Дорогой дневник,
Сегодня мой день рождения.
Ага. Девятнадцать лет стараний быть идеальной для всех, сведенных к тому, что я потеряла саму себя.
Как, черт возьми, такое могло случиться?
Не знаю, с чем именно связано мое депрессивное состояние: с тем, что к этому времени мне следовало добиться в жизни большего, или с тем, что я девятнадцатилетняя девственница, которая отчаянно жаждет секса.
Без сомнений, дело во втором.
У меня никогда не было парня. Проникновенных поцелуев. Ни один парень никогда не трогал мою грудь, задницу, или хоть какую-то часть моего обнаженного тела, и боже, я отчаянно в этом нуждаюсь.
Часто по ночам я трогаю себя и представляю вместо своих рук – чужие, пытаясь достичь сокрушительного удовольствия, о котором читала в серии любовных романов и в «Космо». Но каждую ночь я попросту сдаюсь, потому что хоть я и чувствую, что в моем теле нарастает неизведанное мне чувство – нечто яркое и взрывное, до которого рукой подать – я никак не могу ухватиться за это. Словно я нахожусь на грани чиха, все вдыхаю и вдыхаю, но облегчения в виде оргазма так и не происходит. В буквальном смысле.
Конечно, не помогает и мое недавнее открытие – интернет-порно, которым я стала просто одержима.
В начале, мне было неловко наблюдать за тем, как крупным планом мужские и женские гениталии толкаются друг напротив друга, но на смену смущению быстро пришло восхищение. Чувственное, обжигающее восхищение.
В основном пенисами.
Ох, эти красивые пенисы. Конечно, когда они в спокойном состоянии, они такие дряблые, морщинистые и противные. Но в возбужденном? Просто отпад! Они прекрасны. Великолепны. Невероятно сексуальны.
Я в восторге от них.
Не сомневаюсь, ощущения от них удивительные. Поэтому мужчины так сильно озабочены своим размером?
В ночь, когда я в нетрезвом виде набросилась на Холта, был единственный раз, когда пенис оказался в зоне моей досягаемости, и хоть ощущения были приятными, мне бы хотелось подержать один в руке.
Может Холт позволит мне дотронуться до своего? Держу пари у него очень хороший пенис. Не сомневаюсь, что он такой же прекрасный, как и его глупое безупречное лицо, красивые глаза и мускулистое тело. Не сомневаюсь, если он выдвинет свой пенис на конкурс, то получит звание лучшего и будет щеголять с гигантским голубым бантом в области паха.
Интересно, если я вежливо попрошу его, согласится ли он с помощью своего красивого пениса удалить мою назойливую девственность?
Готова поспорить, я единственная девственница в группе. Я питала большие надежды, что Мишель Тай все еще состоит в нашем женском клубе девственниц, но на днях она пришла на занятия, хвастаясь тем, что наконец-то встретилась с парнем, с которым занималась виртуальным сексом, и на прошлых выходных они затрахали друг друга до бесчувственного состояния. Она шепнула мне, что кончила четыре раза. Четыре!
Боже мой, я бы рада кончить один раз, а она целых четыре? Это просто немыслимо.
Я не разговаривала с ней несколько дней. Моя ревнивая вагина не позволяла мне.
Клянусь, иногда я в таком отчаянии, что готова схватить первого парня, который подойдет ко мне, накинуться на него и не успеет он даже опомниться, сорвать с него одежду. А потом я…
— Привет, Тейлор. Пишешь роман?
Я в панике закрываю свой дневник и смыкаю вместе ноги. Поднимаю взгляд и вижу Холта, который смотрит на меня с одной из его фирменных усмешек на лице.
— Чего тебе надо? — спрашиваю я, засовывая свой дневник глубоко в сумку. Ценой больших усилий, мне удается сдержать себя и не вцепиться ему в пах.
Я обмахиваюсь, Господи Иисусе, мое лицо пылает огнем.
— Да что с тобой такое, женщина? Ты больна?
Он дотрагивается тыльной стороной пальцев до моего лба. Я могу думать лишь о том, как хочу, чтобы его пальцы ласкали меня в интимных местах.
