Оглянитесь вокруг себя. Прямо сейчас. Сделайте это. Наверняка же окружающая обстановка ничуть не заставляет вас сомневаться в реальности происходящего? Небо имеет естественный цвет, люди выглядят так, как они должны выглядеть, мебель выглядит именно так, как она всегда выглядит. С чего бы вам, бодрствующему в данный момент человеку, сомневаться в том, что вас окружает? Запомнили это чувство? Вот то же самое я ощущал в осознанном сновидении. Вы видите все так же естественно, как и во время бодрствования, но в тот же момент понимаете, что на самом деле находитесь во сне и если вы хорошенько сконцентрируете свои мысли, то сможете превратить свой сон во что угодно – главное фантазия.
Правда, мне стоит обмолвиться, что правильнее было бы описывать все происходящее упомянутым раннее термином «реальнее реального», но, не испытав на себе осознанного сновидения, человек не сможет целиком осознать сущность этого понятия. Поэтому я только скажу, что тогда во сне я испытывал чувство реальности ничуть не хуже, чем во время бодрствования… и даже лучше.
Поразмышляв в течение еще нескольких секунд о восприятии окружающей обстановки и возможности менять свой сон как заблагорассудиться, я решился на то, на что прежде еще никогда не решался. Я почувствовал непреодолимое желание «выйти за пределы своего сознания». Я подошел к единственной двери в доме, ведущей наружу, взялся за ручку, закрыл свои ментальные глаза и представил себе красивый пейзаж со скрывающимся за горизонтом Солнцем. В следующий миг я потянул дверь за ручку и моментально оказался вне дома на берегу то ли океана, то ли моря, то ли озера… это уже было не важно, но все же я тогда решил, что вижу перед собой океан.
|
|
Передо мной простирался невообразимых масштабов пейзаж. Клянусь, я почувствовал, как мне в лицо подул легкий морской бриз. Увиденное поразило мое воображение, а когда у меня промелькнула мысль, что мое воображение, по сути, поражается самому себе, я так и вовсе чуть не вывалился из сна от новой волны положительных эмоций.
Я стоял на берегу, покрытом зеленой колышущейся травой, которая чуть дальше от меня незаметно переходила в огромный необъятный синий океан. Я все еще чувствовал легкий бриз, но при этом видел перед собой кристально чистую и безмятежную воду. Огромный океан будто застыл во времени, спрятав все свои волны, а недалеко от берега в нем отражался слабый фиолетовый оттенок неба.
Однако все это не шло ни в какое сравнение с тем чудом, которое красовалось на самом горизонте, где встречались небо и океан. Прямо над горизонтом висел яркий мерцающий шар воображаемого мною Солнца и светился нежным фиолетовым цветом. Этот идеальной формы светящийся шар целиком отражался в синем океане и точно так же поблескивал из воды фиолетовым оттенком. Два Солнца. Одно над горизонтом, другое под ним в кристально чистой воде. Такого я никогда прежде даже вообразить себе не мог, что уж говорить о работах художников, которые я мог где‑либо видеть. Пусть в реальности я не художник, но сейчас я нарисовал себе самую лучшую картину из всех когда‑либо мною увиденных.
Да, это все еще так – я никогда не принимал никаких запрещенных веществ для быстрого улучшения своего душевного состояния, но я готов утверждать, что те чувства, которые я тогда испытывал, находясь на воображаемом берегу из зеленой травы и любуясь нарисованным моим мозгом пейзажем из двух Солнц, не сравнимы ни с чем. Это абсолютный покой. Человек в принципе не способен чувствовать себя более спокойным в жизни. Меня не волновало вообще ничего, я будто достиг некой непостижимой точки понимания смысла жизни, будто осознал, насколько бессмысленны 99,9 % всех жизненных забот, которые нас так беспокоят каждый день. Казалось будто… вот оно! Вот для этого каждый человек рожден и вот он смысл!
|
|
Конечно, в действительности это было всего лишь ощущение… чувство, спровоцированное чрезмерной стимуляцией мозговых участков, отвечающих за удовольствие, и на самом деле ничего такого непостижимого я в тот момент не понимал. Мне просто так казалось.
