Но артиллерия могла решить далеко не все. Некоторые укрепления в горах можно было разрушить разве что прямым попаданием атомной бомбы. Ключник сообщил, что в кишлаке Даштак прячутся бандиты, расстрелявшие машину в ущелье Гивич. Там же была и группа арабов‑наемников.
«Надо поймать кого‑то из арабов», – пришел приказ. Операцию по вылазке в Даштак разработали в считанные часы. Сообщили вертолетчикам, чтобы не бомбили кишлак.
Ночью разведчики переправились через Пяндж. Могли, конечно, заказать и «вертушку». Но‑она – шумная. Ускоренным маршем спецназовцы вместе с Филиным дошли до Даштака.
Кишлак был пуст.
Глиняные дома зияли безжизненными окнами. Пыль, которая в Афганистане везде, висела на деревьях, покрывала дувалы, взметалась из‑под ног.
И ни души.
«Странно, где они? – подумал Филин. – Мы опоздали? Ключник ошибся? Или соврал?»
Вдруг в небе послышался рокот. Будто приближался рой громадных злых стрекоз.
Появились вертолеты. Наши вертолеты.
«Забрать нас? Что‑то рано, – удивленно подумал Филин. – А, ладно, все равно тут ни хрена нет».
Но вертолеты как‑то подозрительно заходили на вираж.
«Летуны, похоже, в дупель», – подумал Константин.
Но летчики были абсолютно трезвы.
Они летели бомбить кишлак.
Произошла ошибка. Когда составляли план, перепутали Даркад и Даштак. Один кишлак надо было стереть с лица земли, из другого забрать группу спецназа. Но офицер, составлявший боевые задания на вылет, служил в Азии недавно. Для него местные названия – что китайская грамота. Вот и перепутал.
В итоге одни пилоты нанесли удар по своим, другие же попали в пренеприятнейшую ситуацию, приземлившись в логове врагов. Едва ноги унесли…
О том, что что‑то не так, Филину подсказало дурное предчувствие. А злые морды вертолетов неслись прямо на них.
– Бля, ща заеб…! – истошно закричал Бука.
«Йоп твою мать, точно», – отметил Филин.
Молоденький лейтенант, пришедший с ними в группе, упал на спину и пополз по земле, извиваясь, как ужик. Он выставил вверх автомат, словно пытался им закрыться. Его испуг вытеснил из глаз разум…
Спецназовцы бросились врассыпную. Под лобовыми стеклами вертушек запульсировали красные огоньки пулеметов.
Пью‑пью‑пью – пули посыпались вокруг Филина, взбивая из земли фонтанчики пыли. Откуда‑то до него донесся запах человеческих испражнений…
Но это было только прелюдией к самому страшному: реактивному залпу.
«Здесь уже ничто не спасет», – спокойно, даже как‑то отрешенно подумал Филин. Сделал два шага до ближайшего арыка, лег в него. Вжался в землю, словно стремился поглубже зарыться. Закрыл голову руками.
Он не видел, как по кишлаку прошелся огненный смерч. Вокруг него все вскипело.
* * *
«Это можно вычеркивать, – подумал Неизвестный, – после такого редко кто выживает. Нет, конечно, я не Филин и даже не Ветров. Я – Усс!»
* * *
Иииииииииииииии…
Человек встает. Пространство вокруг раскачивается влево‑вправо. Он напрягает глаза. Изображение, как в кривом зеркале. И полная тишина. Лишь этот проклятый звук, идущий изнутри, будто работающий телевизор с сеткой настройки:
Иииииииииииииии…
На него неторопливо, словно в замедленной съемке, летит кусок человеческого мяча. Он крутится вокруг своей оси. Рваные куски камуфляжа хлопают по бокам, как крылья. И медленно отлетают в сторону. Человек видит голый пупок. И жилы, торчащие сбоку…
Иииииииииииииии…
Кусок бьет его по лицу и отлетает.
