ПРОЛОГ. В сером пальто, с саквояжем, в котором ночь, выйдешь из дома, где только уснул дворецкий…
Павел уже два часа сидел в столовке на Старо - Невском над чашкой с остывшим кофе. И вертел в руках ключ от Изольдиной квартиры. Из довольно бессвязного телефонного разговора, он понял только две вещи: Женька вернулась, и девки почему-то ссорятся. Причем, Динка просит срочно прибыть к ним, и с Птицей разобраться. И он, бросив предновогодние хлопоты во дворце, и отмахиваясь от директора, совавшего ему в руки какие-то важные бумаги, тут же сорвался в Питер. Впрочем, за время, проведенное в холодной электричке, его прежнее горячее желание увидеться с Женькой, слегка остыло. И теперь он пребывал в некоторой растерянности.
- Приехала, и, видимо, давно, но до сих пор не позвонила... – размышлял он, разглядывая из окна заведения знакомый дом на противоположной стороне улицы. - Да еще Динка обиженным голосом что-то бубнила про какие-то «птичьи» отношения с Сашей…
У Женьки что – роман с сержантом?!! Бред какой-то! Но с другой стороны – чем черт не шутит, пока бог спит? Прошлый раз мы так внезапно расстались, что я не успел понять – почему? Женькин отъезд был похож скорее на бегство с поля боя, чем на привычное возвращение домой. Не знаю, что и думать. Вероятно, я все-таки чем-то ее обидел…
- Так уж и не знаешь? – ядовито поинтересовался внутренний голос. – Сначала сам, как ты выразился, «перепутал явь и сон», а потом начал подозревать ее в амурных делах с Капитаном. А в любви ты своей подружке так и не признался!
- Разве? – удивился Павел. – Я признался.
- Щаз!!! Так, бросил фразочку в экстремальной обстановке! Типа, отвяжись, дорогая, я тут серьезным делом занят - мир спасаю! Что-то мне все это сильно напоминает? А, вспомнил: «Здравствуй, дорогой друг, Карлсон! Ну, и ты, Малыш, заходи»!
Император смутился.
- Но я же потом говорил! Когда мы с Женькой здесь жили…
- Ты не «говорил». Ты о странностях любви размышлял! И все больше у Женьки интересовался – что у НЕЕ с тобой? А после отъезда так сильно на нее обиделся, что из Сети исчез и звонить перестал.
- Я был занят!
- Ага! Настолько, что даже ключ от квартиры Изольде до сих пор не вернул? Не говоря уже о том, чтобы метнуться за Птицей и притащить ЕЕ обратно!
- И что ты предлагаешь? – устало поинтересовался Павел.
- Что? Иди – разбирайся! Тебя же за этим сюда позвали!
Пока он думал над тем стоит ли ему подняться наверх и открыть дверь своим ключом, или позвонить в домофон, к дому подъехало такси, а из парадного вышла Динка под ручку со старой актрисой. О чем-то весело переговариваясь, они сели в машину и уехали.
- И зачем надо было ябедничать и меня звать? – удивился он. – Судя по внешнему виду, у девушки все в порядке.
Он вздохнул, отодвинул в сторону чашку, встал и забрал с вешалки куртку.
За то время, что он проторчал в столовке, народу прибавилось. Стайка вечно голодных студентов, громко галдя, выгребала из кошельков остатки стипендии.
И вожделенно поглядывала на его почти свободный столик.
- Ладно, сменим дислокацию – сказал он сам себе. - Все равно здесь посидеть спокойно уже не дадут.
Павел оделся и вышел. На улице стремительно темнело. Желтые кораблики, украшавшие электрические столбы, медленно плыли куда-то сквозь легкую декабрьскую метель. А над дорогой между домами горели замысловатые гирлянды из ярких лампочек. Он подумал о том, что встречать очередной Новый год в полном одиночестве, ему совершенно не хочется. Василий Юрьевич попросил его отпустить охрану и поторчать на вахте самому.
Раз уж Павел все равно никуда «убывать» из дворца не собирается. И то сказать – куда ему убывать? Женька исчезла с горизонта и домой к себе не звала. А молодежь в лице семейства Огневых приглашать его в Питер тоже не торопилась. Вот и получается, что ехать ему из Гатчины абсолютно некуда.
- Заберу Птицу – подумал он. – Посажу в «клетку». И буду развлекать себя каким-нибудь домашним скандалом. Не телевизор же смотреть?!!
Он усмехнулся, и заторопился к призывно мигавшему светофору.
