– У вас что‑то случилось?
Сет сейчас же осознал всю глупость подобного вопроса – достаточно того, что мистер Шейфер спустился к стойке портье в чем мать родила, а его жена превратилась в чудовищную арахниду. Но мистер Шейфер не упомянул ничего такого, он лишь пробормотал что‑то насчет «подходящего момента».
Как только они вошли в квартиру на шестом этаже, Сет немедленно закрыл рот и нос рукавом пиджака, но это не спасло его от вони. По стенам коридора, тянувшегося через просторную квартиру, выстроились мешки с мусором. На каждый была наклеена желтая бирка с пометкой «Медицинские отходы».
Двери всех комнат, выходивших в коридор, были распахнуты. Внутри царил коричневатый сумрак, словно вонь сделалась видимой. Повсюду грудились такие же мусорные мешки, громоздились стопки газет и журналов, стояли тарелки с остатками засохшей еды и валялась смятая одежда – создавалось впечатление, что за время долгого и убогого житья здесь супруги ничего не выбрасывали. Мокрый ковер под ногами Сета покрывали какие‑то белесые пятна.
Сиделки нигде не было.
– Где ваша жена? – поинтересовался Сет напряженным шепотом.
Мистер Шейфер воздел свою цыплячью лапку и махнул перед собой в сторону гостиной, расположенной в конце коридора.
– А сиделка? – спросил Сет, отчаянно пытаясь совладать с голосом. – У вас ведь есть сиделка.
– От нее никакой пользы, – заключил мистер Шейфер и заморгал мутными глазками. – С вашей помощью мы справимся.
– Что я могу для вас сделать? Снова телевизор барахлит?
Старик прервал его, помотав седой головой:
– Все будет хорошо.
Голос его изменился, что показалось Сету крайне неприятным: в интонациях угадывалось что‑то льстивое, и улыбка сделалась хитрой. Хуже того, когда они шли к сумрачной гостиной, старый Шейфер принялся издавать вздохи, показавшиеся Сету какими‑то сексуальными; старик ковылял все быстрее, отчего его голова резко подпрыгивала и опускалась рядом с плечом Сета. Иссохшие пальцы стиснули его локоть.
|
|
В дверях комнаты Сет испугался, что его стошнит. В дальнем углу он увидел миссис Шейфер. Она сидела на корточках, опустив голову, повернувшись к ним жирной спиной. Все еще одетая в несвежее кимоно, она оглянулась и оторвала от пола огромные ягодицы. Сету показалось, что от этого незначительного движения по комнате пошла новая волна зловония и устремилась прямо ему в горло.
Мистер Шейфер выпустил руку портье и взволнованно заковылял по гостиной. Неуклюжий, он был сейчас похож на оживший скелет ребенка, который делает первые шаги по склепу, на ребенка, у которого одна нога короче другой.
Миссис Шейфер пристально наблюдала за Сетом, ее крошечные налитые кровью глазки яростно сверкали неодобрением, но в то же время и от предвкушения.
– Вы в состоянии помочь несчастному старику принять лекарство?
Мистер Шейфер прошаркал на своих птичьих ногах к картонной коробке с китайскими иероглифами и чернильной таможенной печатью. Его острые пальцы выудили длинную резиновую трубку и старый стеклянный шприц с большим металлическим кольцом. Старик бросил все на грязный пол, после чего занялся следующей коробкой. Полистироловая упаковка соскользнула и упала к его уродливым ногам. Мистер Шейфер вытащил банку, под тяжестью которой едва не опрокинулся навзничь.
|
|
– Помогите же ему! – прорычала миссис Шейфер.
Сет стряхнул с себя ошеломленное оцепенение и кинулся к мистеру Шейферу. Он принял у старика стеклянную банку. Она была покрыта пылью и наполнена желтоватой жидкостью. Нечто аморфное цвета сырой почки, законсервированное в сыворотке, прижималось к стеклу. Когда это нечто шевельнулось и открыло маленькие черные глаза, Сет выронил склянку.
