Достоевский и мы
Жажду раскрыть тайны душевной, духовной, психической жизни человека испытывали как на Востоке, так и на Западе, но все же европейцы по ряду причин, среди которых есть и культурологические, и психологические, и социально-исторические, и даже климатические, всегда больше мучились этой жаждой, вернее, она просто была качественно иной, чем у восточного человека. Одним из наиболее общих показателей этого является любовь к реальной жизни на реальной земле, которая, как и большинство чувств европейцев, менее подавлена религиозными верованиями и обычаями. Европейцы стремились изменить человека так, чтобы изменились и его чувства, и его поступки к лучшему, а у восточного народа динамическому аспекту жизнепроявления человека уделялось гораздо меньше внимания. Европейцам постоянно присуще хотение чего-то. Ведь недаром Шопенгауэр говорил, что мы сами не что иное, как хотение жизни и ничего не знаем, кроме него... Потребность в деянии — основополагающая черта человека европейской культуры. Потребность в недеянии — одна из главнейших красок Востока. Как их совместить, как отречься европейцу от вечной суеты, а азиату — от сознательного самоограничения? Где механизм соединения в единое целое изначально единого «инстинкта истины»?
Певец русской противоречивой и ищущей, мятущейся и двойственной души Ф. М. Достоевский — это автор энциклопедии поиска человеком не только недостающей противоположности, но и той, которая ему присуща. Ведь для верности узнавания недостающих элементов человеку необходимо знать, что он есть. Именно Достоевский и его творчество могут быть образцом душевной «невозделанности», разорванности, противоречивости (с. 16), внутренней «недостаточности» человека, стремящегося к наибольшей полноте и богатству своей жизни. «Ясно как день,— писал Достоевский,— что высочайшее последнее развитие личности и должно дойти до того (в самом конце развития, в самом пункте достижения цели), чтоб человек нашел, сознал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего Я,— это как бы уничтожить это Я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье»[7].
Самодостаточность личности — это предел ее развития, вернее тормоз, препятствие, заслон, отгораживающий человека от мира. Ощущение внутренней «недостаточности» — пункт, от которого начинается путь человека к уничтожению чисто европейского «Я», так четко выраженного Достоевским. Однако обстоятельства и уровень развития культуры в целом только на определенном этапе привели к мысли о возможности самоутверждения человека этим путем. Большая часть истории знала другой путь — путь приобретения денег, власти, путь крайнего индивидуализма. Бесчеловечная действительность упорно и долго препятствовала формированию великой культуры душевной жизни человека.
Жизнь устроена так, что вероятность обстоятельств, грозящих нарушению оптимального процесса развития личности человека, его духовного мира слишком велика и плохо, если человек к этому не подготовлен. В таких случаях семена зла могут вырасти даже на самой добродетельной почве. Достоевский убедительно показал нравственный дуализм, даже многосоставность человеческой природы, сущность которой состоит не в пропорциях доброго и злого, а в том, что подлинно благородное в человеке не исключает в нем при известных обстоятельствах исключительно низменных проявлений. Это говорит о единовременном существовании моральных противоположностей в структуре личности. И для того, чтобы изменить человека, ослабить, исключить влияние негативной противоположности, необходимо, кроме всего, связанного с воспитанием и социализацией, в целом, знать, в чем заключаются его противоречия, их субординацию, меру их жизнеустойчивости. Вопрос о размещении противоречий в человеке — это для Достоевского вопрос о действительном преодолении человеком своего двойника.
Исключительно удачно, на наш взгляд, демонстрирует проявления двойственной натуры человека Эльдар Рязанов в фильме «Забытая мелодия для флейты». В острых жизненных (с. 17) ситуациях реакция главного героя фильма проигрывается дважды — сначала действует честный, неиспорченный, свободный от давления обстоятельств мужчина, а затем — его двойник, отягощенный «не-собою», совершающий ряд человеческих предательств.