Павел поднялся наверх, и повернул ключ в замке. Квартира встретила его знакомым запахом старых книг и яблочного пирога. Он расстегнул куртку и прислушался. Тишину темного коридора нарушало только привычное шарканье попугайских лап. Видимо, старина Арчи отправился на кухню в поисках корма. Да еще в кабинете раздавались приглушенные голоса. Император секунду помедлил и открыл дверь. Женька стояла к нему спиной, склонившись над лежавшим на диване сержантом. На ее раскрытой ладони странным образом пылал маленький огненный шар. Когда Павел вошел, дверь громко скрипнула, и Женька дернулась. Шар сначала плюхнулся на сержанта, а потом скатился на ковер. Запахло паленой шерстью. Птица метнулась и быстро схватила «беглеца». Но, похоже, что подобные манипуляции техникой безопасности предусмотрены не были. Потому, что она обожглась, и сначала вскрикнула, а потом заорала:
- Какого черта!!! Динка! Я же запретила в кабинет заходить!
- Это не Динка – тихо сказал император. – Это я. Извини, что помешал.
Женька схлопнула ладони, гася пламя, и обернувшись, изумленно на него уставилась.
- Откуда ты взялся?
Потом вспомнила, что не доругалась. И рявкнула на Сашу:
- Сержант, мать твоя женщина! Сколько мне раз напоминать, чтобы ты дверь запирал на ключ?!! Все! На сегодня сеанс окончен!
Саша вздохнул, поднялся с дивана и потянулся за рубашкой. Павел успел увидеть его спину, и мгновенно понял – какого икса эти двое закрывались в кабинете.
- Где это тебя так угораздило? – поинтересовался он.
- Потом расскажу – ответил сержант.
И поморщился. Видимо, упавший шар здоровья ему не добавил.
- Прости! – пробормотал Павел. – Я ж не знал, ЧТО вы тут делаете?
- Ерунда! Все прошло – пройдет и это – усмехнулся сержант. – Сам виноват, что дверь не запер. Ты лучше посмотри, что у Женьки с руками?
С руками было плохо. Правильное обращение с огнем не подразумевало его внезапного хватания. И теперь на покрасневшей птичьей ладони медленно вздувались пузыри.
- Я сейчас! – крикнул Саша.
И метнулся на кухню, где в холодильнике должен был лежать тюбик со «спасателем».
- Так откуда ты взялся? - спросила Женька, разглядывая руки, и стараясь не смотреть Павлу в глаза.
- Оттуда. Мне Динка позвонила. Попросила приехать. Я, правда, ни черта не понял – зачем?
- Чертова кукла! – недовольно пробурчала Птица. – Затем, что наша барышня вообразила, что мы с Сашкой тут для чего-то более интересного запираемся. Ну, поехала у девушки «крыша» на почве беременности. Вот и выдумывает непонятно что. А то, что мы с сержантом почти родня, и любовников мне заводить немного поздновато, до нее сейчас не доходит.
- Хм! Какие у вас тут новости интересные! Тогда давай я тебя украду, от греха подальше. И в Гатчину увезу. Пусть молодежь между собой сама разбирается. Зачем им перед праздником ругаться? Как тебе такая идея?
Женька помолчала. Потом усмехнулась.
- Ну да. Лучше нам с тобой ругаться. Мы уже такие «профи» в этом сложном деле, что можем с ребятами «мастер-класс» проводить.
- Значит, не нравится идея? И ты со мной не поедешь?
- Почему? Поеду. Сам же сказал – зачем молодежи праздник портить? Только схожу сначала на кухню и хоть пирога себе отрежу. А то в твоем буфете, поди, туристы уже все запасы съели. И плюшек моих любимых нет. А потом мы быстренько смотаемся, пока Изольда с Динкой из театра не вернулись.
- А как же Саша?
- Ну, со здоровьем у него все уже не настолько плохо. Да и не смогу я пока ничего такими руками делать. Так что процесс «отделки щенка под капитана», придется ненадолго отложить. Иди, скажи сержанту, пусть такси вызовет.
Пока они болтались в пробках на Лиговке, а потом долго выезжали из города,
Женька уснула, умудрившись свернуться калачиком на заднем сиденье. Павел покосился на нее со своего места, но решил действовать по принципу: не буди лихо, пока оно тихо. И просто сидел впереди, периодически подсказывая крутившему руль узбеку, как объехать проблемные места. Потом отзвонился директору, что скоро вернется, и тоже задремал. Но, по закону бутерброда, ему тут же начала сниться всякая гадость. И ладно бы, согласно классике, – маменька или папенька. Ему же, какого-то черта, вдруг Остров Погибших Кораблей привиделся! И Капитан злополучный.
- Тудыть! – грустно сказал император, и, дабы снова не задремать, принялся жевать прихваченный из дома пирог.
Очнувшийся вместе с ним внутренний голос, тщетно попытался напомнить, что Женька брала сие кондитерское изделие для себя.
И, если Павел пирог сожрет, то, непременно, выйдет неприятность.
- Она и так выйдет. Мы же ругаться едем. А вот тащить на руках сонную Женьку, да еще и путаясь с пакетом, задача сложная.
