– Ты приехал с мыслью, что если на ma petite как следует нажать, она треснет и будет мягка и женственна, как Джулианна?
– Ведь не только ты, Жан‑Клод, но еще и Ашер. Он ведь никогда не западал на физический тип, только на личность, и любил он ласковых, веселых, уютных женщин. Белль его обвиняла в пристрастии к крестьянкам.
– И ты решил, что если одна и та же женщина составила счастье нас обоих, то она должна подходить под критерии нас обоих.
Огги кивнул.
– Логично, – сказал Жан‑Клод. – Неверно, но логично. Это твое свойство я забыл.
– Забыл что?
– Что ты пытаешься сделать из любви и чувств нечто логичное, нечто доступное пониманию.
Огги нахмурился:
– Ты надо мной насмехаешься?
Жан‑Клод покачал головой:
– Нет, но я бы тебе напомнил, что Ашер нашел Джулианну сам. Я любил ее всем сердцем и всей душой, но выбирал ее не я. Я полюбил ее в конце концов, но начал не я.
– Значит, у меня были ложные данные.
– Можно и так сказать, – согласился Жан‑Клод.
Огги посмотрел на меня, на охватившего меня Натэниела.
– Мика прав. Я мыслю, как лев. В Натэниеле я не вижу проблемы, потому что он покорный. И я испытываю необходимость утвердить себя как самого доминантного из доминантов в твоей постели. Но их, черт побери, целая куча.
Я пожала плечами, держа руки Натэниела как держат шаль, чтобы не соскользнула.
– И потому ты пытался схватить Мику, и потому таращился на него, как на уличную шлюху?
Огги пожал плечами:
– Может быть.
– Так вот, я этой мачистской хрени не понимаю и понимать не хочу. Свою доминантность упражняй, когда меня не будет.
Огги ткнул пальцем за спину, привлекая наши взгляды к Ноэлю. Тот все еще стоял на четвереньках, ожидая, чтобы на него обратили внимание.
|
|
– Ты говоришь, ваш местный Рекс управляет своим прайдом не так, как все.
– Да, – ответил Мика.
– А его лев реагирует так, будто знает правила.
– Прайд Джозефа знает, что значит быть львом. Они просто не устраивают драку за ранг на равнинах Серенгети над каждой добычей.
– А это и значит быть львом, – заметил Огги.
– На самом деле, – сказала я, – львы из лесистых регионов так себя не ведут. Текучесть среди доминантов и сложная социальная система эндемична региону африканских саванн.
Огги глянул на меня с интересом. Я ощутила, что краснею, и постаралась это подавить. Натэниел обнял меня.
– Как сексуальны умные девушки! – шепнул он.
Я сумела сказать:
– У меня диплом по биологии, и я занималась исследованиями по различным животным формам, когда у нас появилась коалиция.
Огги коротко рассмеялся:
– Я имею дело со львами тысячи лет, и никогда книжки по ним в руки не брал.
Я уставилась на него:
– И тебе не хотелось узнать о них побольше?
– Я живу среди львов, и читать про них мне не нужно.
– Я живу среди вампиров и чуть ли не каждую ночь поднимаю зомби, но все равно читаю профессиональную литературу, чтобы не отстать от науки о нежити.
Я даже головой помотала от такого выраженного им самодовольства. Хуже всего, что он даже не счел бы это самодовольством.
Нет, хватит с меня общества Огги. Меня все еще тянула к себе его сила, но это ведь всего лишь любовь. С любовью я как‑нибудь справлюсь. Ричард и Жан‑Клод меня хорошо натренировали.
Я потрепала Натэниела по руке. Он поцеловал меня в щеку и отпустил, я подошла туда, где на полу ждал Ноэль.
|
|
– Ноэль, вставай.
Он встал, кося мне за спину, на Огги. Я тоже оглянулась, но вампир стоял, и ничего не делал такого, только смотрел на Ноэля. Я тронула юношу за плечо, повернула к себе, прочь от Огги.
– В чем дело, Ноэль?