«Внутренняя перемена» (Достоевский), то есть качественная перестройка сознания человека может произойти в том случае, если она совершается на всех уровнях душевной жизни (на уровне интеллекта, эмоций, привычек, целей, инстинктов, установок) — как сознательном, так и бессознательном. Внутренние конфликты и противоречия являются либо отражением противоречий в отношениях человека с внешним миром, в его психике, либо отражением этого отражения в других людях. Причем, чем в большем количестве разных людей произойдет этот обратный процесс, тем явственнее и четче обозначатся механизмы преодоления внутреннего конфликта. Очевидно, европейская культура неосознанно потянулась к восточной для того, чтобы лучше понять самое себя.
Достоевский призывал человека к бдительности, к развитию в себе чувства нравственной опасности, опасности потенциального, возможного падения, к культивированию способности своевременного ожесточения против, казалось бы привычного, зла вокруг и в самом себе. Ведь никто никогда не сможет осуществить за другого внутренний выбор, а без самостоятельных нравственных решений жизнь человека оказывается мнимой величиной. Но осознанному выбору (может быть и неосознанный выбор — например, поступок, когда человек бросается спасать другого в критической ситуации, не обдумывая своего действия) предшествует сложная душевная работа, идущая в направлении себя и окружающих, законов и механизмов жизнеустройства человека и общества. Достоевский был убежден, что любой момент жизни, любой процесс в человеке поддается драматизации как необходимому уровню накала противоречия. Для этого нужно довести это противоречие до высокой степени интенсивности и из него выступят противоборствующие начала. Интуитивно это почувствовали Подросток и Митя Карамазов, доведя до крайней степени обострения все мучившие их проблемы и обнаружив свои ошибки. Не может сделать выбора Версилов, личность которого возвышается над его целями и поэтому он их оставляет, не реализовав. Версилову необходимо жить на высоте идеи, способной его реализовать, но он не умеет держаться на этой высоте и не разрешает себе принять то, что всей своей натурой хотел бы понять. Одно его «Я» раздавило второе «Я». (с. 18)
Достоевский с гениальной принципиальностью увидел и показал нам два типа людей: одни отличаются разорванностью сознания, неожиданностью поступков, непредсказуемой противоречивостью и это встает как трагическая и безобразная реальность, с которой нужно бороться, которую необходимо лечить, так как люди с немотивированным поведением опасны своей инфантильностью, нравственной незрелостью, пустотой, моральным релятивизмом. Они производят впечатление суетливости, мелочной раздробленности, постоянной зависимости от случайных внешних обстоятельств. Эти люди безобразны, воплощая беспорядок, хаос, несвободу, в них отсутствует собирающее внутреннее ядро, хотя бы какие-то принципы, идеи, убеждения. Другие, в отличие от первых, мучаются своими противоречиями, но в результате страданий, неизбежно сопровождающих духовный рост человека, приходят к ощущению счастья — счастья выполненного долга, выработанных убеждений.
«Сознание всегда страдание»,— писал Достоевский. «Человек не родится для счастья. Человек заслуживает своего счастья, и всегда страданием... Тут нет никакой несправедливости, ибо жизненное знание и сознание... приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себе»[8]. Достоевского часто упрекают в том, что он воспевал потребность русского народа в страдании и само страдание. Но такое понимание его учения одностороннее. Достоевский учил возрождению человека, а это возрождение немыслимо без мучительных духовных усилий, без страдания, без труда души. В «Дневнике» за 1876 год он высказывает небезынтереснейшую для нашего времени и наших проблем мысль — мысль о воспитании. Жаль, пишет Достоевский, что детям теперь так все облегчают не только всякое приобретение знаний, но даже игру и игрушки. «Вся педагогика ушла теперь в заботу об облегчении»[9]. А между тем облегчение — это не развитие, а отупение. Две-три мысли, два-три впечатления, поглубже выжитые в детстве, собственным усилием (а если хотите, так и страданием), проведут ребенка гораздо глубже в жизнь.
