Голодающие были скелетами, но двигались от магии. Их было много. Они шли медленно и обречено, вытянув руки. Они могли сбить человека, выдавить жизнь и дыхание с жутким низким шипением. Они чуть не потеряли Пико, Клэр упал, пока бежал к двери церкви Безумного Критена.
Микал распахнул жалкую дверь. Она была в железных цепях, замок был новым, хоть и испачканным, чтобы скрыть блеск. Цепь порвалась, звенья посыпались, и их поглотила гниль. Аберлейн подвернул ногу, пока они бежали от голодающих, худой Пико опух после боя.
Клэр добрался до безопасности, и Микал закрыл дверь.
Держитесь, - выдавил Щит. Его тяжелое дыхание выдавало усилия. – Скорее.
«Он думает, что для нас это как прогулка?» - Клэр не тратил дыхания на ответ. Одежда Пико была изорвана, он уже толкал обломки дерева от шкафа к двери. Сапоги Микала скользили на грязных половицах, шея Щита напряглась, он пытался удержать дверь от давления снаружи.
Аберлейн потянул кресло по неровным доскам. Легкие Клэра протестовали, он глубоко вдохнул, зарядил пистолет. Закончив, он помог Пико притащить еще кусок шкафа к двери. Удачно, что тут были обломки.
Тихий шорох снаружи не становился слабее. Это пугало, но Клэр игнорировал страх. Он выпрямился и отряхнул руки.
- Куда теперь?
- Вниз, - Аберлейн прислонился к Пико. – Боже, эта Тонкая Мэг безумна?
- Она была когда-то другой? – смех Микала был чудом сдержанного гнева. – Моя Прима побывала у нее, она знала больше, чем можно было.
- Ах. И Бэннон верила Мэг? – Аберлейн словно не понимал.
- Думаю, нет. Она слишком умна, чтобы в такое верить, - Микал указал на дальний угол, между обломками дерева и мрамора. – Там.
Стены были разбиты, там были куски меди и прочих материалов, что могли продать. Но Клэр не думал, что те, кто приходил в это место, собирались что-то забрать из этого жуткого места. Все поверхности были прохладными, и тьма казалась слишком густой для тени.
- Я тут не был два года, - выдохнул Пико. – Не изменилось ничего.
- И не изменится, - сказал Аберлейн.
Они шумели, но Клэр не хотел их заглушать. Микал был призраком, и он следил за Микалом.
Подвал был за дырой в полу, где раньше могла быть гостиная. Лестница напоминала прочные рейки, прибитые к стене.
Аберлейн издал звук боли, приземляясь, и упал бы, если бы не Микал.
Но все было неправильно даже тут. Уголь стоил хороших денег, лежал в подвале, но проход, через который его доставляли, был закрыт.
«Довольно неплохо», - Клэр поежился от мысли, что в тишине услышит голодающих.
Аберлейн зажег спичку, Клэр увидел дыру в земле напротив горы угля. Она была слишком большой, место было нелогичным, и знакомая боль сдавила его виски.
Микал замер. Его темная голова поднялась, кровь и грязь виднелись на щеке.
Аберлейн замер, ужасно бледный под слоем грязи. Он скривился, переминаясь. Пико громко дышал в тишине, но держался. Его волосы были убраны назад, глаза были огромными, он выглядел молодо.
И хрупко.
- Микал? – прошептал Клэр.
- Думаю… - Щит покачал головой, словно отгоняя мысль. – Идемте.
Клэр готовился к тому, что увидит, у него возникла логичная мысль.
«Стоило взять лампу».
Словно в ответ, звук донесся из дыры. Долгий и громкий, он убрал волосы с их потных лбов и задел их одежду.
Клэр не мог думать, что это за звук. Гул, движение земли, рев огня, море в камнях? Нет, это не то. Может, ложь или предательство в сердце, но это глупо. Это было Чувство, и Клэр отогнал его.
Аберлейн охнул, пошатнулся, но реакция Микала была сильнее.
- Эмма! – закричал он и бросился во тьму, его шаги были тяжелыми, он не думал о скорости.
Эха у звука не было, но он оставлял след на месте вокруг троих, оставшихся за Микалом, и слышались шаги существа с хлыстом. Исцеленный порез на руке покалывало.
Клэр слышал, как в кошмаре, медленное и тихое шипение.
Глава сорок четвертая
Последний шаг
Больно не было. Нож резал плоть, да, и был горячий поток соленой крови.
