– Вот сам и скажи Альфе! – рычит второй волк. Его голос почти потерял сходство с человеческим. – Видно, тебе не терпится ему рассказать, как ты увлекся охотой за юбками и отдал кандидата стае Стрелы! Они и так уже стаю Воробья поглотили, могут и нас под себя подмять! По‑твоему, пускай набирают силу, крадут наших ребят и находят новых кандидатов? Так, что ли?
Хищники смотрят друг на друга в упор, как собаки, готовые броситься в драку. Седеющий фенрис резко поворачивается и куда‑то бежит. Остальные следуют за ним. С боковой тропки выбегает молодой волк, который преследовал Рози, и, смущенно посмотрев на своих, трусит следом, по‑собачьи нюхая воздух и с сожалением оборачиваясь туда, где осталась моя сестра.
Фенрисы уходят, вот‑вот исчезнут из виду, оставят меня одну, с топором и невыполненным заданием. Я больше не приманка, теперь я просто охотник. Встаю в полный рост, алый капюшон спадает мне на плечи, открывая лицо. Врожденное любопытство подталкивает волков ко мне. Выхожу из‑под покрова листвы в лунный свет.
– А это еще что? – шипит один из волков.
Его взгляд перебегает от моего плаща к лицу: цвет притягивает, но шрамы отталкивают – этот фенрис перекинется не от голода, а от злобы.
Делаю шаг вперед и заношу топор. Фенрис, который охотился за моей сестрой, не в силах сдержать трансформацию. Я с силой бросаю топор, лезвие рассекает воздух и впивается в волчью лапу, сбивая зверя с ног. Фенрис корчится на земле, и его человеческие глаза становятся глазами зверя, знающего лишь тьму и ненависть. Остальные трое наконец справились с растерянностью и трансформируются единым текучим движением.
На этот раз они от меня не уйдут, не растворятся в ночи. Может, добыча я не слишком соблазнительная, но фенрисов не упущу. Запах волчьей шерсти витает в прохладном ночном воздухе. Подхватываю с земли топор, воткнувшийся в грунт рядом с молоденьким волком, и попадаю плечом прямо в лужу крови. Хищник, преодолевая боль, бросается на меня, щелкает челюстями. Ничего страшного, я раскромсала ему вены, так что развоплотится он скоро.
Сзади слышится рычание и злобный громкий лай. Три фенриса собираются вместе, самый крупный в центре – я уже не могу понять, кто из них кто, – и уверенным медленным шагом движутся ко мне, наклонив головы и оскалившись. Два волка заходят с боков. Я перехватываю топор покрепче и обнажаю охотничий нож. Главное – защитить тыл. Я быстро делаю шаг назад. Пусть решат, что я собралась сбежать. Волки прыгают на меня: один метит в горло, второй – в ноги. Я уклоняюсь, и первый пролетает мимо, но ухитряется с хрустом вонзить клыки в плечо. Я сжимаюсь от боли, но второй волк уже почти добрался до цели: его пасть тянется к моей щиколотке, и я поспешно отпрыгиваю. Второго шанса сомкнуть челюсти у фенриса не будет. Я вгоняю нож в спину хищника.
Самый большой волк сшибает меня с ног – он подобрался со слепой стороны. Топор выпадает из рук, в груди что‑то трещит, и в первый раз за вечер я задаю себе вопрос: где же Сайлас?
«Он с Рози, с Рози. Она в безопасности».
Когти скрипят и цокают по камням, которыми вымощена дорожка – волки поднимаются на ноги. Вожак навис надо мной, тяжело дыша. Из его пасти свисают ниточки слюны, капают мне на шею. Глаза – желтые, живые, вокруг радужки белая полоска, отчего волк кажется совершенно безумным. Он издает низкий протяжный рык, ставит лапу мне на грудь и медленно проводит когтями вниз, полосуя мою кожу.
Хочется кричать, но я сдерживаюсь под его взглядом, полным радости и предвкушения. Из пасти хищника вырывается отрывистый хрип – он смеется? Звук проникает мне под кожу, наполняет меня яростью и раскаляет кровь.
Выбрасываю правый кулак в волчью морду, попадаю в нижнюю челюсть, и несколько фенрисовых зубов улетают в темноту. Пальцы разжимаются и кровоточат от удара, но дело сделано – на какую‑то долю секунды волк отвлекся. Я подтягиваю колени к груди и с силой бью зверя в низ живота. Он рывком слетает с меня и ловит пастью воздух. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Невредим остался лишь один противник.
Беда в том, что он не один.
Четыре фенриса – даже те двое, которых я зацепила в начале, – кружат возле меня. Под шкурой на плечах перекатываются мышцы. Хищники выступают вперед, полные готовности продолжать бой.