Достоевский считал, что началом любого вознаграждения человека есть страдание от собственного несовершенства. Это же чувство, потребность в самосовершенствовании является ядром развивающейся личности. Тупик и бесперспективность в этом отношении — самодовольство и самоуспокоенность человека, обратной стороной которых часто оказывается болезнь «байронической разочарованности». Подпольные люди Достоевского живут иллюзорной, символической жизнью, занимаются (с. 18) бесплодным анализом, совершают бесцельные, бессмысленные поступки, «чтобы только пожить, иначе скучно». Для них жизнь носит экспериментальный, игровой характер. Таковы Ставрогин, Свидригайлов, таков Парадоксалист, который себе «сам выдумывал приключения и жизнь сочинял, чтобы хоть как-нибудь пожить».
Пустота души, отсутствие «энтузиазма» (Достоевский не раз использует это понятие для описаний качеств души человека) — актуальная и вечная опасность. Трагедия противоречия между наличием большой жизненной энергии и отсутствием целей и идеалов для ее реализации имела место не только в Европе XIX века, она актуальна и сейчас, на этапе перестройки нашего общества, когда ясен стал один из главных тормозов перестройки: противоречие между желанием кардинальных пёремен в обществе и неумением их осуществить, незнанием как, каким образом, с чего начать, боязнью творчества на своем месте, ожиданием подсказки со стороны. «Спасет себя только тот, кто смолоду выработал в себе то сильное нравственное ощущение (чувство), которое называется убеждением. Формула убеждения может измениться с жизнью, но нравственное ощущение этого чувства неизменимо всю жизнь»[10].
Достоевскому был интересен именно «усиленно сознающий» себя человек, критически относящийся к действительности и к самому себе. Примитивная, не рефлексирующая, не связанная внутренним моральным законом личность не занимала великого писателя. Несомненно, усиленная работа мысли, постоянный самоанализ, самооценка, конструирование мира и себя тяжелы для человека. Гораздо легче жить не на основе выбора, а чисто внешне приспосабливаясь и некритически относясь к жизненным обстоятельствам. Но здесь важно не спутать рефлексию-самоцель, формирующуюся в результате отсутствия других жизненно важных целей, и рефлексию как нравственный самоконтроль, как средство активного целесообразного действия. Настоящая культура внутренней жизни формируется только на основе такой действенной рефлексии, предполагающей, в свою очередь, высокий уровень общего развития человека. Шекспир, задолго до Достоевского разрабатывавший трагедию разорванного сознания, находит «глубочайший источник трагического:...в противоречиях, вытекающих из высокого развития личности».
Историко-культурный багаж материала о психологии внутренней жизни личности, несомненно, представляет собой огромное подспорье и даже основу для современных исследователей. (с. 20) Но изменившееся социальное пространство, в котором развертывается, казалось бы, тот же по своей психологической структуре жизненный путь человека, не может влиять на его качественные характеристики, на существенные изменения переживаний, оценок, смыслов живущего в новой социальной среде человека. «Каждой идеологии (общественно) соответствует психологическая структура определенного типа — не в смысле субъективного восприятия и носителя идеологии, не в смысле конструкции пластов, слоев и функций личности... Личность меняет роль отдельных психологических функций, систем, слоев, пластов, устанавливая такие связи, которых в биологии личности нет и не может быть. Не отношение подкорковых центров к корковым, а социальная структура личности определяет господство тех или иных слоев»[11].
В советской психологии происходит выделение и становление такой области знания, как психология рефлексии, что, несомненно, связано с необходимостью разработки проблем культуры психической жизни человека. Настоящая книга является звеном в еще одной, более глобальной, сфере психологического знания, разрабатывающей вопросы становления, развития и оптимизации жизненного пути личности в социалистическом обществе. Исследователи этой психологической школы под руководством доктора философских наук Л. В. Сохань анализируют и формирование культуры жизни личности в целом, и культуры внутренней, психической жизни в частности. Причем, основное внимание в исследованиях уделяется анализу тех факторов, которые привели к формированию определенного исторического типа советского человека, к весьма специфическим именно для нашего образа жизни формам и содержанию деятельности и поведения человека, к возникновению ряда присущих именно нашему времени проблем жизненного пути личности.