Да, я больна. В чрезвычайно сексуально-извращенной форме.
— Я в порядке, — говорю я и встаю, чтобы уйти подальше от него. Все заканчивается тем, что я теряю равновесие и клонюсь к земле. Потом его руки подхватывают меня, и мое возбужденное, изголодавшееся тело оказывается напротив него. Я изо всех сил борюсь с желанием не прижаться к его бедру.
— Вот дерьмо, ты сегодня даже на ногах не держишься, — ворчит он. — Что за черт?
У меня есть лишь мгновение, чтобы насладиться ощущением его рук под моими, прежде чем он отстраняется, и проделывает свой уникальный трюк – выдыхает, проводя пальцами сквозь волосы.
Мне надо убраться от него подальше, иначе, клянусь крошечным, приятно пахнущим младенцем Иисусом, я повалю его на землю и оседлаю.
Я поворачиваюсь и ухожу.
— Куда ты, черт побери, собралась? — кричит он мне в след.
— Куда-нибудь.
— Тейлор, спектакль с участием Бензо Ра скоро начнется. В театре. Который находится в направлении противоположном тому, куда ты сейчас направляешься.
Я замираю на месте. Из-за своей одержимости сексом я чуть не забыла о постановке всемирно известной труппы, которая посетила нашу школу и выступит с эксклюзивным спектаклем.
Я разворачиваюсь на каблуках и проношусь мимо него.
— Я это знала.
Он идет нога в ногу рядом со мной. Я начинаю идти быстрее, чтобы отвязаться от него, но куда мне до его дурацких, длинных ног.
— Ты будешь прослушиваться на роль Джульетты на следующей неделе? — интересуется он.
Я усмехаюсь и качаю головой.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что мне и подавно не светит главная роль. Мне скорее достанется роль «третьей гостьи слева», и во время репетиций я буду сидеть в гримерной, решая кроссворды.
Он останавливается и смотрит на меня.
— Почему, черт побери, ты не хочешь попробовать?
— Потому что я могу облажаться.
— С чего бы это?
— Потому что, — говорю я, — я смотрю на наших одногруппников и вижу, что все – абсолютно все – имеют больше представления о том, чем мы вообще здесь занимаемся. Практически у всех есть какой-нибудь профессиональный опыт и некая подготовка, в то время как я в этом полный ноль. Такое ощущение, будто вы, ребята, уже водите спортивные машины, а я все еще катаюсь на детском четырехколесном велосипеде.
Он хмурится.
— Какие глупости.
— Правда? Холт, в моей школе даже не было курсов актерского мастерства. Я взяла пару частных уроков у парня, чьим звездным часом стала роль приглашенной звезды в шоу «Дерзкие и красивые»[11], а на днях я услышала разговор Зои и Фиби о Станиславском[12], и ей-богу, выпалила: «Ух ты, я обожаю его. Кажется, я видела его на финальной игре Открытого чемпионата США по теннису».
Несколько секунд он смотрит на меня своими раздражающими голубым глазами, не моргая.
— Ну, эй, каждый может так ошибиться. Отца современной актерской системы легко спутать с игроком в теннис.
Он сохраняет спокойствие ровно три секунды, потом его лицо расплывается в широкой улыбке, и он сгибается пополам от смеха.
— Ненавижу тебя, — говорю я, уходя от него.
— О, да брось, Тейлор, — призывает он, следуя за мной.
— Я говорю тебе, о том, какой неуверенной и ущербной чувствую себя, и это твоя реакция? Видишь? Вот почему мы не друзья.
— Ничего не могу поделать.
— Знаю. По всей видимости, мое невежество вызывает у всех смех.
Он хватает меня за руку и останавливает. Его смех стихает.
— Кэсси, ты не невежественная. Неужели ты и правда думаешь, что на прослушивании кастинг-директора будет волновать, знаешь ты кто такой Станиславский или нет?
— Без понятия. Я никогда не проходила прослушивание у кастинг-директора, ведь у меня нулевой опыт.
— Но ты играла в пьесах…
— Я была в составе хора двух мюзиклов, где единственным требованием было лишь показаться на прослушивании. Вряд ли это можно назвать звездной техникой.
