Майкл Коннелли
Эхо‑парк
Гарри Босх – 12
Майкл Коннелли
Эхо‑парк
Пролог
«Хай‑Тауэр», 1993
То была та самая машина, которую они искали. Номерной знак снят, но Гарри Босх не сомневался, что это она. «Хонда‑аккорд» 1987 года, красно‑коричневого оттенка, краска на солнце давно выгорела. Машину подновили зеленой наклейкой на бампере с рекламой избирательной кампании Клинтона 1992 года, но теперь уже и эта бумажка выцвела. Стикер выполнен дешевой типографской краской, не рассчитанной на длительное время, да и наклеен давным‑давно, еще до выборов. Машина стояла в индивидуальном гараже, таком узком, что Босх удивился, как водителю удалось потом выбраться обратно. Ясно, что придется специально просить судебных экспертов очень внимательно и аккуратно проверить отпечатки на внешней стороне машины и внутренней стене гаража. Понятно, криминалисты возмутятся в ответ на такое указание, но если Гарри за этим не проследит, будет чувствовать себя неспокойно.
Гараж снабжен отодвигающейся вверх дверью с алюминиевой ручкой. Тоже нехорошо для отпечатков, Босху придется и на это обратить внимание экспертов.
– Кто ее обнаружил? – спросил он патрульных.
Они только что закончили натягивать желтую ограждающую ленту между двумя рядами гаражей по бокам подъездной дорожки. Она вела в многоквартирный высотный комплекс «Хай‑Тауэр».
– Сам хозяин, а может, управляющий, – ответил старший патрульный. – Гараж прилагается к квартире, которая сейчас пустует, так что, по идее, и гараж должен пустовать. Пару дней назад он его открывает, собираясь сложить туда какую‑то мебель и другое барахло, и видит машину. Сначала думает, что ее поставил кто‑нибудь из гостей других квартиросъемщиков, и решает оставить все как есть, подождать несколько дней. Но вскоре видит, что машина продолжает стоять, тогда он начинает расспрашивать о ней своих жильцов. Никто ее не знает. Он вызывает нас, подозревая, что машина краденая – номерных знаков‑то нет. А мы с напарником как раз получили оперативную сводку насчет Жесто. Как только сюда приехали, сразу смекнули, что к чему.
|
|
Босх кивнул и шагнул к гаражу. Энергично потянул носом воздух. Девушка, Мари Жесто, пропала уже десять дней назад. Если она сейчас находится в багажнике, он ее учует. К детективу подошел напарник Джерри Эдгар.
– Есть что‑нибудь?
– Вряд ли.
– Хорошо.
– Хорошо?
– Не люблю дел с трупами в багажниках.
– По крайней мере у нас была бы жертва, с которой можно работать, – усмехнулся Босх, но во взгляде сквозило лишь беззлобное подтрунивание.
Он обводил глазами автомобиль в поисках какой‑нибудь подсказки. Ничего не обнаружив, вынул из кармана пиджака пару латексных перчаток, надул их на манер воздушных шариков, чтобы расправить резину, и натянул на руки. Подняв руки, помахал ими в воздухе, как хирург, входящий в операционную, развернулся боком, чтобы протиснуться в гараж и добраться до двери водителя, по возможности ничего не коснувшись и не сдвинув с места.
Нырнул в темноту гаража и смахнул с лица паутину. Через несколько секунд Босх выскользнул обратно и спросил патрульного, нельзя ли задействовать висящий у того на поясе полицейский фонарик «Маглайт». Вернувшись снова в гараж, включил фонарь и направил луч сквозь стекло «хонды».
|
|
В первую очередь он увидел заднее сиденье. Там лежали сапоги и шлем для верховой езды. Здесь же рядом стоял маленький пластиковый пакет с продуктами, украшенный эмблемой супермаркета «Мейфэр». Босх не мог определить, что внутри, но понимал: пакет открывает какой‑то новый аспект в расследовании, о котором они раньше не догадывались.
Он двинулся дальше. На переднем пассажирском сиденье Гарри разглядел аккуратно стоящие кроссовки, а поверх них – стопку вещей, так же аккуратно сложенных. Он узнал джинсы и футболку с длинными рукавами – одежду, которая была на Мари Жесто в день исчезновения; в последний раз ее видели, когда она направлялась в Бичвуд‑Каньон покататься верхом. Поверх футболки лежали носки, трусики и бюстгальтер. Босх почувствовал в груди тупой удар чего‑то страшного. Нет, он не воспринял одежду как подтверждение того, что Мари Жесто нет в живых. Он давно уже предполагал это. Все знали – даже родители, которые выступали по телевидению, моля о благополучном возвращении дочери. Потому‑то дело и изъяли из отдела розыска пропавших и передали в отдел убийств голливудского полицейского участка.
