Сакральное и профанное
В развитом виде историческая религия включает в себя, в качестве основных компонентов, соответствующие виды сознания, деятельности, отношений, учреждений. Религиозному сознанию – мировоззрению, ядром которого является вера в священное (сакральное), принадлежит определяющее положение в религии.
Религиозное сознание ценностно и эмоционально насыщено, чувственно наглядно, символично, диалогично. В религиозной деятельности различаются культовая и внекультовая (теоретическая, пропагандистская, политико-организационная и т. д.) составляющие.
Важнейшее дело религиозной жизни – культ – проходящее в форме ритуала взаимодействие со священной реальностью, в котором актуализируются ее символы и события (миф). Религиозные отношения включают в себя отношения к явлениям сакрального мира, а также профанного, поскольку они соприкасаются с сакральным (например, в повседневном обращении к нормам религиозной морали).
Религиозные учреждения в своей совокупности образуют церковь (в широком смысле слова), основной организационной единицей которой является религиозная община. Типичным для церкви является строго иерархическое устройство, специализация, разделение верующих на клир и мирян. (Еще в лекциях)
5. Наука и религия. (+см. лекции)
Анализ взаимоотношений религии и науки должен осуществляться, очевидно, не в плане сопоставления высказываний (истинных или ложных) о мире и человеческом бытии, а как сопоставление элементов духовной культуры, которые обслуживают различные объективно-исторические потребности общества.
В системе духовной культуры наука выполняет познавательную функцию. Роль науки в жизни общества чрезвычайно широка и многообразна. Наука может рассматриваться как: 1) форма общественного сознания, 2) вид человеческой деятельности, 3) социальный институт и 4) производительная сила. Остановимся несколько подробнее на этих функциях.
Во-первых, наука предстает в качестве одной из форм общественного сознания, возникшей на определенном этапе человеческой истории; при этом главной задачей науки является выработка обобщающего теоретического знания. В то время как религия основана на вере в сверхъестественное, наука создает систему достоверного знания, которое, в силу своего внелйчностного характера, может быть использовано как во благо, так и во зло.
После трагедии Хиросимы и угрозы глобальной ядерной катастрофы, возникшей в результате открытий ученых, авторитет церкви начал возрастать. Современная ситуация характеризуется негативным отношением к науке на уровне общественного сознания и ростом авторитета церкви, когда она не только реализует свою идеологическую функцию в обществе, но и претендует на выполнение познавательной функции, выработку своей системы знаний*.
Во-вторых, наука предстает как определенный вид человеческой деятельности, разновидность умственного труда, нацеленного на выработку теоретического знания. В данном случае и религия, и наука выполняют гносеологическую функцию. Открытия Дж. Бруно, Н. Коперника, Г. Галилея, Ч. Дарвина и др. вызывали во все времена резкий протест церкви. Причем, например, протест против учения Н. Коперника был вызван отнюдь не тем, что оно опровергало геоцентризм Клавдия Птолемея в собственно теоретическом плане, а потому, что учение Птолемея представляло собой важный элемент христианской картины мира. Поэтому Ф. Энгельс и назвал открытие Коперника «революционным актом, которым исследование природы заявило о своей независимости», охарактеризовав его как «вызов церковному авторитету в вопросах природы». Однако многие выдающиеся научные открытия были сделаны и деятелями церкви. Здесь можно назвать имена Н. Кузанского, Г. Менделя, Пьера Тейяр де Шардена, П. Флоренского и др.
Таким образом, являясь, с одной стороны, творцом культуры, с другой стороны, человек выступает в качестве ее потребителя, создавая свою картину мира либо на основе научного знания, либо строя ее на основе религиозных представлений. Происходит опредмечивание того, что уже представляет собой достояние культуры. И здесь наблюдается парадоксальная ситуация. Растет число последователей харизматического движения как в мире в целом, так и в нашей стране, что в современных прогнозах рассматривается как предтеча религиозного возрождения третьего тысячелетия.
Вместе с тем в нашей стране, по данным социологических исследований, число людей, которых безоговорочно можно отнести к убежденным верующим, составляет не более 20%. Приводя эти данные, Л. Н. Митрохин пишет о том, что если раньше печать пестрела высказываниями, оскорблявшими чувства верующих, то «теперь впору, кажется, говорить о защите достоинства неверующих, поскольку единственным основанием подлинной нравственности все чаще объявляется вера в Бога». Суть трансформации в отношениях между научным знанием и религиозной верой хорошо охарактеризовал известный американский религиовед Д. Хант. «Вопреки всеобщим ожиданиям, - пишет он, - что прогресс науки приведет к отмиранию религии, наука сама поворачивается к религии и допускает сверхъестественное в форме психических явлений, - многие мистические силы, которые когда-то были торговым знаком колдовства и волшебства, ныне демонстрируются физиками под строгим лабораторным контролем и принимаются от имени науки».