Земля резко поднимается и ударяет его по голове. Потом отлетает назад. И опять поднимается…
Дзиньььь…
Человек начинает понимать, что не земля, а он – падает и встает. Встает и падает.
Но что это такое вокруг?
Где он?
Кто он?????
* * *
«Что за чертовщина?» – удивленно подумал Неизвестный…
* * *
Память к Константину Филину возвращалась медленно. И кусками.
Сначала он осознал, что находится в вертолете. Вокруг него кто‑то суетился. Парень в потертом камуфляже подал алюминиевую кружку с водой. Филин выпил залпом. Попросил еще. Осушил. На душе чуточку полегчало: может, водичка волшебная?
(Фельдшер с удивлением понюхал флягу, из которой наливал в кружку офицеру. В ней был чистый спирт. Но контуженый капитан, которого они эвакуировали из кишлака, пил его, как воду. Может, спирт выветрился? Нет: запах ударил в ноздри. Там все еще был чистый спирт…)
Когда фельдшер подносил к носу флягу, Филин прочитал надпись на шевроне на рукаве: пограничные войска.
«Я пограничник, – подумалось ему, – со мной что‑то случилось. Но что?»
Но он решительно не помнил, как оказался в вертолете и что было до этого…
* * *
«Бедняга, – посочувствовал Филину Неизвестный, – тяжело начинать жизнь с чистого листа. Может, он тоже сейчас лежит где‑то, точно также, как и я, и вспоминает…»
Глава 15
На следующий вечер Ветров решил навестить Летуна. Конечно, дважды не везет даже дуракам. Но сдаваться он тоже не собирался.
Микрорайон, где жил Летун, не представлял ничего особенного: утопавшие в зелени дворы, сдавленные хрущевками, узкие тропинки, убегающие за заборы. А главное – кучи мусора, которые были в Душанбе повсюду. Они наползали на дворы, накладывали свои вонючие лапы на чистые газоны.
Квартира Летуна находилась на третьем этаже хрущевского дома. Ветров поднялся и постучал. Несмотря на позднее по душанбинским меркам время, ему открыли не спрашивая (а он‑то ломал голову что сказать). Вместо слов Андрей сразу же нанес удар рукояткой пистолета по лицу мужчины, открывшего дверь. Тот упал. Андрей перепрыгнул через него и пробежал внутрь. Дома кроме Летуна (того, что открыл дверь) находились его жена и двое детей‑дошкольников.
«Неплохо было бы адрес перепроверить, вдруг ошибся?» – подумал Ветров, выталкивая хозяев на середину комнаты. Дети заплакали. Жена Летуна обняла их и стала успокаивать.
Ветров был настолько возбужден, что мог выстрелить в любой момент. Ни детские слезы, ни испуганные взгляды не могли уже разжалобить его: это была война!
Летуна Андрей представлял высоким и сильным, а тот был маленьким и толстым (если это был он, конечно).
– Кто ты, черт возьми? – спросил хозяин квартиры, ощупывая разбитый лоб.
Дети бросились к нему, но Ветров удержал их. Жена попыталась ударить его ниже пояса, Андрей оттолкнул и ее. Та упала, халатик распахнулся. («А она ничего», по ходу дела отметил Ветров.)
– Не трогай их, – закричал хозяин. – Что ты хочешь?
– Антонину.
– Какую Антонину?
Взгляд мужчины выражал оскорбленную честность. «А вдруг не он?» – засомневался Андрей. Но тут он взглянул на финский стенной шкаф, его створки были приоткрыты. Внутри на плечиках висела военная форма с погонами подполковника‑летчика. «Он», – у Ветрова чуть отлегло от сердца. Хотя, в сущности, форма еще ни о чем не говорила.
– Хорошо, – угрожающе произнес Андрей, размахивая пистолетом, – я сам назову адрес в «Шанхае». Там есть дом с несчастными девушками в подвале. Мне нужна только одна. У тебя сорок минут. Поезжай и привези Антонину. На сорок первой минуте я расстреляю твою семью.
