Его княгиня – Захарова
Дочь №1 – Хакимова
Дочь №2 – Земцова
Дочь №3– Аргунов
Дочь №4(параллельно осведомляет всех «за кулисами») – Колмогоров
Петрушка – Дружинин
Гость N – Репин
Фотограф – Чипышева
Обстановка: свободное место в классе для «сцены», посередине класса стоит стул, на нём сидит Жельвис. Дружинин с большим календарём в руках стоит недалеко от него. Юрина и Мокина сидят на стульчиках в конце класса, не привлекая внимания, рядом на всякий случай расположены их слова.
Жельвис: Петрушка, вечно ты с обновкой,
С разодранным локтём. Достань-ка календарь;
Читай не так, как пономарь,
А с чувством, с толком, с расстановкой.
Андрей встаёт, подходит к Лёше и смотрит в календарь (с текстом). Входит Меньщиков.
Жельвис: А! Александр Андреич, просим,
Садитесь-ка.
Меньщиков: Вы заняты?
Андрей забирает у Дружинина календарь, говорит ему.
Жельвис: Поди.
Лёша уходит. Андрей садится и смотрит в календарь с умным видом, Серёжа иногда посматривает туда же (рядом с Жельвис стоит ещё один стул, на который садится Меньщиков).
Жельвис: Да, разные дела на память в книгу вносим,
Забудется, того гляди.
Меньщиков: Вы что-то не весёлы стали;
Скажите, отчего? Приезд не в пору мой?
Уж Софье Павловне какой
Не приключилось ли печали?
Жельвис: Тьфу, господи прости! Пять тысяч раз
Твердит одно и то же!
То Софьи Павловны на свете нет пригоже,
То Софья Павловна больна.
Скажи, тебе понравилась она?
Обрыскал свет; не хочешь ли жениться?
Меньщиков: А вам на что?
Жельвис: Меня не худо бы спроситься,
Ведь я ей несколько сродни;
По крайней мере искони
Отцом недаром называли.
Меньщиков: Пусть я посватаюсь, вы что бы мне сказали?
Жельвис: Сказал бы я, во-первых: не блажи,
Именьем, брат, не управляй оплошно,
А, главное, поди-тка послужи.
Андрей встаёт, чтобы повесить календарь на стену. Серёжа продолжает.
Меньщиков: Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Жельвис (вешая календарь, АККУРАТНО): Вот то-то, все вы гордецы!
Спросили бы, как делали отцы?
Юрина встаёт и подходит к стулу, на котором сидел Андрей, говорит Меньщикову. Жельвис всё это время как бы ни при делах, не оборачивается, а аккуратно вешает календарь на стену, теми словами, которыми надо.
Юрина: А дядя! Что твой князь? Что граф?
Сурьёзный взгляд, надменный нрав.
Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб:
На куртаге ему случилось обступиться;
Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;
Старик заохал, голос хрипкой;
Был высочайшею пожалован улыбкой;
Изволили смеяться; как же он?
Привстал, оправился, хотел отдать поклон,
Упал вдругорядь – уж нарочно,
А хохот пуще, он и в третий так же точно.
А? Как по-вашему? По-нашему – смышлён.
Юля тихонько уходит обратно на своё место, Андрей садится напротив Серёжи.
Меньщиков: И точно, начал свет глупеть,
Сказать вы можете вздохнувши;
Как посравнить да посмотреть
Век нынешний и век минувший.
Лена плавно подходит к Серёже, в это время уже произнося свои слова.
Мокина: Свежо предание, а верится с трудом;
Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;
Как не в войне, а в мире брали лбом,
Стучали об пол не жалея!
Меньщиков: Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,
А тем, кто выше, лесть, как кружево, плели.
Мокина: Кого охота заберёт,
Хоть в раболепстве самом пылком,
Теперь, чтобы смешить народ,
Отважно жертвовать затылком?
Хоть есть охотники поподличать везде,
Да нынче смех страшит и держит стыд в узде;
Недаром жалуют их скупо государи.
Юрина (с места): Ах! Боже мой! Он карбонари!
Меньщиков: Нет, нынче свет уж не таков.
Жельвис: Опасный человек!
Меньщиков: Вольнее всякий дышит
И не торопится вписаться в полк шутов.
Жельвис: Что говорит! И говорит, как пишет!
Жельвис и Меньщиков встают и убирают стулья в стороны. Андрей, Серёжа и Лена выходят за дверь. Входит Халиков.
Юрина: Вы вечером к нам будете?
Халиков: Как рано?
Юрина: Пораньше; съедутся домашние друзья
Потанцевать под фортепьяно, -
Мы в трауре, так балу дать нельзя.
