Он улыбается и подается вперед.
— Да.
Он берет мое лицо в свои руки и нежно целует. Я хватаюсь за него руками, чтобы унять лихорадочное биение сердца.
Он отстраняется и вздыхает.
— Ты тоже талантлива. Слишком талантлива и слишком во многом.
— Значит, — говорю я, беря его за руку и поглаживая пальцы. — Ты видел мою сцену с Коннором?
Он напрягается.
— Хм... да. Я смотрел из-за кулис.
Тень волнения расползается по его лицу, и мне почти слышно, как его мозг нашептывает вещи, которые не являются правдой.
— И что ты думаешь?
— Ты хорошо сыграла.
— Хм-м-м. А Коннор?
Он пожимает плечами и встает.
— Он был неплох. Он использовал несколько банальных приемов, но, думаю, они сработали.
Он снимает штаны, предоставляя мне прекрасный вид на его задницу в темно-серых боксерах, и потом натягивает на себя джинсы.
— Значит… ты не хочешь говорить ни о чем, что имеет отношение к этой сцене?
Он хватает свитер с V-образным вырезом и натягивает его через голову.
— Нет. — Подворачивает рукава и пропускает руку сквозь волосы.
— Тебя не волнует, что я целовалась с ним?
Он садится на стул напротив меня и достает обувь с носками из-под скамьи.
— Волнует. Я просто не хочу говорить об этом.
— Почему нет?
— Потому что, — отвечает он, надевая носок, — разговоры об этом… да просто мысли об этом вызывают во мне беспричинную злость.
Ого. Он что-то да признает. Это грандиозно.
— Холт, ты ведь знаешь, что у тебя нет причин для ревности?
Он вставляет ногу в ботинок и грубо тянет за шнурки.
— Нет причин? Казалось, ты наслаждалась поцелуем. И с самого первого дня понятно, что Коннор хочет залезть в твои трусики.
Я подхожу и останавливаюсь напротив него, пока он завязывает другой ботинок.
|
|
— Не думаю, что это так. Еще на той первой вечеринке, когда я прервала наш поцелуй, мне кажется, он уже знал, что… ну…
Он заканчивает со шнурками и поднимает взгляд на меня.
— Что он знал?
Я сосредотачиваюсь на крошечной морщинке между его бровями.
— Уже тогда ему стало ясно, что мне… нравишься ты.
Он откидывается на спинку стула и вздыхает.
— Да, но это не значит, что ты перестала нравиться ему. Он просто начал это лучше скрывать.
— Тогда у него здорово получается. За всю неделю репетиций, он не подал ни единого намека.
— Не считая того, что он обжимался с тобой, конечно же.
Я моргаю.
— Хм… да. Не считая этого.
Он поднимается на ноги и делает шаг ко мне.
— Он использовал язык?
— Немного.
— Насколько немного?
Беру его за затылок и наклоняю ближе к себе.
— Примерно так.
Я целую его медленно, потом зажимаю его верхнюю губу между своими губами и нежно посасываю, а затем то же самое проделываю с нижней.
Он издает стон и отстраняется, меряя меня гневным взглядом.
— Господи, Кэсси, он целовал тебя так?!
— Хм… вроде того.
— Вроде того?!
— Да, но… все было совсем по-другому, ведь это были наши герои… а не мы с тобой. Потому все казалось неправильным.
Он опускает голову. Моих объяснений недостаточно, но я не знаю, что еще сказать.
— Между ним и мной нет той химии, что есть у нас с тобой.
— По мне так, химии у вас в избытке.
— Это была просто игра. Ты видел любовную сцену между Мирандой и Джеком? Было очень горячо, но это не значит, что Миранда сменила ориентацию и хочет запрыгнуть на Джека. Это просто так выглядело.
Он обходит меня и снимает вешалку со стойки, потом вешает на нее костюм и укладывает в чехол для одежды.
|
|
— Итан, да ладно.