У Ветрова был такие бешеные глаза, что Летун испугался! Он поверил сразу и безоговорочно, что этот человек может убить его жену и дочерей. (По правде говоря, Андрей и сам в тот момент верил себе.)
«Вы взяли мою девушку, можете делать с ней, что хотите, но сначала вы должны убить меня, потому что пока я буду жив – не дам вам покоя. Оторвете руки, буду бить ногами. Вырвете и их – вопьюсь зубами, загрызу!» – вот какой сумасшедший настрой был у Ветрова в тот миг.
– Но я не успею. – Летун сломался, он уже не мог делать вид, что ничего не знает. – Это же отморозки, с ними не договоришься, да я и не имею выходов на них…
– Твои проблемы, парень, – медленно и отчетливо произнес Андрей, – время пошло.
И Летун побежал!
Вы знаете, на что способен человек, когда у него край, когда его берут за горло?
Он способен на невозможное.
Никогда в обычном состоянии Летун не смог бы вытащить Антонину из «Шанхая». Он не знал тех людей, что держали ее. Он знал посредников, те – других посредников, которые в свою очередь имели какие‑то выходы на этих бандитов. Но никакого влияния.
Решить такой вопрос за несколько минут, да еще ночью – это было абсолютно нереально!
Однако на карте были жизни жены и дочерей. И потому Летун готов был разорвать всех, кто бы посмел перечить. И плевать ему на невозможное! Надо, и все тут!
«Мудаки, подставили меня, – думал Летун, мчась навстречу нужным людям. – Да я в рот вас всех трахал. Я вас раком сейчас поставлю, и вы мне эту дуру из‑под земли достанете! А потом еще разберусь, кто навел на меня этого ублюдка!»
Вот так сумел зарядить его Ветров!
Когда Летун умчался, Андрей сел на диван. Отдышался. Подмигнул младшей девчушке, мол, не переживай. Это игра такая у взрослых. Сейчас твой папка вернется, и все будет нормально.
Летун жил в трехкомнатной квартире. В гостиной горела хрустальная люстра. Было светло как днем. Ковер, лежавший на полу, был настолько мягок, что хотелось снять ботинки. Пока стрелки часов совершали свой круг, Андрей молча рассматривал жену Летуна. Да, очень красивая женщина. Она увидела взгляд мужчины и испуганно запахнула шелковый домашний халатик до самой шеи.
Чем ближе подступал миг последнего решения, тем больше Андрей волновался. Что делать, если Летун опоздает? Убивать? Он не смог бы стрелять в детей. От одной этой мысли внутри у Ветрова все переворачивалось.
На сорок первой минуте глаза заложников тревожно забегали от гостя к часам и обратно. Минула сорок пятая минута, сорок шестая… Хозяин не появлялся. Андрея охватила мелкая дрожь… Сорок седьмая, сорок восьмая… Черт, не удалось… Что теперь? Бежать?!
В дверь постучали. Ветров кивнул старшей дочери, чтоб открыла.
В квартиру они вошли вдвоем – Летун и Антонина. Ветров бросился к ней и обнял. Она расплакалась.
Хозяева стояли в центре комнаты и вопросительно смотрели на незваных гостей. Можно было уходить, но Андрей вдруг обратил внимание на видеокамеру, лежавшую на японском телевизоре.
Юрий говорил, что ему нужны доказательства? Будут!
– Возьми видеокамеру, – сказал Ветров Антонине.
– Зачем?
– Мы запишем его признание.
– Мы так не договаривались! – закричал Летун.
– Неужели? – спокойно ответил Андрей. – Значит, сейчас договоримся.
Он очень убедительно поиграл пистолетом в руке. Антонина настроила камеру. Хозяин сначала упирался. Но Ветров убедил его, что молчать себе дороже. В общем, развязал ему язык.
