Несомненно, самым известным, выдающимся и даже в чём-то гениальным произведением Томаса Мора является роман «Утопия», в котором автор и изложил свои взгляды и идеи.
Даже люди, не знакомые ни с литературой английского Возрождения, ни с историей тюдоровского двора, несомненно, могут распознать слово «утопия». Действительно, это слово стало широко используемым, которое можно найти в словарях и относится к «воображаемому или гипотетическому месту, системе или состоянию существования, в которых все идеально, особенно в отношении социальной структуры, законов, утопии и т.д., многие авторы нарисовали и политику». Более того, после публикации их вдохновения из нее был основан новый литературный жанр - утопическая литература. Писатели, принадлежащие к столетиям, тесно связанным с Мором, создали несколько примеров указанной литературы, среди которых наиболее известна книга Томмазо Кампанеллы «Город Солнца» (опубликована в 1602 году). Но эта традиция продолжается и в современную эпоху, и она настолько популярна, что даже породила поджанр, антиутопическую литературу, одним из самых ярких представителей которой является Джордж Оруэлл, автор 1984 года. Это свидетельствует о большом влиянии. Libellus aureus Томаса Мора касалась не только современного общества, но и современной литературы и обычного языка. Наследие Утопии по-прежнему актуально и в наши дни, потому что оно отвечает на потребность, присущую человечеству на протяжении всей истории: желание создать идеальный мир, глубоко контрастирующий с реальным миром, в котором мы живем. Это также ценное упражнение на мышление: обучение об идеальном, но еще не существующем утопическом обществе, может побудить читателей рассмотреть насущные проблемы в их собственном реальном и несовершенном мире. УБРАТЬ!!!
|
|
В дополнение к своему ценному содержанию, которое исследует многие области человеческой практики и побуждает читателей размышлять об обществе, «Утопия» также во многом является продуктом своего времени. Если принять во внимание исторические и литературные рамки его композиции и сопоставить его с жизнью его автора, уникальность произведения очевидна. Прежде всего, основная идея этой книги проистекает из гуманизма. «Утопия» - это отражение человеческих ценностей и человеческого общества, которые были двумя основными проблемами гуманистов. Описывая идеальное общество и его ценности, Мор также отстаивал другой важный гуманистический принцип: способность людей к совершенствованию [10, с. 58]. [??, с.,,??]
Среди его читателей были и товарищи-гуманисты Мора: выбор письма на латыни и использование греческих имен предполагает это, и этот факт подтверждается толстым эпистолярным корпусом, окружающим Утопию. Эразм, Гиллис, Баслейден и другие обсуждали это между собой и хвалили тот или иной аспект в длинных письменных отчетах, которые они отправляли друзьям и знакомым, если они тоже были гуманистами. Сам стиль указывает на работы других гуманистов, таких как «Похвала глупости» Эразма, стиль, созданный по образцу классических авторов. Использование парадоксов, таких как овца-людоед, ирония и примеры подтверждают классическое образование автора и страсть к studia humanitatis. УБРАТЬ ВСЕ АНГЛ СЛОВА. ВЫНЕ ПРОФЕССОР. КОМИССИЯ ТАКОЙ ТЕКСТ НЕ ПРОПУСТИТ!! ПИШИТЕ ПРОСТО!!!
|
|
Во-вторых, исторический контекст почти так же важен для этой работы, как и ее содержание. Когда Мор задумал Утопию в 1515 году, Европу раздирали тиранические правители и беглое землевладение, и контраст с идеальным островом, где люди живут трезво, одинаково и в гармонии с природой, не мог быть более очевидным. Например, прямая критика проводится в отношении европейских королевств, которые тогда владели постоянными армиями, таких как Франция. Однако при подробном анализе имеется в виду именно Англия Утопия. Книга 1 обеспечивает прямую связь с родиной Мора, когда Хитлодей обсуждает и критикует практику приговоров к смертной казни воров и оград. Книга 2, однако, также отражает царство Генриха VIII, описывая землю, которая так похожа и в то же время настолько противоположна. При более внимательном рассмотрении немногих и кратких географических данных, которые Хитлодей приводит в своем описании острова, становится возможным узнавать Англию благодаря диаметру, наличию крупной реки и тому факту, что это остров. Что Т. Мор делает во второй книге, так это создает зеркальное отражение Англии, расположенной где-то в Австралийском полушарии, где все социальные чумы, поражающие первоначальный остров, вообще не принадлежат ему.