— Я верю тебе, — говорит он, вешая костюм на стойку. — По логике, я понимаю, что ты сделала все необходимое для роли. Но…
— Но что?
Он засовывает руки в карманы и тяжело вздыхает.
— Мне стало не по себе при виде того, как ты целуешь его. — Он смотрит на меня, и даже сейчас он выглядит неважно. — Это свело меня с ума, и я не преувеличиваю. Я был буквально ослеплен яростью. Мне хотелось выбить из него всю дурь за то, что он прикасался к тебе.
— Как ты сделал с Мэттом, когда узнал о нем и Ванессе? — спрашиваю я.
Он горько усмехается и качает головой.
— Господи, есть хоть что-то, что моя чертова сестра не рассказала тебе?
Я подхожу к нему и кладу руки на его грудь, потом глажу его сквозь свитер.
— Итан, я бы не стала изменять тебе с Коннором.
Он опускает взгляд выглядя таким ранимым, каким я не видела его уже долгое время.
— Я знаю.
— Я бы ни с кем тебе не изменила.
— Да, но формально, ты не можешь мне изменить, потому что я не твой парень.
Поначалу его слова подобны удару кулака, но мне не стоит забывать, с кем я разговариваю.
— Самое забавное, что ведешь ты себя точно, как мой парень. — Провожу рукой вверх по его шее. — Как мой очень сексуальный и ревнивый парень.
Я вынимаю его руки из карманов и обвиваю их вокруг своей талии. Характерная ему вспышка страха загорается в его глазах перед тем, как он качает головой и гладит меня по пояснице.
— Тейлор, у тебя отстойный вкус. Есть столько парней, которые подошли бы тебе больше. Бьюсь об заклад, Коннор был бы отличным ухажером. Он был бы одним из тех отвратительных идиотов, которые дарят цветы посреди кафетерия и нанимают струнный квартет на день рождения.
|
|
— Ты хочешь сказать, что мне следует встречаться с Коннором?
— Он тебе больше подходит.
— Ах, в таком случае, мне лучше пойти и найти его. — Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но не успеваю сделать и трех шагов, как он разворачивает меня к себе и, прижимая к двери, целует, приоткрывая мой рот и проникая мягким языком внутрь.
Мысли рассеиваются, и я уже не помню, о чем мы говорили всего каких-то тридцать секунд назад.
Когда он отстраняется, мы оба еле дышим.
— Не уверен, уловила ли ты мой тонкий подтекст, — говорит он, — но мне бы очень хотелось, чтобы ты держалась от Коннора подальше, ясно?
Мое сердце бьется как одержимое.
— Будь Коннор в курсе, что ты мой парень, он бы знал, что я несвободна. Не понимаю, почему мы просто не можем открыться людям.
Он прислоняется ко мне лбом.
— Кэсси, мои предыдущие отношения были довольно-таки открытыми. Когда что-то идет не так, становится гораздо сложнее справиться с ситуацией.
— Я понимаю, но ты исходишь из того, что между нами может пойти что-то не так. Может ничего и не произойдет. Может мы будем просто счастливы вместе без всяких ссор.
Он смеется.
— Ты это про нас? Мы ссоримся все время. — Он обхватывает меня крепче руками и теснее прижимает к себе. — Пусть это побудет только между нами еще какое-то время, ладно?
Я киваю.
— Просто… мне иногда кажется, будто ты стыдишься того, что люди узнают, что я нравлюсь тебе, или типа того.
— Я не стыжусь. — Он заключает мое лицо в ладони. — Ну, вообще-то, стыжусь своей постоянной эрекции, но это к делу не относится. Я просто не хочу, чтобы люди осуждали нас и сплетничали за глаза. Уж лучше держать это в тайне.
Вздыхаю и провожу пальцами по легкой щетине на его подбородке.
— Ладно. Будем хранить это в секрете еще какое-то время, но что мне ответить, если кто-то напрямую спросит меня о нас?