А потом… капли повисли в воздухе, в ней расцвела сладкая боль. Ее Дисциплина ревела, ей не нужно было пение для облика. Когда Дисциплина говорила, весь волшебник был ее горлом.
Требовалась только сила подчиниться. Пока эта сила была, творились чудеса.
Что она сделала? Обратилась к себе, да, и нашла что?
«Не мои деньги, - шептала Марта Тебрем. – Нужны для ночлега».
Они окружали ее, печальные и веселые женщины, убитые от ножа, удушения, при родах, от лихорадки, от джина или ненависти, от отчаяния или случая. Она была из Эндора, но, что важнее, она была из их числа, и искра в ней была отрицанием и принятием.
Некоторые хотели свободы от страданий и бесконечной боли. Там было принятие.
Но громче звенело отрицание.
«Я не буду».
Не могу – было не верным. Отказ был твердой оболочкой, скрывающей хрупкую сущность, зовущуюся душой, в уязвимом теле.
Бейте, раньте, убивайте, но я не буду.
Или отказ был ее, даже ее Дисциплина склонялась воле, что стала сильной.
Они лились сквозь нее, женщины Уайтчепла, и их крики были как крики воинственной королевы Боудикки, сосуда Британнии, погибшей в бою, но о ней еще помнили.
Она жива, но в памяти правящего духа.
«Нет. Я жива».
Сердце трепыхалось, легкие сдавил шок. Ее убийца хохотал, достиг цели, его напев стал хищным, он почти проглотил звук магии, что лился сквозь кровавое ожерелье перерезанного горла.
«Я жива».
Они вырывались из ее не совсем трупа, ведь перерезанное горло не убивало мгновенно, пару мгновений волшебница с Дисциплиной были между жизнью и смертью. Порог…
…и Смерть была другой стороной монеты под названием Жизнь, ведь на миг стало слышно смертные голоса жителей.
Звук был сильным, она ощущала его между глазами, сердцем и горлом…
…и он ударил по мужчине, что хотел насмехаться над Жизнью, зеленым огнем.
Он запищал, бил по огню, что вырвался из его медленно отрастающей смертной плоти, но таким было жжение Смерти, оно поглощало метал, камень, сухой огонь и нежность зелени ударяли по всему.
Он упал на обсидиановый алтарь, и треск затерялся в крике души, которой почти дали жизнь, которую отпустила магия.
Прометеан убежал, крича, и на деревянной полке в каменной утробе под Лондинием корчилась смертность волшебницы.
На жуткий миг она дрожала между жизнью и смертью, лишенная голоса.
«Нет».
Выбор в конце принадлежал только ей. Страдать в жизни, в мире не для ее пола, защищая тех, о ком заботилась. Ей хватило наглости назвать себя их последним хранителем?
Правление одинокое, это было последнее искушение.
Обрывки заклинания ее бывшего возлюбленного опадали вокруг нее. Ее смерть питала завершение, но она снова все у него забрала.
Он хорошо все продумал, искал идеальную жертву. И это его погубило.
О, да, это было возможно. Связать осколки, убрать стержень в глубину боли и Империи, стать тем, что он хотел создать: правящим духом.
Еще рывок, и она Стала бы.
Она могла быть той, кому клялась служить и отвернулась. Она могла забрать силу у древнего уставшего создания, что управляло Империей. Она могла ударить по тому сосуду, выбрать свой сосуд и управлять не только своим домом, но и всем миром.
Мелочи. Всего решение.
И все же…
Воля, открывшая дверь Дисциплины, заговорила. Выбор всегда был сделан, она была такой, и ее гордость не позволила бы ей стать узурпатором.
Ее ответ был ясен, хоть и в человеческом сердце, где магия и Смерть были только гостями. Их терпели, но не оставляли.
«Я жива. Жива. Жива ».
Глава сорок пятая
Еще сложнее
- Проклятие, - бормотал Аберлейн. Скрип. – Я не пойду в ту дыру, - он зажег еще спичку. Он постоянно использовал их, носил с собой на всякий случай? – Клэр, пистолет?
- Пять выстрелов, - он спокойно поднял пистолет. – А потом они нападут, пока я буду перезаряжать. Пико?
- Пара клинков, - юноша сплюнул, придерживая Аберлейна. Его глаза сияли. – Я не хочу быть задушенным детьми Тонкой Мэг.
«Что за Мэг? Звучит гадко», - Лондиний был полон таких существ. Он разве не видел дракона в Саусворке? Нелогичность воспоминания уже не беспокоила его после такой ситуации.
Клэр склонил голову. Они приближались, эти легкие шаги.