И хотя в генетически первой для европейской культуры форме — гомеровском эпосе — человеческая жизнь, судьба («мойра») обозначала не больше, чем «долю», в которой не было места работе самого человека над своей жизнью, в которой «уровень субъективности» был нулевым, современная европейская философия и психология все чаще обращаются к внутренним законам этой субъективности, к ее возможностям и тайнам. Все было в истории развития учений о человеке и его жизни — и выявление «начала» человеческой индивидуальности в мировой культуре, и анализ человеческой жизни с точки зрения судьбы, рока, фатального либо творческого источника человеческих поступков и желаний, и выявление-анализ поочередно различных (с. 21) психических процессов, свойств и состояний, определяющих человеческую жизнь...
Великим вкладом в науку о человеке явился марксистский вывод о сущности человека как совокупности общественных отношений, о том, что познать себя человек может, лишь вглядевшись в нужды и возможности другого человека... Лишь вглядевшись в другого! Всю жизнь человека окружают люди, и именно от тех людей, которые окружали конкретного человека, во все времена зависела его судьба, его «доля»! Будь это время рабовладения, когда типичным являлось отсутствие понимания человеком себя как человека, а было понимание себя как вещи, будь это в средневековье, когда типичным, то есть определяемым общим устройством общественной жизни, было подчинение всех единым жестко регламентируемым нормам, будь это в эпоху Возрождения, всем своим качеством способствующей бурному развитию индивидуальности, из биологического индивида получался настоящий человек только в том случае, если этому способствовали окружающие этого индивида люди, умевшие открыть и развить в нем то, из чего лепится личность.
До недавнего времени многие философы были убеждены и убеждали в том, что передовой, прогрессивный общественный строй сам собой сформирует таких же прогрессивных, передовых, замечательных людей. «Бытие определяет сознание» — увы, этот единственно верный тезис ими понимался однобоко и слишком широко: «строй, коллектив, другие люди сделают меня хорошим». Это позиция, которую прекрасно сформулировал Достоевский: «Ум подлец, а глупость пряма и честна», «глупость кротка и нехитра, а ум виляет и прячется». Ум припрятал в понимании этого методологического, основополагаюшего тезиса одну маленькую деталь — из «бытия» человека был выведен сам человек, феномен самотворчества был отдан на откуп психологам, которые, кроме деклараций, ничем ему не помогли. Этому способствовал и административно-командный стиль руководства и подчинения.
Каждая историческая эпоха дает свои ответы на неизбывные вопросы человечества: что такое жизнь, дружба, любовь, как сделать человека счастливым, как бороться с болезнями, старостью... Ответы на эти вопросы дают простому человеку не столько теории, сколько люди, определенным образом действующие и чувствующие, живущие рядом с ним. На одной из авторских встреч с Эльдаром Рязановым прозвучало горькое его откровение о том, как любимые учителя, первые проводники в жизни (не по своей опять же воле) сделали из него атеиста «по невежеству» (с. 22), не подведя его по ступенькам знания и думания к самостоятельному выводу о белом и черном, а указав, что в левом углу — белое, а все остальное — черное. Примерно так же преподносится студентам в большинстве вузов и философия как основа мировоззренческих позиций и убеждений современного «высококвалифицированного» специалиста. Если исходить из того, что всегда культуру «в народ» несла интеллигенция, то как можно смириться с тем, что она по сути исчезает? Что те знания, которые она получает по гуманитарным дисциплинам, не дают ей права называться интеллигенцией? Сколько из тех, кто работает на идеологических участках, попытались разобраться в феноменах идеального и материального, многие ли из них размышляли над книгами Э. В. Ильенкова, В. И. Шинкарука, над работами грузинской философской школы? Вульгарное понимание идеализма и материализма многими нашими советскими философами привело к резкому умалению роли в жизни человека и общества веры, чувства, идеального. А ведь Достоевский говорил, что именно красота спасет мир, то есть нечто субъективное, идеальное, чувственное. Восприятие мира через призму «делового материализма» приводит к цинизму, обескровленной деловитости, безнравственной определенности и однозначности.
Тенденция, которая наблюдается во всех высокоразвитых странах и у нас в том числе,— измерять достоинства человека, его «совершенства» «совершенствами» техники, «совершенствами» всего растущего здания цивилизации — чревата вырождением человека, опасностью преждевременного поворота в сторону от человека. Хотя объективно именно сейчас подошло время разгадок тайн и резервов самого человека.
