканр знал, что медленно и постепенно, по мере того, как время отшелушивается от саркофага, он будет открываться.
Он называл столетия, одно за другим, отдавая им приказы. Змеи, извиваясь, продолжали ползти. Наконец что‑то внутри щелкнуло. Орканр поднял Луну левой рукой, а правой осторожно открыл крышку гроба. Футляр мумии едва заметно завибрировал, как только он прикоснулся к нему.
Орканр отступил назад, а из саркофага повалил черный дым – его клубы заполнили весь склеп. Но у дыма не было запаха. Мы не кашляли. Этот был не дым. Это была просто тьма.
Лишь Орканр по‑настоящему видел, что происходило потом, он использовал магическое зрение, далеко превосходящее зрение обычного человека. Для Секенра это было нечто расплывчатое, промелькнувшее в мгновение ока.
Живые, мерцающие во тьме змеи обвились вокруг мумии, заменив своими телами ее бинты, они плотно связали ей колени, скрестили руки на груди и запрокинули голову назад в бесконечном беззвучном крике, но ее живые глаза остались широко открытыми, остекленевшими от боли и, как мне казалось, от безумия. Бедняга страдал в течение многих веков – змеи раздирали его на части, но так и не могли пожрать до конца – его агония превосходила любые мыслимые границы человеческого воображения.
Орканр поднял Луну.
– Недостойный сын, смотри же на своего отца, моего верного друга. Ты помнишь?
Луна дико закричал, когда Орканр швырнул его светящуюся голову в саркофаг, подобно старому хламу. Неожиданно проворно скрещенные руки мертвеца резким движением освободились от своих оков. Они схватили Луну и крепко держали его, пока сотни змей не обвились вокруг светящегося лица. У Луны вновь прорезался голос. Он кричал и кричал, пока не задрожали своды, но мумия лишь смеялась, и ее глубокий, рокочущий, как гром, голос был бесконечно ужасным.
Лишь гораздо позже, возможно, столетия субъективного времени спустя, снова наступила тишина. Я смотрел на мир своими собственными глазами. Телом по‑прежнему владел Орканр, я оставался лишь пассажиром у него внутри, но видеть я уже мог.
Он зажег пламя на моей ладони и еще долго стоял во тьме, размышляя о чем‑то; я не мог постичь его мыслей, хотя понял, что гнев и радостное упоение местью постепенно затухают и новое чувство, чувство сожаления, начинает беспокоить его.
Он нагнулся над саркофагом – пламя на ладони осветило останки трупа. Змеи исчезли. Голова Луны лежала на дне, темная и сморщенная, как пустой мешок.
Орканр дохнул огнем на гроб, уничтожая все, что осталось.
Луна, чьим истинным именем было Декак‑Натаэ‑Цах, которого мы убили и таким образом поглотили, с диким криком проснулся в моем сознании. Орканр легким движением мысли заставил его замолчать до будущих времен.
Я почувствовал приближение призрака мумии. Я попытался окликнуть его на языке мертвых, чтобы направить к Реке и далее, в Страну Мрака, но Орканр обратился ко мне внутри моего разума:
– Не волнуйся, Секенр. Он знает дорогу. Он и так слишком долго ждал, когда сможет отправиться в путь.
Затем я заметил, что, хотя голова Луны и сама мумия сгорели полностью, превратившись в прах, руки мумии остались. Они свободно плавали в воздухе, и зрелище было поистине умопомрачительным. Пальцы постоянно сгибались и разгибались, словно работал какой‑то сложный механизм.
Орканр явно ожидал этого. Я понял, что эти руки были плодом его магии, а отнюдь не случайным явлением, и что ушедший в последний путь, как и все остальные, вовлеченные в эту интригу, тоже был чародеем, и что он был искалечен с помощью магии. Теперь же от него остались одни руки.
– Потерпи, нам предстоит еще одно дело, – произнес вслух Орканр, обращаясь то ли ко мне, то ли к рукам. Я так и не понял.
Мы шли вдоль берега Реки Смерти, я был в этом уверен. Я слышал плеск волн, шепот призраков в тростниках, биение сердца Сюрат‑Кемада – оно пульсировало где‑то очень далеко, но я не мог ошибиться.
Как только я снова обрел возможность видеть, я не поверил собственным глазам: громадный зал, обрамленный со всех сторон широкими приземистыми колоннами, похожими на фантастические барабаны. В дальнем конце его горел самый обыкновенный фонарь.
Лишь немного опомнившись, я понял, что руки по‑прежнему с нами – они, с вытянутыми вперед пальцами, плавали перед нами в воздухе.