— Да я тебя умоляю, ты же все-таки поступила сюда, — говорит он, разводя руки в стороны. — Они выбрали тебя из тысяч претендентов, и на это не повлияло то, на скольких кастингах ты была или во скольких бездарных пьесах или фильмах принимала участие. Они приняли тебя, потому что ты чертовски талантлива, понятно? Перестань быть настолько неуверенной в себе и признай это.
Я поднимаю него взгляд.
— Ты думаешь… я талантлива?
Он вздыхает.
— Господи, Тейлор, да. Очень талантлива. У тебя столько же шансов получить главную роль, как и у любого другого. Может даже больше, потому что во время игры в тебе появляется… такая глубокая уязвимость. Есть в этом… нечто необычное.
На долю секунды взгляд, которым он смотрит на меня, становится практически нежным. Потом он откашливается и продолжает:
— Ты будешь полной дурой, если не станешь прослушиваться. Из тебя получится идеальная Джульетта.
Фраза «идеальная Джульетта» отдается в моей голове сладостными, сексуальными отголосками.
— Ну, может, я и попытаюсь, — говорю я, водя ногой по земле. — Даже в свой самый отстойный день, я все же лучше, чем Зои.
Он смеется.
— Так и есть.
— Ну, а что насчет тебя? — спрашиваю я, стараясь идти медленно, чтобы попадать с ним нога в ногу. — Ты будешь прослушиваться на роль Ромео?
Он качает головой.
— Ни за что. Мне придется удалить свои яйца, чтобы сыграть этого размазню.
— Эй, нельзя так говорить о величайшем романтическом герое всех времен.
— Он не герой, Тейлор, он мягкотелый и непостоянный придурок, который путает страсть с любовью, а потом убивает себя из-за цыпочки, с которой только что познакомился.
— Как грубо! — смеюсь я. — Ты не веришь, что он любил Джульетту?
— Черт, нет. Его бросила Горячая Цыпочка Номер Один – Розалин. Он тоскует по ней как ребенок, который потерял щенка, в его случае — киску. В результате цепочки сомнительных событий, он встречает Горячую Цыпочку Номер Два – Джульетту. Он мгновенно забывает о Горячей Цыпочке Номер Один и так отчаянно жаждет трахнуть Горячую Цыпочку Номер Два, что делает ей предложение спустя всего несколько часов, после знакомства. В смысле, да ладно. Даже если ее вагина способна делать массаж шиацу и высвистывать гимн, необязательно на ней жениться, чтобы ее заполучить.
Я качаю головой над циничностью, которая идет рядом со мной в человеческом обличье.
— Значит, по-твоему, нет ни малейшей вероятности, что он просто влюбился в нее с первого взгляда?
— Любовь с первого взгляда – это миф, выдуманный авторами любовных романов и Голливудом. Чушь собачья.
— Боже, как ты умудряешься быть таким циником?
— Я не циник. Я реалист.
— Заметно.
Он останавливается и поворачивается ко мне с серьезным выражением лица.
— Взгляни на это с другой стороны. Представь, что ты увидела сексуального парня. В тебе происходит незамедлительная сильнейшая реакция на него. По-твоему, это любовь?
Сомневаюсь в уместности подобных вопросов.
— Ну… я… хм…
— Ладно, я перефразирую. Передо мной девушка. По какой-то причине, я смотрю на нее, как на… боже, не знаю. Словно нашел нечто драгоценное, что я даже не подозревал, что терял. Я чувствую что-то к ней. Что-то первобытное. Скажешь, я чувствую любовь? Не страсть?
— Я не знаю. Чисто гипотетически эта девушка сексуальна?
— Зашибись как. Настолько сексуальна, что я вообразить себе такого не мог. Только посмотри, как она меня заводит. Это раздражает до чертиков.
Да уж. Этот разговор принял серьезный, возбуждающий оборот. Как раз то, что мне сегодня нужно.
— Я… ну…
— Да ладно, Тейлор. Я влюблен?
Смотрю на его пах.
— Ну… э-э, не знаю… Не могу дать твердый, — Боже я сказала «твердый », уставившись на его пах, — ответ. В смысле… э-э… Ух ты.