- У нас есть проблема сложнее, господа. К горе угля, быстро!
- А он? – Пико кивнул на дыру.
«Может, он решит ту проблему за нас».
- Он справится сам, он найдет мисс Бэннон. Мы не такие выносливые, и я слышу, как та штука приближается. К углю. Идем, Аберлейн!
Стоны, шорох сверху. Голодающие терпеливо сдвигали баррикаду двери. Или нашли другой вход. Даже у скелетов был вес, и их было много, они могли обойти любую преграду. Их белые пальцы…
Шорох, стук. Бледный силуэт пролетел мимо лестницы, ударился об пол и содрогался.
Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук-тук…
Они добрались до угля. Аберлейн бросился туда, кряхтя, Клэр повернулся, вскинул пистолет. Он не сдастся без боя.
- Лезьте на уголь, - прошипел он с яростью, голодающий извивался с усталостью. Это было безумием, думать, что скелет движется, и его желтые впавшие глаза сверкали. – Лезьте, черт возьми!
Тук-тук. Тук-тук-тук-тук-тук.
Кучер вырвался из дыры, где пропал Микал, глаза пылали красным, Клэр подавил вопль. Существо было теперь плотным, лицо уже не было скрытым. Испорченная плоть, острые зубы, широкие ноздри, пальцы застыли, как когти. Он бежал с жуткой грацией, плечо было выше другого, и кости трещали.
Он не заметил людей на груде угля. Он бросился на голодающего, что упал, камешек перед лавиной, и впился лицом в живот скелета. Вой оглушал, но Клэр не отвернулся.
Он смотрел, как перед ним разворачивалась нелогичность, Аберлейн выругался. Пико издал сдавленный звук. Голодающие падали в дыру, подавляли жуткое существо своим количеством.
Глава сорок шестая
Уже произнесенное
Удушение. Она сплюнула кровь и слюну и вдохнула. Дыхание застыло от крика: огонь в лампах трепетал. Алтарь разбился, обсидиан пронзил тело, упавшее на него, и ее крик слился с жутким звуком.
Она упала на влажную грязь с полки, что держала ее над полом. Под Лондинием Темза проникла на дно всех дыр. Ее юбки были изорваны, но корсет остался целым, и она была рада этой поддержке. Она кричала, горло пылало от воспоминания о ране.
Всхлип на вдохе, она пыталась подавить крик. Больно, эфирная сила текла в измученный сосуд. Ее Дисциплина притихла, кожа горела.
Она приходила в себя и слышала, как убегал прометеан. Он трудно дышал, двигался с хрустом стекла.
«Что случилось?».
Учение отогнало воспоминания. Черные цветы мелькали по краям зрения, и мысль о падении в жижу под ней была заманчивой.
«Вставай. Прометеан ушел. Заверши то, за чем пришла».
Вопрос: зачем она это терпела? Не ради Британнии.
«О, Эмма. Вставай».
Она с болью встала на ноги. Ее волосы спутались, были в грязи и гадости, ее платье почти пропало. Она схватилась за доску, где до этого лежала, чтобы встать. Она не удивилась, увидев, что рядом древний скелет. Череп был разбит, коричневые кости были в зелени, покрыты мхом, а то и Коростой.
Она поежилась. Эмма напрягла плечи, словно ребенок, ожидающий удара, и отвернулась от гримасы скелета.
Вторая пара легких работала в комнатке, это был Левеллин Гвинфуд. Разбитый камень пронзил осколками его тело, отросшую плоть и металл Изменений. Кровь и черное масло покрывали обломки. Она смотрела, а обсидиан ломался дальше, новые копья пронзали волшебника.
«Как ощущения, сэр? Утолили голод?» - она закашлялась, кровь вылетела из легких, дышать стало легче.
Осталось еще одно. Она так устала.
Он снял ее сапоги. Босая, как проститутка Уайтчепла, она прошла по комнатке.
- Ллев, - она хрипела.
«О, сыграю. Но девчонка из Уайтчепла разбила его. Сможет ли она построить Империю?».
Не важно. Она обрела голос.
- Левеллин, - что она должна сказать?
Его безумный взгляд был как у зверя. Как Воля и Камень создали тело из обломков того, что оставила Великая Работа? Кости в Динас Эмрис хранили его сознание?
Он видел, как она полчаса стояла и глядела на него, а потом ушла? Он видел это без глаз?
Среди разбитых металлических ребер блестел Камень.