Нет, именно вещи проняли Босха. То, как они были аккуратно сложены. Сделала ли это сама погибшая? Или тот, кто отнял у нее жизнь? Мелкие детали всегда мучили Гарри Босха, наполняя вдруг возникающую пустоту в груди ощущением кошмара.
После обследования через стекло остальной части салона Босх двинулся в обратный путь из гаража.
– Есть что‑нибудь? – спросил Эдгар. Особой активностью он не отличался, разве что бродил вокруг, вновь и вновь задавая один и тот же вопрос.
|
|
– Ее одежда. Форма для верховой езды. Кажется, какие‑то продукты. Здесь, у подножия каньона, есть «Мейфэр». Она могла заехать туда по дороге наверх, в конюшни.
Джерри кивнул. Новая ниточка, ее надо проверить, новое место поиска свидетелей.
Босх вылез из‑под нависающей сверху двери и посмотрел на многоквартирный высотный комплекс «Хай‑Тауэр». Это была одна из достопримечательностей Голливуда. Конгломерация квартир, встроенных в гранит горы за ареной «Голливудской чаши»[1], в архитектурном стиле стрим‑лайн‑модерн[2], и все соединялись в центре высокой узкой конструкцией, в которой помещался лифт. Эта высотная башня и дала название жилому комплексу и всей улице. Мальчишкой Босх жил в этих краях. Отсюда до его дома на близлежащей Кэмроуз‑драйв доносились звуки оркестров, играющих на стадионе в летние дни. А стоя на крыше, можно было видеть фейерверки на Четвертой улице при закрытии спортивного сезона.
Ночью он смотрел на сияющие огнями окна «Хай‑Тауэр» и видел, как мимо них ползет вверх лифт, доставляя домой очередного жильца. В детстве Гарри считал, что жить в таком жилище, где домой тебя везет лифт, – вершина роскоши.
– Где управляющий? – спросил он патрульного офицера с двумя нашивками на рукаве.
– Вернулся к себе. Сказал: «Садитесь в лифт и поезжайте на самый верх», – его квартира первая по другую сторону дорожки.
– Ладно, тогда мы поднимаемся. А вы дождитесь криминалистов и опергруппу. Не позволяйте буксировщикам трогать машину, пока эксперты на нее не взглянут.
– Да.
Лифт в башне представлял собой маленький куб, который дернулся под их весом, когда Эдгар отодвинул внешнюю раздвижную дверь и они шагнули внутрь. Дверь автоматически закрылась, после чего потребовалось задвинуть внутреннюю. В лифте было всего две кнопки: «1» и «2». Босх нажал кнопку «2», и кабина, пошатываясь, тронулась. Пространство маленькое, места самое большее для четверых, после чего едущим пришлось бы уже ощущать дыхание друг друга.
– Одно мне ясно, – произнес Эдгар, – ни у кого из жильцов нет пианино, это уж точно.
– Блестящая дедукция, Ватсон.
На самом верхнем уровне они отодвинули двери и шагнули из лифта на бетонную дорожку, соединявшую башню и раскиданные по склону горы апартаменты. Босх повернулся и посмотрел на открывающийся за башней вид, который охватывал почти весь Голливуд и особенно впечатлял в сочетании с утренним бризом. Потом поднял голову и заметил краснохвостого канюка[3], парящего над ними, словно наблюдая.
– Нам вон туда, – сказал Эдгар.
Обернувшись, Босх увидел, что его напарник указывает на короткую лестницу, ведущую к двери одной из квартир. Под кнопкой звонка имелась табличка «Управляющий». Они еще не успели дойти до двери, как она отворилась и на пороге появился худой человек с белой бородой. Он представился как Милано Кей, управляющий многоквартирным комплексом. Предъявив свои значки, Босх и Эдгар поинтересовались, нельзя ли им взглянуть на пустующую квартиру, к которой относился гараж с обнаруженной в нем «хондой». Кей повел их за собой.
Они двинулись в обратную сторону, опять прошли мимо башни, теперь уже к дорожке, тянущейся к двери другой квартиры. Кей принялся возиться с ключом, отпирая дверь.
– Я знаю это место, – сказал Эдгар. – Весь этот комплекс и лифт. Его снимали в фильмах, точно?
– Совершенно верно, – ответил Кей. – И много лет.
Само собой, подумал Босх. Дом столь уникальный, как этот, не мог избежать внимания местной киноиндустрии.