Наконец, было бы неуместно обсуждать Утопию, не принимая во внимание превратности жизни ее автора. Во время первой публикации Мор начинал свою блестящую карьеру в качестве посла и уже заинтересовал монарха своими навыками и личностью. В самом начале книги 1 Генрих VIII упоминается и восхваляется как «invictissimus», как формальная похвальная форма, но после этого монарх больше не упоминается. Естественно, Мор не хотел, чтобы между его социально-критической книгой и делами королевства была какая-либо прямая связь, и этого отчасти удалось избежать, так как «Утопия» предназначалась для ограниченного круга читателей. Однако было невозможно предотвратить попадание всех экземпляров книги в глаза нежелательным, отсюда и использование таких сложных приемов, как использование греческих имен.
|
|
То, что поражает в исторической случайности Утопии, также связано с другими факторами: в частности, по двум аспектам, можно также утверждать, что Утопия предвосхитила грядущее. Первый аспект касается религиозной терпимости. Всего через год после левенского издания «Утопии» 95 тезисов Мартина Лютера были обнародованы в Виттенберге, что фактически заложило основы Реформации. Мор, который собирался стать одним из самых ярых противников Лютера, защищал в Утопии свободу религии, заявляя, что утописты имеют право выбирать, во что верить, даже несмотря на то, что многие из них обратились в католицизм после того, как религия была принесена партией Хитлодея.
Религиозный вопрос должен был сыграть ключевую роль в жизни Мора: он не только яростно выступал против лютеранства и писал против него (Responsio ad Lutherum был написан и опубликован в 1523 году), но он также стал защитником католицизма во время раскол англиканской церкви. Второй аспект, который стоит упомянуть, - это то, как дебаты между Морусом и Хитлодей, «Диалог совета», стали настолько подходящими для жизни Мора. В 1516 году он не мог знать, что ему суждено стать лордом-канцлером, и тем не менее Мор описывает довольно похожий сценарий в книге 1. Споры между тремя персонажами о том, должен ли интеллектуал, философ, гуманист или ученый заниматься политикой, чтобы Путеводитель монарха довольно близко подводит итоги последних лет жизни Мора. Это вопрос, который не находит решения в Утопии, где дискуссии остаются открытыми, но выбор Мора на протяжении всей его жизни может служить практическим примером того, что он написал.
Из-за своего места среди гуманистических произведений «Утопия» обязательно содержит ссылки на классические произведения, входившие в классический канон. Первой и наиболее очевидной моделью для Мора является «Республика» Платона. Этот трактат включает в себя многие темы, позже разработанные Мором, такие как описание идеальной формы правления и призыв к философам взять на себя роль лидеров для лучшего управления общественным благом. Питер Гиллис в своем письме Жерому Буслейдену даже провел прямое сравнение содержания «Утопии» и «Республики». По словам вымышленного поэта, лауреата утопии Анемолиус, Гиллис писал:
Древние называли меня Утопией или Нигде ЧТО ЭТО? из-за моей изоляции. Однако в настоящее время я являюсь соперником платоновской республики, возможно, даже победителем над ней. Причина в том, что то, что он описал словами, я один продемонстрировал в людях, ресурсах и законах, превосходящих совершенство. Меня по праву следует называть Евтопией или Счастливой страной.