— Разумеется, я не влюблен! Это странная химическая реакция, которая пройдет. Я не стану делать ей предложение, потому что могу просто трахнуть.
Мой разум уносится в самые извращенные уголки сознания.
— Тейлор! — Он щелкает пальцами перед моим лицом. — Сосредоточься.
— Так… э-э… по-твоему, сильная реакция на представителя противоположного пола – всегда чисто физическая?
— Да. Если бы история Ромео и Джульетты произошла в реальной жизни, минус нелепая смерть, вполне возможно, что в итоге Джульетта сломила бы Ромео, трахнув Меркуцио.
Его вид такой серьезный. Это забавно и в то же время трагично.
— Подумай об этом, Тейлор, — говорит он, наклоняясь вперед. — Ромео думал, что любил Розалин, и она разбила ему сердце. Думаешь, он не пришел бы в ужас от подобного поступка Джульетты, учитывая, что его связь с ней в сто раз сильнее?
Я поднимаю брови.
— Может, он достаточно смел и считает, что риск стоит того.
— Ага, или он просто возбужденный и тупой.
— Романтический аргумент был бы уместен, если бы они отрицали свою любовь… связь… называй как хочешь. Им просто не за что было бы бороться. Не в этом ли смысл жизни? Найти в целом мире человека, который идеально тебе подходит?
— Вообще-то, Тейлор, суть жизни в том, что человек не должен лишать себя ее. Ромео и Джульетта просчитались в этом.
Я качаю головой, не веря своим ушам.
— Хочешь сказать, что будь ты на месте Ромео, то ушел бы от Джульетты?
— Да, — говорит он, и глазом не моргнув.
— Хм-м-м-м.
— И что это значит?
— Ничего. Просто задумчивый звук.
— И о чем ты задумалась?
— О том насколько сильно ты обманываешь себя. — Я прищуриваю глаза, прикладывая пальцы к подбородку. — Хм-м-м.
Он выдыхает, буравя меня взглядом.
— Не «хымкай» мне тут, Тейлор. Я не нуждаюсь в твоих тихих, снисходительных звуках.
— Хм-м-м-м.
— Вот же черт! — Он смотрит на свое запястье. — Ого, посмотри на время. Нам надо идти. Шоу скоро начнется.
Точно. Бензо Ра.
Он уходит и следуя за ним, я говорю:
— Э-э… Холт? Ты же знаешь, что на тебе нет часов?
— Знаю.
— Я так, на всякий случай.
Когда через час мы с Холтом покидаем театр, стоит нам только выйти за дверь, как мы даем волю презрению, которое подавляли на протяжении всего спектакля.
— Жесть, — говорит Холт, спускаясь вниз. — Это самое забавное, что я видел с тех пор, как посмотрел «Много шума из ничего» с Киану Ривзом[13].
Я смахиваю с лица слезы смеха, пока мы направляемся на наше следующее занятие.
— Серьезно, — вздыхаю я. — Это же профессиональная театральная труппа. Это может стать нашим будущим.
Он одновременно смеется и тяжело вздыхает.
— Если такое случится, то это будет адской пыткой. Да, они вообще, не имеют права причислять себя к актерам, разве не так? Наверняка в их резюме есть строфа, где указано: «Профессиональный Пафосный Болван».
Продолжая посмеиваться, мы заходим в аудиторию по актерскому мастерству. Эрика уже на месте, за своим столом.
Как только вся группа рассаживается, она говорит:
— Итак, это была одна из самых уважаемых авангардных трупп мира, дамы и господа. Что вы думаете?
Вся группа начинает взволнованно переговариваться. Одна за другой, со всех сторон доносятся фразы вроде: «О БОЖЕ, это было УДИВИТЕЛЬНО!», «ОНИ ТАК УНИКАЛЬНЫ! Это было сильно!» и «Самый потрясающий спектакль, который мне приходилось видеть!».
У меня отвисает челюсть.
Им понравился спектакль. Он им всем понравился.
Они видели тот же набор нелепых сцен, что и я, и пришли к совершенно другому выводу.
Боже, какая же я идиотка с низким уровнем культуры!