Впрочем, задача оказалась сложной и без пакета. Во-первых, вплотную ко дворцу машина подъехать не могла. А, во-вторых, заходить в него с главного входа император не любил. Разговоров о том, что его величество шляется по коридорам, и так слишком много. Василий Юрьевич, правда, посмеивается, что в этом - главная «фишка». И Павел, как бы, визитная карточка музея. Но это до тех пор, пока кого-нибудь из посетителей с сердечным приступом не увезут! Сотрудникам же директор как-то умудрился объяснить, что их встреча с императором – всего лишь глюк программы и неотъемлемые последствия работы в мистическом месте. Поэтому старушки смотрительницы, при виде «русского Гамлета», в обморок не падают, а вежливо с ним здороваются…
Но явление «тени» с женским телом на руках – явный перебор! И для тайного проникновения во дворец у Павла имелась хитрая дверь со стороны парка. Вдвоем с директором они однажды присобачили туда электронный замок и отключили сигнализацию. Так что в свои апартаменты император мог попадать никем не замеченным. Впрочем, до двери еще следовало добраться. Снег, выпавший, как всегда, внезапно, усложнял процесс. А спящая Птица мешала достать из кармана карточку. Кое-как справившись со всеми трудностями, он добрался, наконец, до своей комнаты. На столе уютно горела лампа, на окне стояла корзинка с какой-то снедью, а с поздравительной открытки, лежащей возле ноутбука, весело улыбалась собачонка.
- А молодец у нас директор! – пробормотал император, сгружая гостью на диван, и стаскивая с нее башмаки. – Надо будет ему спасибо сказать.
Он осторожно снял с Женьки куртку, и подсунул ей под голову подушку. Покосился на джинсы, но трогать их не решился. И просто укрыл ее пледом. Впрочем, Птица спала так крепко, что даже гремевший в парке фейерверк ее не беспокоил.
- Вот и славно трам-пам-пам! – подумал Павел. - Сейчас переоденусь, нырну в душ, потом найду в корзинке что-нибудь вкусное и полезу в Сеть. У меня там как раз «Тайна трех государей» валяется. Забавно, однако, про себя читать!!!
Он настолько погрузился в подробности своей прошлой жизни, что перестал смотреть на часы, и даже не услышал, как Женька проснулась. И очнулся только тогда, когда она подошла и положила руки ему на плечи.
- Дай мне во что-нибудь переодеться. А то джинсы почему-то сырые.
- Так ведь я тебя по сугробам тащил. А потом в них и положил, пока дверь открывал. А раздевать побоялся…
- С чего бы это? – спросила Женька, борясь с вредной пуговицей на поясе.
Обожженные руки плохо ее слушались. Павел не стал отвечать на провокационный вопрос, а просто принес халат и помог в него переместиться.
- Есть хочешь? Пирог я, правда, приговорил. Но нам тут перепало много других вкусностей от директорских щедрот.
- Потом. Пойду еще немного поваляюсь. Что-то ноги не держат. В Питере толком спать не давали. По ночам сержанту кошмары снились, а днем я по хозяйству крутилась.
Динку с Изольдой к плите подпускать нельзя: одну от запахов мутит, а вторая все время забывает – солила она суп или где?
- Замучили они тебя?
- Не слишком. Но до канадской границы мне уже не добежать. Силы явно не те. Да и возраст, знаете ли…
ГЛАВА 1. Всё, что не сказано, – тихо скажи во тьму…
Женька давно уползла обратно за ширму, а он все сидел за столом и просто пялился в монитор. Слова про «возраст» вернули его на несколько часов назад. И теперь он ломал голову – относится ли к нему в сердцах сказанная фраза о том, что любовников ей заводить «поздновато»?
- Интересно, это касается новых или старых? Можно ли считать, что я у Птицы давно завелся? Или мне уже сказано «на фиг с пляжа»? А я просто еще не в курсе?
Так, ничего и, не решив, Павел глянул на цифирки в углу монитора. Новый год уже наступил. И из парка слышалась громкая стрельба и радостные вопли.
Он встал, вытащил из корзинки бутылку, открыл шампанское, и, взяв два бокала, пошел к своей подружке. Птица не спала, а молча гоняла «шарики» в телефоне.
- Ну что? – спросил он. – С новым счастьем?
- Меня и старое вполне устраивало – ответила она, не отрывая глаз от экрана.
- Почему же ты от меня сбежала? – спросил он, почувствовав, как от этих слов стукнуло сердце. – Тебе со мной плохо было?
Женька отложила телефон в сторону и взяла из его руки бокал.
- Отчего же плохо? Хорошо. Даже слишком. Но я испугалась. Вдруг ты опять куда-нибудь исчезнешь? А я останусь пропадать тут без тебя. Поэтому я и решила, что к хорошему привыкать не стоит.
- Дурочка! Куда ж я денусь во цвете лет?
- Куда – куда? Например, к Госпоже в спальню…
- Упаси Господи! Я для нее слишком молод. И наверх не тороплюсь.
Он помолчал и добавил:
- Я, может, еще жениться хочу.
- На ком это, если не секрет?
- На одной бешеной птице. Как ты считаешь, твои мальчишки не сильно этому удивятся?
Женька рассмеялась. Допила шампанское и лукаво посмотрела на Павла.