Раздается шум голосов в коридоре, и он незамедлительно отступает назад и засовывает руки в карманы.
— Ври.
— А если спросит Коннор?
Его веко подергивается.
— Скажи этому мудаку, что мы помолвлены.
Наши дни
Нью-Йорк
Фоей театра «Маджестик» битком набито актерами, режиссерами, спонсорами и заядлыми театралами, которые пришли сюда по случаю одной из крупнейших благотворительных акций, организованных Бродвеем. Каждый член аудитории вложил несколько сотен долларов, чтобы увидеть отрывки из лучших спектаклей, которые в настоящее время проходят на сценах Бродвея. Все вырученные средства будут переданы в «Благотворительный Фонд Эстрадных Исполнителей Америки».
Мы с Холтом исполнили короткий отрывок из нашего спектакля в качестве превью перед премьерой и, судя по реакции публики, наш спектакль ждет оглушительный успех. Даже сейчас, когда мы проталкиваемся через переполненное фойе, люди на каждом шагу останавливают нас, чтобы сказать с каким нетерпением ждут премьеры. Я замечаю сияющего Марко на другом конце зала. Приятно знать, что весь этот ажиотаж положительный. Так мне куда легче справляться с беспокойством относительно премьеры.
Придерживая рукой за талию, Холт ведет меня к нише в боковой части фойе, где размещается чрезвычайно безвкусная статуя человека из фальшивого мрамора с неестественно маленьким пенисом, но этот уголок хотя бы находится вдали от шума и давки остальной части зала.
— Извини, что я терся об тебя, — говорит он. — Это было неизбежно в такой толпе.
— Да, в первые три раза я так и подумала. Потом же на это не было причин.
Он выглядит потрясенным.
— Тейлор, ты намекаешь, что я терся об тебя нарочно? — Он подается вперед, и я прислоняюсь спиной к постаменту статуи. — Это просто оскорбительно. Я бы никогда не опустился так низко. Реши я сексуально домогаться тебя, то сделал бы это незаметнее. Вот так.
Он одаривает меня до нелепости сексуальным выражением лица и прижимает к стене, и хоть его выходки вызывают во мне смех, правда в том, что когда его тело прижато ко мне, я едва ли могу дышать.
Громкий смех неподалеку резко возвращает меня к реальности, и колючая нервозность пробегает по моей спине при осознании того, что нас могут увидеть.
— Ладно, сэр Совратитель, хорош. — Я толкаю его в грудь, и он отступает назад. — Тут вокруг снуют репортеры. А нам не нужно, чтобы у них сложилось ложное впечатление.
— О чем? О том, что мне нравится тереться об тебя? Так это не ложное впечатление. Это неоспоримый факт. Как ты этого еще не поняла?
— Я веду к тому, что они могут подумать, что мы… ну… ты знаешь…
Его улыбка немного меркнет.
— Нет. Почему бы тебе не сказать мне?
Я вздыхаю и пристально смотрю на него.
— Они могут подумать, что мы… вместе. А мы не вместе.
Отблеск разочарования мелькает на его лице, но он быстро скрывает это. Кладет руку на постамент позади меня и наклоняется.
— Знаешь, будь мы вместе – это было бы неплохой рекламой для нашего спектакля. Только представь себе: «Реальная пара играет влюбленных на сцене». Пресса проглотит это.
— Итан…
— Конечно же, мы должны будем поддерживать слухи. Мне придется водить тебя по первоклассным ресторанам и целовать на виду у папарацци… целовать в шею… просовывать руку между твоих ног под столом.
Я вся горю при мысли об этом.
Плотнее прислоняюсь к постаменту.
— Если ты правда хочешь, чтобы спектакль стал успешным, то дашь мне поцеловать себя, — говорит он, метая взгляд между моими глазами и губами. — Прямо сейчас. Перед всеми этими людьми.
Он внимательно смотрит на меня, а я могу только смотреть на его губы, пока внутри меня идет борьба между желанием и страхом.