Летун рассказал все (ну разве что опустил свои приставания к Антонине, да ладно, это к делу не пришьешь)! После этого Ветров покопался в его домашнем архиве и обнаружил ряд интересных фотографий и писем. Можно было уходить.
Но…
Что‑то опять его удерживало.
Неужели все так просто?
– Дураки, вы все равно не сможете этим воспользоваться, – прошипел Летун.
– Почему? – серьезно спросил Андрей и посмотрел на Летуна. Тот замолчал.
Понятно – из Летуна вырвалось. Эмоции разыгрались. Но слова эти могли быть отнюдь не пустыми. Андрей подошел к окну. На улице стояла машина с сидевшими в салоне людьми. Еще несколько человек курили на лавочке.
На вид – обычные зеваки. Но время слишком позднее для зевак.
Наверняка эти люди кого‑то ждали. И скорее всего – Ветрова с Антониной.
Летун поймал взгляд Андрея. Его глаза забегали. «Значит, я прав», – подумал Ветров. Ему резко перестало все это нравиться. Он подбежал к другому окну, выходившему на противоположную сторону. Там тоже были какие‑то люди.
– Что ж ты, сука, детьми рискуешь? – Ветров ударил Летуна рукояткой пистолета в плечо и прижал ствол к его ребру. – На хрена этих пидоров притащил? – Грубые слова сами слетали с губ Андрея (не бог весть какого поклонника ругательств), словно зная, что как раз сейчас они будут уместны. – Отпустил бы нас, потом спокойно разбирался, искал, наказывал, – продолжал Андрей, – а что мне прикажешь сейчас делать, убивать твоих? Что молчишь, мудофель? – И ударил его головой по носу. Летун отлетел назад. Из носа пошла кровь. Девочки закричали.
– Пойдешь с нами, мудило. – Андрей схватил Летуна за шкирку. – Закроешь своим жирным пузом. Или дочек лучше взять, а?
Тот быстро закивал головой, мол, я пойду, пойду, не трогайте дочерей… Семью Летуна заперли в ванной. Ненадежно, конечно. Но ничто другое в голову не пришло.
Антонина, Ветров и Летун вышли на лестничную площадку. Отец семейства пошел было вниз, по Андрей тычком пистолета в затылок остановил его. Идти надо было наверх. На чердак. К счастью, он был открыт. Вся компания вышла на крышу и, пригибаясь, пробежала в другой конец дома. Летун жил в первом подъезде, а выйти было решено из последнего.
Но даже несмотря на эту хитрость, выходить из дома было страшновато. Дежурившие возле подъезда бандиты обязательно заметили бы их. Однако на втором этаже Андрей заметил опечатанную дверь. Значит, квартира пустовала. Замок на двери был непрочным. Его удалось выбить, что называется, с полпинка.
Связав Летуна, Андрей с Антониной открыли окно и спрыгнули на землю. Добежали до соседнего двора.
«Запорожец» стоял неподалеку. Мотор запустился с первого раза. Они выехали на дорогу, но беглецов заметили. Бандиты бросились в погоню. Они ведь тоже были на колесах, а машины у них побыстрее «запора».
Неожиданно из‑за поворота вылетел патрульный бронетранспортер. Не раздумывая, Ветров направил машину прямо на него. Сильный удар бросил Антонину на лобовое стекло. Андрей тоже больно ударился лбом.
– Ты что, мать твою, офонарел?! – Соскочивший с бэтээра лейтенант покрыл Ветрова трехэтажным матом. Но Андрей схватил его за воротник и увлек за броню.
– Разведка погранвойск! – закричал он, вытащив удостоверение и размахивая им так быстро, чтобы офицер не успел заметить его настоящей должности. – Выручай, браток, за нами погоня.
– Где? – лейтенант недоверчиво завертел головой, но времени на раздумья у него не было.
Машина преследователей приближалась. В окне торчал ствол автомата.
– Ложись! – закричал Ветров и упал, увлекая за собой лейтенанта. Загремели выстрелы. Один из сидевших на броне солдат вскрикнул от боли.