— Их стилизованные движения были продуманны до мельчайших деталей, — взволнованно говорит Зои. — Это было невероятно!
Рядом со мной усмехается Холт, и Эрика поворачивается к нему.
— Мистер Холт? У вас есть что сказать?
— Ничего хорошего, — говорит он, вызывающе, поднимая подбородок. — По мне, так это было полным дерьмом.
Эрика наклоняет голову.
— В самом деле? И почему вы так думаете?
— Потому что, — начинает он раздраженно, — подразумевается, что на сцене должна быть разница между беспорядочным шумом, движениями и театральной игрой. Даже экспериментальные театры должны представлять перед зрителями свои мысли и эмоции. Предполагается, что по сцене не должно носиться сборище идиотов, как будто у них в заднице застряло шило.
— Вы не считаете, что спектакль смог достичь связи на эмоциональном уровне?
Он смеется.
— Нет, если только их целью не было донести до нас, что они полные болваны.
Зои закатывает глаза, все одногруппники гудят в знак несогласия.
Холт смотрит на них с презрением.
— Не могу поверить, что вы, ребята, не считаете это дерьмом. Разве мы смотрели совершенно разные шоу? Или вас ослепила их «репутация», и вы просто стадо гребаных овец?
Раздается недовольное бормотание, я успеваю услышать несколько возгласов: «Пошел ты, Холт», пока Эрика не приказывает всем успокоиться и поворачивается ко мне.
Мой желудок сжимается в конвульсиях.
Нет, нет, нет, нет, пожалуйста, не спрашивай меня.
— Мисс Тейлор? Вашего мнения я еще не слышала. Что вы думаете?
О, боже.
Холт смотрит на меня.
Я не хочу показаться невежественной. Я хочу влиться в окружение и всегда говорить правильные вещи.
— Ну…
— Ну же, Тейлор, — говорит Холт. — Скажи им, что думаешь.
— Это было…
Все смотрят на меня. Он. Они. Эрика.
— Думаю, это было…
От меня столько всего ждут. Голова начинает болеть.
— Да, мисс Тейлор?
Взгляд Холта пронзает.
— Это не сложный вопрос. Просто выскажи свое мнение.
Что бы я ни сказала, я облажаюсь.
— Думаю, это было удивительно, — наконец бормочу я. — Невероятно. Мне очень понравилось.
Воцарившуюся тишину нарушает согласное бормотание всех одногруппников.
Всех, кроме него.
Я буквально различаю, как гнев Холта мерцает в воздухе подобно электрическому току.
— Ну, это весьма любопытно, — говорит Эрика. — По всей видимости, вы все придерживаетесь единого мнения, помимо мистера Холта, и должна сказать, — она неожиданно ему улыбается. — Я согласна с ним.
Все охают от изумления.
Я чувствую себя дрянью.
Очередная ошибка. Ну, конечно.
— Только потому что у кого-то есть высокая репутация, не значит, что каждую его работу вы должны молча признавать хорошей. Даже у успешнейших мировых актеров случались провалы. Чего только стоит Роберт Де Ниро в фильме «Анализируй это»[14].
Все смеются.
Эрика скрещивает руки на груди.
— За последние годы я побывала на многих спектаклях с участием Бензо Ра, и должна сказать, что этот спектакль был полнейшим разочарованием. Над ним работали лишенные воображения театралы, что, на мой взгляд, только отвратило публику, а не вовлекло в картину происходящего.
Она продолжает говорить, но я выпадаю из реальности. К горлу подступает тошнота.
После того, как Холт и я неделями рвали друг другу глотки, мы наконец-то начали ладить. И теперь я бросила его под автобус из-за своего желания нравиться людям.
Идиотка.
— Итак, дамы и господа, — говорит Эрика. — Ваше сегодняшнее домашнее задание – написать тысячу слов о том, что вам понравилось и не понравилось в спектакле Бензо Ра. Ссылайтесь на других деятелей экспериментальных театров, таких как Брехт, Брок и Арто[15]. Буду с нетерпением ждать ваших отзывов.
Она отпускает нас, и не успеваю я промямлить извинения, как Холт вылетает из аудитории. Я вскакиваю на ноги и следую за ним, но он идет так чертовски быстро, что мне приходится перейти на бег, чтобы догнать его.