- Они-то как раз не удивятся. Это я – слегка в ауте, если честно. Не устал ты еще по граблям-то ходить? Четвертая жена – это уже клиника.
- На самом деле – третья. С Ларри мы брачный контракт не подписывали. Так что, ты согласна?
- Куда ж я денусь? Когда я в твоем дворце. В твоем халате. И в твоей постели?
Он улыбнулся.
- «Неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь»! В смысле - формулируешь. Надо говорить - в твоем дворце, в твоей жизни. И в твоем сердце…
Женька вздохнула.
- Но ты же знаешь, что я – очень перелетная птица.
И не смогу постоянно быть рядом. Меня вон молодежь в грядущие няньки уже определила.
- Значит, будем жить на два дома. Или на три?
- Как пелось в старой песне – «мой адрес не дом и не улица. Мой адрес – Советский Союз» - усмехнулась Птица. - Ну, что ж, если этот пункт брачного контракта тебя устраивает, то я готова его подписать. А ты – готов?
- Конечно! – кивнул Павел и встал.
- Куда это ты собрался? Неужто, за бумагой и гербовой печатью?
- Почти – улыбнулся он. – За второй подушкой!
Женька лежала на императорском плече, и задумчиво крутила в пальцах прядь волос.
- Пожалуй, в контракте не хватает одного пункта.
- Какого?
- Ты должен мне сниться! Я же не всегда буду с тобой рядом. Кстати, а почему последние три месяца ты у меня не появлялся?
Павел вздохнул.
- Сказать правду?
- Ага! «Правду, правду и ничего, кроме правды». Давай, кайся! Облегчи, так сказать, свою душу.
- Ну, во-первых, я ни черта не понял и страшно обиделся. И, раз я на тебя злился, то являться тебе во сне, было совершенно бессмысленно.
- А, во-вторых?
- Потом я попытался разобраться – чем я тебя обидел? И пришел к выводу, что во сне-то я и накосячил. Когда …ээ… не стал спрашивать твоего согласия.
Далее меня посетила мысль, что, видимо, не так уж тебе со мной было хорошо. Раз ты сбежала, роняя тапки.
- Но я же, вроде бы, не говорила, что – плохо?
- Вот именно – «вроде бы». Я решил, что ты просто пожалела мое мужское самолюбие. И поэтому ничего мне не сказала. И куда ж мне, такому неумехе, было в твой сон соваться?
Женька улыбнулась.
- Не наговаривайте на себя, ваше величество! Все было на высоте! Хотя, конечно, в этих вопросах я – не специалист. Это у тебя – богатый опыт…
- Хм! Опыт! А что мне оставалось? Во времена моей молодости, как, впрочем, и зрелости, интернета не было! И кино – тоже.
- Ну, конечно, совсем ничего! А книжки читать?
- Я – читал!
- Ага, в промежутках, между интрижками!!!
- Я что-то не понял – ты ревнуешь или завидуешь?
- Скорее, жалею. О безнадежно потерянном времени, которое мы могли бы провести вдвоем…
- Почему же ты не вернулась? Или, хотя бы, не приснилась?
- Потому, что тогда я испугалась. Того, что ты исчезнешь, а потребность в близости – останется. И, куда бы я с этой бедой делась?
- Как – куда? Завела себе другого любовника.
- Щаз! Однажды, когда моя семейная жизнь рухнула, я попыталась этот финт проделать. Но позорно сбежала с дистанции, не доходя до финала.
В общем, я и сейчас решила, что данный вид спорта – не для меня. А потом жизнь у меня и вовсе пошла кувырком. Я потеряла очередную подружку, бывшую мне ОЧЕНЬ близким человеком. Я не хотела вешать на тебя свою беду. И подумала, что единственное разумное решение – исчезнуть самой...
- Дурочка ты, Женька, и трусишка! Разве мы вернулись на Землю для того, чтобы бояться?
- Не знаю. Но, как определить, какие шаги из всех возможных, всё же стоит сделать, упрямо идя вперёд? Я устала быть несчастной. Может быть, именно поэтому и ушла в свою «внутреннюю эмиграцию».
Ведь в моих историях все легко можно изменить простым росчерком пера.
- И не только – в твоих историях – хмыкнул Павел. – Если я жив. И счастлив.
- Так уж и счастлив?
- Ну, во всяком случае, мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой.
- Брешешь! – усмехнулась Женька. – Ты, дорогуша, и пиратке то же самое говорил.
- А вот и нет! Диалоги с Ларри – писала ты. А тут я – сам по себе. Свой собственный мальчик! Мне врать как-то не по чину. Да и не по возрасту. Все-таки 262 годочка стукнуло…
- Ну, может быть. А скажи-ка мне, «мальчик – одуванчик», у тебя тут в комнате за время моего отсутствия, ничего не поменялось? Никаких камер вы с Васей не наставили?
- Я на идиота похож??? Нет, конечно! Мониторы только повесили, чтобы я за всем приглядывал. Так что можешь не волноваться: о твоем визите никто из охраны не знает. Так сказать – не видели и не слышали.
