На протяжении второй половины XVI — XVII в. борьба с экспансией Крыма и Турции составляла одну из важнейших внешнеполитических задач России. В зависимости от международных ситуаций, внутреннего состояния России, расчетов (или просчетов) русского правительства она то обострялась, то временно затухала, но на протяжении веков не теряла ни значения, ни остроты. Ее этапы определялись изменявшимися возможностями борющихся сторон. Падение Золотой орды еще не означало окончания вековой борьбы России с татарскими государственными образованиями. После падения Казани и Астрахани на южных и юго-восточных границах России во второй половине XVI — XVII в. очагами постоянной опасности оставались Крымское ханство и ногайские орды. Эта опасность осложнялась тем, что Крымское ханство попало в вассальную зависимость от Турецкой империи, которая на протяжении XVI—XVII вв. вела упорно наступательную политику в отношении Центральной и Восточной Европы, Кавказа и Ирана.
В этих условиях всякие попытки России ликвидировать пережитки подданического отношения Руси к Золотой орде рассматривались Турцией как угроза ее коренным интересам в Северном Причерноморье. Незыблемость существования Крымского ханства была основой политики Турции в Причерноморье, а набеги крымских ханов на русские земли, совершаемые систематически нередко без ведома Стамбула с одной стороны, как право на обогащение и существование за счет соседей, а с другой стороны, рассматривались как метод воздействия на усиливавшееся централизованное Русское государство.
Организация обороны южной границы России на протяжении второй половины XVI — XVII в. отражала вполне определенный оборонительный этап во внешней политике русского правительства в отношении Крыма и Турции. Эффективность и результативность этой обороны были необходимыми предпосылками наступления на причерноморские степи, начатого русским правительством в конце XVII в. и продолжавшегося в XVIII в.
Известно, что начиная с Ливонской войны и до «вечного мира» с Польско-Литовским королевством (1686 г.), т.е. на протяжении 120-130 лет, внешняя политика России подчинялась прежде всего отношениям с государствами на западе и северо-западе. Как бы тонко ни оценивала русская дипломатия того времени все перипетии своих взаимоотношений с Крымом, Ногаями и, в целом она стремилась избегать втягивания страны в тяжелые и длительные военные конфликты с ними.
Уже Ливонская война показала, насколько от положения на юге, от политики крымских ханов зависели успехи и неудачи России на Западе. На протяжении 24 лет Ливонской войны только три года южные области России не испытали разора от татарских набегов, причем в 1568—1574 гг. ситуация складывалась угрожающая, когда в 1571 г. Довлет-Гирей захватил Москву, а в 1572 г. вновь перешёл Оку. Фактически в 1568—1574 гг. России пришлось, помимо Ливонской войны, вести войну с Крымом. Основная линия русской обороны в то время опиралась на течение Оки, где в Калуге, Серпухове, Тарусе или Алексине, в Коломне и Кашире располагались полки.
Еще в 1550-х годах русское правительство выдвигало с целью активной обороны значительные силы полевой армии далеко за Оку, под Тулу и к Днепру и Дону. Для предупреждения татарских набегов с 1571 г. именно там, на рубежах Дикого поля была организована постоянная, с апреля и до зимы, полевая сторожевая служба с центрами в Путивле и Рыльске. Ее структура и функции были отражены в первом известном на Руси военном уставе, который был разработан в Москве в результате совещания во главе с князем М.М. Воротынским южных детей боярских, знатоков полевой службы. Основная цель этой службы заключалась в том, чтобы неприятельские «воинские люди войной безвестно не приходили». Достигалось это тем, что одновременно по точно расписанным маршрутам русские разъезды передвигались вдоль всей южной границы. Кроме того, далеко в степи высылались специальные разъезды.
Стремясь предупредить заранее о надвигавшихся татарских войсках, эти разъезды следили прежде всего за несколькими шляхами (дорогами), по которым обычно проходила татарская конница, Эти шляхи проходили по речным водоразделам и возвышенностям, так как татары старались избегать речных переправ, болот, оврагов и лесов. С учетом тактики неприятеля строилась и русская сторожевая служба. Не всегда удавалось вовремя сконцентрировать полевые рати и преградить путь татарам. Поэтому во второй половине XVI в. вдоль южного «берега» Оки постепенно был создан единый оборонительный комплекс, состоявший из лесных завалов (засек), полевых укреплений на дорогах и в других местах, особенно на бродах через Оку, и непосредственно крепостных сооружений, возникших до XVI в. в Туле, Козельске, которые были опорными пунктами в системе обороны складывавшейся Засечной черты.
После окончания Ливонской войны русское правительство начало усиливать сторожевую линию постройкой городов-крепостей. Иначе говоря, на основе сторожевых постов стали создаваться опорно-оборонительные крупные пункты. На протяжении 1580—1590-х годов возник ряд так называемых «украинных» городов» — Воронеж, Елец, Ливны, Оскол, Лебедянь, Курск, Белгород, Валуйки, Кромы, Царев-Борисов.