Кей открыл дверь и жестом предложил детективам войти первыми. Квартира оказалась маленькой и пустой. Гостиная, кухня с крохотной обеденной зоной и спальня с примыкающей к ней ванной комнатой. Не более сорока квадратных метров, и Босх понимал, что с мебелью она будет выглядеть еще меньше. Но именно открывавшийся отсюда вид был тем, ради чего люди снимали жилье в столь экзотическом сооружении. Одна стена изогнутая и целиком состояла из окон, глядевших на ту же самую панораму Голливуда, что открывалась с бетонной дорожки от башни. Стеклянная дверь выходила на крыльцо‑террасу, которая очертаниями повторяла изогнутую линию стеклянной стены. Гарри вышел на крыльцо и увидел, что отсюда обзор даже лучше. Сквозь смог проглядывали башни деловой части города. Но он знал, что живописнее всего картина будет ночью.
– Как долго эта квартира пустует? – спросил он.
– Пять недель, – ответил Кей.
– Я не заметил внизу вывески «Сдается».
Он посмотрел вниз, на подъездной тупик, и заметил двух патрульных в ожидании судебных экспертов и грузовую платформу из полицейского гаража. Патрульные стояли по обеим сторонам автомобиля, привалившись к капоту, спиной друг к другу. Не очень‑то похоже на процветающее сотрудничество.
– Мне никогда не требуется вывешивать таблички, – продолжил Кей. – Слух, что у нас освободилась квартира, обычно и сам разносится. Множество людей хотят жить в этом месте. Уникальный архитектурный проект – визитная карточка Голливуда. Кроме того, я сейчас занимаюсь подготовкой квартиры: покраской, мелкими починками. Так что абсолютно не спешу с рекламой.
– А какова арендная плата? – поинтересовался Эдгар.
– Тысяча в месяц.
Эдгар присвистнул. Босху сумма тоже показалась высокой. Но здешняя панорама убеждала, что всегда найдется желающий платить за нее.
– Кто мог быть в курсе, что гараж пустует? – спросил он.
– Много людей. Жильцы, конечно. Кроме того, за последние пять недель я не раз показывал квартиру разным интересующимся лицам. И я всегда обращаю их внимание на гараж. Когда я был в отпуске, меня замещал один из квартиросъемщиков, приглядывал за делами. Он тоже показывал квартиру.
– Гараж стоит незапертым?
– Да. Там нечего красть. Когда въезжают новые жильцы, они могут, по желанию, навесить замок. Я оставляю это на их усмотрение, но всегда рекомендую.
– А вы записываете, кому показываете квартиру?
– Вообще‑то нет. Я могу иногда записать несколько телефонных номеров, чтобы было куда перезвонить, но нет смысла хранить чьи‑то фамилии, если только эти люди не сняли квартиру.
Да, подумал Босх, с этой стороны проследить будет трудновато. Множество людей знали, что гараж стоит пустой, незапертый и доступный.
– А прежний квартиросъемщик? Что о нем скажете?
– Это была женщина. Прожила тут пять лет, пыталась выбиться в актрисы. В конце концов отказалась от своей затеи и уехала обратно домой.
– Неуступчивый город. А где ее дом?
– Я отослал ей задаток в Остин, штат Техас.
Босх кивнул.
– Жила здесь одна?
– У нее был приятель, он навещал ее и часто оставался, но, по‑моему, роман закончился еще до того, как она выехала.
– Нам потребуется взять у вас ее адрес в Техасе.
Кей не возражал.
– Полицейские… они сказали, что машина принадлежала пропавшей девушке.
– Молодой женщине, – уточнил Босх.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака фотографию Мари Жесто. Показал ее собеседнику и спросил, не из тех ли она, что приходили смотреть квартиру. Управляющий ответил, что нет, лицо ему не знакомо.
– Даже после телевизионных сообщений? – спросил Эдгар. – Она пропала десять дней назад, и это все время было в новостях.
– У меня нет телевизора, детектив, – произнес Кей.
Нет телевизора… В этом городе, подумал Босх, подобное признание характеризует его как вольнодумца.
– Фотографии были и в газетах, – не сдавался Эдгар.
– Да, я иногда читаю газеты. Беру их из мусорной корзины внизу. Они попадают ко мне обычно уже старыми. Но этого материала я не видел.
– Десять дней назад она вышла из дому и не вернулась, – продолжил Босх. – Это было во вторник, девятого. Вы не помните что‑нибудь о том дне? Что‑нибудь необычное здесь, вокруг?
Кей покачал головой:
– Меня тогда тут не было. Я отдыхал в Италии.
– Люблю Италию, – улыбнулся детектив. – Куда вы ездили?
Лицо Кея просияло.
– Я отдыхал на озере Комо, а затем – в маленьком горном городке Азоло. Там когда‑то жил Роберт Браунинг[4].
Босх кивнул, словно бы знал эти места и кто такой Роберт Браунинг.
– О, нашего полку прибыло, – отметил Эдгар.