— Просто скажи «да», Кэсси. Не обдумывая.
Его губы близко. Слишком уж близко, чтобы суметь отказать ему.
— Итан…
— Нет, не «Итан». «Да». Или еще лучше «Да, прошу, Боже, поцелуй меня пока мы оба не сошли с ума». Еще сойдет: «Да, черт побери!» в сопровождении вскинутого кулака в воздух.
Я не могу сдержать улыбки.
Боже, я люблю его.
Мое дыхание замирает.
Ого.
Я совсем не готова встретиться с такой реальностью.
Он распознает выражение паники на моем лице и опускает голову в знак поражения.
— Ладно, никаких поцелуев, но знай: это упущенная возможность. Принести выпить?
— Да, пожалуйста.
— О, как только дело касается выпивки, так сразу: «Да, пожалуйста», но не когда это относится ко мне? Отлично. Тейлор, если наше шоу не соберет кассу, знай, это потому что ты не согласилась на мою рекламную кампанию под названием «Целоваться с Итаном как можно чаще». Надеюсь, ты сможешь жить с этим решением.
Я смеюсь и ударяю его по руке.
— Коктейль с водкой, пожалуйста.
— Да все, что угодно. — Деланно дуясь, он пробирается через толпу к бару, и стоит ему только отойти, как мне тут же его недостает.
Я выхожу из ниши и делаю глубокий вдох.
Каким бы красивым, терпеливым и забавным он ни был, внутри меня все еще есть осколок чего-то, что извивается и пылает без каких-либо причин или предупреждений, и это пугает меня, ибо такое чувство словно призрак нашего прошлого всегда будет висеть над нами, заставляя меня отталкивать его, даже когда меня будет тянуть к нему.
Я чувствую скольжение руки по своей талии и вздрагиваю от неожиданности, когда поворачиваюсь и вижу знакомое лицо.
— Коннор!
О, боже, Коннор.
— Привет, Кэсси, — говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать меня. — Ну как ты?
— Очень хорошо. А ты?
Что он здесь делает? Уйди. Пожалуйста, уйди сейчас же.
— Отлично. Со дня на день состоится премьера новой постановки «Аркадии» в театре имени Этель Бэрримор[33].
— Я слышала! Это круто. Мне не терпится сходить на него.
— Тогда дай знать, когда захочешь прийти, и я забронирую тебе места в первом ряду.
— Было бы здорово.
Я никогда не пойду на этот спектакль. И он знает это. Я разрушила нашу дружбу.
Я – ужасный человек.
Мы погружаемся в тишину и несколько секунд просто смотрим друг на друга, пока неловкость селится между нами.
— Ты красивая, — говорит он, и я тут же опускаю взгляд, потому что больше не могу смотреть ему в глаза. — Как всегда.
— Коннор…
— Как дела с пьесой? — спрашивает он, меняя тему разговора. — Должно быть, странно снова работать с Итаном?
Я перевожу взгляд и вижу Итана рядом с барной стойкой, стоящего в ожидании своего заказа.
— Да уж. — Я заправляю прядь волос за ухо и подавляю подступающую панику. — Странно – не то слово. Он знает, что ты здесь?
Он качает головой.
— Нет. Я хотел сначала увидеться с тобой. Поздороваться. Я… я не был уверен насчет того, как много ты рассказала ему о нас. Не хотел причинять неудобства.
Вздыхаю. Неудобство, именно там я и живу последние дни. Прямо за углом Проспекта Паники.
— Я ему ничего не рассказывала, — говорю я, желая, чтобы Коннор ушел до возвращения Холта, — и буду очень благодарна, если ты не станешь поднимать эту тему. У нас премьера через неделю, и мне не хочется провоцировать драму.
— Только не говори, что вы снова вместе? — спрашивает он, и его лицо мрачнеет.
— Нет. Мы не вместе. Мы просто… мы пытаемся быть друзьями.