В конечном итоге положительные эмоции достигли своего пика и весь пейзаж медленно растаял передо мной. Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим на диване под толстым пледом. Я посмотрел на наручные часы, которые показывали стандартные 7:01 утра. Полежав так несколько секунд, я постарался как можно лучше запомнить весь свой осознанный сон. Я вспоминал пейзаж из двух Солнц, своего деда, фиолетовое пламя и весь дом. Меня посетила мысль, что хорошо бы было наведаться в этот дом как‑нибудь, а то я там не был уже более десяти лет с момента смерти деда.
Потянувшись, я бодро вскочил с дивана. Окинув взглядом комнату, у меня возникло чувство, будто мой осознанный сон был настолько ярким, что я перенес его частичку в реальность. Впервые за несколько дней из окна пробивались нежные солнечные лучи. Я подошел к окну, выглянул наружу и не увидел никаких признаков дождя. На стекле не было ни единой капли, на небе не наблюдалось ни единой тучи, а сквозь небоскребы пробивались лучи восходящего Солнца. На секунду мне показалось, что небо имеет фиолетовый оттенок, но я быстро проморгался и нехотя прогнал остатки прекрасного сновидения. Непривычное это было ощущение. Я начинал день с позитивных мыслей и пока что ничего не предвещало беды.
|
|
Полюбовавшись уже реальным пейзажем мегаполиса, я развернулся и побрел в ванну. Первым делом я уставился в зеркало. Поразительно. Мне казалось, будто часть моих морщин вообще куда‑то исчезла, я явно выглядел отдохнувшим и бодрым. Неужели хорошее сновидение может оказывать столь положительное влияние на человеческий организм? Я присмотрелся к своим вискам, к своим седым волосам. Седые волосинки только начинали появляться то тут, то там, но я уже как‑то машинально считал себя седым, хоть до такого состояния мне еще следовало прожить лет пятнадцать.
Я отвлекся от зеркала на какой‑то мимолетный шум в зале.
Послышалось?
Я вышел из ванны и прошел в зал. Солнце уже заполнило светом всю квартиру и в комнате не было ни души.
Чего это я? Что я тут хочу увидеть?
Я прошел к дивану, на котором спал, осмотрел его и заметил на нем капли крови. Следом я перевел взгляд на свою правую руку и обнаружил небольшой порез возле локтя. На полу лежали осколки разбитого стакана. Вчера я до такой степени вымотался за день, что после ухода Кристен заснул моментально. Наверно поэтому я не мог вспомнить, как и где засыпал и не совсем понимал, как я умудрился разбить стакан. Очевидно, его осколками я и порезался.
Затем я обратил внимание на едва заметные капельки на полу, которые вели в мою спальню. Дверь спальни была слегка приоткрыта и я точно помнил, что она была закрыта, когда шел в ванну. Я насторожился и потянулся к своему пистолету, висящему в кобуре на стуле. Не позаботившись о том, чтобы надеть хотя бы штаны, я осторожно вытянул пистолет, взял на мушку приоткрытую дверь и двинулся в сторону спальни.
Из спальни не доносилось ни единого звука, в доме была абсолютная тишина. Подойдя вплотную, я осторожно просунул дуло пистолета за дверь и толкнул ее. На первый взгляд в комнате никого не было, но под одеялом кровати лежало нечто сферической формы. Казалось, будто там накрыт мяч. Я оглянулся по сторонам, затем обратил внимание на свой большой шкаф.
Бесшумно подойдя к шкафу, я резко открыл дверцу и направил внутрь пистолет – там была только одежда. Тогда я развернулся в сторону кровати и заметил нечто такое, от чего мне стало не по себе. Что‑то округлое было прикрыто пледом, один из концов которого свисал с кровати до самого пола… и как раз с этого конца капала кровь. Я нервно сглотнул, когда заметил пятна крови на других частях кровати. Держа пистолет в левой руке наготове, дрожащей правой рукой я резко сдернул покрывало.
Сложно передать тот ужас, который я испытал от увиденного. Дрожь по всему телу. Мурашки по коже. Страх, обволакивающий мое сердце. Мои волосы встали дыбом. Я остолбенел. Мой пистолет выпал из руки и выстрелил куда‑то в воздух, но я даже не дернулся от случайного выстрела. В полном оцепенении я смотрел на огромную лужу ядовито красной крови на моей постели и на лежащую в центре изуродованную оторванную голову маленькой девочки африканской наружности. Голова была будто вручную с потрохами оторвана от тела. Я мог наблюдать ошметки кожи, которые когда‑то были частью груди этой девочки. А ее лицо… через все лицо по диагонали проходили пулевые отверстия от автоматной очереди. Черты ее лица невозможно было разглядеть. В голове были только дырки от пуль, из которых сочилась темно‑красная кровь, а на лбу сквозь прорванную кожу выглядывал кусок ее черепа.