Босх проследил за взглядом напарника, который смотрел вниз, на обтянутый лентой подъезд к башне. Телевизионный микроавтобус со спутниковой тарелкой на крыше и большой цифрой «9», изображенной на боку, подкатил к желтой ограждающей ленте. Один из патрульных двинулся навстречу прибывшим.
Гарри опять перевел взгляд на управляющего.
– Мистер Кей, нам придется еще поговорить с вами. Постарайтесь разыскать у себя телефонные номера или фамилии людей, приходивших или звонивших по поводу квартиры. Нам также понадобится побеседовать с человеком, который присматривал за делами во время вашего отсутствия, и взять фамилию и адрес женщины из Техаса.
– Нет проблем.
– Нам обязательно потребуется пообщаться с остальными жильцами и выяснить, не видел ли кто, как эту машину ставили в гараж. Мы постараемся быть не слишком назойливыми.
– Пожалуйста, никаких препятствий. Я посмотрю, что смогу найти по части номеров.
Они покинули квартиру, оставив Кея стоять в пустой гостиной, и вернулись к лифту. Стальной куб опять зашатался прежде чем плавно заскользить вниз.
– Гарри, а я не знал, что ты любишь Италию, – усмехнулся Эдгар.
– Никогда там не бывал.
Эдгар кивнул, сообразив, что это тактический маневр с целью разговорить Кея и выудить из него побольше информации на предмет алиби.
– Ты думаешь на него? – спросил он.
– Просто хотел подстраховаться. Кроме того, если бы это был он, зачем ставить автомобиль в пустующий гараж в своем же доме? Для чего навлекать на себя подозрение?
– Да. Но может, он как раз достаточно умен, чтобы так и поступить. Понимаешь, о чем я, Гарри? Вдруг он хочет нас перехитрить? Например, девушка пришла посмотреть квартиру, и что‑то там не заладилось. Он прячет тело, но понимает, что от машины ему не избавиться – могут прихватить копы. Поэтому выжидает десять дней и звонит в полицию, как бы предполагая, что автомобиль краденый.
– Тогда, пожалуй, тебе надо проверить его итальянское алиби, Ватсон.
– Почему я Ватсон? Почему не могу быть Холмсом?
– Ватсон – тот, кто очень много говорит. Но если желаешь, я стану называть тебя Холмсом. Наверное, так будет лучше.
– Что тебя терзает, Гарри?
Босх вспомнил об одежде, аккуратно сложенной на переднем сиденье «хонды», и вновь испытал гнетущее теснение в груди. Будто кто‑то обмотал его тело проволокой и затягивал сзади.
– Меня терзает скверное предчувствие насчет данного дела.
– Какое?
– Такое, что мы никогда ее не отыщем. А если не найдем ее, то не найдем и его.
– Убийцу?
Лифт резко дернулся, подпрыгнул разок и окончательно остановился. Босх отодвинул двери. В конце короткого подъезда с гаражами он увидел женщину с микрофоном и мужчину с телекамерой, которые их поджидали.
– Да, – сказал он. – Убийцу.
Часть первая
Убийца, 2006
Телефонный звонок поступил, когда Гарри Босх и его напарница, Киз Райдер, сидели за своими рабочими столами в отделе нераскрытых убийств полицейского управления Лос‑Анджелеса, заканчивая оформление бумаг по делу Матарезе. Накануне они провели шесть часов в комнате для допросов с неким Виктором Матарезе, выясняя обстоятельства совершенного в 1996 году убийства проститутки Чэрис Уизерспун. ДНК, извлеченная из семенной жидкости, которая десять лет назад была обнаружена в горле жертвы, оказалась идентичной ДНК подозреваемого. Попадание экспромтом. Дело в том, что параметры ДНК Матарезе угодили в банк данных министерства юстиции в 2002 году, после признания его виновным в изнасиловании. Потребовалось еще четыре года, прежде чем у Босха и Райдер дошли руки заново открыть дело Уизерспун, взять из него данные анализа ДНК и наудачу отослать в лабораторию штата для сравнения.
Но расследование этого дела только начиналось с лабораторных анализов. Поскольку Чэрис Уизерспун являлась активно практикующей проституткой, совпадение параметров ДНК еще ни о чем не свидетельствовало. Сперма могла принадлежать кому‑нибудь другому, кто был с женщиной до того, как подвернулся убийца и несколько раз ударил ее по голове тяжелой палкой.
В общем, следствие не сводилось к одной науке. Оно сводилось к длительному сидению и изнурительному допытыванию в комнате для допросов. И к тому, что можно выжать из Матарезе. В тот день детективы растолкали его с утра пораньше в «доме на полпути»[5], где он проживал во время следствия по делу об изнасиловании 2002 года, и отвезли в Паркер‑центр[6]. Первые пять часов допроса были изнурительными. На шестом Матарезе раскололся. Сознался в убийстве Уизерспун, а также – трех женщин, тоже проституток, в южной Флориде, еще до приезда в Лос‑Анджелес.