– Осторожнее! – прокричала миссис Шейфер.
Ее муж упал на колени и завозился под ногами у Сета. Его бедро было перетянуто резиновым жгутом.
– Лекарство гораздо дороже, чем вы можете себе представить, а осталось у нас не так много! Вы что, идиот? Вы хоть что‑нибудь можете сделать как следует? – В голосе миссис Шейфер звенели истерические нотки. – Мы платим вам жалованье и взамен просим не так уж много!
Старик устроился на полу, зажав банку коленями. Он поспешно ткнул в металлическую крышку иглой шприц, а его голова начала трястись, точно в припадке, а лицо совершенно исказилось, как будто он был готов улыбнуться или же разрыдаться.
Маленькое существо в сыворотке несколько раз сжалось, словно пытаясь защититься. Однако шевеление за мутным стеклом только раззадорило мистера Шейфера, он принялся тыкать в крышку с удвоенной энергией. Струйка слюны стекала у него с подбородка, раскачиваясь, словно маятник, в ритме яростных движений. Когда беспорядочная атака на металлическую крышку увенчалась успехом и он проткнул дырку, в банке зашипело. Возможно, это был лишь выходящий воздух, однако Сет решил, что звук больше похож на тоненький крик.
|
|
– Вы безнадежны! – с возмущением сказала Сету миссис Шейфер.
Когда ее муж наконец просунул иглу в банку, Сет отступил назад и закрыл рот руками. Из сосуда выплеснулось немного желтой сыворотки и потекло по стеклянной стенке. Сету хотелось думать, что внезапный взволнованный визг издал старик, однако он знал, что на самом деле то был крик боли маленького существа.
Всю жидкость, какую мистер Шейфер набирал в шприц, он, не теряя времени даром, вводил себе в пах. Сет отвернулся.
– Тебе хорошо, дорогуша? – поинтересовалась миссис Шейфер у мужа. – Уже действует?
Она обратилась к Сету:
– Мы заказали мальчиков. Обычно они подсовывают девочек. Но в этой партии точно мальчики.
– Вроде бы мне лучше, – пробормотал мистер Шейфер, однако казался при этом смущенным и неуверенным.
Это был не тот ответ, который рассчитывала услышать супруга. Ее лицо налилось кровью, громадное тело заколыхалось под кимоно.
– А я тебе говорила, что не стоит менять марку! – Она развернула гневное лицо к Сету, как будто ища у него поддержки. – Он меня не послушал, потратил целое состояние на этот хлам. Пока еще посылка дойдет из Китая! Румыния ближе, и от их товара хотя бы был результат!
Мистер Шейфер казался подавленным и еще более изможденным, чем раньше.
– Мне не понравились последние поставщики. Я тебе говорил. Они мошенники.
– А кто не мошенник? – воскликнула миссис Шейфер. – И что теперь будет со мной? Ты ведь еще несколько месяцев назад знал, что приближается мое время.
Мистер Шейфер поднял голову и улыбнулся Сету.
– Это может сделать он.
Кажется, его слова успокоили жену.
– Ладно, тогда не стой столбом, – бросила она портье.
– Что? – удивился Сет.
Мистер Шейфер покачал головой.
– Очередной идиот. Что‑то ты туго соображаешь.
– С тем же успехом они могли бы посадить за стойку обезьяну, – подхватила миссис Шейфер.
Супруги засмеялись, кажется впервые за долгое время наслаждаясь перемирием.
Старик поднялся и сунул в руку Сета монетку.
– Вот. Надеюсь, это поможет.
Сет раскрыл ладонь – на ней лежал десятипенсовик.
– Теперь понятно, – заметила миссис Шейфер. – Вот, что ему нужно. Как я сама не догадалась? Но мы и так платим за обслуживание, вы не имеете права требовать чаевые!