Более того, фактическое название книги 1 шедевра Мора гласит: Sermonis quem Raphael Hythlodaeus vir eximius, de optimu rei publicae statu habuit liber primus, per illustrem virum Thomam Morum inclytae Britanniarum Urbis Londini et civem, et vicecomitem, исключая любое упоминание о вымышленном назвать Утопией и обратиться к тому, что следует считать главной заботой Мора и причиной этой работы: дебаты об идеальной форме правления. ПОВТАРЯЮ: КНИГ ПО ВАШЕМУ ДИПЛОМУ ХВАТАЕТ. НЕ КОПИРУЙТЕ ВСЯКУЮ ЧЕПУХУ ИЗ ИНТЕРНЕТА!
Одним из самых запоминающихся отрывков Республики является призыв к философам стать высшими авторитетами в этой социальной среде, поскольку их более высокая мораль и понимание человеческих умов и желаний сделают их наиболее подходящими для трудной задачи управления. Фактически, короли, получившие власть по династической линии, могли оказаться непригодными для этой должности, поскольку они не получили ее из-за своих заслуг. Хороший правитель поймет общее благо и создаст законы, цель которых - достичь и поддерживать его. Вопрос о служении правителям в то время также волновал Платона, который Мор вновь исследует словами своих персонажей в книге 1. и в описании роли интеллектуалов в Утопии в книге 2. Причем диалогическая форма была типична для произведений Платона и отражала метод Сократа, майевтику. Помимо Платона, другой греческий автор оставил очевидные следы в образовании Мора и в сочинении «Утопии: Лукиан из Самосаты». Как указывалось ранее, Мор внес вклад в несколько переводов греческого поэта II века нашей эры и восхищался использованием иронии, пронизывающей эти произведения. Содержание «Утопии» явилось в своей истинной форме тем, кто понимал греческий язык: длинное и подробное описание места с подробностями, такими как длина моста, пересекающего самую широкую реку, но этого не существует. Эта неуловимая острота служила двум основным целям, обе из которых уже упоминались. Во-первых, было бы безрассудно со стороны Мора опубликовать прямое осуждение английской формы правления: его работа подверглась бы цензуре или, что еще хуже, ему пришлось бы иметь дело с последствиями своих писаний. Мор не хотел, чтобы любой читатель понимал его книгу. Как красноречиво писал Буслейден в своем письме Мору, датированном ноябрем 1516 года, всего за несколько недель до того, как Дирк Мартенс напечатал первое издание Утопии:
Никаким другим способом вы не могли бы лучше или более правильно обезопасить этот объект, чем выставив его перед самими разумными смертными в этом идеале содружества.
Другой важный литературный жанр, оказавший влияние на Утопию, - это репортажи о путешествиях. Конец 15-го и начало 16-го века ознаменовались революционными географическими открытиями, такими как Колумб, Веспуччи и Да Гама. За их долгими путешествиями к новым мирам часто следовала публикация нескольких отчетов о новых землях, которые они нашли, с подробным описанием не только их географических особенностей, но и встречающегося населения. Такие земли, как Америка и Индонезия, таким образом становились известен жителям Старого континента через эти часто живописные трактаты, в которых подчеркиваются самые экзотические культурные особенности коренного населения. Периодически часто упоминались отдаленные народы, живущие в полной гармонии между собой, с животными и природой. Причину этого блаженного состояния можно было найти в их изоляции: они не были заражены западными концепциями, такими как богатство, коррупция и предательство, и не признавали такую же ценность золота, как европейцы. В дополнение к этому отчеты о путешествиях обычно имели тенденцию включать списки необычных существ и растений, которые можно найти в этих странах, в ответ на особый вкус, выработанный читателями. Увлечение неизвестным было большим стимулом для чтения тех сообщений, которые, а не научные отчеты о том, что видели путешественники, превратились в настоящие фантастические сказки. Утопия играет в этом направлении: для неподготовленного взгляда не было разницы между описанием свадебных ритуалов индонезийских аборигенов и утопическим обычаем представлять будущего жениха с невестой, чтобы он мог увидеть ее обнаженной перед свадьбой. церемония и ночь, и она увидит его. Более того, тот факт, что официальным рассказчиком об утопических обычаях и учреждениях был португальский моряк, сопровождавший Веспуччи в трех из его четырех путешествий, является частью этого вымышленного кадра, созданного Мором, чтобы придать утопии реалистичный вид.