Когда я перевожу взгляд, вижу, что Холт уже идет к нам, и у меня возникает ощущение, что в любой момент меня может хватить удар, так быстро бьется мое сердце.
Коннор следует за моим взглядом, и ироничная улыбка появляется на его лице.
— Смотрю, некоторые вещи никогда не меняются. Не могу поверить, что после того, как он поступил с тобой, ты все также по уши влюблена в него.
Я резко вскидываю голову.
— Это неправда.
— О, да ладно, Кэсси. Даже когда ты утверждала, что ненавидишь его, ты была так зациклена на нем, что не видела других вариантов, которые были прямо у тебя перед носом.
— Коннор…
— Я бы никогда не сделал тебе больно так, как он. Но полагаю, теперь это уже просто история.
Он безразлично подергивает плечами, но я-то знаю, сколько вреда причинила и от этого осознания чувствую себя полной дрянью
— Я лишь надеюсь, что ты знаешь, какого черта делаешь, потому что если он снова причинит тебе боль… — Он качает головой. — Ты заслуживаешь счастья, Кэсси. Это все, что я пытаюсь сказать.
Я киваю. Все могло бы быть совсем иначе, сложись у меня отношения с Коннором. Но я не смогла. Пыталась. Мы оба знаем, что я правда пыталась.
— Привет, Коннор! — Холт протягивает мне напиток и потом пожимает руку Коннору. Надо отдать ему должное, с виду он искренне рад его видеть. Я же напротив, словно нахожусь на грани двух столкнувшихся миров и того гляди упаду в обморок. — Я слышал, ты играешь в «Аркадии». Поздравляю. Подбор актеров кажется удачным.
Коннор приклеивает на лицо улыбку.
— Привет, Итан. Да, все идет путем. Билеты разлетаются, поэтому мы надеемся на хороший и продолжительный период работы.
Холт улыбается и делает жест в сторону бара.
— Угостить тебя выпивкой? У них есть приличное импортное пиво. Или если ты предпочитаешь что-то покрепче, я могу принести тебе один из этих жутких розовых напитков, которые пьет Тейлор, хотя я уверен, их делают только из водки и сахара.
Коннор смотрит на меня и улыбается, но в его глазах грусть.
— Да, ну… у нее всегда был сомнительный вкус.
В воздухе что-то меняется, и когда я смотрю на Холта, вижу, как его улыбка увядает. Вот теперь Коннору действительно необходимо уйти.
Словно почувствовав нарастающее напряжение, Коннор говорит:
— Что ж, рад был повидаться, ребята, но я должен вернуться к остальным членам команды. Надеюсь, вам удастся выкрасть вечерок и прийти на спектакль. — Он смотрит на нас обоих, произнося это, но я знаю, что обращается он только ко мне.
— До скорого, Итан, — говорит он уже менее дружелюбным тоном. Потом он целует меня в щеку и шепчет: — Береги себя, Кэсси. Пожалуйста.
Он удаляется и хоть зал и полон людской болтовни и смеха, я могу сосредоточиться сейчас только на абсолютной тишине, окружающей Холта. Он отпивает несколько солидных глотков пива и делает вид, что смотрит на что-то на другом конце зала, но мне все же видно, что его взгляд туманен и рассеян. Он не видит перед собой ничего, так сильно пытается не смотреть на меня. Я вся сжимаюсь внутри, потому что точно знаю, что он сейчас скажет.
— Ты спала с ним, да? — тихо спрашивает он. В его голосе нет ни злости, ни даже боли. Лишь… смирение.
Когда я не отвечаю, он смотрит на меня, и я вижу, с каким трудом он пытается сдержать переполняющие его чувства. Его губы плотно сжаты вместе, а мое сердце бьется так громко, что звук отдается в ушах.
— Итан…
— Просто скажи мне, Кэсси. Я не собираюсь закатывать сцену. Мне просто нужно знать.
— Ты уже знаешь.
Он досадно фыркает.