Я прижимаю руку к груди, пытаюсь остановить кровотечение, а взглядом нашариваю топор с ножом, стараясь не выпускать волков из виду. Фенрисы сильнее меня, сильнее большинства своих собратьев, они каким‑то образом залечивают свои раны. Я удерживаю суровость во взгляде, скрываю всеобъемлющий страх – одной мне с волками не справиться.
Нож вспарывает воздух у моей головы, но в вожака не попадает. Нож принадлежит Рози. Они с Сайласом бегут ко мне, встревоженные и растерянные. Бросок кладет начало целой лавине движений. Волки в едином порыве кидаются вперед. Самый молодой, тот, который был светловолосым пареньком, выбирает меня, двое других направляются к Рози и Сайласу.
Я ставлю фенрису подножку, хватаю топор. Пасть зверя раскрыта: в этот раз он метит мне прямо в лицо, волчьи челюсти вот‑вот сомкнутся на моих щеках. В самый последний миг я взмахиваю топором. Лезвие с резким звуком вгрызается фенрису в шею, перебивает позвоночник. Волк падает на землю, бьется в конвульсиях и растекается тенью, которая спешит прочь в лучах лунного света.
Рози с Сайласом вдвоем сражаются с самым большим волком. У Рози в руках оставшийся нож, у Сайласа – обух топора. Сломанное топорище лежит на земле. Сайлас атакует хищника, но фенрис ловко отступает в сторону, кружит, готовясь к новому прыжку. Сайлас с Рози встают спиной к спине.
Я поднимаю нож сестры, стараюсь дышать ровно, хотя вокруг все плывет. Каждое движение разрывает грудь. Я не такая меткая, как Рози, но если ничего не предпринять, волк нас вымотает. Сестра мимоходом смотрит в мою сторону и хватает Сайласа за запястье, готовясь оттолкнуть напарника, если нож не долетит до цели.
Клинок взмывает в воздух как раз в тот момент, когда фенрис делает рывок вперед. Нож не попадает зверю в голову, а всего лишь распарывает ухо, но и этого довольно. Хищник оборачивается, расширив темные глаза, – и в этот момент Сайлас вонзает топор в голову волка. Фенрис судорожно корчится в агонии, разевает пасть, в которой поблескивают покрытые моей кровью клыки. Передние лапы зверя подламываются, и он разлетается тенью.
Сайлас делает глубокий вдох и падает на траву. Рози бежит ко мне, на ходу сбрасывая плащ, прижимает его к моей груди, старается остановить кровотечение, а затем заставляет меня сесть. Сестра оттирает мне лицо от пота и крови, отводит пряди со лба.
– Пора домой, – устало говорит она.
– Мы не вернемся в Эллисон, пока… – Я осекаюсь, пытаясь справиться с собой. Каждый раз, когда мне не удается сдержать норов, боль дает о себе знать.
– Не в Эллисон, – терпеливо уточняет Рози. – В квартиру.
Я слышу шаги Сайласа, но не в силах поднять голову. Рози встает, и они вдвоем помогают мне подняться. С трудом делаю шаг, но от первого же движения кожа на груди словно грозит разорваться. Я стискиваю зубы и готовлюсь терпеть.
– Давай я тебя понесу. – Сайлас кладет мне руку на плечо.
– Сама справлюсь, – бормочу я.
– Конечно, справишься, Летт, – отвечает он.
Я поворачиваюсь к нему и закрываю глаз: нет сил ни спорить, ни вздыхать. Сайлас отрывает меня от земли словно пушинку, Рози держит меня за руку.
В квартиру мы возвращаемся очень быстро. Сайлас отворачивается, а сестра тем временем снимает с меня блузку и промывает раны мыльной водой. Прежние шрамы не дали волчьим когтям вонзиться еще глубже. Над сердцем по‑прежнему ни царапины – идеально ровная кожа. Рози накладывает повязки на четыре самых глубоких раны, а потом фиксирует их бинтами.
– Сильные попались.
Я старательно делаю вид, что говорить мне не больно. Ложусь на диван, Сайлас усаживается на один из деревянных табуретов, а Рози опускается на корточки возле меня.
– Сильнее, чем обычно, – соглашается Сайлас. – Нас было трое, их – всего четверо и… – Он качает головой. – Думаешь, мы наткнулись на какую‑то особую группу?
– Нет. Самый младший был не слабее. Я каждого задела и думала, что им хватит, но потом… – Я вздыхаю. – Они снова упоминали кандидата. Наверное, именно поэтому они и становятся сильнее – это помогает им сосредоточиться на цели. Рози, они вовсе не собирались охотиться на тебя! Они спешили на поиски своего кандидата. Похоже, они и раньше теряли потенциальных фенрисов, так что… Теперь они точно знают, чего хотят.