Итак, борьба человека за самое великое, что в нем есть — за свою душу — это одновременно борьба и за свою Родину, свой народ. Очевидно смысл таких революционных периодов истории, каковым является современная перестройка в нашей стране, состоит прежде всего в возрождении утраченных духовных богатств и на этой основе — создании новых материальных ценностей цивилизации. Но, поскольку такое бывает в истории не один раз, должно же существовать что-то, качественно отличающее именно этот виток исторической спирали! Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев видит эту специфику глобально — в формировании нового мышления, как социального, так и политического. Каждый из нас с необходимостью придет к более широкому и глубокому взгляду на все совершающиеся сейчас в мире и у нас в стране события. Это — требование времени. Что касается нашей темы, темы человека и формирования (с. 23) культуры его внутренней жизни, то мир просто задыхается без личностей, а личностью быть в современных условиях не очень-то просто. Философия, психология, другие гуманитарные дисциплины в этой задаче должны сыграть ведущую роль.
Получается, что общественная психика имеет также как минимум два уровня — сознательный и подсознательный. На каком-то участке общественного развития в силу объективных и субъективных обстоятельств на подсознательном уровне социальной психики созревают силы, рано или поздно пробуждающиеся и актуализирующие содержащуюся в них потенциальную энергию, превращая ее в кинетическую. У нас в обществе это произошло с помощью сознательного фактора, с помощью вмешательства в процесс созревания потенциальных сил человеческого разума. Этот процесс с необходимостью отражается на бытии и сознании каждого конкретного члена общества — одних людей раньше, других — позже.
Индивидуальная психика также получает в такие периоды толчок к более активному проявлению подсознательного уровня, того, что существует, действует на поведение и деятельность человека подспудно, а потому и не очень эффективно. В такие периоды проявляется потребность человека в укреплении себя, своих душевных сил для реализации сложных задач, вставших перед ним. Можно сказать, что тот революционный период, какой сейчас наступил в нашей стране, отличается от всех известных истории периодов рядом факторов, среди которых многие просто заставляют человека вплотную повернуться к себе, «познакомиться» со своими внутренними резервами поближе.
В заключение этого раздела хотелось бы отметить еще один любопытный момент, объясняющий вновь возрастающий всплеск интереса к другим культурам и народам. Если раньше непосредственным окружением человека, его «микросредой», формирующей личность, были действительно знакомые, коллеги, друзья, учителя, семья и так называемые референтные группы или люди (ими могли быть писатели, актеры, ученые и пр.), то сейчас, в силу необычайного развития средств массовой информации, научно-технических возможностей общения между целыми народами, непосредственной формирующей человека средой оказывается огромная часть человечества. И эта тенденция будет расти, и общечеловеческие ценности в конце концов восторжествуют над узкоклассовыми. И человек будет смотреться в глаза всего человечества и видеть в них отражение своих действий и поступков. (с. 24)
УМЕНЬЕ ВЛАСТВОВАТЬ СОБОЙ
Чем динамичнее общество, чем выше в нем социальная мобильность, тем с большими и не всегда разрешимыми проблемами сталкиваются люди. Как это ни парадоксально, но и резкое перемещение тепловой энергии на огромных территориях, от Аляски до Австралии, от Перу до Индии, и свирепствующие ураганы там, где никогда их не было, и смертоносные засухи, и секреты кометы Галлея, и землетрясения, и аварии на АЭС, и нагромождение ядерного оружия в мире, и микроэлектроника с биотехнологией — все сказывается на поведении нашего современника, зачастую создает почву для раздражения, недовольства собой и другими, готовность к конфликтам, несдержанность — словом, способствует изнашиваемости нервной системы, что в конечном итоге отражается на объективной и субъективной дезадаптации человека. Термин «дезадаптация» мы заимствовали у профессора А. Г. Амбрумовой, одной из создательниц Московского научного центра по обеспечению изучения и предупреждения экстремальных состояний современного человека. Объективно дезадаптация проявляется в изменении поведения человека, ограничении его возможности успешно выполнять свои социальные функции, а субъективно порождает отрицательные переживания: тревогу, горе, душевную боль, обиду, стыд, возмущение, гнев.