Сет пытался отодвинуться от мистера Шейфера Пальцы старика внезапно замелькали, словно вязальные спицы, теребя пряжку на ремне Сета.
– Что вы делаете? Прошу вас, не надо. Я не хочу!
– А вас никто и не спрашивает. Думаете, Стивен обрадуется, когда узнает? – проговорила из угла миссис Шейфер.
Сет оттолкнул настойчивые руки мистера Шейфера от своей ширинки. Все его внимание теперь сосредоточилось на миссис Шейфер – он отшатнулся.
– Господи, нет!
Она в углу оторвала тело от пола и медленно задрала кимоно, обнажая зад в жалкой пародии на соблазнительный жест. Сет, высвободившись из рук старика, успел увидеть влажную щель с серыми краями и чем‑то розовым внутри, разверзшуюся посреди волосатого брюшка.
– Ну? – закричала старуха.
– Будь осторожен, Сет! – раздался голос за спиной.
В дверном проеме гостиной стоял мальчик в куртке с капюшоном.
– Кто это такой? – завизжала миссис Шейфер, опуская широкий подол и милостиво скрывая складки плоти.
– Что все это значит? – спросил Сета мистер Шейфер.
Его глазки забегали по сторонам, а рот растянулся в зловещую рану.
– Но что мне делать? – спросил Сет у мальчика.
Голос у него срывался, челюсть мелко дрожала.
– Ты должен их прикончить. Они этого заслуживают.
– Позвони Стивену! – завопила миссис Шейфер мужу.
– Я и сам собирался, – ответил тот и заковылял через комнату к телефону, который стоял на стопке медицинских каталогов.
– Но как? – спросил Сет, впервые ощущая себя таким слабым и бесполезным. – Я не могу.
– Ты обязан. Они давно должны были умереть. Они сами это знают.
Портье стиснул зубы, чувствуя, как успокоительно теплая волна гнева приходит на смену смятению и страху. В следующий миг обжигающая сила растеклась по конечностям. Миссис Шейфер, по‑видимому, почувствовала перемену.
– Скорее, дорогой, – крикнула она мужу. – Мне кажется, он не в себе!
Старик застонал под тяжестью трубки. Он сощурился, глядя на кнопки, и его палец задрожал над одной. Сет подскочил и выхватил телефон, мистер Шейфер вцепился в аппарат.
– Как вы смеете? – возмутился он. – Отпустите, а не то пожалеете!
Сет оттолкнул старика – тот упал на грязный ковер и застонал. Телефонный аппарат полетел следом и с треском ударил по черепу, обтянутому пергаментной кожей.
– Ну теперь держись! – выкрикнула миссис Шейфер и пронзительно завыла.
Сет посмотрел на мальчика – тот кивнул. Он схватил за медное основание торшер, стоявший за грудой развалившихся картонных коробок, и дернул, разом оторвав его от пола и от стены. Электрический провод остался в розетке. Сет прошел в угол гостиной, где тряслась бесформенная туша миссис Шейфер. Она перестала визжать, чтобы спросить:
– Вы что, из ума выжили?
– Надеюсь, что так. – Сет ударил по обращенному к нему лицу.
– Ой, – произнесла паучиха, оглушенная антикварным светильником из орехового дерева и металла.
Она села прямо и попыталась напустить на себя величественный вид: откинула со лба прядь окровавленных волос и выпятила губы, словно собираясь накраситься помадой.
Сет снова ударил, теперь сильнее. Все мышцы на спине и руках напряглись, словно он орудовал топором.
– Готово, – сказал мальчик за спиной, и его голос частично заглушил треск черепа.
Сет засмеялся, чтобы в рыданиях не упасть на колени. Миссис Шейфер перестала болтать, однако ее губы все еще шевелились. Сет поднял лампу за основание и снова и снова опускал ее на противное лицо в надежде, что пухлое тело перестанет дрожать под кимоно. Оно, казалось, не думало замирать, и тогда портье принялся бить торшером в брюхо. После второго удара Сет услышал, как в рыхлом животе что‑то порвалось, и туша наконец‑то осела и обмякла.
