Самостоятельность – одна из главных тем современного родительства. Все хотят, чтобы их дети были независимыми! Да, сами ложились и сами вставали, когда хотят, делали домашнее задание, только когда им этого хочется, сами решали, пойдут они в школу или нет, одевались бы, как им хочется, и ели то, что им хочется.
Боже упаси! Только не такая независимость. Нет, мы хотим, чтобы наши дети были независимыми, но делали только то, что мы им говорим. А еще лучше – чтобы они сами угадывали, о чем мы думаем и чего от них хотим, чтобы нам не приходилось их просить; так все увидят, какие мы хорошие родители, сколько свободы мы даем своим детям и как мы никогда не указываем им, что делать. Многие родители в детстве бунтовали (или не бунтовали, но мечтали) против чрезмерно строгого воспитания. Они обещали себе, что своим детям будут давать больше воли. И теперь, к удивлению своему, обнаруживают, что же конкретно хотят делать с этой волей их собственные чада. Естественно! А вы от них чего ожидали?
На самом деле, говоря: «Хочу, чтобы мой ребенок был самостоятельным», многие родители, на самом деле имеют в виду: «Хочу, чтобы он сам ложился спать и не звал меня, сам хорошо кушал, сам с собой тихо играл и меня не дергал, а когда я ухожу и оставляю его с кем-то другим, не плакал бы и не расстраивался».
Но ведь неразумно предъявлять такие требования – ни к ребенку, ни к взрослому. Люди – социальные животные, и наша независимость – это не жизнь на необитаемом острове, но жизнь в группе. Мы нуждаемся в других, а они – в нас. Взрослый должен уметь просить других помочь ему и сам, когда его просят, оказывать помощь другим. Мы взаимозависимы, а не независимы.
Зависим нищий, просящий милостыню: он зависит от доброты прохожих. Работник, получающий ежемесячную заплату, тоже в некотором смысле зависим, потому что без помощи компании, коллег, начальства или подчиненных он не смог бы работать; но при этом нам он кажется человеком самостоятельным, потому что у него есть трудовой договор и зарплата. Он знает, сколько ему причитается по ведомости, и имеет право требовать эту сумму.
|
|
Если ребенок зовет папу и папа к нему приходит, ребенок независим. Если папа не приходит, потому что не хочет, ребенок зависим от его настроения. Уделяя внимание ребенку, вы учите его независимости. После разлучения (болезни, выхода на работу, детского сада) ребенок становится более зависимым: больше нуждается во внимании, физическом контакте, ни на секунду не хочет оставаться в одиночестве. Если такой ребенок получает то, что ему необходимо, он преодолеет собственные страхи; если ему в этом откажут, проблема только усугубится.
Существует огромная разница между ребенком, который перестает звать маму, потому что больше в ней не нуждается, и ребенком, который перестает звать маму, потому что знает, что, сколько бы он ее ни звал, она все равно не придет.
Ваш ребенок – хороший
…Более того, я вообще не вижу никакого смысла рожать сыновей, если не можешь вырастить их уверенными в себе.
Чарлз Диккенс. «Николас Никльби»
Многие специалисты – уверен, из лучших побуждений – говорят нам о проблемах с поведением у детей: проблемах с кормлением, сном, о ревности, агрессии, эгоизме... Все говорят нам о том, что у наших детей есть проблемы, о том, как их диагностировать, как предупредить или решить, как дети нами «манипулируют» или о том, для чего им нужно устанавливать границы. И никто не напоминает о том, что наши дети – хорошие.
|
|
А ведь они и вправду хорошие. Они должны быть хорошими, по необходимости. Ни один вид животных не выжил бы, если бы у его представителей не было врожденной способности обучиться вести себя как нормальные взрослые и инстинктивного желания делать это. Легко научить льва есть мясо или ласточку улетать на юг. Трудно было бы – и для этого потребовались бы совершенно противоестественные методики – вырастить льва-вегетарианца или ласточку, зимующую в северном полушарии. Подавляющее большинство новорожденных при должном воспитании (то есть получая достаточно любви, уважения и физического контакта) вырастают нормальными детьми и, позже, нормальными взрослыми. Люди – социальные животные, и потому уметь любить и быть любимыми, уважать и быть уважаемыми, помогать и принимать помощь других членов группы, понимать и уважать правила поведения (то есть быть хорошими) – естественные качества любой личности. Добротное образование, религия и законы учат нас еще кое-чему, но все это уже не является необходимыми условиями для того, чтобы быть хорошим. Наши предки были хорошими, даже когда жили еще в пещерах, точно так же как курицы – «хорошие» безо всяких школ и полицейских.