– Нам с Тревисом надо с тобой поговорить.
Он снова хотел оглянуться на Огги, но я тронула его за руку, отвлекая.
– Ладно, поговорим.
Я направилась к дивану, уводя с собой Ноэля. Мика и Натэниел пристроились сзади. Я не знала, то ли они хотят тоже послушать, то ли прикрывали нам спину – на случай, если Огги вновь вздумается сойти с рельсов.
Рядом с Тревисом сидел Реквием. Лицо у Тревиса посерело.
– Боже мой, Тревис, да перекинься ты и вылечись!
Он едва заметно, но напряженно покачал головой. Голос у него был сдавленный, с придыханием:
– Дай мне своего зверя, заставь перекинуться.
– Моему зверю и так хорошо, Тревис.
– Тебе нужно напитать ardeur на одном из нас или дать нам своего зверя. Пожалуйста, Анита.
Я посмотрела в искаженное болью лицо.
– Ты действительно хочешь метафизического секса, когда у тебя рука сломана?
Он покачал головой, скривился, весь сгорбившись над сломанной рукой, и заговорил, не разгибаясь:
– Нет, честно говоря. Но еще меньше мне хочется, чтобы этого урода с голубыми перьями вместо волос ты сделала нашим Рексом.
– Я не…
Он посмотрел на меня в упор; на его лице выступала испарина. Его трясло, мучила боль, он должен был выглядеть слабым, но не выглядел. Силы в его взгляде хватало.
– Анита, если ты сделаешь его своим подвластным зверем, или Рексом для твоей львицы, то он разделит твою силу. И ни за что доминантный лев, обладающий подобной силой, не оставит в покое местный прайд. Львы отличаются от прочих больших кошек. У нас нет того, чтобы жить и жить давать другим. У нас всегда идут разборки, кто тут главный кот в коллективе. Джозеф свою Регину выбрал из любви, не ради силы или власти. Она хорошая, но она его жена, а не сила, с которой надо считаться. Если ты дашь тому типу свою силу, он просто не сможет нас не трогать. Живущий в нем лев будет вынужден найти нас и завоевать.
|
|
Я глянула через комнату, на Огги.
– Ты согласен с такой оценкой ситуации?
Огги кивнул.
– Да, но я не так уверен, как эти коты, что Хэвен – твой Рекс. Я тебя привязал своей силой, Анита. И сила твоей реакции на моих львов вполне может объясняться именно этим. Не твой зверь, а моя сила увеличивает для тебя их притягательность.
Давно он ничего столь разумного не говорил. Интересно, кто же настоящий Огги: этот, который соображает, или тот мужской шовинистический идиот?
Я кивнула:
– О’кей, но как нам проверить эту маленькую теорию?
– Анита реагировала на твоих львов до того, как ты ее подчинил.
– Блин, – сказала я, – Мика прав. Я ж с самого начала от них протащилась, еще до нашего поединка сил.
Огги кивнул:
– Тогда, наверное, твоя львица ищет доминанта. Как бы то ни было, а твоя реакция на Пирса, совсем не такая, как на этих двоих, о чем‑то говорит нам. Либо моя сила поработала, либо твоя сила ищет добычу покрепче. Жан‑Клод считает, что твой ardeur ищет добычу посильнее, отчего же с твоим зверем должно быть иначе?
Я глянула на Жан‑Клода:
– Что‑то ты сегодня многословен.
– Я ищу ответы, ma petite. Огюстину не во всем можно доверять, но когда он дает слово, он его держит.
– Так что ты спросил его мнения, взяв с него слово чести, что он не поделится ни с кем нашими тайнами.
Жан‑Клод кивнул.
Мне это все не нравилось, но приходилось верить, что Жан‑Клод знает, что делает. Кроме того, нам нужна была помощь, чтобы во всем этом разобраться. Список мастеров городов, которым хоть как‑то можно доверять, был чертовски короток. И после этого визита он стал бы еще короче, если бы меня спросили.