Халиков: Явлюсь, но к батюшке зайти я обещался,
Откланяюсь.
Юля и Ринат выходят. Заходит Ковалёв и отходит к концу класса.
Входят Бутаков, Дружинин, Репин. Андрей Б. стоит у доски.
Бутаков: Эй! Филька, Фомка, ну, ловчей!
Столы для карт, мел, щёток и свечей!
Лёша и Ваня суетятся, бегают от парты к парте, перебирают листочки. Андрей стучится всё в ту же дверь. Она приоткрывается, в класс немного заглядывает Лена.
Бутаков: Скажите барышне скорее, Лизавета:
Наталья Дмитревна, и с мужем, и к крыльцу
Ещё подъехала карета.
Мокина кивает, Дружинин и Репин убегают из класса. В открытую дверь осторожно проходит Купряшкина, Хаев и за ними в класс входят Захарова, Хакимова, Земцова, Аргунов, Колмогоров и Абдуллина. Ковалёв поклонился.
Захарова отводит Купряшкину немного в сторону, подальше от всех.
Захарова: Сс! – Кто это в углу, взошли мы, поклонился?
Купряшкина: Приезжий, Чацкий.
Захарова (отрывисто, выделяя каждый слог): От-став-ной?
Купряшкина: Да, путешествовал, недавно воротился.
Захарова: И хо-ло-стой?
Купряшкина: Да, не женат.
Захарова (кричит в сторону Бутакова): Князь, князь, сюда. – Живее.
Бутаков подходит к девочкам и подставляет к Маше ухо.
Бутаков: О-хм!
Захарова (стараясь говорить именно точно в это ухо):
К нам на вечер, в четверг, проси скорее
Натальи Дмитревны знакомого: вон он!
Показывает пальцем на Ковалёва, который стоит рядом с Хаевым.
Бутаков: И-хм!
Кивнул и пошёл в сторону парней.
Захарова: Вот то-то детки:
Им бал, а батюшка таскайся на поклон;
Танцовщики ужасно стали редки!..
Он камер-юнкер?
Купряшкина: Нет.
Захарова: Бо-гат?
Купряшкина: О, нет!
Захарова (в сторону Бутакова так громко, как только может): Князь! Князь! Назад!
Входит Зайцева (сразу идёт к Хаеву), Юрина и Халиков.
Зайцева: Платон Михайлыч…
Хаев: Прочь!
Поди ты к женщинам, лги им и их морочь;
Я правду об тебе порасскажу такую,
Что хуже всякой лжи. Вот, брат (Ковалёву), рекомендую!
При нём остерегись: переносить горазд,
И в карты не садись: продаст.
Зайцева: Оригинал! Брюзглив, а без малейшей злобы.
Ковалёв: И оскорбляться вам смешно бы.
Хаев: Ох, нет, братец! У нас ругают
Везде, а всюду принимают.
Все отходят на задний план, из толпы немного выходит к доске Юля Юрина. В класс заходит Осыко. Халиков ставит стул, спинкой к двери, на него, в течение своих слов, садится Ира.
Осыко: Легко ли в шестьдесят пять лет
Тащиться мне к тебе, племянница?.. – Мученье!
Час битый ехала с Покровки, силы нет;
Ночь – светопреставленье!
Какая у меня арапка для услуг:
Курчавая! Горбом лопатки!
Сердитая! Все кошачьи ухватки!
Представь: их, как зверей, выводят напоказ…
Я слышала, там… город есть турецкий…
А знаешь ли, кто не припас? –
Антон Антоныч Загорецкий.
Зайцева выходит из толпы поближе к доске.
Осыко: Лгунишка он, картёжник, вор.
Ксюша пятится к выходу и исчезает.
Осыко: Я от него было и двери на запор;
Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье
В толпе слышно смех Ковалёва.
Ковалёв (Хаеву): Не поздоровится ему от эдаких похвал,
И Загорецкий сам не выдержал, пропал.
Осыко: Кто этот весельчак? Из звания какого?
Юрина: Вон этот? Чацкий.
Осыко: Ну? А что нашёл смешного?
Чему он рад? Какой тут смех?
Над старостью смеяться грех.
Из середины класса к Ире подходит Абдуллина, облокачивается о спинку стула.
Абдуллина: Ваш шпиц – прелестный шпиц, не более напёрстка;
Я гладил всё его: как шелковая шёрстка!
Осыко: Спасибо, мой родной.
Ира поднимается, Ринат ставит стул на место. Захарова и Купряшкина выходят. За ними Ковалёв, Юрина, Халиков, Хакимова, Земцова, Аргунов, Колмогоров. В этот момент незаметно проскальзывает Меньщиков, встаёт у доски, лицом к окну. Заходит Стабредова.