- Эмма, - выдохнул он, ладони дрогнули. В одной был крепко сжат нож. Клинок уже не сиял, почернел. В центре была алая линия.
«Хлыст и нож. Прометеан сверху, начнет убивать», - она склонилась.
- Эмма! – крик за ней.
Ее пальцы, черные от грязи, сажи, ее крови, сжались в теплом пульсе.
- Эмма, - выдохнул Ллев. Он помнил ее имя и забыл свое?
- Левеллин Гвинфуд, - ее щеки были мокрыми, свет ламп обжигал глаза. – Я когда-то любила тебя.
Нож дрогнул. Его рот раскрылся, может, для проклятия, может, для мольбы.
Эмма Бэннон села на пятки, собралась с силами и потянула плотью и эфирной силой.
Громкий треск.
Лампы потухли, поднялся ветер. Она упала в грязную воду, прижимая к груди второй Философский камень.
Вой был близко.
«Микал».
Он кричал ее имя, но, если прошел так далеко, найдет ее и без света. Она сжимала у груди теплый Камень, из последних эфирных сил выдохнула Слово, что уже произносила однажды.
В темноте кости стали пылью, алтарь сиял.
Дикий плеск, он бежал во тьме, глаза сияли, ладони сжали ее до боли с облегчением, поднимая.
Микал нашел ее, хоть и не так, как планировалось.
Глава сорок седьмая
Эхо в нем
Снег бледных тел падал из дыры сверху, почти не шумя, попадая на извивающегося кучера. Челюсти голодающих работали без устали, бесцветные зубы нападали на существо.
Оно терзало их хрупкие тела, но есть в них было нечего. Зеленая пыль поднималась от изорванной плоти, кучер сверкал среди них.
Клэр не сводил пистолета. Сцена перед ним была гадкой, но, что хуже, она была нелогичной, и боль в висках была сильнее, он пытался слушаться Логики.
«Не отворачивайся».
Шипение стало бульканьем воды в трубе. Существо ослабевало, хлыст потерялся под массой голодающих. Длинные пальцы искали ручку, но даже потом не смогли вытащить хлыст из массы.
«Смотри», - пистолет дрожал. Аберлейна тошнило за ним, он ворчал о магии, послышалось хлюпанье.
Кучер закричал, как ребенок. Он содрогался, ткань рвалась. Голодающие настойчиво терзали пальцами, рвали его одежду. Пуговица сверкнула, описав дугу, поймав откуда-то блеск. Было темно, и глаза Клэра, привыкшие к темноте, видели лишь то, что озарял кучер, пока голодающие ели.
- Лезь, - сказал Пико, голос по-мальчишески оборвался. – Идем, Клэр!
Он не опускал пистолет.
- Идите, - услышал он себя, словно в жутком сне. Он спал? – Я задержу их.
Голодающие заметили, пока брели, живое мясо на горе угля. Они поднимались с жуткой слепой настойчивостью, двигаясь по полу подвала. Все ближе, а у него всего пять пуль. Придется считать. Он мог перезарядить пистолет, но проход был перекрыт.
«Думаю, мы все умрем здесь. Даже Микал. Интересно, они разорвут меня на кусочки? Или я защищен?».
И… Эмма. Они разобрались с существом, а волшебник?
Зеленое сияние в другом углу. Клэр поднял пистолет выше.
- Аберлейн?
Кашель, а потом безнадежный голос инспектора:
- Да, мистер Клэр?
- Простите, что привел сюда.
«И я сожалею еще о многом другом».
Инспектор хотя бы был джентльменом.
- Ничего, старик. Ничего не поделать, - слова дрожали. – Нам не уйти. Путь закрыт.
Способности Клэра щелкали. Можно было поджечь уголь, но они задохнуться, не успев спастись.
Он устал, хоть и был целым. Были пределы даже у даров мисс Бэннон.
«Эмма. Ты жива?».
Пистолет рявкнул, вспышка на миг лишила его зрения. Голодающий поблизости упал, голова была разорвана, зеленая пыль опадала с тихим шипением.
Кучер закричал снова, выл как младенец под растущей кучей.
Женский голос прогремел с жуткой силой.
- К-г-з-т!
Медленный скрежет, горы терлись друг о друга.
Клэр резко пришел в себя. Он лежал на угле, у его спины был сапог Пико, голодающие сжимались в конце подвала. Зеленое сияние в другом конце подвала усилилось, и он увидел тонкий силуэт.