Я проснулся. Снова. На этот раз по‑настоящему.
Все это пережитое мною безумие называется ложным пробуждением. У многих бывают ложные пробуждения и в этом нет чего‑то особенного. Ложное пробуждение даже ничем от обычного сна не отличается, такое название было придумано чтобы как‑то выделить особые переживания во сне. Важной особенностью ложного пробуждения является тот факт, что во время такого сна человек уверен, что только что проснулся. Будучи полностью уверенным в своем пробуждении и ничего не подозревая, человек начинает во сне свой самый обычный день своими самыми обычными делами. Ложное пробуждение отличается от обычного сна тем, что во время ложного пробуждения должна присутствовать конкретная обстановка, а именно, ситуация когда человек оказывается точно в том месте, где он в большинстве случаев засыпает и просыпается. В обычном же сне, человек может находиться в какой угодно ситуации. Нужно лишь помнить, что ложное пробуждение так же является обычным сном.
Чем плоха моя ситуация этим утром, так это тем, что после осознанного сна я не проснулся, а перешел в другой бессознательный сон, который по обстановке почти идеально походил на самое обычное пробуждение. Мне кажется, именно из‑за таких обстоятельств на меня так сильно повлиял очередной жутчайший кошмар. Во сне я свято верил, что уже проснулся. Не было ни малейшего намека на то, что это сон.
Ни малейшего намека, ну да, – я вспомнил, как в кошмаре мне на секунду показалось, будто небо было фиолетовым.
А кошмар на меня повлиял не слабо. Проснулся я с немного учащенным дыханием и сильно бьющимся сердцем, причем не на диване, а у себя в кровати. Я немного приподнялся и обратил внимание на то, как у меня подрагивают руки. Я постарался сжать обе кисти в кулаки и мне это едва удалось. Меня все еще одолевала утренняя усталость, а дрожь будто отбирала контроль не только над руками, но и над всем телом.
Зазвонил будильник на смартфоне. На часах было 7:02 утра.
Ну да, пробуждение как всегда по графику в 7:01, причем во сне тоже.
Все еще учащенно дыша, я выключил будильник, поднялся с кровати и подошел к окну. Не знаю, был ли это остаточный эффект от шока и как следствие мое восприятие реальности стало более мрачным, но мне казалось, что за окном только тьма. Нет, конечно, было понятно, что снаружи уже утро, но темные тучи висели так низко и выглядели такими мрачными, что у меня складывалось впечатление, будто они вот‑вот проникнут ко мне в комнату и затопят меня ледяным дождем.
Дождь. В отличие от своего радостного и не предвещающего ничего плохого начала кошмара с ярко сияющим сквозь окно Солнцем, в реальности по моему окну мерзко стучал дождь. А ведь когда‑то я любил дождь. Сейчас же он у меня не вызывал ничего кроме депрессивных мыслей.
Я почувствовал резкую боль в висках и прислонился лбом к холодному окну. Едва ощутимые вибрации от стучащего по стеклу дождя проникали в мою голову. Мне не очень хотелось это делать, но все же я решил прокрутить в голове последние два сновидения… ведь было же и хорошее. У меня был осознанный сон, во время которого я испытал массу положительных эмоций. Я увидел своего давно умершего деда, услышал его теплый понимающий голос, побывал в старом доме.
Старый дом. Я ухмыльнулся, вспомнив о нем. В кошмаре я тоже вспоминал об этом доме, я размышлял о возможности побывать в нем снова, а теперь, когда проснулся и находился в относительно здравом уме, я вспомнил, что этот дом сгорел около семи лет назад от удара молнией. Сгорел дотла, от него ничего не осталось. Ни моих любимых кресел‑качалок, ни книжной библиотеки моего деда, ни того уюта, который в нем был. От чудесной рукотворной хижины деда остались только воспоминания. Этот дом жил в моих воспоминаниях по соседству с моим дедом.