Сюжет «Утопии» довольно прост. Как следует из полного названия, основное внимание уделяется наилучшей форме правления, и, фактически, простое описание утопических законов и обычаев сосредоточено только в книге 2. Книга 1, написанная после того, как Мор вернулся в Англию, и позже вставленная в рукопись, состоит из введения к главным героям, нескольких отступлений о текущих делах Европы 1510-х годов и диалога между тремя персонажами Морусом, Хитлодей и Гиллисом. Можно сказать, что, в то время как книга 2 правильно описывает идеальный остров Утопия, книга 1 представляет собой преамбулу, которая придает достоверность всей сказке (из-за реалистичной обстановки, использования двух реальных персонажей, Моруса и Гиллиса, а также говоря, что Хитлодей был моряком, сопровождавшим Веспуччи). Эта преамбула также задает тон для косвенного сравнения между Англией и Утопией: обсуждение плохих практик, таких как повешение воров, отражено в утопическом законе о рабстве, показывая, что первое не только бесполезно в борьбе с преступностью, но и вредно. Из множества писем корпуса, окружающего Утопию, первое письмо Мора Гиллису (1516 г.), включенное в издание 1518 г. в Базеле, является лучшим представлением книги. Фактически, Логан в своей «Утопии«Смысл большего »рассматривал это письмо как жизненно важную часть Утопии и посвятил ее анализу целую главу. Содержание этого письма актуально по ряду причин. Он начинается с типично гуманистического приема: осуждения Мора собственной работы и извинений за задержку с отправкой ее другу. Его задержку вряд ли можно простить, потому что содержание книги не было продуктом его воображения, требующим времени для осмысления, а вопросом «записать просто то, что я слышал». Затем он обратился к Гиллису с просьбой о помощи, что является замечательным примером гуманистической иронии. Он не мог вспомнить, писал он, точную длину главного моста в столице Утопии. Несмотря на тривиально подробное описание проблемы, внимание читателей, знающих греческий язык, привлекло то, что указанная река называлась Анидрус, Безводная, а столица Амауротум, Миражгород, которым Мор в шутку дал варварские названия в другом письме Гиллису. Больше нужно это подтверждение от Гиллиса, написал он, потому что он не хотел лгать в своем тексте. В этом удивительно остроумном отрывке очевидна ирония Мора:
Если вы не помните, я запишу, как и в действительности, то, что, кажется, помню сам. Так же, как я приложу все усилия, чтобы в книге не было ничего неправильного, так и, если есть в чем-либо сомнения, я скорее скажу объективную ложь, чем преднамеренную ложь - потому что я предпочитаю быть честным, чем мудрым.
Мор даже просит своего друга Гиллиса, который в художественной литературе книги присутствовал в диалоге с Хитлодей, связаться с португальским моряком, если возможно, спросить его точные координаты Утопии, поскольку Мор забыл сделать это, когда они разговаривали. Еще одним примером этого игривого подтекста, пронизывающего всю книгу, Мор отгоняет любые подозрения в неправдивости: остров можно определить более точно, он просто не смог спросить Хитлодея, когда у него была такая возможность.
В начале книги 1 содержится упомянутая выше ссылка на Генриха VIII и закладывается сцена для диалога. До сих пор факты соответствуют действительности: Мор был отправлен во Фландрию с дипломатической миссией королем, а в унылый период переговоров он посетил Антверпен и его регистратора Питера Гиллиса. Это Гиллис, однажды после мессы, задержался на церковной площади и разговаривал с незнакомцем, человеком преклонных лет, с загорелым лицом, длинной бородой и плащом, небрежно свисающим с плеча, в то время как его внешний вид и одежда казались […] быть капитаном корабля.