Андрей поднял голову. Машина быстро удалялась. Только далеко уехать не смогла. Ее нагнала очередь из КПВТ. Машина загорелась и взорвалась.
– Спасибо, приятель, Родина тебя не забудет.
Ветров похлопал лейтенанта по плечу, на котором красовалась эмблема миротворческих сил.
Возвращаться домой было опасно. Сидеть в помятом автомобиле – тоже. Потому Ветров решил навестить Юрия…
* * *
«У Гранита, то есть меня, были потом большие неприятности», – вспомнил Неизвестный.
* * *
Дровосек ворвался ночью в квартиру Гранита.
– У тебя голова есть? Ты чем думал? – спросил Игнатьев у сонного друга.
– Ты по поводу чего? – спросил Гранит.
– Твой дружок наведался к Летуну.
– Да? – Гранит сделал вид, что удивлен. – Юркий парень, откуда он только узнал?
– Ты ему рассказал, – уверенно сказал Дровосек.
– Нет, – твердо ответил Гранит и зевнул. – Хочешь кофе?
– К черту. Летун накачал всех, поднял на уши абреков, похитивших Антонину.
– Вернул ее?
– Да.
– Это же прекрасно, – спокойно заметил Гранит. Он повернулся спиной к Дровосеку и пошел на кухню, – спас женщину. Сделал то, что мы не смогли…
– Ты дурака не корчи, Гранит, – вспылил Дровосек, – я к тебе как друг пришел. У тебя котелок хоть чуть‑чуть варит?
Гранит прекрасно знал, отчего так вспыхнул Игнатьев.
Ведь своих обычно сдавали негласно. Просто нужный человек шептал нужному на другой стороне: мол, такого‑то надо как‑нибудь того… Вскоре такого‑то убивали или похищали. Сослуживцы (даже те, кто был в курсе) сокрушались, что террористы распоясались. Что‑то подобное было и с Антониной.
Дровосек, у которого был когда‑то роман с этой женщиной, мог бы, в принципе, помешать. Но для этого ему пришлось бы поставить на карту свою семейную жизнь. Да и неприятности по службе заработать. Поэтому Игнатьев палец о палец не ударил, когда Летун хлопотал о том, чтобы «списать» Антонину «на абреков» (так шепотом называлось то, когда сдавали своих).
– Не пыли, – спокойно ответил Гранит, хотя, после того как Антонину похитили террористы, он почувствовал неприятный осадок от поведения Дровосека. – Мы сделали свою работу. И сделали хорошо…
Он намекал про операцию «Шелковый путь», которая закончилась, и закончилась успешно: пока на границе шла война, весь товар отправили по назначению.,
– Кто нам теперь может помешать? Чем? – продолжал Гранит. – Успокойся.
– Кто‑то сдал Летуна, тот в ярости, – произнес Дровосек. – А еще кто‑то сдал самих абреков. Они тоже в ярости. Тоже ищут: кто сдал. Я знаю кто. И ты знаешь. И они скоро узнают. Вот в чем проблема.
– Я не знаю кто, – ответил Гранит, ставя на газ чайник, – и твоих намеков не понимаю.
– Когда поймешь, поздно будет, – устало ответил Дровосек, садясь на табуретку. – Тебя хотят списать.
– А почему тебя это волнует? – холодно ответил Гранит. – По‑моему, тебе не впервой терять таким образом друзей…
Дровосек громко стукнул по столу и вскочил. Несколько секунд мужчины смотрели глаза в глаза столь яростно, будто собирались подраться.
– Пошел на хер, – как‑то опустошенно произнес Игнатьев, – я с тобой по‑человечески хотел… Не обижайся…
Он ушел, хлопнув дверью. Гранит выключил газ и опустился на табуретку.
– А я и не обижаюсь, – сказал он сам себе.
Гранит подумал о том, что вскоре наконец узнает, каково это – уходить раньше срока.