Я подумал еще немного и вспомнил фразу из осознанного сновидения «все думающие люди – атеисты». Очевидно, мой осознанный сон не был все же на сто процентов осознанным, раз я решил в нем, что это было название книги. В реальности книг с таким названием не существовало, по крайней мере, книг за авторством Эрнеста Хемингуэя. На самом деле это было всего лишь колкое изречение любимого писателя моего деда. Писателя, который в течение всей своей жизни, возможно, размышлял как раз о смысле этой жизни и писателя, в конечном итоге застрелившегося из любимого ружья из‑за тяжелейших психологических проблем. Во всяком случае, в голове у меня остались такие воспоминания о нем. Вряд ли кто‑то знал истинную причину его самоубийства. Я уж точно не знал, это скорее были мои депрессивные размышления, возможно, имеющие мало общего с действительностью.
Фразу «все думающие люди – атеисты» я впервые увидел в детстве как раз во время проведения своих зимних каникул в доме деда. Это была какая‑то газета со статьей о писателях и, листая ее, я наткнулся на такое изречение. Я был совсем не в том возрасте, чтобы суметь понять смысл этой цитаты, но все же почему‑то запомнил ее. Теперь же, в возрасте тридцати четырёх лет я начинал понимать. Я не имел еще каких‑то своих четких взглядов о смысле жизни, но чувствовал что постепенно, незаметно для самого себя, прихожу к каким‑то выводам.
Писателя Хемингуэя, возможно, такие размышления и свели с ума, от чего он и застрелился… меня тоже посещают подобные мысли. Как же закончу я?
Я попытался заглушить депрессивные мысли воспоминаниями о красивейшем закате двух Солнц из своего осознанного сна. На какое‑то мгновение я успокоился и почувствовал, как замедляется ритм моего молотящего сердца, но мысли об Альме нагрянули сами собой. У меня перед глазами отчетливо возник образ оторванной и жестоко изуродованной моим автоматом головы. Головы маленькой африканской девочки, которую я убил. Я не хотел, правда. Так случилось, это была случайность. Да и будь я виновником ее смерти, она все равно бы не прожила долго. В том обществе, где она жила, детей использовали как пушечное мясо.
Когда я уже перестану искать оправдания?
Я ощутил, как у меня спонтанно начинают наворачиваться слезы, но словно мне было их от кого сейчас скрывать, я взял себя в руки и сдержал эмоции.
Окно или подоконник? Нет, не окно, потом новое ставить придется.
И я со всей силой ударил правым кулаком по подоконнику, не заметив стоящее на нем фарфоровое блюдце, которое забыл убрать после одного из своих чаепитий. Под сокрушительным натиском моего кулака, блюдце разлетелось на осколки. Я посмотрел на свою руку и увидел, как рассек кожу на мизинце. Кровь уже лилась ручьем, но боли я пока что не чувствовал.
– Твою мать! – выругался я.
Осознав, что только что натворил, я пошел ванну, промыл рану, начинавшую уже хорошо побаливать, достал бинты и кое‑как перевязал руку. Теперь боль от пореза ощущалась в полной мере и у меня промелькнула мысль ударить во что‑нибудь левым кулаком. К счастью, я вовремя одумался. Я посмотрел в зеркало. Жуткий вид. Черные волосы на голове стоящие дыбом, чуть ли не черные круги под глазами, щетина. Мне даже показалось, что у меня добавилось морщин. Затем я обратил внимание на свою перебинтованную руку. Не самый лучший у меня вид.
Имея в полном распоряжении только одну руку, я неуклюже постарался умыться, побрился и попробовал частично принять душ. Затем вышел из ванны, посмотрел на осколки поверженного фарфорового блюдца и решил убрать этот мусор как‑нибудь потом. Я оделся, надел кобуру с пистолетом, достал пистолет, передернул затвор и, поглаживая большим пальцем левой руки спусковой крючок, направил дуло прямо себе в лицо. Посмотрев немного в ствол своего смертельного оружия, я поставил пистолет на предохранитель, спрятал обратно в кобуру и направился в Бюро.
Глава 2
Я поставил машину на стоянку и пошел ко входу в Бюро. По пути, все еще пытаясь совладать со своим настроением и легкой дрожью в руках, я пришел к выводу, что мне срочно нужно было что‑то сделать со своим унылым выражением лица. Мне необходимо было натянуть какую‑то маску, установить защитный барьер, хотя бы попытаться сделать вид, что я всем доволен. Потому что попадись я на глаза кому‑нибудь в таком виде, меня сию минуту отошлют в заведение для больных или хуже того, для душевнобольных.