Современный человек в своей деятельности активно использует научные знания, вытесняющие традиционные, донаучные представления об окружающей действительности. К тому же на протяжении жизни современный человек, как правило, вынужден несколько раз менять сферу приложения своих творческих способностей, осваивать вновь возникающие отрасли знания, приобретать новую квалификацию. В такой ситуации религия выполняет своего рода компенсаторную функцию: за ней закрепляется сохранение традиционных, вековечных начал в человеческой деятельности и отношениях. И если стремительное развитие науки в последнее время интенсивно содействует техническому прогрессу и освоению человеком нового, то религия обращена в прошлое, сохраняя это прошлое в настоящем.
В-третьих, науку следует рассматривать в качестве социального института. Научные знания и научная деятельность в любом обществе институализуются, т. е. закрепляются в систему получения знаний (академии, научно-исследовательские институты), их воспроизводства, хранения и трансляции (университеты, научные библиотеки, центры научно-технической информации) и т. д. Государство формирует научную политику (подготовка кадров, развитие сети научных учреждений, связь науки с производством и другими сферами общественной жизни).
Важное значение в данном случае имеет вопрос о том, как в рамках той или иной духовной культуры, а более широко - в недрах цивилизации, происходило и происходит продуцирование нового знания. Так, научный эксперимент зародился в процессе отрицания средневекового типа мышления и схоластической науки, а позитивное знание касалось главным образом внешнего по отношению к человеку мира. Уже эта установка исключала какое-либо взаимодействие науки нового времени и религии.
Вместе с тем обращение европейской науки к освоению «донаучного» знания индийской культуры показало, что ею аккумулированы знания о человеке, которые еще не стали или только становятся предметом освоения современной науки (например, такие нетрадиционные методы лечения, как акупунктура и пр. и методы овладения силами человеческого организма - йога, медитация и т. д.).
Впрочем, из того, что эти формы знания, связанные во многом с религиозными верованиями, мистическими представлениями и обрядами, в чем-то оказываются прогрессивнее представлений, свойственных современной, западной науке, отнюдь не следует, что каждая культура порождает свою науку - западную или восточную, православную или мусульманскую. Такое суждение справедливо по отношению к религии, но не к науке.
Первый проект государственной организации науки составил Ф.Бэкон в своем труде «Новая Атлантида» (1627). Ставший впоследствии прообразом научных обществ и академий, «Дом Соломона» был предложен Бэконом как центр организации и планирования научных исследований и технических изобретений, а также распоряжения производством и техническими ресурсами. Вместе с тем Бэкон разграничивал области научного знания и религиозной веры, полагая, что религия не должна вмешиваться в вопросы науки. «Храм науки» - это) скорее, образное понятие, выражающее трепетное отношение к науке, нежели уподобление ее церковному храму.
Наконец, в-четвертых, наука на определенном этапе исторического развития приобретает еще одно качество - она становится производительной силой, овеществленной в орудиях и продуктах труда. В этом качестве наука выступает силой, объединяющей знания, навыки организации человеческого труда и производственного коллектива.
Таким образом, продуцируя достоверное теоретическое знание,, наука пронизывает все сферы человеческой деятельности, общественной жизни. Религия также претендует на подчинение себе этих сфер, но в более узком плане - идеологическом. Поэтому постоянная конфронтация науки и религии является следствием их направленности на подчинение себе различных сфер культуры, в том числе в господстве над духовно-познавательной сферой жизни человека.
Л. Мень, например, пишет о том, что так называемые «вечные вопросы», которые не поддаются экспериментальной проверке с помощью методов науки, г. е. вопросы о смысле жизни, конечных причинах, духовном бытии высшей Реальности являются прерогативой религиозной веры. Эти вопросы «опираются на иной опыт, отличный от научного. Здесь спорят не осязаемые факты, а различные убеждения и формы веры. Эволюция культуры немыслима без этого диалога, дискуссии мировоззрений». Религия претендует нарешение познавательных задач, тогда как наука, опираясь на рационалистический метод, претендует на «практически-духовное» освоение бытия природы и человеческого бытия, что изначально было подвластно искусству, морали, религии. Признавая право на существование каждого из видов духовной культуры, необходимо учитывать их познавательное и идеот логическое назначение, сферы взаимодействия в современном мире.