Меньщиков: Ну! Тучу разогнал…
Стабредова: Нельзя ль не продолжать?
Меньщиков: Чем вас я напугал?
За то, что он смягчил разгневанную гостью,
Хотел я похвалить.
Стабредова: А кончили бы злостью.
Серёжа уходит. За ним ещё и Осыко, Абдуллина, Хаев. Входят Репин, Минеева и Зайцева (сразу идёт в конец класса).
Стабредова: Ах! Этот человек всегда
Причиной мне ужасного расстройства!
Унизить рад, кольнуть; завистлив, горд и зол!
Репин: Вы в размышленьи.
Стабредова: Об Чацком.
Репин: Как его нашли по возвращеньи?
Стабредова: Он не в своём уме.
Репин: Ужли с ума сошёл?
Стабредова: Не то чтобы совсем…
Репин: Однако есть приметы?
Стабредова: Мне кажется.
Репин: Как можно, в эти леты!
Стабредова: Как быть!
Настя уходит в конец класса.
Репин: С ума сошёл!.. Ей кажется!.. Вот на!
Недаром? Стало быть… с чего б взяла она?
Ты слышал?
Минеева: Что?
Репин: Об Чацком?
Минеева: Что такое?
Репин: С ума сошёл!
Минеева: Пустое.
Репин: Не я сказал, другие говорят.
Минеева: А ты расславить это рад?
Репин: Пойду осведомлюсь; чай, кто-нибудь да знает.
Ваня уходит в конец класса.
Минеева: Верь болтуну!
Услышит вздор и тотчас повторяет!
Ты знаешь ли об Чацком?
Зайцева: Ну?
Минеева: С ума сошёл!
Зайцева: А, знаю, помню, слышал.
Как мне не знать? Примерный случай вышел;
Его в безумие упрятал дядя-плут…
Схватили, в жёлтый дом, и на цепь посадили.
Минеева: Помилуй, он сейчас здесь в комнате был, тут.
Зайцева: Так с цепи, стало быть, спустили.
Василиса уходит в конец класса. Заходит Борисенко.
Зайцева: Который Чацкий тут? – Известная фамилья.
С каким-то Чацким я когда-то был знаком. –
Вы слышали об нём?
Борисенко: Об ком?
Зайцева: Об Чацком, он сейчас здесь в комнате был.
Борисенко: Знаю.
Я говорила с ним.
Зайцева: Так я вас поздравляю:
Он сумасшедший…
Борисенко: Что?
Зайцева: Да, он сошёл с ума.
Борисенко: Представьте, я заметила сама;
И хоть пари держать, со мной в одно вы слово.
Ксюша уходит в конец класса. Заходит Пертен.
Борисенко: Аh! Grand’maman, вот чудеса! Вот ново!
Вы не слыхали здешних бед?
Послушайте. Вот прелести! Вот мило!..
Пертен: Мой т руг, мне уши зало ш ило;
Ска ш и по к ромче…
Борисенко: Время нет!
Показывает на Минееву.
Борисенко: Il vous dira toute l’histoire…
Пойду спрошу…
Настя уходит вглубь класса, Василиса подходит к Саше.
Пертен: Что? Что? Уж нет ли здесь по ш ара?
Минеева: Нет, Чацкий произвёл всю эту кутерьму.
Пертен: Как, Чацкого? Кто свёл в тюрьму?
Минеева: В горах изранен в лоб, сошёл с ума от раны.
Пертен: Что? К фармазонам в клоб? Пошёл он п усурманы?
Минеева: Её не вразумишь.
Василиса отходит в середину класса.
Пертен: Антон Антоныч! Ах!
И он пе ш ит, все в страхе, впопыхах.
Князь, князь! Ох, этот князь, по п алам, сам чуть т ышит!
Князь, слышали? –
Бутаков: А-хм?
Пертен: Он ничего не слышит.
Хоть, мо ш ет, видели, здесь полицмейстер п ыл?
Бутаков: Э-хм?
Пертен: В тюрьму-та, князь, кто Чацкого схватил?
Бутаков: И-хм?
Пертен: Тесак ему да ранец,
В сол т аты! Шутка ли! Переменил закон!
Бутаков: У-хм?
Пертен: Да!.. в пусурманах он!
Ах! Окаянный вольтерьянец!
Что? А? Глух, мой отец; достаньте свой рожок.
Ох! Глухота большой порок.
В класс входят все остальные учащиеся, кроме Меньщикова, и встают вкруг у доски.