– Доброе утро, Люси. Где же мой обещанный чай? – с широкой улыбкой на вооружении я сразу пошел в наступление.
– Доброе утро, Мистер Стиллер! – улыбнулась в ответ Люси. – Только вчера общалась с отцом, завтра уже будет посылка.
– Замечательно! – радостно воскликнул я и саркастически добавил. – А то моя нервная система уже воет.
– Все будет, продержитесь еще денек, – заверила меня Люси и перевела свой взгляд на мою перебинтованную руку. – Что у вас с рукой?
– Сонный был с утра, порезался во время приготовления завтрака, – выдал я первое, что пришло мне в голову, так как совсем позабыл о бинтах на руке.
Мой ответ прозвучал как минимум странно и она уже начала обращать внимание на «помятый» вид моего лица:
– Вы что‑то сегодня…
– Да‑да, все хорошо, Люси. Извини, сегодня полно работы, я пошел, завтра жду с утра чай, – оборвал ее я и поспешил внутрь здания. Люси же только провела меня недоуменным взглядом.
Я поднялся на лифте на пятый этаж и направился в конференц‑зал, где сегодня должен был состояться показательный брифинг – собрание, на котором ожидалось присутствие всех людей, имеющих хотя бы наименьшее отношение к работе над текущим делом.
По моим прикидкам сегодня я должен был лицезреть всех до единого сотрудников отдела криминальных расследований, возможно, несколько личностей из других отделов, Райана и своего отца Роберта. Намечался всеобщий разбор полетов и поиск виновных, потому как последние два дня мы, можно сказать, стояли на месте и как следствие получили новый труп. И хотя предвидеть случай Нейтана Новика никто не мог, сложившуюся ситуацию следовало, как минимум, серьезно обсудить.
На первый взгляд может показаться, что убийствами на полном серьезе занимается только пара‑тройка человек, а все остальные сотрудники лишь бездельничают и снуют туда‑сюда, создавая видимость активной массовой работы, но это совершенно неверное мнение о работе ФБР над расследованиями.
Каждым убийством занимается внушительное количество людей с самыми разными обязанностями. Работа большинства аналитиков заключается в сборе и систематизации абсолютно всей информации по преступлениям. Только благодаря таким людям, как Джейкоб Броуди, Джемма Римар, Дэниэл Самптер, Джоан Иванек и еще дюжине аналитиков мы имеем возможность не запутаться в бесконечном потоке информации. Они просеивают громадные объемы данных, что обычно означает такую очевидную вещь, как изучение досье сотен лиц, причастных хотя бы косвенно к преступлению, но так же это означает и совсем уж неожиданное занятие вроде изучения того, что эти люди ели в определенный день на завтрак, если того потребует дело.
Предположим, что в городе живут две лучшие подруги: Элис и Синди. На одной из вечеринок Синди кто‑то подсыпает в бокал с напитком яд и уже через несколько секунд ее сердце останавливается навечно. Само собой, Элис, как ближайшую подругу Синди, в первую же очередь проверят на наличие мотива, хоть и будут делать вид, что все вопросы ей задаются в качестве свидетельницы, но мало кто может подумать, что с такой же тщательностью станут проверять какую‑нибудь другую случайную личность, которая знала убитую Синди по мимолетному разговору в аэропорту Сан‑Франциско три года назад. Несомненно, проверять столь отдаленно знакомого человека станут только если о нем по каким‑то причинам узнают и решат, что его следует проверить, но в Бюро это обычная практика. Здесь исследуют все возможное и невозможное.
Конечно, стоит обмолвиться, что в действительности до столь глубокого расследования доходит не часто, но если уж дело того потребует, будьте уверены, аналитики ФБР достанут кого угодно из‑под земли. Единственное препятствие в этом деле – это незнание направления, в котором аналитикам следует копать. И это наш случай.
Ничуть не меньше ценится работа всех штатных судмедэкспертов. Некоторые считают, что в силовых структурах работают патологоанатомы, но это заблуждение. Патологоанатомы похожи в своей деятельности на судмедэкспертов, но имеются и некоторые различия. Самое главное отличие состоит в том, что патологоанатом, по сути, является доктором и работает в больнице. Кроме очевидного вскрытия трупов, его работа по большей части заключается в исследовании изменений, возникающих в клетках и тканях организма.