— Холт.
Он игнорирует меня.
— Холт, подожди.
Он продолжает идти. Я встаю перед ним и прикладываю руку к его груди, чтобы остановить.
Его лицо подобно шторму.
— Что?
— Ты знаешь, что.
— О, так ты о своем ничтожном поступке по отношению ко мне? Да, я тебя прекрасно понял. Убери с меня свою чертову руку.
Он обходит меня и уходит, а я спотыкаясь кидаюсь вдогонку.
— Прости! Я не знаю, что сказать. Я думала, что буду выглядеть отсталой, потому что не понимаю всего. Они все считали, что шоу было великолепным. Я не хотела показаться слишком невежественной, сказав то, что действительно думаю.
Он останавливается и поворачивается ко мне.
— Значит, ты думаешь, что я слишком невежественный, потому что высказываю свое мнение?
Он настолько напряжен, что практически нагоняет страх.
— Нет! Боже, ты сказал именно то, что чувствовал, и мне стоило бы. Я просто…
— Ради всего святого, Тейлор, — говорит он, вскидывая руки. — Мнение не бывает правильным или ошибочным. Это твое видение предмета или ситуации. Ты, черт побери, не можешь быть не права!
— Получается, если я посмотрю на небо и скажу, что облака розовые, я буду права?
— Да! Потому что это твое мнение, не факт, может облака розовые, потому что ты свихнулась. Мнение не должно быть правильным для кого-то в этом мире, кроме тебя. Перестань пытаться всем угодить, и просто говори, что думаешь.
Его слова сравнимы с пощечиной.
— Знаешь, что больше всего сводит меня с ума? — Он тыкает в меня пальцем. — Всякий раз, когда ты со мной, ты становишься самым упрямым человеком на этой гребаной планете, постоянно наезжаешь на меня, доказывая свое мнение, хочу я его слышать или нет. Но стоит тебе оказаться в обществе придурков из нашей группы, как ты сразу становишься абсолютно бесхребетной. Ты так повернута на мысли влиться в это окружение, что превращаешься в овцу, и просто блеешь вместе с остальным стадом. В такие моменты мне хочется ударить тебя, потому что ты забываешь обо всем, что делает тебя клевой и забавной… Кэсси, ты превращаешься в какой-то вид людей-автоботов, которые пытаются угодить каждому вместо того, чтобы просто быть собой.
Он настолько взвинчен, что у него отдышка. Мне нечего сказать, потому что он сказал уже все.
Никто раньше не знал меня достаточно хорошо, чтобы так накинуться из-за моего поведения, и думаю, его негодование вызвано тем, что ему… не всё равно.
— Ты прав, — шепчу я.
— Еще бы, — говорит он. — Так что, черт побери, завязывай с этим.
Я начинаю шаркать ногами, помещение уже на четверть опустело.
— Ну, чем планируешь заняться?
Он перекидывает рюкзак через плечо и вздыхает.
— Пойду домой и напишу тысячу слов об экспериментальном театре, наверно.
— Ну, ты мог бы пойти ко мне и написать отзыв там. Может, если я тебя поэксплуатирую, то перестану выставлять себя такой идиоткой.
Он задумывается на пару секунд. Судя по выражению его лица, он решает стоит ему продавать свою почку или нет.
— Господи, Холт, я не прошу тебя жениться на мне. Я просто подумала, что ты мог бы мне помочь.
— Ладно, — говорит он неохотно. — Но с тебя закуски.
— Нет проблем. — Помимо блюд быстрого приготовления, что хранятся у нас в холодильнике, единственное что у нас еще есть – это закуски. Моей матери было бы стыдно за меня.
По пути, мы заглядываем в библиотеку, где я беру несколько книг, которые могут оказаться полезными. Потом мы идем ко мне в квартиру.
Я захожу в свою спальню и бросаю сумку на кровать, затем оборачиваюсь и вижу, как Холт нерешительно топчется в дверях.
— Какого черта? — говорю я и смеюсь. — Ты как те вампиры из сериала? Тебя надо пригласить, чтобы ты смог войти?