Его давно волновал этот вопрос. Он много размышлял о том, что фашисты, погибшие в сорок первом, так и не узнали, что проиграли войну. Зато наши солдаты, павшие на границе, могли подумать, будто победа будет за врагом…
«Если ты погибнешь раньше, как узнать, чем закончилась война? – думал Гранит. – Или для тебя это уже не имеет значения? А если не имеет, зачем воевать лично?»
Такие мысли были в юности. Потом он решил: мужчина – это боец. Воевать надо, чтобы стать мужчиной. Надо испытать себя на войне. Сыграть по максимальным ставкам. Но всякие лозунги не стоит принимать близко к сердцу, потому что лозунги очень часто меняются. Это Гранит понял совсем недавно. Когда стал помогать Ахмад Шах Масуду.
«Какая разница для меня, будут править в Афганистане талибы или Масуд, если я завтра погибну? – подумал вдруг Гранит. – Какая разница, кто станет президентом России, с кем будет дружить Таджикистан и положат в мой гроб майорские или подполковничьи погоны?.. За что я отдал свою жизнь? Правильно ли я прожил ее?..»
Он встал и раскрыл окно. На кухню с шелестом ввалилась ветка тутовника. Гранит машинально сорвал и съел сладкие плоды. Но голова его была забита другим: было очень важно понять, на каком же повороте он свернул не туда?
На операции «Шелковый путь» и некоторых других Гранит заработал приличную сумму. Он, в принципе, мог сейчас бросить все и бежать. Хоть куда. Он профессионал, если уйдет на дно, его не достанут. По жизни Гранит не потеряется. Будет тосковать, правда, по службе. Зато жить.
Поэтому сейчас он вновь был на перепутье. Второй вариант – идти дальше, как и шел. Служить. Его, конечно, сдадут. Но можно будет потрепыхаться. Шансы выжить есть… А если убьют, так на то он и солдат…
Два пути.
Опять два пути. Так часто бывает.
Как важно не ошибиться на каждой развилке из тысячи, что нас поджидают…
Гранит вдруг понял, что последние восемь лет только и делал, что воевал (с небольшими перерывами на плен и учебу, что часто одно и то же). Ради чего? Сколько людей он осчастливил? Стал ли счастлив сам? Принес ли хоть какую‑то пользу Родине?
Ответов не было, потому что не было сил отвечать честно и откровенно.
Впервые в жизни у него на что‑то не хватало сил!
«Так где же и когда я повернул не туда?» – спросил сам себя Гранит.
Наверное, не надо было так старательно заниматься боксом. Не вышел бы тогда на ринг, не было бы беды.
– Да я‑то откуда тогда знал? – вслух воскликнул Гранит. И его голос прозвучал как‑то жалобно…
Единственное, о чем не жалел, – о помощи Ветрову. Журналист, честно говоря, был не очень‑то ему и симпатичен. Но нутром Гранит чуял, что поступает правильно. Хотя и не знал почему.
Может, просто вспомнил училище и расчувствовался. Ностальгия охватила…
Вот оно!
Гранит вдруг понял: был такой момент. Поворотный. Нет, он не был первым поворотом. К тому времени Усс уверенно шел по своему пути. Но тогда у него был еще шанс свернуть.
Жена и сын!
На третьем курсе Гранит женился. Не то чтобы по любви. Но она была хорошей девушкой. К тому же в ГРУ бралн, как слышал Гранит, только женатых.
Гранит вспомнил своего сына, которому сейчас было восемь лет. Услышал словно наяву: парнишка с длинной беззащитной шеей и трогательными ушами‑лопушками шепчет тонким голосочком: «Мама, а мы в зоопарк завтра пойдем?» Сердце сжалось, на глаза выкатили слезы…
Он давно не видел сына. Пока Гранит был в плену, жена думала, что муж погиб. У нее кто‑то появился. Когда муж вернулся, она радовалась, плакала, искренне хотела вернуть все, как было. Но Гранит не простил. «Не дождалась», – уперто прошептал он, обвиняя ее, и ушел. Навсегда.