— Мне нужно услышать это от тебя.
Я делаю глубокий вдох и подавляю прилив тошноты.
— Да. Спала.
Он моргает, но взгляда не отводит.
— Когда?
— Ты знаешь когда.
— После выпускного?
— Да.
— Сразу после моего отъезда?
— Да.
— Как долго?
— Три месяца.
— Три месяца?! — Он смеется, но смех отдает горечью. — Три гребаных… — Он кивает и делает еще один глоток пива, выражение его лица напряженное. — Так вы двое… что? Были в отношениях? Встречались?
— Нет. То есть… отчасти. Он хотел этого, но я просто… не могла. У меня не было к нему таких чувств. Это был просто секс.
Он снова смеется и устремляет взгляд куда угодно, только не на меня.
— Итан… я была зла и задета. Он был там. Ты – нет.
Он отпивает еще больше пива, его челюсть сжимается и разжимается.
— Ты не можешь злиться из-за того, что случилось после твоего ухода. Это нечестно.
— Я знаю, — говорит он низким голосом. — Знаю, что не должен хотеть набить морду Коннору, но… боже, Кэсси, три месяца?!
Он делает глубокий вдох, медленно выдыхает и затем смотрит на меня.
— Я знал, что ты была с другими мужчинами, после моего ухода, — говорит он. — Я подслушал ваш разговор с Тристаном в тот вечер, когда был у тебя в квартире. И как бы сильно эти слова ни убивали меня, я справился, убеждая себя, что это были безымянные, безликие парни. Случайные связи на одну ночь, которые утолили некую сексуальную потребность в тебе. Что они ничего не значили…
— Они ничего не значили. Никто из них ничего не значил.
— Коннор значил что-то.
— Нет.
— Кэсси, ты не можешь говорить, что у тебя был с ним секс целых три месяца и это ничего не значило. Одно дело – трахаться с кем-то, кого ты подцепила в баре и больше никогда не увидишь. И совсем другое – заниматься сексом с кем-то, кто тебе дорог. По меньшей мере, он был твоим другом, так что у тебя должны были быть к нему какие-то чувства.
— Очевидно, что бы я к нему ни чувствовала, этого было мало. Мне всего было мало после тебя.
Когда он смотрит на меня, я вижу его гнев. Но под гневом – боль, такая глубокая и неприкрытая, что я не могу смотреть ему в глаза, так его боль отзывается внутри меня.
— Думаешь, я не знаю, что это моя вина? — спрашивает он, наклоняясь вперед. — Я знаю это, ладно? И меня, черт побери, это убивает. И еще хуже то, что я мог отдать тебя кому-то вроде Коннора. Кому-то, кто никогда бы не обращался с тобой так, как я.
Я бросаю мимолетный взгляд на другой конец зала, где стоит Коннор. Он с беспокойством наблюдает за нами с Холтом. Наша ссора для него очевидна.
Холт переминается с ноги на ногу, стараясь держать себя в руках.
Я не знаю, что сказать ему. Его ревность беспочвенна. Так всегда было. У него никогда не было веских причин для ревности.
— Почему у тебя не сложилось с ним? — спрашивает он, ставя бутылку пива на скамью рядом с нами и опуская взгляд на пол. — Ты сказала, он хотел большего. Почему же ты не хотела?
— Я задавала себе этот вопрос так много раз, что сбилась со счета.
— И каков ответ?
Делаю вдох.
— Не знаю. Коннор думает, что я так и не дала ему шанса, потому что все еще была влюблена в тебя.
Он внимательно всматривается в мое лицо, потом облизывает губы и спрашивает:
— И что же ты думаешь?
Стараясь, чтобы мой голос не дрожал, я отвечаю:
— Думаю, он, скорее всего, прав.
Он долго смотрит на меня, пока шестеренки его мозга обрабатывают мои слова, отмечая, что я сказала «была» влюблена. Не признав своих нынешних чувств.