В психологии изучаются в основном межличностные, семейные и производственные конфликты. Философы-этики в этом плане опередили психологов, поскольку категория морального внутриличностного конфликта и ее анализ получили уже достаточно солидное отражение в научной литературе. Проблемы патологических изменений в организме и психике человека в результате переживания критических ситуаций давно и небезуспешно разрабатываются психиатрией и биологией. Ответы организма на условия, не удовлетворяющие его, всесторонне изучаются физиологией. (с. 26)
Известный канадский биолог, врач Ганс Селье создал теорию стресса, которая повлекла за собой цепь исследований, связанных с анализом реакций человеческого организма на изменившиеся условия. Стресс, как известно, это биологическая, в некоторой степени психофизиологическая реакция организма на любые стрессоры (как биологические, так и социальные: лекарства, изменения температуры, радость, горе и пр.). По теории Селье, стресса избежать нельзя. Это нормальная, необходимая реакция организма на любые предъявленные ему требования. Но существуют пределы возможностей и запредельная, вредная реакция на стресс — это дистресс, приводящий к истощению адаптационных сил, вызывающий у человека мигрени, язвенную болезнь, сердечные заболевания, психические расстройства и прочее.
Точно так же, как биологически необходимая перестройка организма может привести при истощении сил человека к патологическим изменениям и даже смерти, конструктивный конфликт, противоречие, совершенно необходимые для нормальной человеческой жизни, могут перейти в деструктивные факторы, если человек не научится, не найдет в себе сил и знаний оптимальным образом их преодолевать. Если для поддержания оптимального уровня стресса человек должен научиться разумно использовать свой наследственно определенный ограниченный запас жизнеспособности, который Селье назвал адаптационной энергией стресса, то для преодоления различного рода конфликтов жизни и внутренних психологических конфликтов человеку необходимо самому выработать, развить, сформировать социальную адаптационную энергию. Ведь кроме биологической есть еще сугубо социальная, социально-психологическая реакция личности на те факторы, которые вызывают дезорганизацию ее сознания и деятельности. Эту реакцию, которая должна у человека постоянно развиваться, совершенствоваться и укрепляться, можно назвать реакцией преодоления трудностей (слово «конфликт» и происходит от латинского глагола, который в переводе на русский означает «противостоять», «противоборствовать»).
Жизненный путь человека складывается так или иначе в зависимости от его умения противостоять, противоборствовать, преодолевать сложности, обстоятельства, самого себя. В век научно-технического прогресса, в период, когда решаются задачи поставленные XXVII съездом КПСС, повышается интенсификация всей жизни общества и человека, обостряются проблемы, связанные с психологической перестройкой личности (с. 27) относительно новых требований времени, для чего становится необходимо познание тех механизмов, которые управляют ходом внутреннего конфликта личности, являющегося предметом обсуждения в данной книге. Внутренний (психологический) конфликт нам представляется как определенное состояние человека, отражающее столкновение между различными свойствами и отношениями, стремлениями и тенденциями в его внутреннем мире.
Вопрос о внутренних конфликтах — это также и вопрос о сокровеннейших предпосылках человеческой деятельности вообще, творения человеком своей жизни т. е. его социального творчества. По закону сохранения энергии последняя не исчезает и не возникает из ничего, а превращается из одного вида в другой. В данном случае энергия человеческой деятельности (имеется в виду результативная деятельность) представляет собой эквивалент сдержанной адаптивной энергии внутреннего конфликта, накопившейся в процессе перестройки сознания для решения возникших проблем и вопросов. Полученная энергия может быть с положительным зарядом (вспомним героя рассказа Джека Лондона «По ту сторону рва» Фредди Драмонда, который после долгой и упорной борьбы с самим собой, со своей раздвоенной личностью стал лидером рабочего движения), а может привести к разрушительной деятельности (как это было с Эмилем Глюком из рассказа того же Джека Лондона «Враг всего мира», сводившего счеты со всем человечеством самым жестоким и чудовищным образом за конфликты своего детства).