– Жена, жена, моя жена! – слабо выкрикивал мистер Шейфер, не в силах подняться с пола.
– Не щади его, – посоветовал мальчик в куртке с капюшоном. – Они всегда жалеют в конце самих себя, но они заслуживают подобного исхода.
Сет согласно кивнул и прошелся по ковру, чтобы расправиться с мистером Шейфером. Под ногами что‑то чавкало – жидкость, натекшая из‑под кимоно миссис Шейфер.
– Главное – начать, потом уже не так трудно, – с удивлением сообщил Сет мальчику. – Дальше просто выходишь из себя и разъяряешься.
– Совершенно верно.
– Но поразительней всего то, что они просто пустое место. Под конец они ничего не значили.
Мальчик в капюшоне взволнованно закивал.
Сет ударил лампой мистера Шейфера – будто огромная металлическая нога наступила в лесу на кучу хвороста.
– Этой ночью ты должен увидеть кое‑что еще, Сет. Мне велели показать тебе, – сказал мальчик в куртке с капюшоном.
– Пожалуйста, не надо! Только не туда.
Сет стоял перед дверью шестнадцатой квартиры. Обшивка из тикового дерева сияла, словно золоченая, а из‑под двери на зеленый ковер в коридоре сочился красноватый свет. Сет ощущал в помещении неумолимое движение, которое переполняло его ужасом. А вместе с движением угадывал и звук, который он уже слышал раньше, но не смог определить. Голоса. Они звучали со всех сторон, сменяли друг друга, но возвращались снова и снова, как будто заело пластинку. Слабые, словно крик запертого в дальнем доме ребенка, услышанный зимним днем как раз в тот миг, когда солнце опускается в черные тучи. Жалобный писк. А следом раздался настоящий хор. Звук доносился из квартиры, но при этом со всех сторон сразу. Откуда‑то сверху.
Сет окаменел от страха, он пытался шагнуть назад, но дверь просто придвинулась к нему.
– Ты должен, – сказал мальчик. – Он хочет показать тебе всех остальных, тех, кто заперт и не может выбраться. Они все ждут. Он откроет его специально для тебя, дружище.
Извиваясь и отбиваясь руками и ногами от загустевшего воздуха, который клубился за спиной и словно подталкивал его вперед, Сет пытался сопротивляться. Он интуитивно знал, что если переступит порог этой квартиры, то случится нечто жуткое. Ему придется столкнуться с чем‑то таким, отчего у него замрет сердце.
В следующий миг они стояли в залитом красным светом коридоре по другую сторону двери, хотя Сет ее так и не открыл. Стояли бок о бок. Он и мальчик, от которого несло паленым мясом, порохом и сожженным картоном. Этот запах заполнил ноздри, запершило в горле. Стало трудно дышать, а кружащий на месте крик толпы приближался, словно с объятой ужасом игровой площадки. Он доносился откуда‑то из недр помещения, словно за одной из тяжелых дверей жил неистовый смерч, куда родило множество людей, и их затягивало внутрь воздушного столба, снова и снова вертело по кругу, оставляя несчастным единственную способность – кричать.
Сет чувствовал, что обязательно упадет куда‑то глубоко вниз, стоит ему открыть не ту дверь, и понесется с невероятной быстротой на звук голосов.
Мальчик стоял за спиной.
– Давай, приятель.
Его присутствие подталкивало Сета вперед. Ноги онемели, по ступням бегали мурашки, челюсть окаменела, и он с трудом дышал. Однако же Сет продвигался по черно‑белым мраморным плиткам прихожей. Старомодные стеклянные лампы лили грязное мерцание, которое не достигало скрытого в темноте потолка и не могло толком осветить красноватые стены. Цвет стен сгущался до багряного оттенка бычьей крови вокруг больших картин в золоченых оправах. Тяжелые рамы походили на оконные, жизнь за которыми замерла под напором разрастающейся пустоты.