Я молю, чтобы он не стал меня спрашивать, потому что сказать я этого не смогу. Не сейчас. Это все равно, что вскрыть мою грудную клетку и снова отдать ему сердце, а я и близко к этому не готова.
— Ну и к чему нас все это приводит? — спрашивает он, хмуря брови. — Судя по тому, как Коннор смотрит на тебя, одно твое слово, и он уйдет с тобой отсюда прямо сейчас.
— И ты позволишь ему?
Он не сводит с меня глаз несколько долгих секунд, и потом отвечает:
— Если это то, чего ты хочешь. Если ты думаешь, что он сделает тебя счастливее, чем могу сделать я.
Делаю неровный вдох и кладу руку на его грудь, первый добровольный контакт с моей стороны за многие дни. Он удивленно моргает.
— Так, если я скажу, что не хочу тебя и не люблю, а хочу видеть в своей жизни Коннора, то ты просто… перестанешь бороться за меня? Просто… отпустишь?
Он стискивает зубы и кладет свою руку поверх моей руки, прижимая ее к груди.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что это будет ложью.
Я испускаю прерывистый вздох.
— Да, будет.
Вдруг его руки оказываются на моем лице, и не успеваю я вымолвить хоть слово о том, что мы в помещении полном людей, как он уже целует меня. Мое дыхание сбивается, когда его губы начинают нежно двигаться поверх моих, а ощущения так захватывают меня, что мне уже больше нет дела ни до Коннора, ни до Марко, ни до членов бродвейского пресс-клуба, которые окружают нас.
Мой желудок проделывает сальто, когда он наклоняет мою голову и целует глубже. Его дыхание шумное и поверхностное между стонами и вздохами, которые он испускает мне в рот. Придерживая меня руками за лицо и шею, он притягивается меня ближе и гладит таким образом, что я теряюсь во времени и пространстве, и просто растворяюсь в нем словно мы два легковоспламеняющихся химических соединения, которые загораются при вступлении в контакт.
Одна из причин, почему я так и не забыла Холта в том, что только он вызывает во мне такую реакцию. Остальные мужчины были подобны спичке, зажигавшей тусклую страсть, кратковременную и несущественную. Итан же, как вулкан. Бесконечный цикл упоительных извержений, пробирающих до костей.
Он прижимает меня к постаменту, его руки ласкают мое лицо, и в этот момент чувства переполняют меня. Он слишком важен, а мои чувства к нему – слишком велики для моего израненного сердца. Я отталкиваю его и, испытывая головокружение и неустойчивость, хватаюсь за его рубашку.
— Прости, — говорит он, задыхаясь. — Но… боже, Кэсси, ты не можешь просто сказать, что хочешь меня и ждать, что я не потеряю голову. Знаю, ты не можешь сейчас всецело отдаться мне, но я нуждался хоть в какой-нибудь частичке тебя. Частичке, где нет Коннора и других мужчин, с которыми ты была. И, надеюсь, Коннор, и все остальные мужчины в этой комнате видели этот потрясающий поцелуй, потому что любой, кто стал свидетелем этого, не сможет отрицать, что мы созданы друг для друга, и уж точно не сможешь отрицать ты сама.
Я отступаю назад и прислоняюсь к постаменту, еле переводя дух и стараясь успокоиться.
Он прав. Этот поцелуй рассеял все мои сомнения о том, хочу ли я снова видеть его в своей жизни, но это не значит, что я готова целоваться с ним в помещении полном наших коллег.
Я до того нахожусь под влиянием момента, что даже не замечаю, сколько камер телефонов люди направили на нас.
ОТРИЦАНИЕ
Шесть лет назад
Вестчестер, Нью-Йорк
Гроув
— Тейлор, просто засунь его в рот.
— Не торопи меня. Я никогда не делала этого прежде.
— Да, и лучший способ научиться – просто сделать это.
— Я не знаю, какого черта делаю!
— Перестань находить отговорки. Просто обхвати его губами и затянись. Не нужно быть гением, чтобы сделать это.