Судебно‑медицинские эксперты же или как их «ласково» называют патологоанатомы «потрошители» работают исключительно в силовых структурах вроде полиции и ФБР. Они имеют такое же медицинское образование, как патологоанатомы, но работа их по большей части заключается в установлении причин смерти жертв, времени смерти и сборе улик на месте преступления. И судмедэксперты, и патологоанатомы обычно являются невероятно эрудированными людьми, с которыми легко можно общаться на любые темы, но есть у них и темная сторона. Ввиду специфики своей профессии многие из них становятся невыносимыми циниками и безумно обожают черный юмор.
Если аналитики являются анализаторами информации, то судмедэксперты в какой‑то степени больше походят на добытчиков прямых улик. По сути, со стремительным развитием медицинских наук и технологий за последнее время, мы пришли к такому положению вещей в структуре расследований, что девяносто процентов всех дел раскрывается исключительно благодаря работе судмедэкспертов. Сейчас уже мы принимаем это как должное и особо не задумываемся над их работой, а ведь почти всегда именно они являются единственными сотрудниками силовых структур, на основании экспертизы которых делается окончательный вывод о виновности или невиновности человека в убийстве. И потому иметь судмедэксперта в числе врагов считается плохим знаком.
Люди же вроде меня и Дэвида официально занимаются руководством и направляют работу отдела в нужное русло. Однако в нашем случае имеются свои особенности. Обычно в любом отделе существует определенное количество специальных полевых агентов, которые занимаются самой настоящей полевой работой. Такие люди лично присутствуют на каждом месте преступления, изучают его, ведут беседы со всеми возможными свидетелями и они – единственные люди, которые занимаются выслеживанием и поимкой преступников. Мой отдел криминальных расследований имеет немного нестандартную структуру, которую приобрел три года назад по нашей с Дэвидом общей инициативе.
В идеале, как руководитель, я должен в основном протирать штаны бюрократией у себя в кабинете, раздавать всем указания и вызывать на ковер каждого провинившегося сотрудника. Такой расклад дел меня совершенно не устраивал, если не сказать, что сводил бы с ума и потому примерно половину всей этой работы я поручил Дэвиду, который еще три года назад занимал главную руководящую должность нашего отдела, а потом передал свои полномочия мне. Так что в данный момент на мне висит лишь часть бюрократии, причем меньшая ее часть, и почти вся полевая работа.
Отсутствие дополнительных полевых агентов с легкостью компенсируется находящимся в моем распоряжении отрядом спецназа быстрого реагирования, но и такое положение вещей тоже должно недолго просуществовать. У нас полно кандидатов, буквально рвущихся в бой. Первый в моем списке – Джейкоб Броуди – без ветра в голове, с адекватной оценкой своих способностей и блестящим умом.
В остальном же я предпочитаю работать в одиночку над самыми важными делами, а Дэвиду поручаю все остальные более легкие преступления, которыми он, в свою очередь, занимается сам или делегирует другим сотрудникам отдела. Получается так, что и Дэвид и я делим полевую работу и бюрократию примерно пятьдесят на пятьдесят. За последние годы такой подход показал себя более чем эффективно.
По пути в конференц‑зал мой смартфон в кармане пиджака издал характерный звук. Я замедлил шаг, достал смартфон и открыл новое СМС: «Нейтан, ты не поверишь, кажется, у меня сегодня был осознанный сон. Кристен».
Я остановился в нескольких метрах от двери, ведущей в конференц‑зал.
Вот так сразу? В первую же ночь? Да еще и меня успела известить, – я подумал, что Кристен все же несколько навязчива и начал набирать ответное СМС: «Ты права, не пов…»
И остановился, стерев все только что написанное.
Стоп. Откуда она знает мой номер? Мы вроде вчера не до беспамятства напились.
Я написал другое СМС: «Откуда у тебя мой номер?», и пошел дальше.
Открыв дверь конференц‑зала, я на какое‑то время остановился в дверях, любуясь неисчислимой толпой людей. Внутри было людно… очень людно, похоже, что сегодня и в правду собрались не только все сотрудники нашего отдела, но и специальные «звезды» других отделов. Складывалось впечатление, что все ждут начала театрального представления.