Пустота притягивала взгляд. Высасывала его из тела, оставляя позади лицо. Она подталкивала к плоской темноте на картинах, где изображалось полное отсутствие чего‑либо. Сет холодел, он боялся высоты, как будто мог провалиться в картины.
Однако если долго вглядываться в ничто внутри рам, можно кое‑что рассмотреть. Пусть смутное, размытое, похожее на бледную рыбину из темных стоячих забытых вод.
Сету показалось, что он видит то тут, то там какой‑то быстрый промельк. Мерцание серых костей, лицо, быстро обернувшееся через плечо, желтые щелкающие зубы. Потом все исчезло. Или же это просто игра блеклого света, который искажает истинные контуры того, что рождается из мазков краски?
Когда Сет проходил мимо самого большого прямоугольного полотна, он совершенно отчетливо увидел отсыревшие кирпичные стены шахты, отстающие от рамы картины, а внутри тоннеля – бледный силуэт кого‑то, спешно удирающего прочь, но задом наперед.
Постепенно, по мере того как Сет видел все больше и больше фрагментов обширного темного пространства, внутри рам проступали все новые контуры, они обретали все более ясные очертания. Сами же картины стали похожи на далекие неосвещенные комнаты. Внутри их что‑то корчилось и извивалось, лица были отвернуты или закрыты от света. От некоторых картин веяло физическим присутствием, рябая человеческая кожа походила на сброшенную одежду, лишенную четких контуров, поскольку внутри не осталось ни мышц, ни костей. Тусклая телесная оболочка дергалась, силясь освободиться от тонких булавок, пришпиливавших ее к стенам в пятнах ржавчины или гнили.
А затем Сета понесло вперед. Двигаясь рывками против своей воли, он летел мимо обитателей множества темных комнат по ту сторону рам. Чтобы глядеть прямо перед собой или под ноги – куда угодно, лишь бы не на жуткие стены и то, что с них свисало, – Сет пытался совладать с мышцами шеи, запрещая себе вертеть головой. Однако он все равно улавливал очертания людей боковым зрением или же видел на картинах впереди, потому что глаза упрямо отказывались повиноваться. Сет стиснул зубы, чтобы не кричать при виде извивающихся тварей, обглоданных до костей, разорванных на куски; ошметков плоти, изодранных, словно тряпки. Время от времени в пустоте мелькали смазанные побелевшие лица, искаженные криком. Вдруг на стенах с обеих сторон начала формироваться какая‑то жуткая масса, словно кто‑то бросил клич и призвал всех обитателей картин собраться вместе.
Неясные лица, в которых было что‑то животное, вскоре стали тесниться на границе темноты, конечности замелькали чаще. Но все терялось в полумраке, будто стоило увидеть эти существа при свете, и потрясение было бы слишком велико даже для сна. Однако женщины все так же упорно пытались показать Сету желтые зубы, а мужчины, согнутые в три погибели, страдали от такой невозможной боли, что их искаженные криком лица синели и расплывались по краям.
В следующий миг Сет оказался в комнате примерно посреди коридора, где вихрь свистел еще громче. Ему пришлось заслонить глаза и присесть на корточки, чтобы не упасть, он задрожал от ледяного ветра. Он приносил с собой сотни голосов, и каждый рассказывал свою безумную историю.
– Прямо о стену. О стену. Разбил прямо о стену!
– Я не могу. Не буду. Он сказал, что вернется. Надо ждать здесь. Я знаю, что холодно, но жди здесь, любовь моя.
– Раздроби его. Сломай.
Сет подглядывал сквозь растопыренные пальцы, замирая от ужаса, но все равно желая увидеть тех, кто разговаривает, кричит и визжит рядом с ним.
Побелевшие лица стонали, но не открывали глаз. Они возникали и исчезали на фоне темных стен.