— О, боже мой, Кэсси, — говорит Зои, закатывая глаза. — Либо уже сделай это, либо передай по кругу. Другие тоже ждут своей очереди, знаешь ли.
Она с укоризной смотрит на меня, пока я разглядываю зажженный косяк в руке. Меня так и подмывает передать его другим, но я не хочу выставить себя наивной девочкой, какой, впрочем, и являюсь, поэтому зажимаю косяк между губами и глубоко затягиваюсь. В итоге, я вдыхаю едкий дым обжигающий легкие.
Все начинают смеяться, а я захожусь в приступе сильного кашля.
Холт легко похлопывает меня по спине.
— Держи губы немного приоткрытыми, когда вдыхаешь, — говорит он, сдерживая смех. — Так ты вместе с дымом вдохнешь немного воздуха, и жечь будет меньше.
— Ты не мог сказать мне этого раньше? — хриплю я, когда он протягивает мне бутылку воды.
Он пожимает плечами и улыбается.
— Ну, так же не весело.
Я ударяю его по руке и принимаюсь пить воду.
— Попробуй снова, — говорит Лукас, махая рукой в мою сторону. — Сделай так, как сказал Итан и втяни больше воздуха, потом удерживай его в легких как можно дольше. Это лучший способ словить кайф.
Я делаю, как он говорит. Дым по-прежнему обжигает, но мне удается удержать его внутри добрых десять секунд, прежде чем выдохнуть.
— Неплохо, — комментирует Лукас и все тихо мне аплодируют.
Джек берет косяк.
— Мы сделаем из тебя профессионального торчка в кратчайшие сроки.
— Зашибись, — слабо проговариваю я, снова прикладываясь к бутылке Холта.
— Я никак не могу поверить, что это твой первый раз, — презрительно говорит Зои. — Какой уважающий себя американский подросток достигает девятнадцати лет не словив кайф хотя бы раз?
Пожимаю плечами.
— Дочь Самого Строгого в Мире Папочки?
Лицо Зои искажает гримаса.
— Кэсси, это не оправдание. Ты что не смотрела «Свободных»?[34] Дочь проповедника делала все, разве что только проституцией не занималась после церковных служб. Наличие чрезмерно строгого папочки должно было сделать тебя более сумасбродной, а не менее. Ну и ну!
По какой-то причине, Джек и Лукас находят ее комментарий забавным и тут же покатываются со смеху. Я невольно улыбаюсь. Зои замечает это, и ее лицо проделывает очень странный танец между раздражением и радостью. Радость, в конце концов, побеждает, и она улыбается мне, а Джек тем временем передает ей косяк.
Ух ты! Марихуана обладает волшебными качествами и способна делать из смертельных врагов друзей? Напомните-ка, почему ее употребление незаконно?
Холт берет косяк у Зои и, щурясь, вдыхает. Его длинные пальцы изящно оттопырены, пока он делает затяжку, поджав губы.
Рядом со мной стонет Зои.
— Чтоб меня, Итан, у тебя самые красивые губы.
Он улыбается ей, не размыкая губ, и одновременно удерживая в себе дым, и я чуть было не задыхаюсь от сдерживаемого смеха при виде выражения вожделения на ее лице.
Она просто без ума от него.
Мне знакомы ее чувства.
— Черт, Холт, — ноет Джек. — Обязательно прибирать к рукам всех девчонок? Как насчет того, чтобы оставить кого-то нам?
Холт передает ему косяк и пожимает плечами. Затем он наклоняется и берет мою голову в руки. Сначала я шокирована, потому что такое ощущение, будто он собирается поцеловать меня – что странно, ведь последние несколько недель мы были крайне осторожны и не выказывали никаких чувств на глазах наших однокурсников. Но в последнюю секунду, его рот нависает прямо над моим, и он выдыхает, и мне становится ясно, что он хочет, чтобы я вдохнула дым.