Времена были уже новые. За развод не ругали. Карьеру из‑за этого не ломали.
Вычеркнуть сына из своей жизни было гораздо труднее, чем жену. Но Гранит и не вычеркивал. Честно платил алименты. Плюс к ним – высылал еще денег. «Жене все равно веры нет, так что, если вернусь, это будет не жизнь, – рассуждал он. – Зато теперь семья не будет мешать службе».
Вот он, тот поворот!
Гранит остро почувствовал, что хочет только одного: вернуться к своей семье. И это будет правильно.
Но это, увы, уже поздно. Прийти сейчас – значило навлечь на семью опасность. Уж Гранит‑то точно знал, что террористы, если очень захотят, могут достать и в России. Втроем прятаться гораздо сложнее. Прийти сейчас – значило испортить жизнь еще и двум близким людям.
По это мелочи.
Зато теперь Гранит точно знал, как поступить!
Он пришел на работу и передал Дровосеку все деньги, что накопил.
– Ты скоро едешь в отпуск, передай их, пожалуйста, моим родным, – попросил Гранит.
– Хорошо, – ответил Игнатьев и как‑то странно посмотрел на Усса.
Можно было не сомневаться, что Дровосек передаст деньги, что бы ни случилось с Гранитом. А странный взгляд говорил о том, что он точно знает, что должно случиться с Гранитом в ближайшее время. Но не говорит.
Да это было и не нужно.
Гранит прекрасно все понял. И пошел домой пешком, чтобы облегчить труд тому, кто будет подводить итог его жизни.
Позади себя он услышал торопливые шаги и догадался: это он. Гранит развернулся и посмотрел в лицо тому, кто собирался стрелять ему в затылок. Это был молодой черноволосый парень‑таджик, державший в вытянутой руке пистолет. Дуло смотрело Граниту в лоб.
Невероятно, но ему вдруг полегчало. Будто камень с души свалился! Гранит улыбнулся и широко расставил руки в стороны, показывая убийце, что не собирается защищаться…
За те доли секунды, пока пуля летела от дула к его голове, перед глазами Гранита пронеслась вся жизнь. Но не его, а сына. Вот маленький мальчик вырастает, тонкая шея крепнет, длинные волосы закрывают уши‑лопушки.
Те деньги, что передал Дровосек, жена отложила на обучение. Юноша закончил престижный и дорогой университет. Женился на красавице сироте. Стал создавать дома. Творить новые формы. Заработал престиж и признание. Стал богат, знаменит. Но главное – он стал отцом двух сыновей и дочки. Жена окружила мужа и детей любовью и заботой.
Не все было гладко в жизни сына, но все – хорошо. Очень хорошо.
Вот такое будущее увидел Гранит. Он вдруг понял, что своей смертью снял родовое проклятие семьи и впервые свернул в правильном, пусть и коротком, направлении.
Было ли это правдой или просто каким‑то помутнением сознания – уже не важно. В тот миг, что пуля пробивала лобовую кость и разрывала его мозги, Гранит был абсолютно счастлив!
Всего лишь миг… Но разве этого мало? Настоящее счастье, оно ведь и есть – мгновение…
* * *
«Упс, – подумал Неизвестный. – Я не Гранит. По крайней мере, это единственное, что я могу сказать точно».
* * *
– Знаешь времени сколько? – спросил Юрий, пропуская Андрея с Антониной в квартиру.
– Уже утро, – бойко ответил Ветров, – бог давно подает…
– Очень остроумно, – недовольно пробурчал хозяин.
Пока он на ходу просыпался, Андрей обрисовал ситуацию.
– А‑а, – протянул Юрий, почесывая живот, – сочувствую.
Одет он был по‑домашнему, но находился в том дремотном состоянии, когда тебе все равно, что о тебе подумают. Лишь бы не тормошили.