Осыко: С ума сошёл! Прошу покорно!
Да невзначай! Да как проворно!
Ты, Софья, слышала?
Хаев: Кто первый разгласил?
Купряшкина: Ах, друг мой, все!
Хаев: Ну все, так верить поневоли;
А мне сомнительно.
Лысаков: О чём? О Чацком, что ли?
Чего сомнительно? Я первый, я открыл!
Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!
Попробуй о властях – и нивесть что наскажет!
Что низко поклонись, согнись-ка кто кольцом,
Хоть пред монаршим лицом,
Так назовёт он подлецом!..
Осыко: Туда же из смешливых;
Сказала что-то я – он начал хохотать.
Абдуллина: Мне отсоветовал в Москве служить в Архивах.
Борисенко: Меня модисткою изволил величать!
Купряшкина: А мужу моему совет дал жить в деревне.
Зайцева: Безумный по всему.
Борисенко: Я видела из глаз.
Лысаков: По матери пошёл, по Анне Алексеевне;
Покойница с ума сходила восемь раз.
Осыко: На свете дивные бывают приключенья!
В его лета с ума спрыгнул!
Чай, пил не по летам.
Захарова: О! Верно…
Дружинин: Без сомненья.
Осыко: Шампанское стаканами тянул.
Купряшкина: Бутылками, и пребольшими.
Репин: Нет, бочками сороковыми.
Лысаков: Ну вот! Великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье – вот чума, учёность – вот причина.
Халиков: Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчёт лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.
Лысаков: Сергей Сергеич, нет! Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы да сжечь.
Входит Меньщиков.
Купряшкина: Вот он.
Борисенко: Шш!
ВСЕ: Шш!
Серёжа выходит в середину класса, поворачивается ко всем лицом. Весь класс прямо прижался к стенке.
Осыко: Ну, как с безумных глаз
Затеет драться он, потребует к разделке!
Лысаков: О господи! Помилуй грешных нас!
Любезнейший! Ты не в своей тарелке.
С дороги нужен сон. Дай пульс… Ты нездоров.
Меньщиков: Да, мочи нет: мильон терзаний
Груди от дружеских тисков,
Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,
А пуще голове от всяких пустяков
Подходит к Стабредовой Насте.
Меньщиков: Душа здесь у меня каким-то горем сжата,
И в многолюдстве я потерян, сам не свой.
Нет! Недоволен я Москвой.
Осыко: Москва, вишь, виновата.
В классе остаются только Ксюша и Василиса, остальные уходят.
Зайцева: Как думаете вы об Чацком?
Минеева: Он не глуп.
Зайцева: А вы заметили, что он
В уме сурьёзно повреждён?
Минеева: Какая чепуха!
Зайцева: Об нём все этой веры.
Минеева: Враньё.
Зайцева: Спросите всех.
Минеева: Химеры!
Входят Бутаков, Захарова, Хакимова, Земцова, Аргунов, Колмогоров.
Зайцева: А кстати, вот князь Пётр Ильич,
Княгиня и с княжнами.
Минеева: Дичь.
Зайцева: Княжны, пожалуйте, скажите ваше мненье,
Безумный Чацкий или нет?
Колмогоров: Какое ж в этом есть сомненье?
Земцова: Про это знает целый свет.
Хакимова: Дрянские, Хворовы, Варлянские, Скачковы.
Земцова: Ах! Вести старые, кому они новы?
Аргунов: Кто сомневается?
Зайцева: Да вот не верит…
Все четверо (дочки), смотря на Ваню: ВЫ!
Хакимова: Мсьё Репетилов! Вы! Мсьё Репетилов! Что вы?
Захарова: Да как вы! Можно ль против всех!
Земцова: Да почему вы? Стыд и смех.
Все расходятся. В классе у доски встаёт Ковалёв, Борисенко идёт в конец класса.
Ковалёв: Так! Отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой – и спала пелена;
Борисенко: Теперь не худо б было сряду
На дочь и на отца,
И на любовника-глупца,
И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.
Ковалёв: С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! Все клянут! Мучителей толпа,
В любви предателей, в вражде неутомимых,
Борисенко: Рассказчиков неукротимых,
Нескладных умников, лукавых простаков,
Старух зловещих, стариков,
Ковалёв: Дряхлеющих над выдумками, вздором, -
Безумным вы меня прославили всем хором.
Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним
И в нём рассудок уцелеет.
Вон из Москвы!
Борисенко: Сюда он больше не ездок.
Бежит, не оглянётся, пойдёт искать по свету,
Где оскорблённому есть чувству уголок!..
Ковалёв: Карету мне, карету!