Мисс Бэннон в изорванном траурном платье. Тень за ней была Микалом, он держал ее, пока колени подводили ее. Клэр прищурился, увидел шрам на ее белом горле под слоем грязи. Она прижимала голую ладонь к голой шее – украшений не было, и было непривычно видеть ее такой. Бледное сияние отличалось от зеленой пыли голодающих, но было тоже нелогичным. Корона нелогичного сияния над ней.
- Назад, - прохрипела она. – Назад, Маримат. Они мои, они не для тебя.
Голодающие корчились. Последний слабый вопль кучера затих с хрустом. Вздох голодающих, как влажный ветер над сухой травой.
- Ведьма-воробуш-ш-ш-шек, - булькающий смех, один из голодающих, но в его пустых глазах сиял темный разум. – Понравилос-с-с-сь?
- Не очень, предательница, - лицо мисс Бэннон было пустым, хоть черты оставались детскими. – Но я снова дома, Махаримат, Третий хранитель, и они не для тебя.
- Воробуш-ш-шек, - голодающий дернулся вперед. – Ты – плоть, ты слаба. Как ты остановиш-ш-ш-шь моих детей?
- Действительно, - волшебница вскинула голову. – Я – Прима, - ее тон оставался жутко пустым. – Напади на меня, грязное создание, и узнаешь.
Тишина затянулась. Но голодающие отступили, шипя. Те, кто не мог забраться по лестнице, падали и разлетались зеленой пылью, ветер прилетел откуда-то и забирал их.
Клэр не знал, что вырастет из этой пыли. Так распространялась Короста?
Голодающие оставили обглоданное, пожеванное, кривое и быстро гниющее тело среди одежды кучера. Хлыст рвался, извиваясь, чернел, как горящая бумага. Треск и скрип, хлюпанье, и лестница рухнула рейками.
Кучер был мертв. Тело развалилось, поднялся зеленый дым. На миг он напомнил лицо, искаженное от боли, а потом покинул подвал с запахом пепла.
Кашляя, Клэр опустил пистолет. Аберлейна снова стошнило. Пико выдохнул жуткие слова, но все же выразил этим облегчение.
Мисс Бэннон стояла долго, а потом обмякла, и Микал поймал ее. Его лицо было полно напряжения, которое Клэр видел лишь раз, когда он сотворил чудо и спас госпожу от Красной чумы.
Как назвать эти эмоции на лице? Было ли такое слово? Это важно?
Нет. Он обнаружил, что узнавал это выражение, хоть и не мог назвать его. Это чувство отражалось в нем, и он не давал себе думать о нем, чтобы не разбить напряженные способности.
Арчибальд Клэр отклонился к углю и закрыл глаза. Он приведет мысли в порядок и выведет их отсюда.
А пока он просто лежал, дышал, и его тело было целым и, возможно, бессмертным.
Глава сорок восьмая
Жалить или утешить
Суета лишь мешала.
- Теснее, - сказала Эмма, корсет жестоко сдавил ее.
- Не нужно, мадам, - пухлая женщина в черном была бледной, но держалась. – Вы едва стоите, и вам стоит поспать до…
- Микал не избавится от меня, Северина, это мне решать. И если хочешь помочь, хватит суетиться. Скажи мистеру Финчу, что я не принимаю, пока вдова не позовет, - «Он поймет, о чем я», - и проверь, чтобы с мистером Клэром и Филипом хорошо обходились.
- Упрямица, - буркнула Северина, ушла из комнаты, Бриджет и Изобель вытащили платье из высокого березового шкафа.
Хозяйку дома встретил у двери тихий Микал, открывший дверь для нее, прошедший в комнату без стука.
- Она встревожена, - он остановился и смотрел, как платье поднимали над головой Эммы. Быстрые пальцы все поправили, распрямили шелк, и Эмма говорила себе, что дрожь в коленях утихнет. Не было времени на слабость.
- Тревога приемлема, - выдохнула она. Это из-за корсета. – Не приказывай мне. Ослабь немного воротник, Изобель. Мне не нравится, когда тесно.
Изобель поспешила послушаться. Она не говорила о шраме на горле госпожи. Он посветлеет, Камень в ее груди – знакомый теплый груз – медленно творил чудо.
Ей не нужно было чудо Микала, да? Она бы выжила с помощью одной Дисциплины?
Ее план удался. Они нашли ее. Теперь нужно было похвалить Микала.
- Изобель, принеси больше шоколада. Бриджет, я бы хотела пополнить тот парфюм, нет, зеленую бутылочку. Да. Поспеши к мадам Нойон, пусть это сделает, а потом сделай мне прическу. Да, девочки, идите.