– Анита, прошу тебя, – сказал Тревис, – пожалуйста, отдай мне своего зверя. Напитайся на ком‑нибудь из нас. Не отдавай власти над нами этому психу.
– У меня нет нужды отдавать своего зверя, и я не собираюсь вызывать его намеренно. Я не знаю, как его потом остановить.
– Вызови и отдай мне.
– Тревис, перекинься – и все.
Он упрямо покачал головой.
– Тогда покорми ardeur от меня, – предложил Ноэль.
Я посмотрела ему в лицо, в глаза за очками в металлической оправе. Такой искренний и такой молодой.
– Ты не знаешь, чего просишь, Ноэль.
– Оставь им отметки на шеях, – посоветовал Натэниел.
Я посмотрела на него. Вообще‑то ему нравилось быть единственным, кому я оставляла отметины. Он делился с Микой, но ему не нравилось, если я оставляла отметины кому‑то, кто всего лишь пища.
– Обычно ты по этому поводу ноешь, – сказала я.
– Такой всплеск силы, как с Пирсом, может быть с любым противоестественным. А вот как было с Хэвеном, когда ты коснулась его шеи, – это другое. Попробуй коснуться их шей, как в приветствии вампиров, и посмотрим, будет ли та же реакция.
– Красота плюс мозги, – заметил Огги. – Повезло тебе.
Я не очень поняла, кому именно повезло – мне, Жан‑Клоду или Натэниелу. Все сделали вид, что слов Огги не слышали.
– Ладно, Натэниел, ладно. Я попробую, но если ничего не выйдет, Тревису придется перекинуться и вылечить себе руку.
С этими словами я посмотрела на Тревиса. Он кивнул:
– Если ты испытаешь нас обоих, и ничего не произойдет – тогда о’кей.
Реквием туже запахнулся в свой черный плащ, и это движение привлекло мое внимание.
– Ты здесь мастер, Жан‑Клод, но перед тем, как она снова пробудит ardeur, не следует ли нам поговорить?
Я оглянулась на Жан‑Клода. Он кивнул:
– Да, но, вероятно, нашим молодым львам можно бы на время вернуться к доктору Лилиан.
Тревис посмотрел на него так, что было ясно: он с места не двинется.
– Ты шутишь, да?
– Ты отказываешься выполнить прямой приказ мастера города? – спросил Огги.
Я подняла руку:
– Огги, не начинай опять. Не твой город, не тебе порядок наводить.
– Не думаю, что Тревис способен сейчас дойти до доктора Лилиан, – сказал Ноэль. – Что если мы дадим слово никому не рассказывать?
– Вы молоды, и живете в такие времена, когда не понимают по‑настоящему, что значит дать слово, – ответил Жан‑Клод.
– Кроме того, – добавил Мика, – если Джозеф прикажет рассказать, у вас не будет выбора.
Тревис испустил судорожный, прерывистый выдох, прижимая к телу сломанную руку.
– Ноэль, помоги мне встать.
– Что такого секретного, что надо заставлять его двигаться? – спросила я.
– Мы можем перейти сами, – заметил Натэниел.
– Да, – согласилась я. – Всех, кто может двигаться, кроме Ноэля, прошу за мной.
– Ты действительно ей позволишь перетащить нас всех, чтобы этот лев мог остаться на месте? – спросил Огги.
Я остановилась, сделав несколько шагов, потому что за мной пошли только Мика и Натэниел. Клодия переводила взгляд с Жан‑Клода на меня и обратно, а остальные охранники смотрели на нее. Вовсю шел поединок воль, и Клодия пыталась понять, что тут будет на пользу, а что во вред.
Я ткнула пальцем в сторону Огги.
– Знаешь, ты меня начинаешь доставать. – И перевела палец на Жан‑Клода: – Прошу тебя, скажи мне, что не собираешься бить на эффект, чтобы спасти лицо перед Огги. Нам ничего не стоит перейти в коридор.
– Он побежден в драке, – сказал Огги. – Теперь он должен терпеть боль.