Когда Гарри Босх услышал, что его вызывают по первой телефонной линии, то подумал, что это перезванивают из Майами. Но он ошибся.
– Босх, – произнес он в трубку.
– Фредди Оливас, – услышал он в ответ. – Отдел убийств северо‑восточного участка. Я сейчас в архиве, разыскиваю одно досье, и мне сказали, что вы уже забрали его под расписку.
Босх молчал, отвлекаясь мыслями от дела Матарезе. Он не был знаком с Оливасом, но фамилия звучала знакомо. Интересно, в связи с чем? Что касается взятого из архива дела, то нынешняя работа Гарри Босха как раз и состояла в ревизии старых нераскрытых дел; нередко благодаря новейшим достижениям криминалистики появлялся способ их раскрыть. В любой конкретный момент у них с Райдер могло находиться в работе до двадцати пяти архивных дел.
– У меня на руках множество досье из архивов, – сказал Босх. – О каком речь?
– О деле Жесто. Мари Жесто, 1993 год.
Босх почувствовал, как внутри что‑то сжалось. Так случалось всегда, когда он думал о Жесто, – даже сейчас, по прошествии тринадцати лет. Перед его мысленным взором возникал образ одежды, аккуратно сложенной на переднем сиденье машины.
– Да, это досье у меня. А в чем дело?
Уловив изменение в его голосе, Райдер подняла голову от бумаг, и от Гарри это не укрылось. Их столы располагались рядом, в нише, причем таким образом, что напарники сидели лицом друг к другу.
– То дело было довольно зыбкое, – продолжил Оливас. – Почти никаких зацепок. Но оно соотносится с расследованием, которое я веду теперь, и обвинитель хочет просмотреть старые материалы. Не мог бы я подскочить к вам и забрать эту папку?
– У вас есть подозреваемый, Оливас? – Последовала заминка, а Босх продолжил: – Кто обвинитель по вашему делу?
Снова молчание. Босх решил не сдаваться.
– Послушайте, Оливас, дело Жесто находится в работе. Я им сейчас занимаюсь и имею подозреваемого. Если у вас что‑нибудь затевается, тогда и я в этом участвую. В ином случае не отвлекайте меня, и всех вам благ.
Он уже собрался положить трубку, когда Оливас наконец решился. Дружеский тон исчез из его голоса.
– Послушайте, мне надо сначала сделать один звонок. Я перезвоню.
И он дал отбой, даже не попрощавшись. Босх посмотрел на Райдер.
– Мари Жесто, – произнес он. – Ведомству окружного прокурора понадобилось это досье.
– Дело закреплено за тобой. А кто звонил?
– Парень из северо‑восточного участка, Фредди Оливас. Знаешь такого?
– Лично не знаю, но слышала. Он ведущий детектив по делу Рейнарда Уэйтса. Слышал о нем?
Теперь Босх сообразил, откуда ему знакома фамилия детектива. Дело Уэйтса было громким, что называется, получившим широкий общественный резонанс. Оливас, вероятно, расценивал его как подарок судьбы, билет на заветное шоу. Иерархически полиция Лос‑Анджелеса была поделена на девятнадцать участков, каждый со своим детективным отделом. Отделы убийств работали над менее сложными и запутанными делами, чем элитные подразделения отдела ограблений и убийств при штаб‑квартире, в Паркер‑центре. Одной из таких высококвалифицированных групп являлся отдел нераскрытых убийств. Поэтому детективы на местах рассматривали свои должности как ступеньки на пути по карьерной лестнице – в элитные группы центра. Это и было то самое, вожделенное шоу. Босх понимал: если интерес Оливаса к делу Жесто хотя бы отдаленно связан с делом Уэйтса, то он будет ревниво оберегать свою деятельность от вмешательства центрального отдела убийств.
– Он не сказал, что у него за планы? – спросила Райдер.
– Еще нет. Но это, видимо, нечто. Он даже не сообщил, какой прокурор занимается делом.
– Рикошет.
– Что?
– Рик О'Ши, – произнесла она уже более разборчиво. – Обвинитель по делу Уэйтса. Сомневаюсь, что Оливас ведет еще какое‑нибудь расследование. Они только что закончили с предварительными слушаниями и теперь держат курс на основной судебный процесс.