– Это твоя возлюбленная? – Юрий хмуро уставился на Антонину. – Одобряю.
Позевывая, он взял видеокассету и документы.
– Мои друзья приезжают завтра. – Он небрежно бросил «компромат» на диван. – Впарим им эту херню, и все будет нормально, а‑ах… – Он сладко зевнул и потянулся… – А вам надо спрятаться.
– Куда?
Юрий достал из пыльного шкафа ключ, что был завален бумагами…
– Вот сюда. Это квартира моего друга. Его сейчас нет. Поживете там. Это недалеко.
Во временном доме проспали почти сутки. Затем Ветров встал и поехал на работу («Что там со мной может случиться?»). Когда шеф увидел, что сделали с его «лимузином» (они все‑таки договорились, что шеф не будет продавать машину, просто одолжит на время), то пришел в ярость. Пытаясь все объяснить, Андрей рассказал по порядку, как было дело. Шеф только покачал головой, сожалея о машине.
– Какого хрена ты вообще туда полез, – расстроенно вымолвил он. – Что мне сейчас делать? Сдалась тебе эта баба! Только машину зря угробил…
– Я люблю ее и собираюсь на ней жениться, – твердо произнес Ветров.
– На машине?
– Нет. На Антонине…
– Это еще хуже…
Другого ответа Андрей и не ожидал. Шеф любил женский пол, но был убежденным холостяком (может быть, потому, что очень хорошо знал женщин).
– Я женился три раза, – сообщил редактор, – и всегда жалел. Хочешь повторить мой опыт?
Ветров промолчал.
– Ты, видимо, одурел от безделья, вот и хочешь жениться. – С этими словами редактор буквально завалил Андрея заданиями.
К вечеру все разошлись, Ветров же остался сидеть за столом. У него был принцип: пока не сделаешь, не уходишь.
На десерт он оставил самое легкое: обработать оперативные ежедневные обзоры. Составить в номер сводку происшествий.
Первый лист – ничего особенного, второй – тоже. Информация старая. Андрей порылся в бумагах и нашел сегодняшний обзор. Вот здесь было что‑то интересное.
В первом сообщении говорилось, что из проезжавшей машины был обстрелян российский патруль. Ответным огнем нападавшие были уничтожены.
Событие, загнанное в три строчки на желтоватой бумаге, потеряло свой блеск. В нем уже не чувствовалось дурмана опасности, круто замешанного на бешеной скорости и выплесках адреналина. Андрею даже не верилось, что он был участником этого.
Затем Ветров взял обзор радиопередач, который готовила миссия ООН. Таджикское бюро «Свободы» сообщало, что вчера в Афганистане попала под удар своей авиации группа спецназа российских погранвойск. Из двадцати человек погибло девять, восемь ранены. «Откуда у них такая информация?» – удивился Андрей. К сводке было почему‑то прикреплено заявление командования миротворческих сил. Ветров прочитал его и замер, раскрыв рот. В заявлении говорилось: «…в Душанбе произошел очередной террористический акт, направленный на дестабилизацию обстановки в Таджикистане. От рук убийц погиб офицер штаба КМС Гранит Усс. Террористы жестоко просчитались, рассчитывая запугать российских военнослужащих, выступающих гарантом стабильности в Таджикистане и направляющих все силы на мирное урегулирование межтаджикского конфликта. Командование Коллективных миротворческих сил осуждает террористический акт. Обещает, что приложит все силы для того, чтобы убийцы были наказаны…»
…Сумерки сгущались. Андрей торопливо закончил дела и вышел. В воротах батальона его остановило дурное предчувствие. Он доверял интуиции и попытался догадаться, о чем она предупреждала?
«Антонина сейчас мне изменяет? В той квартире ждет засада? – Ветров мысленно перебирал варианты. – Юрий не смог продать пленки?» Он отмел вариант с изменой. Засада? Может быть, может быть… Но пусть лучше засада, чем неудача у Юрия…