Я махнула рукой, будто отметая его прочь:
– Я не с тобой говорю, а с моим мастером, так что спасибо, но помолчи. Жан‑Клод?
Не то чтобы я видела, как он это обдумывает, потому что лицо его было идеально красивым и совершенно бесстрастным. Но у меня уже был многолетний опыт чтения по этому пустому лицу, и я почти ощущала, как он думает.
Он слегка кивнул:
– Отлично.
Он подошел ко мне, и я протянула руку – награда за проявление здравого смысла.
– Я вижу, не только местный Рекс здесь подкаблучник, – бросил Огги.
Я было разозлилась, но Жан‑Клод потянул меня за руку, говоря взглядом, что разберется сам, и повернул взгляд темно‑синих глаз в сторону Огги:
– А если бы ты знал, что она покроет тебя ardeur'ом, будет любить твое тело, ты бы остался здесь или пошел туда, куда она хочет?
Огги уставился на него, потом замотал головой, снова и снова. Подошел к нам, не остановился, пошел дальше, вышел в дальний коридор и не остановился, пока не скрылся с глаз.
– При следующей встрече с нами у него будут его люди за спиной, ma petite. Вряд ли он рискнет оказаться еще раз с нами наедине.
Я сжала руку Жан‑Клода, и он посмотрел на меня.
– Кажется, он не боится оказаться под каблуком или другой частью женского туалета, – сказала я.
Жан‑Клод сумел напустить на себя скромный вид:
– Наверное, ты права.
Глава сорок первая
– То есть как это – я чуть не привязала Реквиема к себе навеки?
Наше сверхсекретное совещание мы проводили в коридоре. Он был пуст, и я не хотела тащиться до самых покоев Жан‑Клода.
– Я пытался научить тебя другим способам питания, ma petite, и ты хорошо выучилась.
С этим я могла бы поспорить, но не стала.
– Ты просто объясни, что сказал, Жан‑Клод. Не надо щадить мое самолюбие, говори как есть.
– Ты питалась от Реквиема, но раньше ты всегда сдерживалась, или же я столь глубоко участвовал во всем, что ты делала, что был способ как‑то контролировать ситуацию.
Я кивнула:
– И?
– Дело в том, что узнать глубочайшие желания человека – возможно. Ardeur позволяет заглянуть в душу.
– Знаю, это часто случается.
Он покачал головой:
– Но в том‑то и дело, ma petite: это не должно случаться часто.
– Но ведь случается. Именно так действует ardeur, когда его питают полностью.
Он снова покачал головой:
– Non, ma petite, чтобы питаться полностью, совершенно не обязательно знать чьи‑то желания сердца.
– Тогда питание лучше, энергии больше – если знать эти глубинные желания и дать желаемое.
Он кивнул:
– Oui, но ты помнишь правило для всех даров в моей линии крови?
Я нахмурилась:
– Я не… а, насчет обоюдной остроты. Все силы Белль действуют в обе стороны.
– Oui.
Я все еще не понимала:
– Если хочешь что‑то сказать, говори прямо, потому что намека – если это был намек, – я не поняла.
– Когда ты познакомилась с Микой, какая была в твоей жизни главная нужда?
– Жан‑Клод, не надо вести меня тропой рассуждений. Говори как есть.
– Тебе не понравится, – сказал он.
– У меня такое же впечатление, но я все же из тех, кто предпочитает пластырь отрывать одним рывком. Говори давай.
– Тебе нужна была помощь в работе с леопардами и всеми прочими оборотнями, которым ты тогда стала помогать. Это твое желание помочь стольким видам положило начало нашей потрясающей коалиции. Ты сама говорила, что множество проблем общины ликантропов можно будет решить, только если они начнут друг с другом разговаривать.
– Все это я помню, так что из этого?
– Тебе нужен был в твоей жизни такой мужчина, который будет просто говорить «да», а не спорить и не осуществлять собственные идеи. Тебе нужен был кто‑то, для кого твои дела будут на первом плане.