– Я его выхаркал. Выхаркал собственное сердце!
Это что, обезьяна? Похоже, у той твари вокруг рта растет шерсть!
– Он идет. Он спускается сюда. Вот теперь придется за все заплатить сполна!
Неужели у пожилой женщины могут быть такие зубы?
– Прости меня. Прости, пожалуйста. Кажется, я тону.
Сет увидел, как три существа, похожие на детей, с огромными головами и кукольными телами, цепляются за мокрые кирпичи в канализационной трубе.
– Неужели все спят? Прошу прощения, но неужели все спят? Мне нужен врач, а дверь заперта. Простите, что пришлось вас разбудить, но все огни погашены.
Все стены в краске. Потолок в краске. Она до сих пор не высохла. Красная с темным отливом, похожая на кровь или мокрую ржавчину.
Сет повернул голову, чтобы взглянуть на черный клюв, произнесший:
– Кровь. Здесь все в крови.
Он исчез, и Сет увидел, как чьи‑то передние ноги взбрыкнули, погружаясь в жидкие тени.
– О господи!
Здесь не нашлось углов, где заканчивались бы стены, упираясь в потолок. Там, где недавно было замкнутое помещение, теперь раскинулось бесконечное пространство.
Слева от Сета, на уровне глаз, возникли четыре женщины, стоявшие на четвереньках. Все суставы у них были неестественно вывернуты, зубы и волосы росли из серо‑розовой плоти пучками.
– Эй! Есть здесь кто‑нибудь? Кто ты? Помоги мне, пожалуйста!
И вся эта процессия синюшных тощих тварей тащилась бесконечной вереницей из мрака на краю комнаты, оттуда, где должен был находиться потолок. Следуя друг за другом на параличных ногах или бесполезных копытах, щелкая и лязгая зубами, оскаленные, словно деревянные лошадки, кошмары двигались на фоне кромешной тьмы. Которая тоже двигалась, клубилась.
Сет вскрикнул, и жуткая костлявая фигура с раздуваемыми ледяным ветром клочьями волос рванулась к нему на четвереньках, но затем внезапно рухнула или же была отдернута назад. Вперед выдвинулся, работая локтями, некто иной, одетый в мешковатый балахон и с зашитыми глазницами. Монстр шипел от отчаянного желания добраться до Сета, но в своей слепоте был не в силах его отыскать.
«Я бодрствую? Умоляю, скажите. Или же я сплю?»
Все уроды висели в застывшем воздухе вокруг Сета. В бескрайнем море газированной нефти, где все они тонули, всплывали и снова погружались в глубины. Комната превратилась в кошмарный котел, в котором увязли все эти существа, едва ли сознававшие присутствие друг друга. Некоторые слепо натыкались на других и либо набрасывались на них, либо безумно вопили от ужаса. Остальные болтались молча, накрепко пригвожденные к движущейся черной массе, а затем растворялись в пустоте. Ревом ветра был вопль десятков тысяч глоток. Сета едва не вывернуло наизнанку от тошноты, когда он осознал, что является всего лишь мелкой помехой в бесконечном бурлящем потоке.
Сет закрыл глаза. Он поднялся, пытаясь бороться, в надежде нащупать дверь, через которую можно выскользнуть. Но двери не было. Он снова принялся подглядывать сквозь пальцы, однако в кромешной темноте не смог разглядеть даже собственные ноги. И твари из потока воздуха то и дело задевали его. Что‑то похожее на язык ткнулось ему в руку. Высушенная щетинистая морда уперлась в живот. Она говорит или кусает? Тонкие пальцы дотронулись, а затем принялись шарить по лицу. Их кончики были холодными, но настойчивыми в своих изысканиях, будто не ожидали нащупать его в темноте. Невидимая рука сжалась на ноге Сета, закричала женщина, чья‑то кожа в коростах скользнула по тыльной стороне ладони. За спиной послышались кошмарные эротические стоны, и Сет ощутил лихорадочное движение чего‑то шершавого и влажного, нацелившегося на него из темноты.