6. Мифология и религия. (+см. лекции)
Строгой разграничительной линии между мифологией и религией нет. Многие историки полагают, что уже самые древние мифы можно считать первой исторической формой религии. Так, Л. Я. Штернберг выделял три ступени развития религии в первобытные времена: 1) вера в одушевленность природы (аниматизм); 2) вера в духов и богов; 3) вера в существование души как особого бестелесного начала, которое может отделяться от тела и сохраняться после его смерти (анимизм)1. Другие историки предпочитают не называть древнюю мифологию религией, полагая, что этого имени заслуживают только развернутые и систематизированные мифологические системы.
О древнеегипетской и древнегреческой мифологии нередко говорят как о религии древних египтян и греков. Вместе с тем некоторые исследователи утверждают, что подлинная религия возникает только тогда, когда появляется вера в единого, единственного Бога-творца, создателя мироздания (единобожие, или монотеизм). В европейской научной традиции мифологические верования в существование многих богов (многобожие, или политеизм) чаще всего характеризуют как примитивную, языческую религию. Т. Гоббс, один из крупнейших философов Нового времени, считал, что различие между религией и мифологией относительно и зависит от того, какие верования получают государственное признание: «Страх перед неведомой силой, придуманной умом или воображаемой на основании выдумок, допущенных государством, называется религией, не допущенных — суеверием»1. Как бы то ни было, несомненным остается одно: религия исторически вырастает из мифологии и сохраняет в себе многие ее черты. В достаточно развитом обществе она отделяется от мифологических верований и становится самостоятельной и весьма значимой культурной формой. Мифы продолжают жить во всякой культуре, но получившая признание в обществе религия, как правило, противопоставляет себя им и осуждает их как «суеверие»
РЕЛИГИЯ И МИФОЛОГИЯ
Вопрос о соотношении религии (Р.) и мифологии (М.) по-разному решался учёными разных направлений. Старая, т. н. мифологическая (астрально-мифологическая, натуристическая), школа, которая впервые начала систематически исследовать мифологический материал главным образом индоевропейских, но отчасти и других народов, не ставила этого вопроса в прямой форме, потому что Р. в то время считались лишь сложные вероучения - христианство, ислам, иудаизм и др., М. же рассматривалась как древняя поэзия. При этом сторонники мифологической школы не разграничивали М. в этом понимании от народных религиозных верований.
Впервые применил понятие «миф» к христианскому вероучению крупный историк Р., либеральный богослов Д. Штраус («Жизнь Иисуса», 1835), пытавшийся снять мифические наросты и наслоения с облика «исторического Иисуса». Больше сблизили М. и Р. этнографы эволюционистской школы. По мнению Э. Тэйлора, в основе всей М. лежит примитивное анимистическое мировоззрение, из которого и вся Р. черпает своё содержание. Этот взгляд по-разному варьировался этнографами-эволюционистами. Н. Харузин видел в М. главный источник для познания религиозных верований народа, поскольку мифологический материал используется в культе. Согласно Харузину, без М. - своего рода мировоззрения первобытного человека - нельзя уяснить себе и Р. Американский этнограф Д. Бринтон тоже подчёркивал тесную связь М. с Р., считая, что сама М. по существу религиозна; однако, по его мнению, не Р. происходит из М„ а М. происходит от Р.; подлинные мифы являются плодами того проникновения в божественное, которое составляет реальную и единственную основу всех религий. К. Прёйс полагал, что миф - необходимая составная часть культа.
Сходные взгляды высказывались и в марксистской литературе. Так, Г. В. Плеханов находил, что религиозные представления - это мифологический элемент Р. При этом Плеханов признавал этиологическое значение мифов - «первого выражения сознания человеком причинной связи между явлениями». П. Лафарг не проводил разграничения между понятиями «миф» и «Р.». По А. Б. Рановичу, М. - всегда один из элементов Р.