Гиллис представил его как Рафаэля Хитлодея, моряка, только что вернувшегося после долгого пребывания на острове Утопия, где он впервые высадился после одного из путешествий Веспуччи. Все трое быстро переехали в сад дома Мора, чтобы обсудить людей и места, которые Хитлодей видел во время своих путешествий. В этой почти актуальной райской обстановке все трое начинают обсуждать состояние Англии, где Хитлодей провел некоторое время несколько лет назад. Как отмечает Фирпо, выбор времени дня напоминает «De finibus bonorum et malorum» Цицерона, где философские дебаты проходят в мирной Академии днем, когда вокруг никого нет, чтобы беспокоить. Хитлодей рассказал о своем визите к кардиналу Мортону и о дебатах, происходящих в его доме по поводу практики смертной казни для воров. Противником Хитлодея в дебатах был непрофессионал, пытавшийся завоевать расположение могущественного кардинала, совершенный прототип тех паразитов, которые, по словам моряка, были одним из величайших позоров Англии. Хитлодей утверждал, что крестьяне вынуждены воровать, потому что у них нет другого способа прокормить свои семьи, поэтому даже смертная казнь не может быть эффективным сдерживающим фактором. Недостаток системы следует искать в тех аристократах, которые увольняют их, потому что они предпочитают содержать целую стаю паразитов в своих домах. Вдобавок к этому в то время Англию поразила одна серьезная чума: «овцы […] настолько жадные и дикие, что сами пожирают людей, опустошают и обезлюдивают поля, дома и города». Такое запоминающееся заявление относится к практике изгороди, которая лишала многих фермеров не только их собственной устойчивости, но и их домов. Непрямая атака Мора на практику, которую поддерживал король и поощрял Вулси, была выражена через удобное посредничество слов вымышленного персонажа (хотя Хитлодей также использовался, чтобы отдать дань уважения кардиналу Мортону).
Следуя анекдоту Хитлодея, Морус (именно так в дальнейшем будет называться вымышленный персонаж, чтобы отличать его от автора) поражен его мудростью и остротой в понимании социальных и политических вопросов. Он говорит: «Вы могли бы принести наибольшую пользу общему благу своим советом», продолжая дебаты, начатые Гиллисом. Этот «Диалог советника» будет более подробно проанализирован в другом разделе. Хитлодей, после того как Морус и Гиллис настаивают на полезности для него служения монарху, завершает дебаты, заявляя, что:
Я не удивляюсь […], что это выглядит так для вас, как для человека, у которого вообще нет изображения или ложного представления о ситуации, которую я имею в виду. Но вы должны были быть со мной в Утопии и лично увидеть их манеры и обычаи, как и я, потому что я прожил там более пяти лет и никогда бы не пожелал уехать, кроме как для того, чтобы открыть этот новый мир. В этом случае вы беззастенчиво признаетесь, что нигде, кроме как здесь, не видели хорошо организованных людей.
Эти два гуманиста, кажется, не полностью убеждены в этом последнем заявлении, поскольку Морус отвечает:
Если так, мой дорогой Рафаэль, […] я умоляю и умоляю вас, дайте нам описание острова. Не говори кратко […]. И вы должны думать, что мы хотим знать все, о чем мы еще не знаем.
Технически это служит отличительной чертой книги 2, в которой подробно рассматриваются институты Утопии.