Босх размышлял, взвешивая возможности. Ричард О'Ши возглавлял при ведомстве окружного прокурора отдел обвинений по особым делам. Он был крупной шишкой и неустанно рос дальше. После того как весной ныне действующий окружной прокурор объявил, что не станет выставлять свою кандидатуру на переизбрание, О'Ши, в числе еще нескольких прокуроров и юристов со стороны, не входящих в ведомство, зарегистрировался кандидатом. Он успешно прошел предварительные выборы, набрав большинство голосов в свою пользу, но не набрав все же абсолютного большинства. Последний тур, с участием двух кандидатов, имеющих наибольший рейтинг, выливался в более жесткие гонки, однако О'Ши по‑прежнему котировался высоко. Он пользовался поддержкой уходящего в отставку нынешнего окружного прокурора, знал эту должность вдоль и поперек и имел завидный список выигранных крупных дел – достоинство явно редкое в ведомстве за последние десять лет. Его конкурента звали Габриэл Уильямс. Тот не принадлежал к корпорации. И хотя одно время работал прокурором, но вот уже два десятилетия занимался частной юридической практикой, фокусируясь преимущественно на защите гражданских прав. Уильямс был чернокожим, а О'Ши – белым. Он баллотировался под флагом программы контроля и реформирования деятельности правоохранительных сил округа. Хотя члены избирательного лагеря О'Ши изо всех сил старались высмеять эту предвыборную платформу и подвергнуть сомнению профессиональную пригодность Уильямса для столь высокой должности, было ясно, что его положение человека со стороны и программа реформ пользуются успехом у избирателей. Борьба обострялась.
Босх был в курсе того, что происходит в состязании между Уильямсом и О'Ши, потому что в этом году, против обыкновения, следил за местными выборами. Правда, интересовали его выборы в городской совет. В тамошнем жарком соперничестве он поддерживал кандидата Мартина Мэйзела. По правде сказать, депутат Мэйзел занимал место в городском совете вот уже три срока и представлял Уэст‑Сайд, находящийся далеко от места проживания Босха. Да и в целом пользовался репутацией виртуозного политикана, который дает кулуарные обещания и ориентируется на большие деньги, в ущерб интересам собственных избирателей. Тем не менее Босх щедро пожертвовал на его избирательную кампанию и очень надеялся на успех. Дело в том, что соперником Мэйзела являлся бывший заместитель шефа полиции, некий Ирвин Р. Ирвинг, и Босх был готов сделать все, лишь бы увидеть Ирвинга проигравшим. Как и Габриэл Уильямс, Ирвинг обещал реформы, и темой его предвыборных речей было полицейское управление Лос‑Анджелеса. За время службы в полицейском управлении Босх множество раз схлестывался с Ирвингом. И теперь не желал видеть этого человека заседающим в городском совете.
Предвыборные сводки новостей, которые почти ежедневно публиковались в «Лос‑Анджелес таймс», помогали Босху держаться в курсе борьбы между Мэйзелом и Ирвингом, ну а заодно – и в курсе поединков других кандидатов. Поэтому он знал все и о битве Рика О'Ши. Прокурор подкреплял предвыборные амбиции громкими заявлениями и сенсационными судебными делами, рассчитанными на демонстрацию своего опыта и профессионализма. В прошлом месяце делал ставку на предварительные слушания по делу Рейнарда Уэйтса, всячески используя их в броских газетных заголовках и громких эфирных новостях.
Рейнарда Уэйтса, ныне обвиняемого в двойном убийстве, остановила дорожная полиция поздней ночью в Эхо‑парке. На полу его мини‑фургона патрульные заметили мешки с мусором, из которых подтекала кровь. Дальнейший осмотр обнаружил в мешках части тел двух женщин. Если существовало когда‑либо первоклассное, стопроцентно выигрышное, сенсационное дело для претендента в окружные прокуроры, чтобы с его помощью завладеть вниманием СМИ, то дело Мусорщика из Эхо‑парка, бесспорно, являлось именно таким.
Однако загвоздка состояла в том, что на данный момент пресса как раз получила временную передышку. После предварительных слушаний дело Уэйтса перешло в стадию подготовки судебного процесса, а поскольку преступление тянуло на смертный приговор, то и сам процесс, и прилагающаяся к нему новая шумная кампания в СМИ ожидались не ранее чем через несколько месяцев. А самое главное – уже точно после выборов. Поэтому О'Ши требовалось что‑нибудь свеженькое, дабы вновь завладеть вниманием масс‑медиа и не дать интересу угаснуть. Босху оставалось лишь гадать, что же кандидат затевает с делом Жесто.
– Как ты думаешь, Жесто может быть связана с Уэйтсом? – спросила его Райдер.
– В 1993 году ни разу ничего похожего не всплывало. Ни его фамилии, ни Эхо‑парка. – Зазвонил телефон, и Босх торопливо снял трубку: – Отдел нераскрытых убийств, детектив Босх. Чем могу быть полезен?