Он качает головой и заходит в комнату.
— Нет, просто странно находиться здесь, когда тебя не тошнит или ты не в отключке.
— Если и бывает, что меня «тошнит» или я нахожусь в «отключке», то только в девять вечера. Располагайся. Будет весело.
Только я собираюсь вытащить свои книги, как звонит мой телефон. Я достаю его из кармана и вижу номер мамы.
— Я на секунду.
Я выхожу в гостиную, потому что знаю причину ее звонка.
— Привет, мам.
— Милая! С днем рождения!
Я прикрываю рукой микрофон, и оглядываюсь через плечо.
— Спасибо, мам.
— Ох, дорогая, нам бы так хотелось быть с тобой. Тебе там весело? Какие планы на вечер?
— Хм, особо никаких. Буду делать уроки.
Холт высовывает голову из спальни и говорит:
— Тейлор, где книги из библиотеки? Я начну с исследования.
Мама продолжает говорить, но я снова прикрываю ладонью телефон и шепчу:
— В моей сумке, на кровати.
Он кивает и исчезает.
Мама перестает говорить.
— Кто это был?
— Просто парень из моей группы. Мы делаем вместе уроки.
Следует секундное молчание, потом она говорит:
— Ты одна в квартире, наедине с парнем?
О, боже. Начинается.
— Мам, это не то, что ты думаешь. Мы работаем.
В этот самый момент Холт кричит:
— Господи, Тейлор, твоя кровать такая неудобная! Как ты, черт возьми, спишь на ней? Или в этом вся фишка? Ты не хочешь, чтобы парни к тебе прижимались, после того, как ты с ними закончишь?
Меня передергивает, а мама охает.
— Мам…
— Кэсси! Я не так тебя воспитывала, чтобы ты прыгала в кровать с первым встречным.
— Мы просто друзья. — Вроде. — Ничего подобного. Серьезно.
— И почему я тебе не верю?
— Быстрее, Тейлор! Кажется, из-за твоей кровати я потянул спину. Я не могу встать!
Я убью его.
Моя мать разражается сокрушительной тирадой по поводу неоднократных случаев изнасилования в кампусах, и о том какая я безответственная. Она уверена, что именно этим все и закончится, поскольку ее нет рядом, чтобы наставлять меня. Обычно я даю ей выговориться, стараясь поддержать мир, но теперь на моем плече сидит крошечная копия Холта, призывающая постоять за себя.
— Мам, хватит. Одна я с парнем или нет – это не твое дело. Я теперь взрослая, и не нуждаюсь в твоем одобрении касательно каждого моего решения. Я тебя, конечно, люблю, но сейчас меня в постели ждет очень привлекательный парень, и мне надо идти.
В этот раз тишина затягивается слишком надолго, и меня охватывает ужас при мысли, что у нее мог случиться сердечный приступ.
— Мам?
— Насколько он привлекателен? — наконец, спрашивает она.
Я вздыхаю.
— Ты себе даже не представляешь.
Она смеется. Смех фальшивый, но она хотя бы старается.
— Будь осторожна с этими, так называемыми, красавчиками, милая. — говорит она. — Они разобьют тебе сердце.
— Мам, папа же тоже красавчик.
Она выдерживает паузу.
— Да, кстати, твой отец передает привет. Он позвонит тебе вечером, когда вернется с работы.
— Спасибо, мам.
Тоска по дому заполняет меня. Несмотря на мои постоянные упреки в адрес родителей, я все же очень скучаю по ним.
Я прощаюсь с мамой, и меня пробирает чувство гордости за то, что я смогла так откровенно высказаться. Прежде я никогда не перечила своей матери, и вот я прошла через это без слез и летального исхода. Похоже, от Холта все-таки есть толк.
С улыбкой на лице, я возвращаюсь в свою спальню и нахожу его сидящим на краю моей кровати. Склонившись над книгой, он проводит рукой по волосам.
— Ух ты, смотрю, книга тебя захватила, — говорю я.
Он вскакивает на ноги от неожиданности.
— Тейлор… я не хотел. Это было в твоей сумке. Одна из других книг приоткрыла его, и я увидел свое имя и…
Волна тошнотворного ужаса накатывает на меня, когда я понимаю, что именно он держит в руках.