Они переглянулись, веснушки Бриджет были яркими на белых щеках. Они послушались. Фамильярность на этой улице была ограниченной.
Она осталась одна со своим Щитом, ее волосы были распущены, на ней не было украшений для защиты.
Он был прежним, лишь глаза казались усталыми. Высокий и прямой, в зеленом пиджаке – он больше не скорбел. Или хотел, чтобы она решила.
Она нервно облизнула губы. Хотела она или нет, но он смотрел на ее рот. Ее ноги дрожали, но корсет держал ее прямо.
- Так было необходимо, - начала она, его лицо было напряженным, и ей не нравилась эта… неуверенность? – Ты не мог сразу пойти за мной. И… я не могла допустить то, что ты сделал…
- Не нужно объяснять все Щиту, Прима, - он сделал два шага к ней и застыл.
Они смотрели друг на друга, Щит и волшебница, и звуки в дома были громкими за их тишиной.
«Может, я хочу», - Эмма сглотнула, ее уязвимое горло дрогнуло.
- Микал…
Он перевел взгляд на открытый шкаф. Виднелись платья темных тонов. Теперь у нее будет правильный траур по Людовико. А когда она снимет черный, может, избавится и от остального.
Кроме имен поражений, она повторяла их, чтобы подавить свою наглость.
Гарри. Трент. Напал. Джордейн. Эли. Людовико.
Она взяла себя в руки. Подняв голову, показывая шрам на горле, она решила, что Микалу пора получить от нее немного правды.
- Я бы не потеряла тебя, Щит.
Будто она была Щитом, а он – ее подопечным.
Слабая улыбка.
- Не страшно, если бы я был потерян.
Он прощал ее? Могла она спросить? Это был Микал, так откуда этот… страх? Прима не должна бояться своего Щита. Или ждать его прощения.
Так почему ее ладони были мокрыми, а сердце так колотилось?
Она взяла себя в руки. Подобрала слова и произнесла их четко:
- Однажды, Микал, я спрошу, что ты сделал, когда я страдала от чумы. И я прошу, почему Клэр знал об этом, а я – нет.
Он смотрел на ее платья.
- В тот день я отвечу, Прима.
Это не радовало.
- Ты расстроен? Недавними событиями?
Он повернулся к ней. Улыбка стала шире, стала искренней. Он подошел к ней тихими шагами Щита, его пальцы были теплыми на ее щеках.
Его губы тоже были теплыми, и она не поняла, что отходила с ним, пока ее юбки не задели столик, а плечи не ощутили стену. Ее пальцы запутались в его волосах, ее тело сдавило нечто, лишившее ее дыхания.
Он держал ее, губы и язык плясали от плотского желания, и когда она отодвинулась, чтобы вдохнуть, он поцеловал ее щеку, челюсть, за ухом, где кожа была такой уязвимой.
- Сердце – это сердце, - выдохнул он у шрама на ее горле. – Камень – это камень.
«Что это значит?» - она прогнала вопрос, гладя его темные волосы. Он дрожал, или это была ее дрожь?
- Ты – мой Щит, - прошептала она и убрала руки. Она прижалась головой к его плечу, позволила воле, что держала ее, отступить на пару мгновений.
Он держал ее, его подбородок лег на ее спутанные кудри. Его ответ был едва слышен.
- Вы – мое сердце.
Но приятное не длилось долго. Вскоре она спустилась в солнечную комнату, волосы были заплетены, серебряные кольца блестели на пальцах, кулон и серьги были приятным грузом, золотая брошь с зеленым янтарем была приколота на груди.
Финч кашлянул.
Эмма оторвала взгляд от морозника, что неплохо рос под куполом магии.
- Ах, Финч. Мистер Клэр проснулся?
- Да, мэм. Он в комнате рисования, - Финч моргнул, как ящерица. Он был мрачен, но не больше обычного. – Кое с кем. С двумя.
- Ах, - она смотрела на растение еще пару мгновение. – Прости, что приходится терпеть присутствие инспектора.
- Ничего, мэм, - он звучал потрясенно? – Я… уверен в вашей защите, спасибо.
«Хоть кто-то», - она с трудом подавила улыбку.
- Хорошо. А второй человек – вдова?
- Да, мэм. Ждет вас.
«И это ее бесит».
- Как вежливо. Я пообедаю в кабинете, Финч, и потом мы обсудим дела дома с мадам Нойон.
- Да, мэм, - он уходил бодро, она позволила себе еще немного посмотреть на широкие листья и сочные стебли морозника, а потом пошла в комнату рисования.