Чуть позже на вершине лестницы, я прослезился при виде поднимавшейся в небо Луны – настоящей, той которую зовут Зеркалом Богини – ее бледный свет струился сквозь высокое окно.
Кровь запеклась коркой у меня на лице. Нос страшно горел.
Руки мерцали прямо перед нами, отражая лунный свет. Пальцы сжимались и разжимались, хватая воздух.
– Осталось совсем немного, – сказал Орканр.
Теперь мы шли по пустому дворцу – пол был совершенно сухим – вдоль длинных коридоров, освещенных неподвижным пламенем. Раз или два я замечал людей: солдат застыл на карауле с поднятым копьем, чиновник в широком синем одеянии – они расплывались и мерцали, такие же бестелесные, как вспышки, возникающие перед глазами в абсолютной темноте.
Действие заговора Луны, остановившего время, постепенно заканчивалось. Я понял, что Орканр подсчитывает, хватит ли нам его.
– Еще совсем немного.
Руки открыли дверь, и мы вошли в тронный зал. Босой, я прошел по гладкому холодному полу среди распростершихся на полу евнухов, стоявших стражников и коленопреклоненных придворных. Я видел госпожу Неку и Тику, но они застыли на месте, бестелесные, как призраки.
Мы поднялись по ступеням к трону Великого Царя Венамона Четвертого. Он в изумлении поднял взгляд, а его тяжелая корона съехала на затылок. Он нас видел. В его глазах отразились испуг и тревога. Непарализованная сторона рта попыталась заговорить, но он успел издать лишь хриплое бульканье перед тем, как плававшие в воздухе руки сомкнулись вокруг его горла. Он завалился вперед, глаза вылезли из орбит, язык вывалился изо рта. Одна из его рук, живая, покрытая старческими пятнами, бессильно схватилась за магическую.
– О Царь, мой повелитель, – сказал Орканр. – Я не знаком с тобой, но твой прадед прекрасно знал меня, как, впрочем и твой дед. Знай же, что с тех пор, как ваша династия начала оказывать помощь и поддержку моим злейшим врагам, вина за все их прошлые преступления легла и на вас. И моя месть неизбежно должна была настигнуть тебя.
Голова царя словно взорвалась – кровь хлынула у него изо рта, носа, ушей, глазниц. А затем голова попросту исчезла, а руки‑убийцы слишком быстро, чтобы за ними можно было проследить взглядом, скрылись внутри шеи, как два паука, спрятавшихся в норе. Его тело раскачивалось из стороны в сторону, фонтаном разбрызгивая кровь, слишком изумленное, чтобы понять, что оно уже мертво. Костлявые руки сновали из стороны в сторону. Каким бы невероятным это ни казалось, безголовый король поднялся на ноги, прежде чем из его груди хлынула кровь, с сухим треском лопнули кости, извергая на пол внутренности и куски плоти.
Оставшаяся от царя оболочка рухнула. В воздух вновь взмыли две руки, держащие сердце. На мгновение они застыли. Орканр кивнул.
Руки стремительно унеслись прочь.
– Секенр, – заговорил Орканр внутри моего разума, – теперь я возвращаю тебе твое тело – я вполне удовлетворен и хочу отдохнуть. Я не желаю тебе зла и далее благодарен тебе за то, что ты предоставил мне возможность для мести. Но я предупреждаю тебя – будь бдителен. Другие могут оказаться далеко не столь благородны, как я. Пока тебе необыкновенно везло в этом отношении. Выучись нашему ремеслу, мой мальчик, или в следующий раз тебе не удастся выжить при подобных обстоятельствах.
Я почувствовал, как он погружается вглубь моего сознания, и сразу после этого вокруг меня все закричали, а я ощутил тошноту, слабость и сильнейшую боль. Я упал на изуродованный труп царя и, скатившись по ступеням, оказался на залитом кровью полу; я был в полной уверенности, что умираю, что все мои раны открылись вновь.
Кто‑то подхватил меня под руки и куда‑то потащил. Все суетились, бегали, кричали. Металл бряцал о металл. Новые крики. Последнее, что я услышал, был звук труб и отдаленный голос герольда, возвещавшего:
– Царь умер! Да здравствует его внук, Царь Венамон Пятый! Да здравствует божественная Хапсенекьют, царица‑регентша, благословенная богами!
– Благословенная богами! – повторило множество голосов.