Книга 2 начинается через несколько часов после окончания диалога, который представляет собой книгу 1. Морус, Хитлодей и Гиллис возвращаются в сад после обеда, чтобы послушать рассказы моряка об острове. Он переходит к физическому описанию острова, размером примерно напоминающего Англию. Сделать Утопию островом было не случайно. Это представление общества, которое может поддерживать свое совершенство и целостность из-за своей изоляции. Радикальная организация острова может выжить только без внешних влияний, будучи окруженной океаном. Следовательно, Утопия очень защищает свои естественные границы, несмотря на то, что ей не чужд коммерция и, при определенных обстоятельствах, война. Например, несмотря на наличие множества гаваней на побережье, они естественным образом защищены скалами, и утопиям нужны лишь небольшие войска для патрулирования оставшихся. Любопытно, что Утопия изначально не была островом: ее мифический основатель Утопус, утверждает Хитлодей, «приказал провести раскопки на пятнадцати милях […] там, где земля была соединена с континентом», искусственно сделав Утопию островом. Затем Хитлодей описывает города острова, в частности столицу Амауротум. Все они похожи друг на друга в плане и архитектуре: здесь нет места для творчества или разнообразия, и все здания одинаковы, потому что нет социального неравенства между их обитателями, а дома фактически меняются между ними каждые десять лет. Из всех социальных занятий Хитлодей в первую очередь описывает чиновников. Они подчиняются строгой иерархии: сифогрант, или филарх, выбирается каждый год группой из тридцати семей в каждом городе. Каждая группа сифогрантов управляется траннибором или протофилархом. Вся группа сифогрантов состоит из двухсот членов, и они назначают губернатора, выбирая из четырех кандидатов, названных народом. Губернатор «занимает должность пожизненно, если не смещен по подозрению в тирании». Транниборы и губернатор встречаются раз в два дня, чтобы посоветоваться с государством. Частные споры, которые возникают очень редко, решаются без длительных процедур. Учитывая опыт Мора в области права, это подробное описание такой функционирующей правовой системы можно рассматривать как неуловимое замечание о коррумпированности и медлительности английской. После краткого описания всех других профессий, таких как сельское хозяйство (основное занятие утопистов), ремесла (каждый гражданин учится одному, и они никогда не связаны с изготовлением предметов роскоши), рассказчик переходит к социальным отношениям. День для утопистов делится на четко определенные периоды. В общей сложности они проводят шесть часов работы, восемь часов сна и, исключая время приема пищи, у них есть периоды отдыха, в течение которых они могут либо посвятить себя своим ремеслам, либо посещать лекции, обязательные только для тех, кому суждено учиться. После ужина они развлекают друг друга музыкой или беседой, поскольку не знакомы с «глупыми и губительными играми», такими как игра в кости. Концепция семьи в Утопии очень интересна с точки зрения социальной организации. Он разбит на домохозяйства, в каждом из которых должно быть не менее десяти и не более шестнадцати взрослых. Если бы имело место одно из этих двух обстоятельств, взрослые из перенаселенных домохозяйств были бы переведены в малонаселенные. Еда потребляется в общих залах не из-за ограничений, а просто потому, что все утописты, как разумные существа, видят больше пользы в том, чтобы есть то, что было приготовлено для них теми, кто предан этой задаче, чем необходимость обеспечивать свое питание за счет собственных средств. Больным лечатся в государственных больницах, которые «настолько просторны, что сопоставимы со многими маленькими городками». Особое внимание уделяется и пожилым людям, которых, например, первыми подают на ужин. Некоторые своеобразные обычаи утопистов касаются свадеб (и особенно добрачных осмотров, упомянутых ранее) и добровольной смерти. Когда болезнь: не только неизлечима, но и […] мучительно без конца, тогда священники и государственные служащие увещевают человека, поскольку он теперь не справляется со всеми жизненными обязанностями, является бременем для себя и неприятностью для других, и живет после смерти, чтобы решить не […] колебаться умирать сейчас, когда жизнь для него пытка, а […] освободиться от этой горькой жизни, как от тюрьмы, или позволить другим освободи его. В этом случае он будет действовать мудро, поскольку смертью положит конец не наслаждениям, а пыткам.