Он смотрел на меня так, будто выразился яснее некуда. Мне ясно не было.
– Разве не каждому такое нужно?
– Кажется, я понял, – тихо сказал Мика.
Я обернулась к нему:
– Так расскажи мне.
– Желанием моего сердца было спасение для моих людей – и партнер достаточно сильный и достаточно неравнодушный, чтобы помочь мне их спасти. И мы оба друг от друга получили то, что было нам всего нужнее.
Я нахмурилась, пытаясь понять, потом медленно произнесла:
– Ты хочешь сказать, что я заставила Мику стать таким, как мне было нужно? – Я посмотрела на Жан‑Клода. – Ты хочешь сказать, что даже сейчас он вроде как порабощен моей силой? И потому только никогда со мной не спорит? Он околдован?
Я посмотрела на Мику – такой ли ужас у него на лице, как у меня.
Но он был таким же, как всегда – спокойным, готовым делать все, что будет нужно. Такой практичный, такой… ну все, что мне нужно было в мужчине. А, черт!
Он улыбнулся мне:
– Анита, не ужасайся ты так.
– А обычно ты споришь больше?
Он покачал головой:
– Я всегда был очень покладист, а годы, проведенные в группе Химеры, хорошо усмирили тягу к бунту. Выпендриваться – это слишком дорого обходилось окружающим.
– И все, что у нас было – это вампирские фокусы, с той только разницей, что вампир – я? Все это была ложь?
– Вот такой твоей реакции я и опасался, – сказал Жан‑Клод.
– А какой реакции можно было от меня ожидать? – чуть не заорала я.
– Ты упустила из виду существенную часть его рассуждений, – сказал Мика.
– Какую еще часть?
– Если ardeur сделал меня идеальным твоим партнером, то он же сделал тебя идеальной для меня. Это же обоюдоострое оружие.
И я тоже под чарами? Под своими собственными? Слишком это все было для меня сложно. Я обернулась к Жан‑Клоду:
– Не понимаю. То есть, если это правда, как мы все могли не заметить?
– Но, ma petite, ты все заметила. Твой Нимир‑Радж – первый мужчина, с которым у тебя был секс при первой встрече. Первый, кого ты позволила себе вообще не оттолкнуть. Разве не так?
Я хотела поспорить, но не могла, черт побери.
– Блин! – сказала я, повернулась и посмотрела на Натэниела. Он улыбнулся мне ласково, как улыбаются в кабинете врача человеку, только что услышавшему плохие новости.
– Если насчет Мики и меня правда, то и…
– Oui, ma petite, то же самое относится и к Натэниелу.
– Нет‑нет, это было по‑разному. С ними двумя – совершенно по‑разному.
– Но они же разные люди. Желания одного сердца отличаются от желаний другого.
– Я сопротивлялась Натэниелу почти полгода, пока наконец у нас был секс.
– Oui, но не секса хотел Натэниел на самом деле. Он хотел, чтобы его любили и ценили ради него самого, а не ради его тела. Отказывая ему в сексе, но не в любви, ты дала ему то, чего он больше всего на свете хотел.
Такое было чувство, что я задыхаюсь. Воздуху не хватало, я стукнулась спиной об стену, прислонилась к ней, пытаясь думать. Не получалось.
– Единственные двое мужчин в моей жизни, которых я не вижу насквозь – это ты и Ричард.
Жан‑Клод кивнул:
– Я знал, как не пустить тебя внутрь, а Ричард достаточно силен и достаточно противоречив, чтобы самому не знать желаний своего сердца.
– Но все прочие! – Я уставилась на него. – Ашер, Дамиан, даже Джейсон… черт, просто не знаю…
Заговорил Реквием:
– Я думаю, что твой ardeur содержит не только похоть, Анита, но и любовь, как ardeur Белль. Как ardeur моей Лигейи.
– Я была в голове у Белль. Истинную любовь она не узнает, даже если ее мордой ткнуть.
Он улыбнулся, будто я его развлекла.