Женька недоверчиво хмыкнула. Насчет последнего она сильно сомневалась.
- Да не подпрыгивай ты! – улыбнулся Павел. – Тут сегодня вообще никого нет. Только мы. Вдвоем.
- Во всем дворце – никого?!!
- Ага. А «зачем нам кузнец»? Нам технический прогресс нужен. Автоматика и телемеханика! Чтоб торжество науки – и, никакого мошенства! Так что мы с тобой можем творить здесь все, что заблагорассудится!
Император сгреб Женьку в охапку и снова начал целовать.
- Подожди – зачарованно сказала она, отмахиваясь от его ласки, и пытаясь выбраться из крепких объятий. – ОДНИ! Во всем дворце! Это же с ума сойти!!!
И мы можем по нему погулять? БЕЗНАКАЗАННО?!!
- Можем – вздохнул Павел, и потянулся за рубашкой. – Сейчас только настройки в программе поменяю. Чтобы сигнализация исключительно на внешние раздражители реагировала.
- А ты умеешь?!!
- Да. Василий Юрьевич мне показал. На случай, как он выразился, «приступа ностальгии и желания прогуляться по своим бывшим владениям». Кстати, ты на экскурсию в халате собираешься идти, или тебе одеться помочь?
- Сама управлюсь. Лучше кофе свари, пока птичка перышки почистит.
- На фига тебе кофе? Вон, как с дивана выпорхнула!
- А то! Я же смогу все лапами потрогать! С любой статуей обняться, во все закоулки заглянуть. И все ящички на бюро открыть!
- Ну да, ну да. Со статуей, видимо, приятней обниматься, чем со мной.
- Да как ты не понимаешь! Когда все шкафчики - за веревочкой, а книжки и бусики – в запертой витрине… И ничего ни потрогать, ни полистать…
И камзольчик с твоего плеча – не примерить…
- Хм! Да вон он, камзольчик, на стуле висит. Меряй на здоровье!
- Этот не хочу! Хочу другой! А еще хочу в церкви сунуть нос туда, куда женщин не пускают.
- Ну вот, понеслось! Я уже и сам не рад, что про отсутствие охраны ляпнул.
- Величество, не гуди! Ты, кажется, говорил, что счастлив? Вот и позволь мне, как виновнице твоего счастья, воспользоваться моментом! В конце концов, имею я право на маленький новогодний подарок? Ты-то свой - получил…
- Эх! Я, как достаточно простой и, практически, чукотский мальчик думал, что ты мне себя подарила добровольно и безвозмездно. А ты – плату требуешь.
- Ты – не чукотский, а чухонский! И я не плату требую, а подарок прошу. Разницу-то улавливаешь?
Она обиженно повернулась к нему спиной. Потом подобрала под вешалкой свою обувку, и села шнуровать башмаки.
- Ты куда это намылилась?
- Туда! Пойду на вокзал, сяду в электричку, и домой поеду.
- Ага! Щаз! Какие электрички в три часа ночи?!! Женька, ну не будь дурой! Не обижайся!
- Лучше быть дурой, чем жадиной!
- А я – жадина?!!
- Конечно! Ты же не хочешь со мной своим дворцом делиться!!!
- Хорошо! Давай, мы и этот пункт, в контракте пропишем: разрешить Птице летать повсюду, и вить гнездо – где вздумается.
- Про гнездо – не надо. Меня и здесь все устраивает. Хотя, диванчик, конечно, узковат. Но карабкаться на твою парадную кровать почему-то не хочется.
- Диванчик директор предлагал заменить, да я отказался. Мы с ним тут только обои переклеили да жалюзи повесили.
- А почему отказался?
- Мне одному и этого хватало. Я ж не знал, что снова тебя сюда притащу.
Ну, так что? На вокзал попрешься, или со мной останешься? Но имей в виду - первая электричка – в пять утра, а у меня куртец – на рыбьем меху.
- А причем тут ТВОЙ куртец?
- А ты что думаешь, я тебя одну отпущу? На улицу, где пьяные аборигены до сих пор свои дурацкие петарды рвут и водку хлещут?!! Даже не думай! Вместе будем в сугробе сидеть.
- Ну ладно, уговорил. Останусь. Но только до пяти.
- И ты полагаешь, что тебе двух часов на весь дворец хватит?!! Да его за все выходные не обойти, если в каждую дыру заглядывать!
- Разберемся! – хмыкнула Женька уже более миролюбиво.
ГЛАВА 2. Всё, что умел, ты помножил уже на вечность. Всё остальное ушло незаметно в тень.
Они прошли по знакомому коридору и поднялись наверх по Мраморной лестнице. Птица усмехнулась.
- Вот про нее ты мне ничего не расскажешь. Потому, что к этому шедевру уже никакого отношения не имеешь. Свое благородное совершенство лестница обрела в середине 19-го века по указу сынка твоего, Николая Первого, стараниями архитектора Романа Кузьмина и неизвестных истории мастеров.