И ведь театральное представление в действительности должно было иметь место. Мне следовало провести для всех новых лиц в зале показательное выступление о текущем состоянии нашего расследования. Необходимо было разобрать все на части, рассказать мельчайшие детали нашего расследования и, по возможности, объявить свой план действий по поводу сложившейся ситуации.
Черт, меня будто на ковер вызвали сегодня. Будто это я виноват во всех этих убийствах и должен перед всеми отчитываться!
– Даже не думай об этом! Ты в прошлый раз уже проявил свою бездарную инициативу! – послышался повышенный недовольный тон Дэвида.
– Если бы вы на пару со Стиллером тогда не вставляли мне палки в колеса, я бы поймал Купера в первый же день без всей той суматохи! – свято веря в свою правоту, отвечал Райан.
– Ты сейчас о каком Стиллере? Младшем? Старшем? – стоя в дверях, я прервал их спор безразличным тоном.
Услышав меня, оба раздраженно обернулись в мою сторону, с таким видом, будто я оторвал их от обсуждения какого‑то вселенски важного вопроса, но ни Дэвид, ни Райан ничего мне не ответили. Только Дэвид напоследок фыркнул в адрес Райана:
– Никакой машины ты от нас не получишь.
В кармане моего пиджака раздался очередной сигнал оповещения нового СМС.
– Думайте над текущим делом, а не над прошлым, – все таким же безразличным тоном произнес я, открыл СМС и уселся в кресло рядом с Броуди.
СМС гласило: «Похоже, ты удалил не всю секретную информацию из планшета:‑)»
Дэвид и Райан, словно соперники на ринге после очередного напряженного раунда, недовольно разошлись по углам. Я посмотрел на Джейкоба.
– Давно они так? – спросил я, а сам вспомнил, как отдал вчера Кристен планшет, содержащий номер мобильного телефона его владельца – меня.
– Да все утро о чем‑то понемногу спорят. Причем б о льшую часть времени Фокс вообще пытался не обращать внимания на подначивания Аркетта, но в конечном итоге не выдержал его напора и перешел на повышенный тон.
– Ну естественно, главный провокатор. О чем хоть спорили? – я принялся набирать новое СМС.
«Точно, совсем забыл. И ты права, не поверю в твой осознанный сон, нужны доказательства:‑)»
Набрать довольную рожицу в конце сообщения оказалось задачей не из простых, но я все же заставил себя поставить этот чертов смайлик в конце.
Ужас, только позавчера познакомились, а уже смайлики друг другу шлем. Меня пугает такая скорость развития событий.
– Фоксу зачем‑то понадобилась личная машина. От нашего Бюро требовал, – Джейкоб украдкой взглянул на сидящего в нескольких метрах от нас Райана.
– Сказал зачем она ему?
– «Проверить зацепку» – его слова.
– Понятно.
Я посмотрел немного в пустоту, затем вновь окинул взглядом всех присутствующих. Мой взгляд остановился на седом мужчине лет шестидесяти на вид. Он был очень тощим и я бы даже сказал костлявым. Было видно, как кожа натянута на его череп и как сильно выступали кости его скул. Он был гладко выбрит, а его редеющие седые волосы были зализаны на бок для сокрытия проступающей лысины. Так же он был единственным в этом зале, кто не был одет в официальный костюм. На нем был белый халат, из‑под которого выглядывала черная водолазка. Мужчина спокойно сидел, уставившись в одну точку, и не обращал никакого внимания на окружающую его суматоху. Я точно никогда прежде его не видел, но раз его пустили на брифинг, то он наверняка являлся кем‑то относящимся к расследованию.
– Нашли что‑нибудь новое по нашему делу? – отвлекся я от осмотра нового лица в зале.
В ответ Джейкоб только пожал плечами.
– Ну хоть что‑то новое? По Новику, например, – мой смартфон вновь завибрировал.
«Вечером расскажу:‑)», – гласило последнее СМС.
– Все что могли выяснить, выяснили еще вчера. Кроме слов Новика, отметин электрошокера на шее и некоторых намеков в спальне, ничто более не связывает его с предыдущими жертвами, – он подумал немного и добавил, – или связывает нечто такое, о чем мы даже не подозреваем.