Давайте же взглянем на некоторые из положительных качеств наших детей.
Ваш ребенок бескорыстен
Трехмесячная Лаура глаза себе выплакивает. Ей дали грудь, сменили подгузник, ей не холодно и не жарко, ее не колет булавка. Мама берет ее на руки, поет ей песенку, и Лаура мгновенно перестает плакать. Мама кладет ее обратно в кроватку, и та снова заливается слезами.
|
|
«Есть она не хочет, пить она не хочет, у нее все в порядке! – скажут злые языки. – Какого черта ей надо?»
Ей нужна ее мама. Ей нужны вы, потому что она любит вас. Любит не за то, что вы ее кормите, одеваете, согреваете, и не за то, что, когда она подрастет, будете покупать ей игрушки или отправите в частную школу, и не за то, что по завещанию оставите ей деньги. Любовь ребенка чиста, абсолютна, бескорыстна.
Фрейд считал, что дети любят матерей за то, что те их кормят. Это так называемая теория вторичного влечения (мать – вторична, молоко – первично). Доктор Боулби в своей теории привязанности отстаивает диаметрально противоположную точку зрения. Он говорит, что потребность в матери независима от потребности в кормлении и, вероятно, важнее ее.
Так почему бы вам, мамы, не насладиться этим чувством безусловной любви к вам? Разве вам было бы лучше, если бы дочь звала вас, только когда ей хочется есть, пить или согреться, а удовлетворив эти потребности, переставала бы обращать на нас внимание? Никто не откажет ребенку в пище лишь потому, что тот плачет от голода; никто не преминет закутать ребенка лишь потому, что тот плачет от холода. Откажетесь ли вы взять на руки ребенка лишь потому, что тот плачет от недостатка любви?
Ваш ребенок щедр
Не так давно обеспокоенная мать спросила у меня про свою полуторагодовалую дочку, когда та перестанет быть такой эгоистичной? Когда научится делиться?
Почему многие родители и педагоги так озабочены тем, чтобы ребенок научился делиться? Какая ему от этого польза? Мы, взрослые, практически никогда ничем не делимся.
Пример: Исабель, которой нет еще двух лет, играет в парке со своими ведерком, совочком и мячиком под неусыпным и исполненным любви присмотром мамы. Поскольку ручки у нее еще маленькие, она, естественно, единовременно держит только совочек, а ведерко и мячик положила рядом с собой. Другой малыш примерно того же возраста подходит к ней, садится рядом и, не говоря ни слова, хватает мячик. Исабель вот уже минут десять не обращает на него никакого внимания и продолжает спокойно постукивать по земле своим совочком. Спокойно? Внимательный наблюдатель заметил бы, что она начинает стучать все сильнее и сильнее и что краем глаза она поглядывает на мячик. Сам юный незнакомец, по-видимому, прекрасно понимает, что он вступил на опасный путь; он отодвигает мячик от Исабель, ждет ее реакции, затем пододвигает его обратно. Та его на всякий случай предупреждает: «Мое! – а затем чувствует, что нужно уточнить: – Мой мячик!» Незнакомец, которому трехсложные предложения, по-видимому, еще не даются (или, может быть, он не хочет перед ней распинаться), просто повторяет: «Мяик, мяик, мяа!» Фраза эта, без сомнения, равноценна предъявлению прав собственности; Исабель решает отстоять свои законные права на маленький зеленый мячик. Незнакомец не оказывает особого сопротивления, но пока та не смотрит, экспроприирует у девочки ведерко. Довольная Исабель несколько секунд играет со вновь обретенным мячиком, а затем нахмуривается: а как же ведерко? Нет, это уже слишком!
И так может продолжаться чуть ли не весь вечер. То она с готовностью разрешает мальчику играть с той или иной своей вещью, то делает это неохотно, то вообще не желает с этим мириться. Периодически она сама предлагает мальчику совочек в обмен на свое ведерко. Все это может сопровождаться непродолжительным детским плачем или криком; но в любом случае новый «друг» Исабель почти наверняка немалую долю времени проведет с ней, мирно занятый своей игрой.
Также весьма высока вероятность того, что в дело вмешаются их мамы. И тогда происходит то, чему я не престаю удивляться: вместо того чтобы рьяно защищать собственного ребенка, каждая из них примет сторону чужого младенца.