В войну сей образец русского нео ренессанса сильно пострадал во время пожара. На восстановление ушли годы. Зато теперь Мраморная лестница, от ступенек и до последнего завитка на ограждении, максимально повторяет свой исторический облик. И радует глаз.
- Хорошо! – вздохнул император. – Но не все так однозначно.
Он покосился на блестящие золоченые светильники, потом поднял голову.
- Смотри – с виду красиво, но, в то же время, слегка аляповато. Но лепка на колоннах, вроде ничего…
И они не спеша пошли дальше. А Павел продолжил:
- Вообще, беда нашей реставрации в том, что неотреставрированные залы порой смотрятся грандиозней и значительней, чем отреставрированные. Чесменская галерея даже сейчас потрясает и заставляет задуматься, какая же она была прекрасная до разрушения.
- Угу – согласилась Женька. – Помню, как целый час ходила по ней лет десять тому назад. Все пыталась разглядеть в том, что осталось, почерк Виченцо Бренны. Вообще, меня тогда крайне интересовало все, что связано с музеем.
Тут она улыбнулась и лукаво взглянула на Павла.
- Увлечение тобой пошло от любви к Павловскому дворцу, а дальше, как круги на воде от брошенного камушка, интерес стал разрастаться...
Он хмыкнул. И недоверчиво посмотрел на подружку.
- Десять лет назад ты обо мне уже думала?!! С ума сойти!!! Как-нибудь при случае, уточним детали! А пока поговорим о дворце.
Они зашли в Малиновую гостиную.
- Вот смотри, опять, неувязочка. Гостиная должна быть украшена тремя гобеленами из серии "Дон-Кихот", но в настоящее время имеется один. Два других висят в Ковровом кабинете не этого Павловского дворца, и, если их изъять из Павловска - интерьера Коврового кабинета просто не будет…
- И не надо – возразила Женька. - Гатчина - строгий мальчик, Павловск - девочка в кружевах.
Император пожал плечами. И вздохнул.
- А сколько пропало во время войны!!! Поганые фрицы тащили все подряд. Хотя, надо сказать, многие картины и скульптуры, населявшие дворец, особой художественной ценностью не обладали. Но, кое-что удалось сберечь. Есть богатая коллекция оружия, которую собирал еще Григорий Орлов. Хочешь посмотреть?
- Не-а. Я, как и наш героический Томас, оружия не люблю. Лучше пойдем, навестим галерею. Я там поностальгирую. Кстати, десять лет назад со мной тут странная история приключилась. Ты сам сказал, что дворец – большой.
Я даже сейчас умудряюсь в нем потеряться. А тогда вообще не представляла – где и что? Нагулявшись и насмотревшись, пошла я выход искать. Но там, где он должен был быть, его не оказалось. А смотрительницы все куда-то, как на грех, подевались. Так что спросить некого. Проходя мимо сигнальной башни, я увидела, что она открыта.
Поднялась по лестнице наверх - и опять попала в какие-то апартаменты.
Судьбу не стала испытывать, а решила, от греха подальше, оттуда выбраться, пока кого-нибудь из предыдущих хозяев дворца не встретила. Мне тогда это чрезвычайно понравилось. А сейчас думаю – может быть, я зря так торопилась? И мы бы с тобой раньше познакомились? Хотя для этого, наверное, надо было не на башню лезть, а в подземный ход?
Павел горько усмехнулся.
- Любимый дворцовый аттракцион туристов - туннель к Серебряному озеру. Вопреки догадкам, к традиционной гатчинской «паранойе», о которой любили писать советские историки, отношения он не имеет. Потому, что был построен своим первым владельцем, для акустического и купального увеселения гостей.
Но в нем я только в твоих историях гулять люблю. Сыро там и холодно.
Женьку зацепило слово «паранойя». Опять он про это вспомнил!
- Что-то мне подсказывает, что ты нигде теперь гулять не любишь – вздохнула она. – Хотя историки о тебе уже в другом ключе пишут. Пожалуй, зря я эту на прогулку напросилась. Опять не подумала о том, что ТВОИ воспоминания от моих отличаются. У меня здесь - любимый музей. А у тебя – дом и вся твоя прошлая жизнь. Я упорно забываю, что даже подбор картин для парадного зала, и тот отражает взгляды и пристрастия хозяина дворца – то есть, тебя.
Ты же, черт побери, монарх, а не только мой приятель.
Император отмахнулся.
- Я уже двести с лишним лет не монарх! Но иногда мне действительно бывает больно. Впрочем, я – Хранитель этого места. И его «визитная карточка».
- И ты прикован к музею, как Ларри – к своему «Хроновороту». И выходит, что ты тоже – «раб лампы», в смысле – дворца.
Он пожал плечами.
- Я не жалуюсь. Потому, что вариантов все равно нет. Сама же сказала, что это мой дом. Ладно, куда ты там еще хотела, в церковь?
- Да ну ее! Туда же надо через оружейную идти, а я ее не люблю. И медведя боюсь.