Часто наличие конфликтов в сознании человека трактуется как нежелательное явление, как несчастье. Так ли это? Действительно ли несчастьем является такое состояние человека, которое заставляет его переосмыслить, перестроить свою жизнь и деятельность или же это издержки культуры, неправильного воспитания, созданных обществом представлений о счастье и несчастье? В однозначность ответа на этот вопрос каждому из нас трудно поверить сразу, без размышлений, так как, конечно же, ничего особо приятного нет в состоянии разочарования или безысходности. Личностная ценность конфликтных состояний для человека, таким образом, пока остается под вопросом. Общественная ценность таких состояний известна всем. Ведь ни одно достаточно значительное произведение или открытие не обошлось без мук и терзаний творца, а для самих творцов освобождение от мук и переживаний в процессе творчества было облегчением и очищением. В этом признаются Байрон, Моруа, Гете, Пушкин, Лермонтов. (с. 28)
Мои слова печальны, знаю:
Но смысла их Вам не понять.
Я их от сердца отрываю,
Чтоб муки с ними оторвать![12]
Болгарский ученый, исследователь психологии литературного творчества Михаил Арнаудов утверждает, что счастье менее продуктивно, чем несчастье, и причину этого следует искать в большей активности и общезначимости эмоций, имеющих неприятную для личности основу. Счастье, понимаемое как достигнутая гармония между действительностью и идеалом, является по самой своей природе эгоцентричным и пассивным, несчастье склоняет к решениям, которые имеют целью устранить плохое расположение духа, восстановить жизнеспособность[13]. Арнаудов указывает также на большое разнообразие мотивов, взятых из области мучительного, тогда как счастье означает отсутствие продолжительных аффектов и страстей. Бальзак по этому поводу писал: «То, что люди называют муками, любовью, честолюбием, несчастьем, печалью, для меня это идеи, которые я превращаю в мечты... Я ими любуюсь, как романами, которые читаю внутренним взором». А вот что просто и понятно выразил Юрий Нагибин по поводу личностного смысла конфликтов: «Вся жизнь и есть кризис, если человек не хочет просвистать ее скворцом».
И действительно, весь жизненный путь человека формируется и развивается в процессе непрерывного становления и разрешения разнообразных по своей природе и значению противоречий. Именно поэтому центральным понятием в анализе проблемы внутренних конфликтов как регуляторов жизни человека должно быть понятие противоречия. С его помощью представляется возможным построить некоторую рабочую схему механизма развития и преодоления внутреннего конфликта.
Мы в данном случае остановимся на анализе внутренних, рефлексивных социально-психологических противоречий, создающих раздвоение единого в сознании человека, проблемную напряженность всего поведения. Раздвоение сознания может возникнуть не только как результат перехода объективных противоречий, сначала внешних по отношению к человеку, во внутренний мир, но и в процессе назревания противоречий в сознании личности. Из этого противоречия вызревает психологический конфликт, жизненный кризис.
...Была любовь... Была свадьба. Появился ребенок. Не было жилья, поселились в коммунальной квартире, где у родителей жены имелись две комнаты. Одну отдали молодым. Теща ушла на (с. 29) пенсию нянчить внучку. Но вскоре обнаружилась вполне тривиальная беда: зять не поладил с тестем и тещей, требовал, чтобы его считали хозяином и все бы согласовывалось с его личными удобствами. Семейная жизнь превратилась в ад. Тут пришло якобы спасение: мужу на работе предоставили квартиру. Как бы не так! Только теперь молодая женщина поняла что такое настоящий ад. Муж потребовал, чтобы ни ребенок ни жена не общались с ее родителями. А родители в ответ: раз так, или ты с мужем, или с нами. Если с мужем — мы от тебя отказываемся! Для женщины внешний конфликт переходит во внутреннюю драму, ее чувства и интересы раздваиваются, раздваивается сама ее личность. Затягивание такого состояния грозит перерасти в кризис, в невроз, в тяжелое психическое расстройство.