– Да ладно, Исабель, дай мальчику поиграть с твоим совочком!
– Давай, Педро, верни девочке лопатку!
В оптимальной ситуации дальше пары мягких увещеваний дело не зайдет; однако нередко обе матери начинают отчаянно соперничать в том, кто из них великодушнее (конечно, легко быть великодушной, когда это не твой совочек!):
– Ну все, Исабель, хватит: если будешь так себя вести, мамочка рассердится!
– Педро, немедленно извинись перед девочкой, или мы уходим!
– Не переживай ты так, пусть он поиграет с твоим совочком, ничего страшного. Моя девочка такая эгоистка!
– Да он у меня просто хулиган! Все время приходится за ним приглядывать, постоянно пристает к другим детям, отнимает игрушки.
И так в результате выговор получают оба ребенка, словно пара маленьких повздоривших государств, которые давно бы уже помирились, не вмешайся в дело две супердержавы.
Подобные ситуации, происходящие тысячи и тысячи раз, иногда заставляют нас думать, что наши дети – жадины. Мы бы ни секунды не колеблясь поделились пластиковым совочком и мячиком. Но действительно ли мы с вами щедрее, чем они, или нам просто нет до этих предметов особенного дела?
Нужно уметь на все взглянуть под другим углом. Представьте, что вы сидите в парке на скамейке, слушаете музыку. Рядом на сложенной газете стоит ваша сумка. И вот к вам подходит незнакомый человек, садится на ту же скамейку и, не говоря ни слова, начинает читать вашу газету. Спустя какое-то время он откладывает газету (на землю, и даже не сложив), берет вашу сумку, открывает и начинает в ней копаться. Смогли бы вы в такой ситуации проявить великодушие и щедрость? Сколько бы секунд вы вытерпели, прежде чем ясно дать понять, что копаться в чужих вещах нельзя, или просто выхватить свою сумку и уйти? И если бы невдалеке увидели полицейского, разве вы бы его не позвали? А представьте, что он подойдет и скажет: «Ну все, хватит, дайте мужчине сумку, а то я рассержусь! Простите, сэр, эту женщину, она совсем не умеет делиться. Вам нравится мобильный телефон? Пожалуйста, воспользуйтесь, звоните, кому хотите. Тише, женщина, будете дальше возмущаться, я вам разъясню, что к чему!»
Готовность делиться зависит от трех факторов: что мы даем попользоваться, кому даем, и на какой срок. Коллеге по работе мы можем дать книгу на несколько недель, но когда незнакомец без спроса берет нашу газету, нам это не нравится. Свою машину мы дадим прокатиться только близкому другу или родственнику. У младенца личной собственности очень мало, и ведерко, лопатка, мячик для него так же важны, как для нас – сумочка, компьютер или мотоцикл. Время для ребенка тянется медленнее, и одолжить игрушку на несколько минут ему так же трудно, как его отцу дать кому-нибудь машину на несколько дней. Дети точно так же различают друзей и просто знакомых, хотя мы этого подчас и не осознаем. Например, какой из двух вариантов описания пересказанных мною ситуаций, по вашему мнению, изберет мама Исабель?
А) Исабель играла в песочнице со своим другом, и тут ко мне подходит незнакомый человек, берет мою газету и чуть не уносит мою сумочку! Я была просто в шоке!
Б) Мы с другом играли моей сумочкой, и вдруг подходит незнакомый мальчик и чуть не уносит мячик Исабель! Я была просто в шоке!
Конечно, с точки зрения взрослого, любой безобидный, беззащитный двухлетний ребенок – это «друг». Но когда в вас самих росту меньше метра, двухлетний мальчик – это незнакомец, а возможно даже и «лицо с подозрительными намерениями».
Ну и еще один пример напоследок: двадцатипятилетний Энрике, не в силах утешить сына Кинке, достает ключи от своей машины и использует их в качестве погремушки. Кинке хватает ключи, любовно прижимает к себе, смотрит на них, снова прижимает. К ним подходит девочка лет шести и начинает дурачиться: «Какой мальчик! Как его зовут? Сколько ему лет? (Да, она – одна из этих не по годам деловитых девочек.) Моему двоюродному братику Антонио восемь месяцев, он сегодня гулять не пошел, потому что у него болит ухо. Привет, Кинке! Какие красивые ключики! А ну-ка, дай! Смотри, вот тебе взамен мячик». Энрике доволен, что у сына появилась подружка – ну, точнее, доволен до того момента, пока девочка не убегает с его ключами, оставив взамен мячик – она его честно обменяла! Как думаете, сколько миллисекунд пройдет, прежде чем Энрике бросится за ней вдогонку и вернет ключи? Кинке с радостью готов был ими поделиться, а вот его отец – нет.