Целый раздел также посвящен путешествиям Утопии. Несмотря на свою изоляцию, они часто посещают другие земли по коммерческим причинам. Фактически, поскольку Утопия полностью самодостаточна, но также является чрезвычайно плодородной землей, излишки продукции экспортируются в другие страны. Более того, утописты не верят, что золото, серебро и драгоценные камни имеют какую-либо экономическую ценность, и также экспортируют эти товары. Еще одна причина их путешествий - разжигание войны. Несмотря на то, что они мирное население, 34 которое превыше всего ценит бескровные победы, утописты вступают в войну, когда на них нападают, и, если первый шаг окажется наиболее разумным, они их изберут. Утопическая стратегия заключается в том, чтобы как можно дольше избегать кровопролития и открытого конфликта: путем переговоров, подкупа армии противника, использования наемных войск, за которые они могут позволить себе заплатить больше, чем кто-либо другой, из-за обилия золота. Иногда, однако, утопическая армия вмешивается во внешний конфликт: это случай союзника, который не способен защитить себя от несправедливого нападения или выгодного для государства шага. Еще одна интересная тема - рабство: гуляя по Амауротуму, можно было узнать рабов по их золотым цепям и кандам. Есть несколько способов стать рабом. Военнопленные остаются таковыми только в том случае, если оказываются на войне утопистов. Заключенные, приговоренные к смертной казни в других странах, становятся рабами, попадая в Утопию. Наконец, есть еще один класс рабов, довольно парадоксальный: «иногда трудолюбивый и нищий раб из другой страны добровольно выбирает рабство в Утопии».
Наконец, Хитлодэй говорит о религии. В Утопии нет официального культа, и у людей есть свобода веры. Даже в одном городе есть люди, которые верят в разные сущности: солнце, луну или особенно добродетельных людей из прошлого. Тем не менее, подавляющее большинство населения признает существование вечного верховного божества, которое находится за пределами их понимания, и «того, кого они называют отцом», потому что «только ему они приписывают начало, рост, [...] и конец всего. вещи такими, какими они их воспринимали». Со временем, продолжал Хитлодей, утописты испытали постепенное отдаление от «этой смеси суеверий и [начали] объединяться в единой религии, которая, кажется, превосходит остальные по разумности». Многие здесь, кажется, утверждают, что, хотя утописты ничего не знают о Христе, они разработали религию, несущую в себе семена христианской веры до прибытия Хитлодея и его товарищей по путешествию35. После прибытия западных путешественников, больше и все больше утопистов начинают переходить в христианский мир, который становится широко распространенной религией. «Вы не поверите, - действительно говорит Хитлодей Морусу и Гиллису, - с какой готовностью они [...] были готовы присоединиться к этому [...] благодаря довольно загадочному вдохновению Бога или потому, что они считали это наиболее близким к той вере, которая имеет наибольшее распространение среди них». Основатель мифа Утопус установил свободу культа для предотвращения внутренних конфликтов среди утопистов.
В конце речи Хитлодея Морус обнаруживает, что заново исследует то, что он услышал, и «в [его] голову приходило много вещей, которые казались очень абсурдными в обычаях и законах описываемых людей». Тем не менее, он воздерживается от того, чтобы просить Хитлодея больше обсуждать их, поскольку его собеседник кажется очень усталым.
Таким образом, он заключает:
Я не могу согласиться со всем, что он сказал. Но я с готовностью признаю, что в утопическом содружестве есть очень много черт, которых мне легче желать в наших странах, чем надеяться на реализацию.
Социальная критика в «Утопии» выглядит довольно косвенной и завуалированной благодаря повествовательной структуре: в художественной литературе книги это просто описание далекой страны, которую Хитлодей действительно посетил и где жил. Более того, ни Гиллис, ни Морус. кажутся полностью убежденными, что утописты действительно живут в идеальном мире, и тогда читателям остается думать, что Хитлодей - единственный персонаж, который полностью презирает и отвергает текущее состояние событий в Европе в пользу Утопии. Критика Англии и Европы Мором присутствует в обеих книгах, но в разных формах. Во-первых, когда он писал книгу 1, Мор проводил сравнение между Англией и Утопией, подробно описывая последнюю. В книге 2 Мор подразумевает, что все, что работает в Утопии, невозможно реализовать в Англии. Однако в книге 1 ему пришлось придумать другой способ выразить свою критику. Таким образом, он решил использовать диалогическую форму, которая, как уже говорилось ранее, была типичной для философских работ, таких как Платон. Таким образом, Мор мог подразумевать, что он имел в виду Англию, а также Европу, когда один из персонажей говорил о них напрямую.