- Хм! Чтобы ты чего-то боялась? Да от тебя не только чучело, все живые звери разбегутся!!!
- И ты – разбежишься?
- Я – останусь. Ты же со мной договор подписала, не? Так что должен теперь следовать за тобой. Как там говорится? «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни, и в здравии, пока смерть не разлучит нас».
Женька рассмеялась. И обняла Павла.
- У нее не получится! Забыл, как она нас из Приюта турнула?
- Главное, чтобы ты меня не турнула, птица клевачая. И вообще – хватит тут пыль веков глотать! Давай вернемся ко мне, оденемся и пойдем на улицу!
- Зачем это? – подозрительно спросила она. - И куда?
- Да уж явно не на питерскую электричку! – хохотнул император. - Будем с тобой в Собственном Садике снеговиков лепить. Ты наденешь свою веселую шапку и варежки, а я - достану из холодильника две морковки. И мы примемся катать по кругу снежные шары, и искать подходящие веточки для рук.
- Я не смогу катать. У меня лапы болят – напомнила Женька.
– Я даже варежку надеть не смогу.
- Тогда спрячешь руки в карманы, а лепить я буду сам. А ты наградишь наших снеговиков морковными носами и глазами-пуговицами. И нарисуешь им улыбки до ушей. А потом мы будем валяться в снегу, и кидаться снежками.
И ты скажешь, что я – твой любимый снеговик. А уходя, мы оглянемся, и нам покажется, что наши творения держаться за руки, и грустно улыбаются нам вслед. Они смогут держаться за руки только до весны. А мы с тобой - всегда, поэтому я - самый счастливый снеговик этой зимой.
- А потом?
- Потом вернемся, и я сварю глинтвейн. Мы будем пить его до тех пор, пока не согреемся. А в парке станет пусто и тихо. Все разойдутся по домам. И тени от фейерверков перестанут бегать по потолку. И мы с тобой, наконец, ляжем спать…
- Ты сумасшедший! – смеялась Женька, обнимая Павла за шею. – Впавший в детство император! Посмотри на себя – форменный снеговик!!! Только морковки вместо носа не хватает!
- Я не снеговик! – отпирался он, стараясь не уронить свою Снегурочку. – Я дед Мороз!
- Все вы врете, дяденька! Дед Мороз носит красивый красный халат, а на тебе – ЧТО? Покрытая снегом куртка и джинсы – колом.
Она попыталась ощупать свою одежду.
- И я – не лучше. Если мне память не изменяет, то последний раз я такая расписная с улицы почти полвека назад приходила. Когда мы с мальчишками на санках с гаража катались. Я тогда еще пальто порвала. И всю задницу отбила. А потом мне по ней же, многострадальной, и попало…
- Ну, теперь-то тебя ругать некому. И бить – тоже. Так что ничего страшного. Разморозим, высушим – и будут шмотки, как новенькие!
- Ага! ВЫСУШИМ! – За неделю, не раньше! Признавайся, ты нарочно меня в снегу валял, чтобы мне не в чем было от тебя на электричку сбежать?
- Не-а. Не нарочно. СПЕЦИАЛЬНО!!!
- Ах так? Тогда быстро поставь меня на место!
- Интересно, на какое? Рядом со снеговиками, что ли? Будешь обиженную статую изображать? Тогда придется тебя тоже ящиком накрывать, как прочие скульптуры. Причем, аж до весны!
- Хренушки! Не полезу я в ящик!!! Я лучше под одеяло полезу! Неси меня уже скорее, раз подписался на руках таскать…
- Чо то я не помню такого пункта в договоре!
Женька фыркнула.
- Так и договора-то пока нема. То, чем мы с тобой занимались, даже на «повод для знакомства» не тянет. Не то, что на брачный договор! Вот, где на тебе печать? Нет у тебя докУментов, котяра несчастный!
- Неправда, я – счастливый. И как там, Матроскин говорил? «Усы, лапы и хвост – мои докУменты».
Женька расхохоталась.
- Вот только усов тебе не хватало! Кстати, а почему ни на одном портрете нет у тебя этого признака мужской доблести?!!
Сашки – Николашки вон при усах, а некоторые и при бороде.
- Не шли они мне – буркнул Павел. – Да еще и рыжие лезли. Я стеснялся. Надо мной и без этого потешались…
Он усмехнулся. Поставил свою «ношу» на землю, и негнущимися пальцами принялся открывать потайную дверь. Замок послушно щелкнул. Они зашли во дворец, и, оставляя за собой «снежные» следы, нырнули в знакомый коридор. Женька тут же умчалась переодеваться, а он принялся развешивать на стульях мокрые одежки.
- Мда! Пора и, правда, апгрейд помещения проводить. А то у меня кроме печки тут никаких обогревательных приборов. А к ней ничего не приткнешь. В самом деле, неделю все сушить будем. Но зато моя птичка никуда не упорхнет!
- Тоже мне, бард нашелся – хихикнула Женька, появившаяся в комнате, и услышавшая последнюю фразу.