Хорошо, если есть возможность и желание позвонить, например, по телефону доверия, как это делается в Москве (250-00-49), и тебя выслушают, с тобой обсудят, тебе посоветуют, помогут. Тогда конфликт разрешится на предкризисном уровне. Жизнь пойдет дальше, лучше. А если нет? Великий римлянин, классик античной медицины Клавдий Галлен еще во II веке нашей эры утверждал, что в борьбе за здоровье на первом плане — умение властвовать своими страстями. Иными словами, умение сознательно сдерживать их, анализировать, управлять ими. Люди, закаленные только физически,— однокрылые птицы, пишет член Союза писателей СССР Яновская М. И. Душа их уязвима столь же часто, как и душа тех, кто вовсе далек от физического совершенства. Психологическая растерянность, утрата точки опоры может произойти с любым человеком.
Можно ли научиться психологической культуре, умению использовать потенциальный заряд, заложенный природой в человеке? Да, можно. Но этому нужно учиться с детства, чтобы навыки самоуправления успели ко взрослому периоду перейти в автоматизм, привычку. Если с детства не удалось, работай над своим духовным миром постоянно и усердно теперь, ибо жизнь — это борьба.
В первом приближении можно выделить три уровня развития социально-психологического противоречия:
— относительное социально-психологическое равновесие (в нашем примере — начальная стадия жизни семьи);
— нарушение равновесия, осложнение, затруднение основных видов деятельности (проекция психологического дискомфорта на производственные дела, на общение с коллегами друзьями, друг с другом) (с. 30);
— невозможность реализации планов и программ, «разрыв» жизни (невозможность выполнять свои жизненные функции до тех пор, пока не разрешится противоречие). Причем, третий подуровень имеет еще три стадии своего развития, о которых речь пойдет ниже.
На каждом из этих уровней возможно завершение круга диалектической спирали, разрешение противоречия. Эта возможность зависит от того, что человеку необходимо для нормальной жизнедеятельности, каким его потребностям грозит отказ. Может быть и так, что до второго уровня противоречия, до конфликта, человек так никогда и не доходит, всю жизнь посвящая удовлетворению элементарных потребностей, живя по схеме: поели, можно и поспать, поспали, можно и поесть. И в примере с ершистым мужем можно было бы остановиться на стадии «холодной» войны, любезной видимости нормальных взаимоотношений, вообще порвать с родителями или мужем. Но в том-то все и дело, что женщине этой нужно гораздо больше, в ней с детства требовали удовлетворения любовь, уважение, признание, верность, долг. И сохранить постоянство во взаимоотношениях с этими чувствами возможно только лишь путем тонкого и гибкого самоанализа и анализа других людей, их особенностей, достоинств и недостатков. Проще было бы для некоторых сразу же разбить семью или же порвать с родителями и все начать сначала, которое наверняка будет началом нового конца. Женщина в нашем примере нашла другой выход, который ей стоил тоже немалого труда: поначалу она тайком от мужа навещала родителей, приводила к ним внучку, а затем добилась от мужа примирения, причем сделала это так, как будто инициатива исходила от него самого.
Даже конфликт, как это ни парадоксально звучит, возможен лишь при наличии у индивидов сложного внутреннего мира, сложных человеческих потребностей и мотивов. Конфликт формируется на всех уровнях развития противоречия, но как явление обозначается на втором уровне, когда нарушается соответствие между тремя сторонами деятельности личности: операциональной, мотивационно-целевой и смысловой. Дело в том, что в ходе развития человека происходит постоянное подтягивание, восстановление соответствия между различными сторонами его жизнедеятельности: с одной стороны, расширяется либо сужается круг навыков, умений, знаний, способов действий и деятельности в целом, то есть происходит изменение операциональной стороны; с другой — происходит видоизменение мотивации (потребностей человека, его целей, интересов (с. 31), мотивов) в соответствии с желаниями и возможностями личности в значимых для нее сферах жизнедеятельности; наконец совершается постоянное формирование смысла жизни, коррекция мотивов и способов деятельности с учетом и под контролем смысложизненных потребностей, то есть потребностей, удовлетворение которых для человека имеет смысложизненное значение.
Любой вариант малейшего, а тем более з<