Гуманистические философские сочинения часто принимают форму художественного диалога: «привлекательность, а следовательно, и полезность научного труда возрастает, если его уроки облекаются в сахар беллетристики». Этот стилистический выбор имел некоторые преимущества. Прежде всего, сложные, а иногда и неортодоксальные мнения можно было сделать прерогативой одного персонажа, разорвав любую связь с мыслями автора по тому же вопросу. Это было возможно, учитывая предпосылку, что Утопия была просто пересказом того, что Мор действительно слышал: он присутствовал в то время, когда Хитлодей говорил о коррумпированности английских юристов, но только моряк говорил о них плохо, а не Морус. Во-вторых, диалогическая форма создавала интересную возможность в повествовании: точно так же, как Морус и Гиллис были первоначально очарованы глубоким анализом Хитлодей проблем Англии и не могли не согласиться с ним в определенной степени, так же как и читатели. Реакция двух гуманистов на анекдот португальского моряка могла быть такой же, как и у читателей: удивленные, но также заинтересованные его нестандартными идеями. Когда Гиллис впервые упоминает вопрос о рабстве, читатель склонен согласиться с его утверждением:
Интересно, что вы не привязываетесь к какому-то королю. Я уверен, что нет никого из них, для кого вы не были бы очень желанными, потому что вы способны не только развлечь короля этим знанием и опытом людей и мест, но также снабдить его примерами и помочь ему советом. Таким образом, вы не только служите своим интересам, но и окажете большую помощь в продвижении всех своих родственников и друзей.
Однако после того, как Хитлодей отстаивает свою позицию, границы становятся более размытыми, и читатели начинают делиться его точкой зрения вместе с Морусом и Хитлодей. Этот раздел также представляет собой введение в повествование книги 2, и поэтому вполне естественно, что сцена должна соответствовать потребности указанного повествования.
Три главных героя - Хитлодей, Морус и Гиллис. Хотя первый является вымышленным персонажем, и Морус, и Гиллис на первый взгляд кажутся соответствующими своим реальным носителям имен. На самом деле, как мы увидим далее, сходство гораздо точнее в случае Гиллиса, чем в случае Мора. Присутствие Гиллис в диалоге имеет разные причины. Прежде всего, он действует как посредник в начальной сцене Утопии, будучи тем, кто знакомит Моруса с Хитлодей. Фактически, он ранее был знаком с моряком и знакомит его со своим английским другом, который, по его мнению, «всегда очень жадно выслушивает» любой «рассказ […] о неизвестных народах и странах». Не следует забывать, что именно в доме Гиллиса Мор задумал и начал писать Утопию в 1515 году. Дом Гиллиса в Антверпене был местом встречи интеллектуалов и гуманистов, и поэтому здесь происходило множество вдохновляющих идей и обсуждений. Учитывая большой интерес, который Гиллис проявил к «Утопии», что привело к его многочисленным письмам и письменным материалам, неудивительно, что Мор выбрал его в качестве третьего персонажа, а Антверпен - в качестве декорации для своей книги. Поскольку первоначальный план включал только книгу 2, можно было предположить, что роль Гиллиса ограничивалась этим: третья сторона - чуть менее важная - в рассказе о Хитлодей, прерванном вопросами и замечаниями Мора. Поддерживая это мнение, в «Утопии Смысла Мора» Логан подчеркивает несоответствие между характером Гиллиса в диалоге и тем, как он представлен в первом отрывке (который уже появился в первоначальном черновике). В самом деле, Гиллис, как говорят, «ведет беседу настолько остроумно и без оскорблений, что его очаровательная речь во многом сняла ностальгию [Моруса]». Напротив, во время дебатов с Hythloday, замечания Гиллиса довольно редки и не особенно проницательны. Логан находит причину для этого в композиционной истории Утопии: когда она была впервые написана, представление Гиллиса было просто «тщательно продуманным вступительным комплиментом» другу Мора, мало чем отличающимся от похвалы Генриха VIII как «образцового монарха». Когда Мор добавил новую часть, вставив ее между презентацией и книгой 2, он должен был сохранить характер Гиллиса, даже несмотря на то, что у него не было особо резких строк, которые он мог бы произнести.