Но уже с кон. 19 в. делались попытки отграничить М. от Р., даже противопоставить одну другой. Эти попытки выражали тенденцию обелить Р., освободить её от компрометирующего мифологического элемента, от наивных или забавных рассказов, над которыми смеялись уже древние мыслители. Так, Ф. Джевонс писал, что миф - это ни Р., ни источник Р.; это - первобытная философия, наука, а частью художественный вымысел; Р. может только отбирать мифы, отбрасывая то, что с ней несовместимо. С. Рейнак проводил резкую грань между мифами и Р.; М. представляет собой, по его мнению, лишь собрание рассказов, тогда как для Р. характерны эмоции и выражение их в действиях, чего нет в мифах. Настойчивее всего пытались размежевать Р. и М. сторонники теории прамонотеизма - Э. Лэнг, В. Шмидт и их последователи. Они видели свою основную задачу в том, чтобы представить Р. как чисто моральное мировоззрение, лишённое низменных, грубо мифологических мотивов, и освободить от таких мотивов в особенности первобытную Р., состоявшую будто бы в почитании единого бога-творца. Основоположник теории прамонотеизма Э. Лэнг писал о двух течениях - религиозном и мифическом в Р.; религиозное течение даже у дикарей свободно от магических обычаев умилостивления духов; мифологическое же полно магии, обмана. В. Шмидт, глава венской школы, старался доказать, что мифологические элементы в Р. представляют собой поздние наслоения, лишь затемняющие, загрязняющие первоначальный образ небесного единого бога - образ, по его утверждению, возвышенный, морально чистый, лишённый вначале всяких мифологических черт.
Представители теории прамонотеизма только выразили наиболее откровенно ту мысль, которая, быть может, неосознанно для самих авторов, сквозит и в сочинениях других буржуазных учёных: примесь М. загрязняет Р. В апологетической тенденции, однако, нельзя обвинить тех авторов, которые разграничивали миф и Р. путём сужения понятия Р.; так, например, В. Вундт считал, что Р. налицо лишь там, где есть вера в богов, а М. охватывает веру в духов, демонов, в души людей и животных, и она представляет собой не более как начатки Р. Близок к этому взгляд П. Эренрейха, согласно которому, М. вначале не была религиозной и лишь на поздних ступенях связывается с Р. В противоположность теоретикам прамонотеизма марксисты признают Р. явлением отрицательным, М. же - положительной культурной ценностью, считая, что именно примесь Р. «портит» М. Ту же приблизительно мысль высказывал М. Горький; он был склонен сближать, почти отождествлять мифологическое и сказочное творчество и резко разграничивал, даже противопоставлял друг другу М. и Р. Он считал, что мифы, как и сказки, вырастали на почве трудового опыта народа, выражали мечту трудящегося человека о покорении природы; а Р. возникла из отрыва идеологического мышления от практики, от труда.
Взаимодействие М. и Р. на большом фактическом материале рассматривается венгерским марксистом И. Тренченьи-Вальдапфелем. По его мнению, Р. - сила реакционная, подчиняющая человека тайным силам, в то время как М. - сила прогресса, даёт крылья человеческому самосознанию, создавая положительных героев и даже прекрасные образы богов как высшую ступень самосовершенствования человека; в первобытном обществе М. была частью Р., позднее, на рубеже бесклассового и формирующегося классового общества, мифотворчество отделилось от Р.; М. стала свободной и прогрессивной областью фантазии, в которой человеческое самосознание смогло вступить в борьбу против пут Р., старавшейся вселить в человека чувство беззащитности и зависимости от внешних сил. Толкование Тренченьи-Вальдапфеля (как отчасти и М. Горького) основывается по существу лишь на развитой и поздней мифологии, преимущественно греческой; исследователь почти не принимает во внимание первоначальные стадии развития мифа. Историческое соотношение М. и Р. на самом деле было гораздо сложнее.
В современной науке господствует мнение о тесной связи между М. и Р., при этом остающимися самостоятельными. Источники Р. и М. различны: корни Р. - в бессилии человека перед слепыми природными и социальными стихиями; М. - в элементарной потребности человеческого ума в понимании и объяснении окружающей действительности. Выражаются Р. и М., конечно, в формах, обусловленных и общим уровнем общественно-культурного развития, и конкретно-историческими факторами.
Сама по себе мифотворческая деятельность человеческого разума не заключает в себе ничего религиозного, о чём свидетельствуют мифы аборигенов Австралии, островитян Океании, народов Африки и Америки (о животных, об окружающей человека природе). Самые элементарные из них содержат ответы на вопросы: почему ворон чёрный; почему летучая мышь плохо видит днём; почему медведь без хвоста, и т. п. Другие мифы служат объяснением того, почему море такое большое; почему солнце совершает ежедневно свой путь по небу с востока на запад; откуда люди получили огонь; почему различаются формы тела мужчин и женщин, и т. п.