Я с трудом превозмогаю чувство стыда и подавляю приступ тошноты. Мое лицо пылает пламенем.
— Как много ты прочел? — шепчу я, мой голос осип от стыда.
— Достаточно.
— Все, что я написала сегодня?
— Да. — Он замолкает. — Сегодня твой день рождения?
Меня начинает мутить. Он все прочел. Мои разглагольствования о девственности. О моей озабоченности. Как сильно я хочу его и его, заслуживающий награду, пенис.
Всё.
— Кэсси…
— Холт, если ты сейчас скажешь мне: «С Днем рождения», я тебя уничтожу.
Я накрываю лицо руками и борюсь со слезами, он больше не может здесь оставаться. Я не могу находиться рядом с ним. Больше никогда. Может, и дольше.
— Черт побери, Тейлор, — говорит он. — То, что ты написала обо мне? Откуда мне было знать? Я серьезно не могу…
— Убирайся.
Мне слышно, как он выдыхает, но я не могу заставить себя посмотреть на него.
— Кэсси…
— Убирайся. Отсюда. Ко всем. Чертям.
Я слышу глухой звук и когда перевожу взгляд, вижу, что он кинул мой дневник на кровать. Он подходит и поднимает свой рюкзак с пола позади меня.
Когда его тело слегка касается моего, он шумно выдыхает и отступает. Я открываю глаза и обнаруживаю его стоящим прямо передо мной, он внимательно изучает меня взглядом. У меня такое ощущение, что, если он не прекратит, то моя кожа буквально вспыхнет пламенем.
— Как такое возможно? — спрашивает тихо он.
— Что?
Я прислоняюсь спиной к двери шкафа по мере того, как он приближается ко мне и продолжает пристально смотреть.
— Как такое возможно, что у тебя никогда?.. Что ни один парень...
Я хочу, чтобы он закончил предложение, но он просто продолжает смотреть на меня с недоверчивым выражением на лице.
— Это же преступление, что тебя даже не целовали по-настоящему.
Я смотрю на его грудь. Она быстро вздымается и опускается. Как и моя.
Я закрываю глаза.
— Ну так сделай это. — Слова срываются с моих уст, прежде чем я успеваю подумать, но я не жалею о них. — Покажи мне, как правильно целоваться.
Я открываю глаза, и у меня перехватывает дух от его напряженного взгляда.
Мгновение он не двигается, и мне хочется взобраться на стену, чтобы выбраться из этой унизительной ситуации. Но в следующий миг он наклоняется вперед так медленно, что его движения едва уловимы. Мне кажется, я не дышу, потому что у меня щемит в сердце. До этого момента, я не осознавала, как сильно хочу, чтобы он меня поцеловал, но теперь каждая клеточка моего тела жаждет этого. Все тело покалывает от предвкушения чего-то порочного.
Выражение лица Холта серьезное. Взгляд темный и пронизывающий. Его руки опускаются на мои бедра, и я прислоняюсь спиной к двери, пока его пальцы сжимаются и разжимаются в грубом ритме.
Я наконец вдыхаю, и чувствую его тепло-сладкий аромат, так близко он стоит ко мне.
Это случится. О, боже, позволь этому случиться.
Я закрываю глаза и размыкаю губы, чуть ли не плача оттого, что так сильно хочу почувствовать на себе его губы.
Но потом, все останавливается. Его дыхание больше не обдувает мое лицо, и его теплые руки не прикасаются к моему телу.
— Ты правда думаешь, что после того, как я прочел все это, я поцелую тебя? — говорит он грубым голосом. — Господи, Тейлор, я даже не могу находиться в одной комнате с тобой.
Когда я открываю глаза, он уже перекидывает рюкзак через плечо и выходит за дверь.
Унижение и чувство стыда заполняют мои легкие до предела, и я сползаю вниз по стене и закрываю лицо руками, желая стать невидимкой.
Я все еще жду, что земля разверзнется и поглотит меня, когда входная дверь с грохотом закрывается.
БЕЗОГОВОРОЧНЫЙ ВЫБОР
Наши дни
Нью-Йорк