– Это Оливас. Приносите файл сюда, на шестнадцатый этаж, в одиннадцать. Встретитесь с Ричардом О'Ши. Вы в игре, Лихач.
– Мы придем.
– Погодите минуту! Какого черта означает «мы»? Я имел в виду: вы с досье.
– У меня есть напарница, Оливас. Я буду с ней.
Не попрощавшись, Босх положил трубку. Бросил взгляд на сидящую за столом Райдер:
– Мы идем туда к одиннадцати.
– А как быть с Матарезе?
– Мы это решим.
Несколько секунд он раздумывал, потом встал и подошел к запертому картотечному шкафу позади своего стола. Вынул папку с делом Жесто и принес туда, где сидел. Со времени своего возвращения к работе после отставки – а уже год миновал – Босх изымал дело Жесто из архивов трижды. Заново вчитывался в него, делал несколько телефонных звонков и визитов, разговаривал с людьми, с которыми столкнулся при расследовании тринадцать лет назад. Он делал это по собственному почину. Райдер знала о старом деле, о том, как много оно для Босха значило, и не мешала напарнику работать над ним, когда не было ничего срочного.
Но увы, ничего не выходило из этих усилий. Ни ДНК, ни отпечатков пальцев, ни намека на местонахождение Мари Жесто – хотя детектив по‑прежнему не сомневался, что она мертва, – и никакой ниточки к ее похитителю. Босх давил на одного человека, который больше всех подходил на роль подозреваемого, но ничего не добился. По‑прежнему удавалось проследить передвижения Мари Жесто только от ее квартиры до супермаркета, но дальше след терялся. Да, ее машину нашли в гараже комплекса «Хай‑Тауэр», но не было возможности подобраться к человеку, который ее туда поставил.
За профессиональную карьеру у Босха было немало нераскрытых дел. Невозможно раскрыть все, и любой детектив, занимающийся расследованием убийств, подтвердит это. Но дело Жесто продолжало занимать его внимание. Всякий раз, забрав досье из архива, Гарри работал над ним примерно с неделю, вновь упирался в стену и возвращал папку, чувствуя, что сделал все, что мог. Но ощущение тупика длилось недолго – не более нескольких месяцев, и вот Босх уже снова стоял у конторки в архиве и заполнял заявку на получение папки с делом. Он не желал сдаваться.
– Босх! – окликнул его кто‑то из детективов. – Майами на второй линии.
Гарри даже не услышал телефонного звонка.
– Я отвечу, – поспешила Райдер. – Твои мысли где‑то далеко.
Она сняла телефонную трубку, а Босх в очередной раз раскрыл папку с делом Жесто.
Босх и Райдер на десять минут опоздали на совещание в главном здании уголовного суда – из‑за пробки у лифтов. Босх терпеть не мог бывать там именно из‑за лифтов. Ожидание и борьба за место ради того, чтобы попасть на нужный этаж, вызывали у него ощущение беспокойства, без которого вполне можно обойтись.
В приемной канцелярии окружного прокурора, на шестнадцатом этаже, детективам велели подождать сопровождающего, который проведет их в кабинет О'Ши. Через пару минут из внутренней двери появился человек и, указывая на кейс в руках у Босха, спросил:
– Принесли?
Раньше Босх не видел этого человека. Смуглый латиноамериканец в сером костюме.
– Оливас?
– Да. Вы принесли досье?
– Принес.
– Тогда пошли, Лихач.
Оливас первым двинулся к двери, из которой только что вышел. Райдер хотела последовать за ним, но Босх удержал ее, коснувшись руки. Оливас оглянулся и, увидев, что они стоят, тоже остановился.
– Вы идете или нет?
Босх шагнул к нему.
– Оливас, прежде чем мы станем делать что‑то вместе, давайте проясним кое‑что. Если вы еще раз назовете меня Лихачом, я заткну этот файл вам в задницу, причем вместе с кейсом.
Оливас поднял руки, словно в знак капитуляции.
– Как скажете.
Он придержал им дверь, и они последовали за ним во внутренний холл. Затем прошли по длинному коридору, дважды повернули и лишь после этого достигли кабинета О'Ши. Это было просторное помещение, особенно по меркам ведомства окружного прокурора. Большей частью прокуроры делили один кабинет на двоих, а то и на четверых, а встречи и собеседования с гостями проводили в специальной комнате для совещаний в конце каждого коридора, причем строго по графику. Но кабинет О'Ши оказался вдвое шире; здесь было довольно пространства для огромного письменного стола размером с фортепьяно и даже для изолированного уголка отдыха. Статус главы отдела обвинений по особым делам давал несомненные преимущества. Так же, как и статус будущего главы ведомства.
