Переживаемая в настоящем печаль из-за прошлой провинности, своего рода стремление пристыдить самого себя. Угрызения совести могут проявляться с большой силой, однако к числу добродетелей это чувство не относится. Вместе с тем оно имеет отношение к морали, поскольку содержит в себе факт оценки (болезненное осознание собственного дурного поступка). Угрызения совести напоминают ностальгию по добру. Если к ним добавляется воля к исправлению содеянного, обращаются в раскаяние.
Удивление (Étonnement)
В классическом, подчеркнуто глубоком смысле слова – чувство изумления или оцепенения, вызванное неожиданностью. В современном значении – чувство, порожденное не только внезапностью, но и странным или таинственным характером наблюдаемого явления. Именно в этом смысле удивление свойственно философии, которую больше интересует не то, что ново или неожиданно, а то, что якобы противоречит очевидному и привычному. Философ удивляется тому, что вовсе не удивляет (или больше не удивляет) остальных его современников. Именно удивление подвигло первых мыслителей к философским размышлениям, как оно движет ими и сегодня, отмечал еще Аристотель («Метафизика», книга первая (А), глава 2). То же самое, хоть и спустя 25 веков, с блеском доказывает Жанна Херш («Философское удивление», «История философии»). Например, существование мира удивительно не потому, что мир внезапен и непредсказуем, но потому, что он погружает наш ум, стоит ему задаться теми или иными вопросами, в недоумение, доходящее действительно до оцепенения. Почему скорее существует что-то, нежели ничто? То же самое касается и нашего собственного существования в мире. «Когда я задумываюсь над краткостью своей жизни, – пишет Паскаль, – с двух сторон пожираемой прошлой и будущей вечностью, когда я вглядываюсь в то крошечное пространство, которое занимаю, и даже то, которое вижу, теряющееся в безмерной огромности пространств, мне неведомых и не ведающих обо мне, я чувствую испуг и удивление: почему я здесь, а не там? Ведь нет никакой причины, почему существует “здесь”, а не “там”, почему я существую сейчас, а не тогда? И кто меня сюда сунул? По чьему приказу и прихоти это место и это время оказались предназначены мне?» Избавиться от этого удивления можно лишь с помощью рационального объяснения, когда оно возможно, или в силу привычки. Вот почему философия не только не избавилась от него, но вновь и вновь к нему возвращается.
Удовольствие (Plaisir)
Один из основных аффектов, в силу этого трудно поддающийся определению. Скажем так: удовольствие есть аффект, противостоящий боли, доставляющий нам радость, вызывающий одобрение; это приятное осуществление желания.
Нетрудно заметить, что это желание далеко не всегда означает нехватку чего-либо (возьмем, к примеру, эстетическое удовольствие) и не обязательно предшествует чувству удовлетворения (приятный запах, красивый пейзаж или хорошая новость воспринимаются мной как удовольствие, хотя я ни о чем подобном и не помышлял). Спиноза мог бы сказать в этой связи, что подобные удовольствия все же согласуются с моей способностью существовать (conatus); мы скажем, что они согласуются с моей способностью наслаждаться, действовать и радоваться, иначе говоря, действительно с моим желанием, но понимаемым как неопределенная потенция. С этим я совершенно согласен, и именно потому всякое удовольствие относительно. Мы желаем ту или иную вещь не потому, что она нам приятна; она приятна нам именно потому, что мы ее желаем, т. е. потому, что она согласуется с нашим желанием. Почему бы тогда не определить удовольствие как простое удовлетворение желания? Потому что удовлетворение желания не обязательно приносит удовольствие: курильщикам хорошо известно, что далеко не каждая сигарета и даже не каждая затяжка – удовольствие. Точно так же каждый из нас знает, что одного желания жить мало, чтобы жизнь стала легкой и приятной.
Удовольствие «мы познаем как первое благо, прирожденное нам», утверждает Эпикур. Потом он, правда, добавляет: «Не всякое удовольствие следует выбирать» (Письмо к Менекею). Дело в том, что многие люди доставляют себе и другим больше зла, чем добра. Вот почему гедонизм имеет свои пределы. Разумеется, удовольствие есть «первое благо», отвечающее нашей природе, «принцип выбора одного и отказа от другого», наконец, «цель счастливой жизни» (там же). Но это справедливо далеко не для всякого удовольствия и даже не обязательно для самых сильных удовольствий. Мы вынужденно стоим перед выбором, и там, где речь идет о нас лично, нас ведет благоразумие, там, где речь идет о других людях, – мораль. Это не значит, что мы отказываемся от удовольствия, это значит лишь, что невозможно «жить с удовольствием, забыв о благоразумии, честности и справедливости» (там же, 132). Удовольствие – цель, но не путь к цели.
Ум (Esprit)
Способность мыслить, направленная на реальное, универсальное или смешное.
В этом смысле слово «ум» всегда употребляется в единственном числе (ср. с выражением «брожение умов», в котором очевиден иронический оттенок). Дело здесь в том, что истина в мере своей постижимости всегда одна для всех. Именно поэтому она свободна (не подчинена ничему, даже мозгу, в котором происходит процесс мышления) и способна нести свободу. Вот эта свобода, которая является не свободой субъекта, но свободой разума, и есть ум.
Заблуждение считать ум субстанцией, но не меньшее заблуждение видеть в нем чистое ничто. Ум не гипотетическая данность, писал Ален, – ведь тот факт, что мы мыслим, неоспорим. Но это и не субстанция, ибо он не может существовать сам по себе. Скажем лучше, что ум – это тело в действии, в той мере, в какой он обладает истиной в потенции.
В потенции, но не в действии. Ни один ум не равнозначен истине; ни одна истина не равнозначна уму (это был бы Бог). Вот почему ум сомневается во всем, в том числе в себе самом. Он знает, что он не знает или знает слишком мало. Иногда это его тревожит, иногда – смешит. Это два способа (размышление и смех) сохранить верность себе, не впадая в самоуверенность. Судя по всему, ум, существующий в этих двух формах, является свойством, присущим человеку. Одновременно ум является и добродетелью, ибо помогает преодолеть фанатизм и глупость.
Умеренность (Modération)
Чувство меры (Мера) в мыслях и поступках. Не следует путать умеренность с мелочностью.
Умеренный республиканец остается таким же приверженцем республиканских ценностей, как самый ярый экстремист, презирающий его и ведущий с ним борьбу. Мне могут возразить, что выражение «умеренный революционер» содержит в себе внутреннее противоречие. Я в этом не уверен (вспомним Кондорсе (231) или Демулена (232)). Однако, будь это так, нам пришлось бы признать, что всякая революция есть эксцесс, а значит, правы консерваторы и реформисты.
Умеренность не есть понятие, противоположное силе, величию или радикализму. Умеренность противостоит лишь чрезмерности и злоупотреблению. Вот почему она всегда и во всем приветствуется. «У мудрости есть свои эксцессы, – говорит Монтень, – и она не меньше безумия нуждается в умеренности».
Умирание (Mourir)
Переход в последнее состояние, в котором ничего не происходит. Вот почему нельзя сказать: «Я умираю».
Человек агонизирует (ведь умирающие, увы, остаются живыми), а потом становится мертвым (но мертвых больше нет на этом свете). Умирание есть акт без субъекта, да и без акта – это круги на воде судьбы, воображаемая фантасмагория самолюбия, хоть и весьма болезненная. Тело испускает дух подобно тому, как испускает газы, вот, собственно, и все, что происходит, а противятся этому только сами выходящие газы. Но разве нужно телу беспокоиться о том, что выпустил на волю его кишечник?