Но когда мифы объясняют явления социальной жизни, обычаи, нормы поведения (касающиеся, например, разделения по возрасту и полу, родственных, межплеменных отношений и др.), это объяснение превращается в мифологическое обоснование и оправдание данных форм социальной практики, санкцию и сакрализацию их; таким образом, сакрализованные социальные нормы, предписания, запреты становятся обязательными и неприкосновенными. В классовом обществе боги начинают олицетворять в первую очередь социальную власть. «Фантастические образы, в которых первоначально отражались только таинственные силы природы, приобретают теперь также и общественные атрибуты и становятся представителями исторических сил» (Энгельс Ф., см.. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 329). Возникает миф, который выполняет важнейшую социально-нормативную функцию. Социальная практика обосновывается и освящается ссылкой на мифическое прошлое; в мифе повествуется о действиях мифических предков, культурных героев, демиургов, установивших данный обряд или данный запрет. Так узакониваются обряды инициации, тотемический ритуал, брачные нормы. И сами мифы, и фигурирующие в них персонажи обычно окутаны строгой тайной от всех непосвящённых, от нечленов рода или племени. Устанавливается- неразрывная связь между мифами и религиозными обрядами. Миф как бы разъясняет и обосновывает совершаемую религиозную церемонию; а эта церемония (обряд) как бы воспроизводит в лицах рецитируемый или пересказываемый миф. Это тесное взаимодействие мифа и обряда вызвало длительный спор в науке: что является первичным, а что производным - миф или обряд. Большинство современных учёных склоняются к мнению о первичности обряда по отношению к мифу, но одновременно не отрицается и обратная зависимость и взаимодействие мифа и обряда (см. Культовые мифы. Обряды и мифы, Тотемические мифы).
Хотя М. играет и важную роль в истории Р., как бы поставляя материал для содержания религиозных верований, не она является самым существенным элементом Р. Ещё Робертсону Смиту принадлежит глубокая мысль о том, что в древних Р. основу составляли не верования, не догматы, а обряды, ритуал, в котором участие членов общины было обязательным. Во многих Р. мифологическая сторона составляет второстепенный, необязательный, иногда несущественный элемент. Например, в Р. древних греков, у которых М. достигла особого развития и разнообразия содержания, мифы отнюдь не составляли сути Р. Вера в мифы не была обязательной. Многие образованные люди смеялись над мифами, при этом не навлекая на себя упреков в безбожии до тех пор, пока они с почтением относились к богам - покровителям города и выполняли предписанные религиозные обряды. Известны и Р., в которых мифологическая сторона играла совсем неприметную роль и даже почти отсутствовала (напр., в конфуцианстве). Мифы - это произведение народной фантазии, наивно объясняющее факты реального мира. Они рождаются из естественной любознательности человечества, на ранних стадиях его развития, на почве трудового опыта; по мере расширения этого опыта, вместе с ростом материального производства, расширяется круг мифологической фантазии, усложняется её содержание. Имея различные корни, М. и Р. имеют общее - олицетворяющую фантазию. Именно это уже на ранних ступенях развития способствует включению мифологических представлений в область Р. В отличие от других религиозных представлений, религиозно-мифологическое обладает ещё одним характерным признаком: фигурирующие в М. события, явления относятся к отдалённому прошлому (мифологическая эпоха). В Р. встречаются культовые мифы, связанные с религиозно-магическими обрядами, в которых обряд обосновывается и объясняется характерным для М. способом: учреждение данного обряда возводится к глубокой мифологической древности, связывается с мифическими персонажами, сам миф, как и обряд, становится священным, тайным (эсотерическая М.). Для непосвящённых в тайны обряда сочиняются мифы (экзотерическая М.), в которые сами посвящённые не верят; в них для устрашения вводятся фантастические образы духов, чудовищ и др. (тератологический миф). Сливаясь с религиозно-магическими обрядами, мифы составляют существенную часть содержания религиозных верований. На поздней стадии развития - в мировых религиях - мифы утрачивают деление на эсотерические и экзотерические, становятся религиозными догматами. Но у некоторых народов (особенно в Древней Греции) чрезмерное развитие мифологической фантазии приводило к тому, что и отвлечённо философские, даже атеистические, идеи иногда облекались в мифологическую форму. Таким образом, М. и на ранних, и на поздних ступенях исторического развития иногда сохраняла известную независимость от Р.