Тяжелые годы «Смуты», крестьянской войны под руководством И. Болотникова и иностранной интервенции разрушили систему южной обороны. По известным, но, по всей вероятности, неполным данным, с 1607 по 1618 г. были разрушены или полуразрушены южнорусские города, Орел, Карачев, Ряжск, Волхов, Серпухов, Царев-Борисов, Дедилов, Козельск, Путивль, Оскол, Елец, Калуга. На протяжении этих лет татарские отряды ежегодно опустошали всю южную часть государства, переходили Оку, появлялись под Москвой и при полной безнаказанности проявляли стремление вообще «вон не выхаживать» из русских земель. Трудно даже учесть количество угнанных ими пленных. Из одной только орды Больших нагаев было в 1619 г. освобождено до 15 тыс. находившихся там русских пленников.
Деулинское перемирие 1618 г. с Польшей, заключенное на 141/2 лет, дало возможность правительству патриарха Филарета провести неотложные мероприятия по восстановлению системы обороны южной границы. Важнейшим условием для этого было урегулирование отношений с Крымом и Турцией. Всеми силами стремясь удержать свои позиции в Европе, в частности в Причерноморье, Турция втянулась в длительную борьбу с Польшей, а крымская политика в это время целиком была подчинена турецкому руководству. В 1621 г. Турция даже склоняла Россию к военному союзу против Польши и прислала в Москву посольство во главе с опытным дипломатом Фомой Кантакузином. Эта попытка была дипломатично отведена в Москве, но набеги татар почти прекратились. Русское правительство восстанавливало оборону на юге в значительных, сокращенных по сравнению с концом XVI в. масштабах и из-за недостатка сил и средств не могло учесть памятные уроки Ливонской войны и «Смутного времени».
Как и в конце XVI в., оборонительные полевые рати ежегодно в 1620-х годах выдвигались за Оку, но на более северную линию: Мценск — Крапивна — Тула — Дедилов — Михайлов — Пронск — Рязань. Сокращен был и радиус расстановки сторожевой службы, упорядоченной в 1623 г. Она не выдвигалась далеко в степь, не достигала Днепра и низовьев Дона и Донца, как в XVI в., а ограничивалась течением Сейма.
Стратегически задача обороны сводилась к старому принципу — не дать татарам прорваться через Оку к Москве и в центральные уезды. Исходя из этого, восстанавливались разрушенные города и существенно усиливались их гарнизоны; основную массу стрельцов на юге концентрировали не на Оке и не в передовых крепостях, а в городах, расположенных на южных притоках Оки (Проня), а также на юго-западных рубежах по линии Калуга—Брянск—Путивль, что объяснялось подготовкой к борьбе с Польшей за потери, понесенные по Деулинскому перемирию.
Война с Польшей, начатая в 1632 г. и закончившаяся в 1634 г. Поляновским миром, показала полную несостоятельность обороны южной границы. В 1631 г. возобновившиеся татарские набеги достигали рязанских земель, но осуществлялись разрозненными и относительно небольшими отрядами. Однако уже в июле 1632 г. до 20 тыс. татар вторглось в русские пределы. Несмотря на упорное сопротивление русских полевых полков, одержавших ряд побед, общая численность угнанных татарами пленных в 1630-х годах достигала много больше 10 тыс. человек.
История показала, что дипломатические соглашения с кочевыми хищниками, т.е. татарской знатью, не обеспечивали ни безопасности страны, ни претворения в жизнь ее внешнеполитических задач. В середине 1630-х годов русское правительство принимает решение об обороне южной границы и на протяжении последующих десятилетий XVII в. упорно осуществляет грандиозное строительство, создавая беспрецедентную до того систему оборонительных сооружений глубиной в сотни верст. В этой системе принципиально новым был подход к тактической оценке средств обороны. Ее основу составляли сплошные оборонительные линии, а крепости оставались опорными узлами сопротивления. Против тактики боевых действий татарской конницы это была единственная возможность успешной обороны.
Создание оборонительной системы было начато в 1635 г. На протяжении последующих пяти лет была реконструирована старая тыловая Засечная черта и положено начало наиболее передовой и в оборонном отношении основной Белгородской черты. Белгородская линия протягивалась приблизительно по линии сторожевых постов, установленных после 1571 г.Эта преемственность была не случайной; создатели черты опирались на опыт старой сторожевой службы и, исходя из местных ландшафтных условий, ставили преграду татарским набегам вдоль южной границы лесостепи, так сказать, прямо перед степью.
Укрепление границы тотчас вызвало, как и в 1602 г., соответствующую реакцию в Крыму. В 1638 г. хан Бегатыр-Гирей потребовал разрушения выстроенных городов, а после, разумеется, отказа в 1644 г. татары предприняли хорошо организованный набег со стороны еще не укрепленного русскими Муравского шляха. Они вторглись в пределы Польши, а затем — России. Татары не рискнули сталкиваться с расположенными севернее полками русской полевой рати, так как в связи с завершением строительства Засечной черты перспектив прорыва к Оке у них уже не было.