Дети намного щедрее нас самих.
Ваш ребенок уравновешен
Ах, если и сегодня ты не плачешь,
Осуждено ты будешь плакать вечно!
Торквато Тассо. «Освобожденный Иерусалим»
Точнее, ребенку свойственно вести себя уравновешенно. Проще говоря, ваш ребенок – не плакса.
Что значит «целыми днями плачет»? Младенцы действительно плачут чаще взрослых, и поэтому мы часто говорим детям: «Что ты плачешь, как маленький?»
А что если у них просто больше причин для плача?
«Но ведь они безо всякой причины плачут, – скажете вы. – На пустом месте». В зависимости от возраста дети могут плакать оттого, что башня из кубиков, которую они построили, развалилась, оттого, что вы не купили им мороженого, что их повели к доктору, оттого, что не могут сразу найти сосок, оттого, что им меняют подгузник или вытирают голову. Ни один взрослый от всего этого плакать, конечно же, не стал бы.
А отчего плачете вы? Проведите эксперимент – посадите своего двухлетнего сына к себе на колени и расскажите ему все самое ужасное, что, по вашему мнению, только может приключиться: «к тебе придет с проверкой налоговая полиция», «тебя уволили с работы», «у тебя появились ужасные морщины на лице», «твою футбольную команду перевели во вторую лигу...»
Он не заплачет. Взрослые и дети плачут по совершенно разным поводам.
Чаще всего дети плачут по следующим причинам:
• Их разлучили с мамой дольше, чем на две минуты.
• У них что-то не получается.
• Они видят что-то странное и не знают, что это.
• Они хотят что-то, но не знают, как это получить.
Все это, к сожалению, может случиться (и случается) по нескольку раз на дню, тогда как повод расплакаться для взрослых возникает лишь изредка. Вот почему кажется, что мы менее склонны плакать. Но это неправда. Если бы нашу любимую команду понижали по нескольку раз на дню, если бы нас каждое утро увольняли или каждый день умирали бы несколько наших лучший друзей, мы бы тоже целыми днями плакали.
Ваш ребенок великодушен
Эмилия всерьез поссорилась со своим шестилетним сыном Оскаром. Вкратце, Эмилия хотела его искупать, а Оскар был уверен, что он для этого совершенно не грязный. Крики, рыдания, оскорбления и угрозы. Бесстрастный наблюдатель признал бы, что большинство рыданий исходили от одной из сторон, а большинство оскорблений и угроз – от другой.
Было это час назад. Как думаете, какая из двух пострадавших сторон теперь спокойно занимается своими делами, словно ничего не произошло, и даже ведет себя необычно весело и нежно, а какая, напротив, скорее всего до сих пор сердится, злится и ворчит?
– Эй, мам, смотри, что я делаю!
– Не хочу, у мамы нет настроения.
– Мам, пойдем в воскресенье в зоопарк?
– Думаешь, ты заслужил зоопарк? Думаешь, ты был хорошим мальчиком?
С работы возвращается папа мальчика, Артуро. Как думаете, какую версию событий он услышит?
А) Мама сегодня ужасно разозлилась, ты просто не представляешь, какую она закатила сцену. Тебе нужно с ней поговорить.
Б) Этот ребенок сегодня мне весь день грубил, отказывался делать, что его просят. Тебе нужно с ним поговорить.
Дети прощают нас десятки раз на дню. Делают они это искренне, безоговорочно, не затаив зла – ну просто полностью забывают нанесенную им обиду. Перебороть свое раздражение они умеют намного быстрее, чем мы.
Ваш ребенок бесстрашен
Представьте, что вы стоите в очереди в банке, и вдруг туда врывается группа вооруженных людей в масках. Если они прикажут лечь на пол, разве вы не ляжете? Если они прикажут молчать, разве не замолчите? Если прикажут не двигаться, разве вы станете шевелиться? Немыслимо! Но никакое принуждение, никакие угрозы, даже приставленный к голове пистолет не заставят двухлетку помолчать полчаса, не проситься пи-пи или прекратить начатую истерику. Вам следует восхищаться ее отвагой и перестать жаловаться на ее «упрямство».