- Почему бард?
- Анекдот такой есть. Вопрос – почему от бардов не уходят жены? Ответ – не в чем!!! Вот и мне – не в чем! Мне теперь даже по дворцу уже не прогуляться: башмаки сырые, а на ногах исключительно шерстяные носки. И те – твои.
- И нечего по нему больше гулять! Нагулялись уже! Опять мне всякая … бня в голову полезла! Кстати, ты обещала рассказать – каким это странным образом ты про меня думать начала?
- А ты – обещал глинтвейн сварить! Вот, когда приготовишь, тогда мы под него и побеседуем.
- Не знаю, стала бы я писательницей – говорила Женька, сидя в кресле, и грея руки о бокал с горячим вином. – Если бы однажды мне в руки не попал доклад Соколова о расстреле царской семьи. Не знаю, как он очутился у нас дома, но я его прочла. Мне было десять лет – и он меня потряс. А может, он всколыхнул во мне воспоминания о моей прошлой жизни? Одним словом, с тех самых пор я и стала интересоваться историей. Кстати, в Гатчину я приезжала гораздо раньше, чем десять лет назад: когда студенткой у своей родни в Питере гостила. Дядька тогда в нем служил. Ну, так вот, я и объездила тогда все пригороды. И зачем-то из Павловска доехала сюда на автобусе. Но это было настолько давно, что дворцом еще никто не занимался. И музеем он не был. Это мне и сказали – смотреть нечего. Поэтому я в электричку села и обратно в город уехала. А много лет спустя меня в Гатчину позвали, и я вспомнила, что кроме вокзала ничего не видела. И, разумеется, в нее помчалась. А куда у вас «понаехавших» первым делом ведут? Правильно, во дворец. Первый-то раз я с приятельницей гуляла. А потом, всю неделю, что тут жила, в него и бегала. Он меня, как камень Гингемы притягивал. А после я домой вернулась и в тырнет полезла. Сначала – про дворец читать. А потом – и про тебя. Говорю же, что история императорского дома меня всегда интересовала.
- Представляю – ЧЕГО ты там начиталась!
- Ну да. Но я с историками не согласилась. Мне достаточно было на твой портрет в домовой церкви посмотреть, чтобы удостовериться в том, что «все врут календари». Кстати, помнишь, у меня в «Приюте» момент есть – когда Командор говорит, что у него ощущение, что император из дворца не уходил?
И ему отвечают – «да, мы часто его видим». Так вот это МНЕ так ответили!
И я начала по сторонам оглядываться. И тебя искать.
ГЛАВА 3. Нет ничего. От любви до любви – века, древней алхимии след на моих запястьях
- Нашла? – улыбнулся Павел.
- Не совсем. Но я постоянно чувствовала твое присутствие. Все эти картины – тобой собранные, книги и всякие мелочи из твоего кабинета. Их же касались твои руки. Или твои мысли. А скульптуры в Собственном садике? А вид из окна? Я гуляла по парку, представляя тебя рядом со мной. Мне казалось, что мы о чем-то разговариваем. Ну, или, что ты хотя бы слышишь мои монологи. Просто ответить пока не можешь…
- Ты их не записывала, эти монологи?
- Нет. Из меня для полного счастья, какие-то свои картинки прошлой жизни лезли. Вот их я пыталась фиксировать, не сильно понимая – зачем это нужно? Потом ушел Командор. Умерла моя гатчинская приятельница. А я все равно продолжала сюда ездить. Каждый год здесь что-то менялось, чинилось, восстанавливалось. Новые экспозиции открывались. И дворец, как в сказке превращался из страшненького Щелкунчика в прекрасного Принца. А я в какой-то момент поймала себя на мысли, что приезжаю не просто в музей, а в – ДОМ. В ТВОЙ дом, который постепенно, но неуклонно становится МОИМ.
А еще снилось постоянно, как я бегу по парку навстречу этой солнечной громаде. Ведь Замок совсем не серый – он цвет меняет, словно настроение.
- Это он так с тобой здоровался! А что потом?
- А потом случился мой скромный юбилей. И в ночь на день рожденья явился Командор и подсунул мне идею о Приюте. И я тут же села писать «Тех, кто нас любит». И даже не предполагала – какое эпическое полотно получится!!!
После первой части, прочитавшие, орали и требовали продолжения банкета.
А я пожимала плечами и говорила, что все случилось и закончилось. Но вещь жила своей жизнью, и через полгода полезло продолжение. Где я совершенно случайно упомянула Гатчину. И тебя…
- Не так уж и случайно! Помнишь, у тебя в «Переходе» героиня из Отражений как раз сюда и попадает.
- Хм! А я уже и забыла! Но, куда ж еще? Место-то - мистическое. А вот как ты, дорогой мой, в мои опусы проник?
Павел улыбнулся:
- Согласно полученной инструкции! Сама же решила, что выход из Отражений находится в подземном ходе. А моя неприкаянная душа услышала твой зов.
И я отправился на встречу с