Микал был у двери, открыл ее по кивку.
Клэр у камина изучал зеркало с тревогой. Инспектор Аберлейн с перевязанной лодыжкой опирался на трость, но не сел в присутствии женщины в вуали на синем бархатном диване.
Микал закрыл дверь, и Эмма посмотрела на них, сцепив ладони, как леди. Она не повернулась к женщине, а посмотрела на Аберлейна, вскинув бровь.
- Доброе утро, инспектор. Вам лучше?
Он нахмурился.
- Пожары. Ущерб имуществу, жертвы. Варинг клянется оторвать мне голову, публика просит моей отставки.
- Как неудобно.
«Я не против, учитывая ваши методы», - но он помог Клэру.
- Хотите сохранить место? Уверена, тут вам помогут найти место лучше.
- Я уйду в отпуск, пока шум не утихнет, - он повернулся к женщине с вуалью. – С вашего позволения, Ваше величество, я уйду по делам.
- Мы благодарны за ваши услуги в тяжелые времена, - вдова Виндзора протянула пухлую ладонь с кольцами, и он склонился над ней. – У вас наша благодарность и благословение.
«Это очень поможет», - Эмма прикусила язык.
Аберлейн прошел мимо нее, хромая, и замер у двери.
- Передайте привет мистеру Финчу, мисс Бэннон. Хорошего дня.
«Я ничего не передам, сэр».
- Хорошего дня, инспектор. Приятных снов.
Он подавил ругательство, но с трудом, и она ждала, пока не услышала, как за ним закрылась входная дверь, а потом переключила внимание.
Тишина быстро стала неловкой. Клэр не замечал, пока Виктрис, вздохнув, не отодвинула вуаль и не посмотрела на волшебницу.
Ее глаза были темными и человеческими, созвездия Британнии были тусклыми и далекими, как не было годами.
- Волшебница.
- Ваше величество.
- Говорят, все… закончено.
«Для меня – да».
- Похоже на то.
Ее ответ не удовлетворил. Шея вдовы покраснела в черном платье, воротник прижимался к ее щекам. Румянец угас. Точки света вспыхнули в ее глазах. Эмма смотрела с интересом.
Виктрис заговорила снова:
- Мы ослабели. Это точно тебя радует.
- Нет.
«Но я желаю вам радости».
- Волшебник, ответственный за недавние… проблемы… пострадал ужасной судьбой, Ваше величество. Может, это вас успокоит.
Королева поднялась. Клэр отошел от камина, словно для помощи, но она прошла к Эмме. Их юбки почти соприкасались, и волшебница подавила улыбку.
Так не пойдет.
- Мы не успокоены, ведьма, - холодный вес был в словах, но в словах Виктрис было только эхо тяжелого голоса Британнии. – Мы подозреваем…
«Вы ничему не научились, моя королева?» - Эмма не моргала.
Две женщины смотрели друг на друга, их разделяла стена дрожащего воздуха. И, конечно, гордость.
Плечи Виктрис опустились. Ее ладонь дрогнула, словно она хотела протянуть руку.
«Что бы я тогда сделала? Я ей не служу».
Она вспомнила груз, искушение стать большим, чем человек, поднялось в ней темной волной.
Эмма Бэннон с облегчением обнаружила, что ее решение осталось прежним, и она не сожалела.
- Вы – королева, - она опустила взгляд. Она смотрела на сумочку Виктрис – зачем это королеве? Она не ходила на рынок. Может, это было связано с супругом.
Какие мечты она оставила, когда правящий дух захватил Виктрис? Она проклинала и любила это бремя, как Прима проклинала и любила груз Воли, что не давал ей отдохнуть или подчиниться?
- Да, - но Виктрис звучала утомленно. – Мы больше тебя не побеспокоим, волшебница.
«Это должно ужалить или утешить меня?» - Эмма только кивнула, Ее величество прошла мимо, ее вуаль шуршала, она опустила ее. Дверь открылась, Эмма повернула голову и посмотрела на вдову в бархате.
- Ваше величество?
Она замерла и слушала.
- Я тоже вас не побеспокою.
Ответа не было.
Глава сорок девятая
Ты заставил ее горевать
«Интересно», - Клэр кашлянул.
- Эмма, - она подняла голову, и Клэр отметил ее покрасневшие глаза, влажный след на щеке.
Входная дверь открылась и закрылась, он остался один с волшебницей.
- Арчибальд, - высокий воротник ее платья не скрывал шрам на шее. Что она пережила в руках того безумного Главного?