Засечная (приокская) линия к этому времени тянулась примерно параллельно Оке. Она начиналась у Рязани и далее на запад проходила к Туле и завершалась около верховий Жиздры. К западу от Тулы леса шли полосой до массива брянских лесов, а потому особое внимание русских градодельцев привлекла восточная часть черты, и тульские, веневские, каширские и рязанские засеки были подвергнуты особо серьезной реконструкции. Перестройкой Засечной черты руководили виднейшие представители московской администрации. Засечная черта, протянувшаяся на 500 км, представляла собой выдающееся военно-инженерное сооружение. Она была создана с учетом топографических особенностей местности, а также тактики и боевых средств противника. Борьба с татарской конницей не требовала монументальных каменных сооружений, а потому русские инженеры, используя и усиливая естественные препятствия (овраги, водные рубежи, болота, лесные засеки), возводили земляные укрепления — крепости и валы — с таким расчетом, чтобы затруднить маневренность и подвижность противника. Некоторые из валов до сих пор сохранились немыми свидетелями осуществленных работ.
Татарские набеги 1640-х годов побудили правительство ускорить завершение еще более грандиозного сооружения — передовой Белгородской черты, тянувшейся на 800 км с запада, от верхнего течения Ворсклы до Дона и далее на северо-восток, вдоль течения р. Воронеж к р. Цне. В 1640-е годы на всем ее протяжении было построено 18 городов-крепостей, создано два укрепленных района. В инженерном отношении Белгородская черта не отличалась от Засечной, но превосходила ее по мощности укреплений — валы, рвы, подолбы, острожки и города составляли почти сплошную цепь.
Белгород (вместо Тулы) стал не только центром всей оборонительной линии, но и центром управления всей южной обороны, центром сложившегося военно-административного округа — Белгородского разряда. В ведении округа находились гарнизоны всех южных городов, и по «воинским вестям» к Белгороду должны были стягиваться из более северных городов служилые люди. На территории этого разряда находилось до 68 городов (90 уездов — в конце XVII в.). Тем самым была достигнута значительная централизация в обороне границы.Строительство черты осуществлялось силами местного населения, бурно увеличивавшегося в результате народной колонизации юга.
С образованием сплошной Белгородской черты изменялось и соотношение родов войска, обеспечивавших оборону. В середине XVII в. в Белгородском разряде появились конные полки «нового строя» — рейтары и копейщики (из детей боярских и других сословных групп). Местные казаки частично попали в новые полки, частично пополнили гарнизоны новых городов. Наконец, с середины XVII в. из украинских переселенцев, осевших по Белгородской черте, было организовано пять поселенных полков — Острогожский, Харьковский, Ахтырский, Сумской, Изюмский.
К концу XVII в. общая численность служилых людей, постоянно проживавших на территории Белгородского и Севского разрядов, достигала более 84 тыс. человек, т.е. возросла с середины века на 85% при резком увеличении солдат, копейщиков, рейтар и падении роли старой поместной сотенной организации кавалерии.
По самым минимальным подсчетам за первую половину XVII в. татары угнали из русских пределов 150-200 тыс. человек. После постройки Белгородской черты татары могли прорваться в русские пределы только в случае обхода оборонительной полосы с запада или востока. Так, в 1659 г. после тяжелого поражения русской поместной конницы под Конотопом Мухамед-Гирей вторгся с запада и подверг грабежу 21 уезд Севского и Белгородского разрядов, где было убито и пленено 27 тыс. человек и сожжено около 10 тыс. дворов.
В это же время стало неизбежно укрепление местности впереди Белгородской линии, активно заселявшейся русским и украинским населением (к югу и юго-западу от Белгорода, между Ворсклой и Северным Донцом, Полтавой и Харьковом). С 1679 г. и вплоть до 1690-х годов эта территория была укреплена «Новой» (Изюмской) чертой. Она тянулась на 400 верст по лесостепной местности от г. Усерда, расположенного на Белгородской черте, к югу до Валуек, затем по р. Осколу на Царев-Борисов. Таким образом, Белгородская черта на своем значительном протяжении становилась второй линией обороны.
С 1680-х годов Белгородская и Изюмская черты стали играть существенную роль не только собственно в обороне. Вскоре же Белгородская и Изюмская черты послужили опорой при начавшемся наступлении русских на Крым. Правда, походы В.В. Голицына в конце 1680-х годов не увенчались успехом, но перелом в борьбе с Крымским ханством, жившим за счет грабежа соседей, прежде всего Польши и России, был очевиден; в значительной степени он был обусловлен грандиозным оборонительным строительством, обеспечившим сначала безопасность южнорусских областей, а в дальнейшем — активную наступательную борьбу.
Система обороны, опиравшаяся на сплошные инженерные сооружения, оказалась единственно возможной в борьбе с хищническим Крымским ханством, причем создать ее было под силу только государству с сильным централизованным управлением.