– Она знает ardeur, как воин знает свое оружие. Она владеет искусством вызывать любовь и преданность, даже пристрастие – в других, не подвергаясь этому сама.
– А ты хочешь сказать, что я это делаю неправильно?
Он подумал, потом кивнул.
– Откуда тебе знать? – спросила я.
– Был момент, когда заглянула мне вглубь. Я ощутил, что ты видишь меня до дна души, Анита. Я ощутил, как ты смягчаешь самые мои глубокие страдания. Белль Морт выманила бы это страдание на свет и использовала бы, чтобы пытать меня. Ты же попыталась его исцелить.
– Но мне же и полагалось тебя вылечить?
– Физически, ma petite, но не эмоционально. – Жан‑Клод коснулся моего лица, глядя мне в глаза, будто хотел прочесть в них что‑то. – И речь не шла о самых глубоких его душевных ранах.
Он уронил руку, но продолжал изучать мое лицо.
– Я ничего не умею делать наполовину, Жан‑Клод. У меня все или ничего, и ты уже должен был бы это знать.
Он кивнул с грустным видом.
– Ты совершенно права, ma petite. Я твой мастер, и это моя вина. Я должен был это понять.
– Что именно понять?
– Ты была одержима мыслью научиться управлять процессом кормления, ma petite. Я тоже этим увлекся вместе с тобой, но есть и другие вещи, относящиеся к контролю ardeur'а. Я пренебрег своим долгом тебя этому научить.
– Ты и не мог научить ее, Жан‑Клод, пока ardeur был свежий, – сказал Реквием. – Я был с Лигейей с той минуты, как она приобрела эту силу. И первые месяцы сила была неуправляемой, я боялся, что она с ума сойдет. – Он стиснул плечо Жан‑Клода. – Насколько я понимаю, ardeur впервые возник у нее с Микой. Контролировать его тогда было невозможно. – Он посмотрел на меня, на Мику. – Зато удачно получилось для всех заинтересованных лиц.
Я посмотрела на Мику, на Натэниела.
– И я посадила в клетку вас обоих. Зачаровала, подчинила.
Они переглянулись, посмотрели оба на меня.
– Мы тебя любим, – сказал Мика.
Натэниел придвинулся, будто хотел меня обнять. Я сползла ниже по стене, уклоняясь.
– Но это же все вампирская сила. Все ложь – разве для вас это не убивает все? Я вас поймала, поймала обоих, это же хуже, чем Огги с нами сделал. Это же не подделка, это истинная любовь. Я заставила вас обоих меня полюбить… это же зло.
– Если бы ты заставила нас тебя полюбить без взаимности, может, это и было бы злом. Но ты нас тоже любишь.
– Но это же ложь, Мика, все ложь!
Он посмотрел на меня, взглядом мне говоря, что я дура. Но ведь я же не была дурой, нет?
– Анита, не забывай, мне случалось влюбляться.
– Бекки, твоя школьная подруга, невеста в годы колледжа.
Он кивнул:
– И это было настоящее, Анита. Она была любовью моей жизни, и не брось она меня, я бы так и думал, что лучше не бывает.
Бекки бросила его, когда он выжил после нападения, превратившего его в оборотня. Она не могла смириться, что он раз в месяц становится мохнатым. Конечно, у нее с ним были и другие проблемы, до того. То, что мне казалось огромным преимуществом, она считала огромным недостатком.
Мика шагнул ко мне. Я сползла по стене ниже, выставив руку – не хотела, чтобы он ко мне прикасался, в тот момент – наверное, потому, что тогда победа осталась бы не за мной. Всегда поражалась, как мое тело на него реагирует. Никто на меня так не действовал – в такой степени. Сейчас я знала, что это – вампирский фокус, но вампиром, который этот фокус проделал, была я. Блин.
– Я знаю, как ощущается истинная любовь, Анита. Это она и есть. Мы все счастливы, как никогда в жизни. Единственное, что может все испортить – это если ты начнешь на эту тему переживать.
– Да как же тут не переживать, Мика?