Сет рванулся туда, где некогда были стены. Он успел сделать всего несколько шагов, как температура воздуха резко упала. Тело заледенело. Он трясся с такой силой, что стало трудно дышать. Сет даже с зажмуренными глазами понял, что стоит на краю обрыва. Пол комнаты съежился до маленькой платформы среди бескрайней ночи. Тьма напирала, удушая, сминая, доводя до безумия. И вся она устремлялась к площадке, на которой он стоял, как будто бы комната была единственным спасательным плотом в студеном море черноты.
Сет упал и вцепился в половицы, а изуродованные и расчлененные существа, которых он ошибочно принял за персонажей с картин в коридоре, сомкнулись над ним.
Из сна его выдернул телефонный звонок – Сет с криком очнулся. У него вырвался придушенный вопль, который неожиданно перешел в тоскливое рыдание – подобного звука Сет не производил еще ни разу в жизни. Но по мере того как ярко‑желтый свет над стойкой портье проникал в обезумевшее сознание, а надежное кожаное кресло вжималось в спину, рыдания Сета превращались во всхлипывания.
Слезы высыхали на лице. Он откашлялся, прочищая горло от слизи. Сет так и сидел, вцепившись в подлокотники, пока кровь не отхлынула от пальцев, – наверное, мозг отдал приказ держаться, спасая его от падения с головокружительной высоты.
Сет огляделся по сторонам, и знакомые предметы помогли ему стряхнуть с себя пережитый ужас. Родной мир камер слежения, планшетов, внутренних телефонов вновь окружал его, прогоняя из сознания клочки удушливой темноты. Кошмар рассеялся, а вместе с ним, к счастью, и ошеломляющая уверенность, что все недавно увиденное происходило на самом деле.
Он болен. По‑настоящему болен. Несомненно, болен.
Кому‑то понадобился портье. Кто‑то звонит. Господи, давно ли? Который теперь час? Сет развернулся в кресле и схватил трубку с пульта.
Он кашлянул и тут же рефлекторно проговорил в телефон:
– Сет у аппарата.
На линии помехи. Но чей‑то голос прорывался сквозь треск и шорохи.
– Сюда, – услышал Сет.
Или «туда»? Голос мужской, ему не знакомый. Портье поглядел на пульт. Красная лампочка моргала напротив квартиры номер шестнадцать.
Сет выронил трубку.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Зеркало было повернуто к стене. Всю ночь в нем отражались благородные Лилиан и Реджинальд, запечатленные в масле, а не Эйприл, испуганно съежившаяся на кровати.
Эйприл отвернула зеркало, потому что оно напугало ее. Но это всего лишь высокое зеркало, которое стоит в темной комнате, в старой квартире, в странном городе, где размышляет и грезит усталая и взволнованная девушка, ошеломленная всем увиденным. Просто разуму, перегруженному информацией, померещилось чье‑то присутствие. Ничего больше.
Тусклый утренний свет забрезжил в оконных рамах, просочился сероватой дымкой сквозь капроновые занавески. Эйприл не стала задергивать на ночь портьеры, чтобы не чувствовать себя в ловушке, хотя окна, выходящие на Лаундес‑сквер, едва ли могли служить путем к спасению. Все лампы тоже до сих пор горели, заодно с люстрами под потолком.
Поражаясь тому, как сознание изобретает разные страхи, чтобы помучить ее, Эйприл выбралась из кровати и взглянула на небо – темное, подернутое оранжевыми полосами. Казалось, будто ночь уже в девять утра собирается заявить на землю свои права.
Усталая и напряженная, словно не спала ни минуты, Эйприл раздвинула капроновые занавески, впуская в комнату как можно больше света. Когда она расправляла складки тонкой ткани, что‑то ударилось об пол у ног и покатилось. На ковре лежало перевернутое сине‑белое блюдце, а рядом с ним – ключ с брелоком в виде бабочки. По размеру он вполне соответствовал ящикам бюро. Эйприл сейчас же подошла к массивному темному комоду рядом с изножьем кровати.
