Дзёсю спросил Нансэна:
— Что есть путь?
— Путь — это повседневная жизнь, — ответил Нансэн.
— А можно ли этому научиться? — спросил Дзёсю.
— Если ты попробуешь учиться, — ответил Нансэн, — то будешь от него далеко.
— Но если я не буду учиться, то как я смогу узнать, что это путь? — спросил Дзёсю.
— Путь не принадлежит воспринимаемому миру. Также не принадлежит он и миру невоспринимаемому. Познавание — иллюзия, непознавание — бессмыслица. Если ты хочешь достичь истинного пути — отдайся свободе, какая есть у неба. Ты не назовёшь это ни хорошим, ни плохим, — ответил Нансэн.
При этих словах Дзёсю прозрел.
Комментарий Мумона. Нансэн смог растопить лёд сомнений Дзёсю, едва лишь тот задал свои вопросы. Но я сомневаюсь, что Дзёсю достиг уровня Нансэна, ему следовало бы ещё лет тридцать проучиться.
Весною сотни цветов,
А осенью спелая луна.
Летом прохладный бриз,
Зимою повсюду снег.
Но если никчёмное
В голове не застряло —
Любое время хорошо.
Просветлённый человек
Сёгэн спросил: «Отчего просветлённый человек не встанет и не объяснится?» И ещё он сказал: «Ему необязательно говорить».
Комментарий Мумона. Сёгэн сказал достаточно ясно, но сколько тех, кто это поймёт? Пусть тот, кто понял, подойдёт ко мне и отведает моей толстой палки. Поймите же, чтоб истинную ценность испытать, вам нужно рассмотреть её сквозь пламя.
Лишь только просветлённый шевельнётся —
Огромный океан зальёт все берега.
Лишь только голову слегка наклонит —
Она посмотрит с неба вниз на нас.
Такому телу негде прислониться… —
Пускай другой продолжит этот стих.
Сухой навоз»
Монах спросил Уммона: «Что есть Будда?»
«Сухой навоз», — ответил Уммон.
Комментарий Мумона. Похоже, что Уммон настолько неразборчив, что одну еду от другой на вкус не различает. Или же он так занят, что почерк его нельзя разобрать. Ведь он пытался с помощью сухого навоза руководить своей школой. И учение его было столь же бесполезно.
Молния вспыхнула,
Искры рассыпались.
Глазом моргнув едва,
Видение вы потеряли.
Кашьяпа и знак наставника
Ананда сказал Кашьяпе:
— Будда передал тебе златотканую одежду, как своему преемнику. Что ещё он передал тебе?
— Ананда, — сказал Кашьяпа.
— Да, брат, — ответил тот.
— Ты можешь сейчас же снять [этот] мой знак наставника и надеть его себе, — сказал Кашьяпа.
Комментарий Мумона. Тот, кто это поймёт, увидит, что старое братство всё ещё крепнет. Но кто не понял — то даже, если он изучал истину за века до Будды, — не достигнет просветления.
Суть вопроса скучна, но ответ сокровенный.
Сколько слышавших это раскроет глаза?
Старший брат вдруг позвал — и откликнулся младший.
Эта весна — не такая, как все.
Когда не думаешь хорошего и не думаешь нехорошего
Став просветлённым, шестой патриарх[8]получил от пятого чашку и одежду, передаваемые от Будды его преемниками из поколения в поколение.
Монах по имени Э Мё из зависти устремился за патриархом, чтобы отобрать у него это великое сокровище. Шестой патриарх положил чашку и одежду на придорожный камень и сказал Э Мё: «Эти предметы — лишь символы веры. Нет смысла драться из-за них. Если ты так хочешь — возьми их».
Когда Э Мё стал было брать чашку и одежду, они оказались тяжёлыми, словно скалы — ему не удалось их даже пошевелить. Дрожа от стыда, он сказал: «Я пришёл за ученьем, а не за материальными сокровищами. Учите меня, пожалуйста».
Патриарх сказал: «Когда ты не думаешь хорошего и не думаешь нехорошего — что является твоей истинной природой?» При этих словах Э Мё прозрел. Пот прошиб всё его тело. Вскрикнув, он поклонился и сказал: «Вы дали мне сокровенные слова и их тайный смысл. Есть ли ещё более глубокая часть учения?»
Шестой патриарх ответил: «Сказанное мною вовсе не тайна. Когда осознаешь свою истинную природу, тайна становится твоей».
— Я пробыл много лет в учении у пятого патриарха, — сказал Э Мё, — но до сего дня не мог осознать своей истинной природы. Ваше учение указало мне источник. Кто пьёт воду, знает сам, тёплая она или холодная. Могу я называть вас своим учителем?
— Мы вместе учились у пятого патриарха, — сказал шестой патриарх, — зови своим учителем его, но только бережно храни достигнутое.
Комментарий Мумона. В этом особом случае шестой патриарх был, конечно, очень любезен. Он как будто сам очистил плод, вынул семечки, открыл ученику рот и дал ему этот плод съесть.
Это нельзя описать и нарисовать невозможно.
Это нельзя понять и этим нельзя восхищаться.
Это истинная природа — её не скрыть никуда.
И когда мир уничтожен — она нерушима.