Глава 11
ТАЙНА ЧАРОДЕЯ
Ее лицо нависло надо мной, словно выплывая из медленно редеющей тьмы, ее кожа была белее бумаги, волосы – седыми, как у старухи, хотя она была еще совсем молода, а глаза ее были невероятно тревожного голубого цвета. Я принял ее за привидение.
Вторая напоминала прекрасную демонессу с нежными чертами лица, но была черна, как всадники заргати, глаза ее сияли, а зрачки были еще темнее, чем кожа.
Кто‑то коснулся моего лба влажным полотенцем. К моим губам прижали чашку. Я набрал жидкости в рот, закашлялся, но все же проглотил немного. Напиток был теплым и сладким.
– Что это? – спросил я на языке Дельты.
Обе замерли, глядя друг на друга.
– Всего лишь сидр, – ответила бледная на том же языке.
Мне показалось, что мое лицо загипсовано. Я начал исследовать его руками. Демонесса отвела мои руки.
– Не трогай, – сказала она. – Доктор очень хорошо зашил тебя. – Она широко улыбнулась. – Он сказал, что у тебя на носу останется совсем небольшой шрам.
– Ох…
Вот теперь я полностью проснулся. Я лежал в кровати, уставившись в сводчатый потолок. Солнечный свет лился в комнату сквозь цветные стекла окон, заставляя загораться цветные фигурки змей, дев и воинов, запечатленных на стекле каким‑то непонятным мне образом.
Тут я потрогал повязку на своем лице и вспомнил. Да. Мой нос был распорот ножом. Это озадачило меня даже больше, чем то обстоятельство, что обе мои ступни возлежали на подушках и были плотно замотаны тончайшей тканью. Лишь пошевелив пальцами ног и будучи вознагражден острой болью, я смог соединить куски головоломки – вспомнить, как я стал цаплей, а мой враг, орел с крокодильей головой, схватил меня за ноги своими страшными челюстями.
Женщины возбужденно перешептывались между собой, скорее всего, на языке, которого я не знал. Я не мог разобрать ни слова. Но теперь я понял, что они были обычными живыми женщинами, а не привидениями и не демонессами. Они были одеты в абсолютно одинаковые халаты, а в волосах и на шеях у них были совершенно одинаковые украшения из кости. Рабыни, понял я, подобранные по контрасту, чтобы подчеркнуть достоинства обеих. Темнокожая, скорее всего, была родом из заргати или какого‑то другого южного народа. Другая, вероятно, была привезена из‑за моря и принадлежала к расе, ни одного представителя которой я до сего дня не встречал. Внимательно рассмотрев ее, я обнаружил, что ее волосы были не седыми, а бледно‑бледно золотистыми. Кожа у нее была почти розовой. Я подумал, что она, наверное, родилась в стране туманов и вечной мглы, что, как говорилось в наших легендах, находится у Вершины Мира, но расспрашивать ее я не стал.
Я попытался сесть; они вдвоем ласково, но настойчиво снова уложили меня в мягкую постель.
Разве они не знали, кто я? Разве никто не рассказывал им, что я ужасный чародей, совсем недавно вырвавший сердце царя прямо у него из груди?
Очевидно, нет. Это не имело никакого смысла. Но я был на удивление слаб и не имел ни малейшей возможности сопротивляться им.
Память постепенно возвращалась. Я исподтишка вытащил руку из‑под одеяла и обнаружил, что, во‑первых, был абсолютно голым и, во‑вторых, что мои раны затянулись. Я был чисто вымыт, надушен и пах благовониями.
Я сглотнул и снова попытался заговорить. Чернокожая приподняла мою голову. Бледнолицая дала еще сидра.
Вдруг за стеной раздался громкий топот. Забряцали доспехи. Створки дверей распахнулись, в комнату строевым шагом вошли четверо солдат, встали у стен и ударили копьями об пол, призывая к вниманию. Я увидел эмблему змеи у них на щитах и красные банты на рукавах.
Затем вошел герольд, объявивший гораздо громче, чем того требовали обстоятельства:
– Идет наследная принцесса!
Обе рабыни моментально спрятались за изголовьем кровати, а в дверном проеме показалась до боли знакомая фигура с завитыми волосами, одетая в расшитое золотом ярко‑красное платье без рукавов. Золотые змеи вились по ее обнаженным рукам.
– Тика!
Забывшись, я рывком вскочил с постели. Простыня упала, обнажив меня до пояса. Я непроизвольно охнул, пытаясь прикрыться, и снова упал на спину, едва не лишившись чувств. Женщины‑рабыни моментально возникли из‑за спинки кровати, расправили покрывала и укрыли меня. Я спрятал забинтованные ноги под одеяло.