Ключ повернулся в первом замке с негромким щелчком, который Эйприл не столько услышала, сколько ощутила пальцами.
Внутри оказалось множество билетов – на поезд, на самолет, даже на морское путешествие. Все они накапливались в течение года, после чего их стягивали красной резинкой и укладывали в верхний ящик бюро. Однако ни один не был прокомпостирован, проштампован или надорван по линии контроля. Здесь хранились билеты для путешествий запланированных, но так и не совершенных. И на многих пунктом назначения были Соединенные Штаты. Начиная с 1949 года Лилиан пыталась покинуть дом.
Эйприл вспомнила слова Стивена о том, что, выходя из Баррингтон‑хаус на ежедневную прогулку, Лилиан каждый раз прощалась, словно навсегда. И что в день смерти при ней был маленький чемоданчик с просроченным паспортом и билетом на самолет – она явно собиралась отправиться за море. Но почему же Лилиан перестала общаться с сестрой и родственниками, если Соединенные Штаты были столь важным для нее местом, куда она так стремилась попасть? Что‑то не сходится.
Эйприл слышала о ритуалах, какие исполняют люди одержимые, о том, как они неукоснительно следуют своими нерациональными маршрутами, и все это лишний раз подтверждало, что двоюродная бабушка лишилась рассудка. Ее сознание помрачилось четыре десятилетия назад. Надев старинную шляпку с вуалью, Лилиан выходила из дома, намереваясь отправиться в Америку, но через час неизменно возвращалась – в смятенных чувствах, потеряв ориентацию в пространстве, чтобы затем успокоиться и на следующий день начать все сначала. Если бы речь шла не о ее бабушке и благодетельнице, Эйприл просто улыбнулась бы подобной нелепице, но она вместо того задалась вопросом: почему в наше время такой богатой престарелой даме позволяли на протяжении многих лет совершать подобные прогулки?
В следующем ящике лежали копии свидетельств о рождении Лилиан и Реджинальда, старые негашеные марки, медали Реджинальда, его обручальное кольцо и локоны волос в пластиковом пакете. Под всем этим покоились толстые стопки бумажек: квитанции, страховки, счета за квартиру, аккуратно разложенные по конвертам. Двоюродная бабушка была столь же дотошной, сколь безумной. Эйприл решила, что обязана разобраться во всем этом.
В нижнем отсеке бюро, если только не существует еще какого‑нибудь сейфа или банковской ячейки, помещались последние, до сих пор неведомые, остатки бабушкиного наследства. Эйприл ударил в нос сильный, но не лишенный приятности запах карандашных опилок, пыли и высохших чернил. Он завис облачком перед ее лицом, а затем быстро вернулся в темный деревянный ящик, который, как видела Эйприл, был заполнен книгами. Все в простых обложках, изданные в те времена, когда на печать и переплет смотрели как на искусство. Каждый том был либо в холщовой, либо в кожаной обложке. Пропыленные и позабытые, эти книжки, однако, проливали свет на финал жизни двоюродной бабушки.
Открыв красный томик, лежавший сверху, Эйприл обнаружила разлинованные страницы, исписанные от руки, однако без дат. Она пролистала несколько негнущихся страниц и скоро поняла, что записи, сделанные неуверенной рукой, отделены друг от друга вложенными листами.
Почерк с трудом поддавался расшифровке. Это «б»? То, что сначала показалось похожим на «п», было все‑таки «н». Все буквы так сильно заваливались вправо, что согласные буквально лежали на строках, вжимая гласные в голубые линейки. Эйприл пробежала глазами последнюю запись. В ней говорилось что‑то о том, что «утром надо попробовать еще раз». И «пойти через Бэйс‑уотер‑роуд, которую я не видела много лет».