- Как… - как ты себя чувствуешь? Глупость вопроса разожгла в нем яростный жар. Он краснел? Нелогично. – Ты выглядишь… неплохо.
- Спасибо, - бесцветный вопрос. Она разглядывала его, вскинув голову, ее ладони сжались – и он не упустил напряжения в пальцах. Ей было больно так сжимать их. – Ты тоже.
- Ах, спасибо, - он глубоко вдохнул. – Я… Эмма, я должен спросить. К-камень. Ты… можешь забрать его у меня? Он… нелогичен. Он… вызывает Чувство.
- Как интересно, - она разглядывала его, темные глаза медленно двигались, серьги подрагивали. – Обычно такого эффекта нет. И я не заберу его, Клэр, - она замерла, ее щеки тоже пылали. – Даже если ты… будешь ненавидеть меня.
Чего ей стоили эти слова? Ненавидеть? Он был ментатом. Он не…
Но все же что она с ним сделала, что вызывало бури Чувств?
Это делала она сама?
Или эти бури были… его?
- Эмма, - хрипло. Что-то мешало в горле. – Я не… я не могу тебя ненавидеть.
Она кивнула.
- Спасибо, - что было с ее лицом? Он посмеет назвать это выражение?
- Но я… ухожу. Я должен научиться… справляться со своей реакцией на это… - не так должен был идти разговор. Он ожидал слезы? Крики? От нее? От себя? – На этот… дар. Твой. Это очень хороший… подарок.
Еще кивок, ее щеки уже не были красными.
- Хорошо.
- Я не могу… не хочу причинить тебе… боль, - как другие терпели эту нелогичную боль?
- Поступай, как должен, Клэр, - ее пальцы были белыми, крепко сжимали. – Если нужна моя помощь, только пришли весть.
Его горло пересохло, он заставил себя сглотнуть.
- Спасибо. Я… так и сделаю, - он не мог медлить, желание поднималось. Он отрицал его. – Пико ждет в экипаже. Мне нужно самому заплатить ему. Он – очень полезный юноша.
Она молчала.
У него больше не было слов, и он заставил ноги двигаться. Он замер у двери, посмотрел на хрустальную ручку. Медленно, как старик, он повернул ручку, открыл дверь и вышел.
Когда дверь закрылась, он пошел к прихожей. Но там была последняя преграда.
Микал отклонил темную голову. Его волосы были чуть растрепаны, ладонь лежала на рукояти ножа на бедре, Клэр знал, как хорошо он ими управляет.
Клэр медленно надел перчатки. Поправил шляпу.
- Ментат, - слова Щита было едва слышно, но Клэр уловил их. – Ты заставил ее горевать.
Он кивнул. Он не мог отрицать или оправдываться.
Но мог ответить:
- Как и вы, сэр.
Микал убрал руку с ножа. Клэр ожидал большего, но Щит молчал, пока ментат шел мимо. Он замер у двери.
«Вернусь ли я?».
Ответа не было. Он глубоко вдохнул, поправил шляпу и вышел в туманное утро Лондиния. Дождь касался изящного сада, врата мисс Бэннон были лишь немного приоткрыты.
Он прошел по каменной тропе, вышел, и калитка закрылась за ним с решительным щелчком. Экипаж ждал, и лицо кучера скрывал шарф в полоску, холодок пробежал по спине Клэра.
Это было нелогично, и он отогнал ощущение и забрался в карету.
Пико чистил ногти складным ножиком и кивнул ему.
- Все хорошо?
«Нет».
- Да, вполне, - он сел и постучал по крыше. – Бейкер-стрит, номер 200.
- Есть! – треснул хлыст. Клэр подавил дрожь.
Что дальше? Если думать только о том, что сделать дальше, то ситуацию можно выдержать.
- Мистер Пико. Мисс Бэннон передала вас мне на службу. Думаю, вы не возражаете?
- Конечно, нет, - парень улыбнулся. – Интересно. И я хочу поучиться у ее мрачного.
«Уверен в этом. Он опаснее всего».
- Когда будет время. Вы – умный парень, сильно поможете. Вы любите путешествия?
- Я их не пробовал.
- Что ж, - Клэр уселся удобнее, сцепил пальцы и посмотрел на выцветшую ткань занавесок, экипаж подпрыгивал на камнях. – Скоро узнаете.
«Очень скоро».
- Нужно провести эксперименты.
Он замолчал, и это нисколько не нервировало Пико. Они уезжали, и парень стал насвистывать.