О'Ши приветствовал их, встав из‑за стола и пожав всем руки. Сорокалетний красивый мужчина с черными как смоль волосами. Ростом он не отличался, и Босх знал об этом, хотя лично никогда с ним не сталкивался. В мельком виденных телерепортажах о предварительном слушании дела Уэйтса он приметил, что большинство репортеров, обступавших прокурора в коридоре у зала суда, были выше, чем человек, в которого они тыкали микрофонами. Лично Босху нравились невысокие прокуроры. Они всегда старались как‑то это компенсировать, и платить обычно приходилось обвиняемому.
Все заняли места: О'Ши – за своим столом, Босх и Райдер – по другую его сторону, Оливас – справа, перед стопкой высившихся у стены плакатов с лозунгом: «Рику О'Ши – зеленую улицу!»
– Спасибо, что пришли, детективы, – произнес прокурор, глядя на Босха. – Давайте начнем с того, что немного разрядим атмосферу. Фредди сообщил мне, что вы начали не слишком удачно.
– Мне с Фредди нечего делить, – ответил Гарри. – Я даже не настолько хорошо его знаю, чтобы называть Фредди.
– Должен сказать, что его нежелание предоставить вам информацию относительно нашей нынешней задачи было продиктовано моей позицией – в связи с деликатным характером дела. Поэтому если вы обижены, то обижайтесь на меня.
– Я не обижен, – сказал Босх. – Я вполне доволен. Спросите мою напарницу: я всегда такой, когда доволен.
– Он доволен, – подтвердила Райдер. – Вполне доволен.
– Что ж, прекрасно. Все довольны и счастливы. Тогда перейдем к делу.
Он вытянул руку и положил ее на толстую папку‑гармошку, лежащую на столе справа. Папка была раскрыта, и Босх увидел, что она содержит несколько отдельных файлов с синими ярлычками. Он сидел слишком далеко, чтобы прочесть надписи – особенно без очков, которые с недавних пор начал надевать для чтения.
– Вы знакомы с делом Рейнарда Уэйтса? – спросил О'Ши.
Босх и Райдер утвердительно кивнули.
– Подобное дело было бы трудно пропустить, – добавил Босх.
О'Ши изобразил легкую улыбку.
– Да, мы выставили его перед широкой публикой. Этот тип просто мясник. Человек крайне порочный. Наше ведомство с самого начала заявило, что станет требовать для него смертного приговора.
– Из того, что я видела и слышала, он просто образцовый кандидат в смертники, – заметила Райдер.
– Да, – мрачно подтвердил О'Ши. – И это одна из причин, почему я пригласил вас сюда. Прежде чем объяснить, чем мы сейчас занимаемся, мне хотелось бы услышать о вашем расследовании дела Мари Жесто. Фредди сказал, что вы трижды за последний год забирали досье из архива. Есть что‑нибудь новое?
Босх прочистил горло, решив сначала поделиться своей информацией, а потом получить другую, взамен.
– Можно сказать, что дело находится у меня в работе тринадцать лет. Я получил его в 1993 году, когда эта женщина пропала.
– Но так ничего и не всплыло?
Босх покачал головой:
– Мы не нашли тело. Единственное, что обнаружилось, – ее машина, а этого недостаточно. Поэтому никто так и не был арестован.
– Даже по подозрению?
– Мы допрашивали множество людей, одного в особенности. Но не сумели доказать связи, и, таким образом, никто не поднялся до уровня реального подозреваемого. Потом, в 2002 году, я вышел в отставку, и дело убрали в архив. Прошла пара лет, обстоятельства изменились, и я вернулся к работе. Это было в прошлом году.
Босх не счел нужным оповещать О'Ши, что когда в 2002 году он сдал свой полицейский значок и уволился на пенсию, то негласно скопировал материалы дела Жесто и взял их с собой, вместе с еще несколькими незакрытыми делами. Копирование следственных документов противоречило правилам полицейского управления, и чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.
– За последний год я изымал досье Жесто из архива всякий раз, когда освобождалось немного времени, чтобы над ним поработать, – продолжил он. – Но нет ДНК, нет даже латентных отпечатков[7]. Только работа, требующая беготни. Я еще раз поговорил с главными фигурантами – со всеми, кого мог разыскать. До сих пор остается один человек, которого я всегда подозревал. Чувствовал, что он тот самый, но так ничего и не смог из него выжать. В этом году я беседовал с ним дважды.
– И?..
– Ничего.
– Кто он?
– Энтони Гарланд. Он плоть от плоти денежного Хэнкок‑Парка[8]. Вы когда‑нибудь слышали о Томасе Рексе Гарланде, нефтяном магнате?
О'Ши кивнул.
– Ну так вот, Томас Рекс – отец Энтони, со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами.
– Была какая‑нибудь связь между Энтони и Жесто?