Я ощутила движение за секунду до того, как руки меня коснулись. Они погладили мне голые плечи, и мне стало спокойнее. Я прислонилась к Дамиану, позволила ему обнять себя, и страх, смятение, гнев – просто унесло прочь. Железный контроль над эмоциями, которому он научился в руках своей создательницы – вот чем он делился со мной. И я на несколько секунд приникла к этому источнику нерушимого самообладания. Панический страх никуда не делся, но я его обуздала. Я все еще была в ужасе, но это уже была не единственная мысль, вопящая у меня в голове.
Я откинула голову назад, к нему на грудь, посмотрела в лицо. Кроваво‑красные волосы он завязал в хвост, убрав с лица. И я смотрела в это лицо, которая моя магия действительно сделала красивее, совершеннее. Он и до того был красив, сейчас стал прекрасен. Я смотрела в эти глаза, как совершеннейшие изумруды, только глядящие на тебя в ответ, будто драгоценность может светиться разумом и желанием.
– Привет, Дамиан.
И мой голос прозвучал как одурманенный – настолько я стала спокойна.
– Привет, – улыбнулся он мне сверху.
Я заморгала.
– Мне так хорошо… не помню, чтобы когда‑нибудь ты меня так сильно успокаивал, и так быстро.
– Ты ведь любишь Мику?
– Да, – нахмурилась я.
– Ты любишь Натэниела?
Я нахмурилась сильнее:
– Да, но это все ложь.
Он погладил меня рукой по шее, лицо склонилось ко мне.
– И это ощущается как ложь?
– Нет, – тихо‑тихо сказала я.
И следующие слова он выдохнул почти мне в губы:
– Вы все любите друг друга. Разве это не важнее, чем то, откуда взялась любовь?
Под прикосновением Дамиана вполне разумно было ответить:
– Важнее.
Он поцеловал меня, и эти губы, которые я сделала полнее, аппетитнее, накрыли мои. Потом он отодвинулся, прошептав:
– Любовь слишком большая драгоценность, чтобы бросаться ею, Анита.
Он был, конечно, прав. Он был прав, но совсем на меня не похоже – так быстро понимать логику. Очень, очень не похоже.
Дамиан склонился губами ко мне, его ладонь легла мне на горло, он прижал меня спиной к себе. Раньше, когда он помогал мне быть разумной, поцелуй с ним был прохладен. Сегодня я отдалась этому поцелую, этим рукам, пусть даже знала где‑то в глубине мозга, что это опять ментальные игры вампиров. Дамиан – мой слуга‑вампир. Он набирал силу, когда силу набирала я. И мне в голову не приходило, что эту силу он может против меня направить.
Глава сорок вторая
Я прервала поцелуй, оттолкнула Дамиана так, что он пошатнулся. Глаза его тонули в изумрудном огне.
– Разве плохо было? – спросил он.
Я покачала головой, не доверяя собственному голосу, но как только Дамиан перестал меня касаться, паника вновь вернулась ко мне. Страх, только еще сильнее. Отовсюду окружали меня вампирские фокусы. Даже внутри меня были они, и от себя я не могла убежать.
Мика попытался вновь обнять меня, но я увернулась от него, обошла, направляясь в гостиную. Натэниел задел мою руку, и я отшатнулась, и все время качала головой, сама не зная, отчего.
– Ma petite, это же не катастрофа.
– Катастрофа, – ответила я.
– Анита! – позвал Мика. – Мне все равно, вампирская магия или что другое свело нас вместе. Но мы вместе, и только это важно.
Он протянул мне руку.
– Нет, – мотнула я головой, – потому что если ты до меня дотронешься, я сдамся. Я перестану сопротивляться – не могу, когда ты меня касаешься. Ты на меня действуешь так, что забывается все остальное.
– И это плохо?
Он все еще протягивал мне руку.
– Я думала, почему от твоего прикосновения я забываю все на свете, а теперь я знаю. Это вампирские силы. Ментальные фокусы. Последействие ardeur'а, Мика.
Он медленно уронил руку.
– Я люблю, когда ты на меня реагируешь, Анита. – Он закрыл глаза, сжал руки в кулаки перед грудью. – И я, блин, люблю, как ты действуешь на меня, когда я как пьяный. – Он открыл глаза и посмотрел на меня в упор – они были кошачьи, желто‑зеленые. – И разве ты этого не любишь?
Я хотела было сказать «нет», но это была бы ложь. Вампиры умеют ощущать ложь, а оборотни ее чуют на дух. И сказала правду:
– Да, я это любила.
Он покачал головой:
– Не в прошедшем времени, Анита. Ты это любишь. Ты это любишь так сильно, что боишься сейчас моего прикосновения.
– Мика, пожалуйста, не надо!
– Чего не надо? Не делать тебя счастливой? Не делать обоих нас счастливее, чем были мы за целую жизнь? Нам почти тридцать, Анита, лучше у нас уже не будет. Мы пробовали других людей, другие образы жизни. То, что у нас есть, нам подходит. И не надо это выбрасывать только потому, что началось оно с ardeur'а. – Он шагнул ко мне. – Мы всегда знали, что начали мы с тобой с ardeur'а, Анита.
– Может быть, но ведь не все. Не…
Я отвернулась от него прочь – не могла быть такой упрямой, глядя на его страдающее лицо. Но отвернулась я – и уперлась взглядом в Натэниела. Ничуть не лучше стало. Во‑первых, он был голый, а любому из мужчин, которых я люблю, достаточно раздеться, чтобы выиграть у меня почти любой спор. Пусть я никогда не скажу этого вслух, но это правда. Нагота Натэниела была пиршеством для глаз, но еще сильнее она становилась от выражения его лица. Огорченное, страшно огорченное.
– Анита, – сказал он, – ты действительно нас бросишь? Повернешься и уйдешь? Вот так просто?
У меня горло стиснуло спазмом, но уже не паническим страхом – он получил компанию. Можно ли задохнуться непролитыми слезами?
Он смотрел на меня – из‑под водопада волос блестели сиреневые глаза. Глядя в них, такие яркие, как освещенные пламенем аметисты, я видела, как он сдерживает слезы. Первая из них блеснула на щеке, и я сломалась.
Подошла к нему, обняла, и он вдруг свалился мне в руки, мы оба рухнули на пол. Натэниел цеплялся за меня, рыдая, и мне оставалось только тонуть в ванильном тепле его волос. Мика стоял над нами и смотрел на нас.
Ложь это была? Но я не ощущала ее ложью. Мужчина у меня в руках был настоящий, и слезы его тоже. Мысль, что я могу отвернуться от него из‑за такой… мелочи, разбила его сердце – ну, надломила, скажем. Мика уже сказал: мы знаем, что в начале всего этого был ardeur. Не так же ли я знала, что ardeur был и в начале нашем с Натэниелом? Если бы не было мне нужно питать ardeur, я бы никогда не позволила Натэниелу ко мне переехать. Никогда бы не стала с ним спать, в одежде и странно‑целомудренно, питаясь от поцелуя, прикосновения, но никогда – от его разрядки. Никогда бы я такого не сделала, не будь мне нужно кормить ardeur. И не влюбилась бы в него, если бы ardeur не поставил его у меня на пути.
Я обняла Натэниела и протянула руку Мике. Он улыбнулся, подошел ко мне, к нам, опустился на колени, обнял нас обоих. Натэниел зарыдал сильнее. Я обнимала их обоих изо всех сил. Мика поцеловал меня, я ответила на поцелуй – вкус его губ для меня был вкусом секса. Всего лишь поцелуй, а у меня все тело отреагировало. Руки Натэниела легли мне на груди. Это я их научила, что единственный способ заставить меня прекратить ссору – это секс, или же ardeur предписал, что секс – наше средство исцеления? Вопрос о курице и яйце, и я бросила о нем думать, поглощенная ощущением рук и ртов у меня на лице, на шее, на теле.