– Предлагаешь выйти из игры? – с нескрываемым удивлением спрашивает сестра.
Я качаю головой.
– Раньше роль приманки всегда играли мы. По‑моему, на этот раз нужна приманка получше. Подманить фенрисов можно на этого самого кандидата.
– Скарлетт… – нерешительно начинает Рози. – Я все понимаю, но… Нас ведь только трое…
– Боишься, что не справимся? – резко бросаю я. Грудь тут же пронзает боль. – Рози, прости, пожалуйста.
Она кивает, нисколько не обидевшись. Сестра не раз попадала под удар моего гнева и научилась пропускать пустые выпады мимо ушей.
– Если мы отыщем кандидата, фенрисы сами к нам придут. Мы будем готовы к их новой силе и сможем нанести стаям больше урона. Но все это только в течение ближайших двадцати восьми дней, потом волки вернутся к обычной охоте и убийствам. Да, безумная охота подходит к концу, но то же самое касается и возможности заманить фенрисов в ловушку, не подставляясь самим.
Мне не надо ничего говорить. Рози и Сайлас знают, знаю и я сама: если не найдем кандидата, в городе от меня пользы не будет. Конечно, я в состоянии уничтожить фенриса‑одиночку или небольшую стаю, которая забредет в Эллисон, но здесь, в самом сердце событий, я никто. Загадочный кандидат нужен мне, чтобы изменить мир. У меня на лице появляется умоляющее выражение, в хрипотце моего голоса звучит мольба, и я боюсь, что придется выпрашивать помощь.
Рози берет меня за руку, мягко сжимает ладонь. У нас одно сердце на двоих. Куда я, туда и она. Куда она, туда и я.
– Конечно, Летт, – кивает Сайлас. – Мы вместе в это ввязались, все втроем. Чем я могу помочь?
Я вздыхаю от облегчения, от счастья и страха – все чувства смешались.
– Для начала давай разберемся, как найти потенциального фенриса.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
РОЗИ
Сестра всегда идет к цели. Система поясов в боевых единоборствах идеально ей подходила: сначала Скарлетт наметила себе желтый пояс, потом зеленый, коричневый и, наконец, черный. Когда она научилась всему, чему могла, продолжила тренировки в том же духе: пробежка на две мили, три, четыре… А теперь, в этой ситуации с фенрисами, она, кажется, рада, что у нас появилась цель: найти потенциального волка.
– Начать лучше с города. Во‑первых, это отличная отправная точка, потому что в Атланте людей намного больше. К тому же стаи в основном сосредоточены здесь – по крайней мере большие и старые… Думаю, мелкие тоже скоро подтянутся. Ну и плюс тут легче получить доступ к информации, – объясняет Сайлас по дороге домой после недолгого визита в круглосуточный магазин.
– Отлично, – кивает Скарлетт. – Так и поступим. Как же нам его найти?
Все умолкают.
– Ладно. Давайте пораскинем мозгами. – Сайлас прерывает молчание и садится на диван рядом со мной. – Фенрисы ищут кандидата по какому‑то зову или чутью, но должен быть какой‑то признак, который в состоянии увидеть мы.
– Во‑первых, это мужчина. Конкретный мужчина с конкретной отличительной чертой.
– Еще мы знаем, что это не ребенок, – добавляю я. – В смысле, их кандидат ведь не только что родился. Невозможно стать волком до… До подросткового возраста, что ли? – уточняю я.
Скарлетт кивает.
– Замечательно! Так что именно делает его потенциальным фенрисом во время какой‑то там фазы луны? – оптимистично спрашивает Сайлас, как будто полагает, что одна из нас незамедлительно выпалит ответ.
Воцаряется молчание. Ничего вразумительного ни один из нас предположить не может. Лунная фаза, которая определяет отведенный на поиски срок, заканчивается в одиннадцать сорок одну вечера через двадцать восемь дней.
На следующий день сестра с жаром берется за расследование: делает какие‑то пометки и записывает идеи на листочках, разбрасывает обрывки бумаги по всей квартире. Объяснить, что к чему, у Скарлетт не получается, так что мы с Сайласом предоставлены самим себе.
Это одновременно и хорошо, и плохо.
Мы вдвоем идем в кафе, а потом отправляемся в благотворительный комиссионный магазин, покупаем там занавески тропической расцветки. Среди наших приобретений также числятся чудовищный сиреневый коврик и приличные часы с радио, которые Скарлетт немедленно настраивает на новостные станции. Я все жду, когда же меня оставит трепет перед Сайласом. Взволнованное чувство немного ослабевает, но едва мой друг ненароком дотрагивается до меня или подходит поближе, как восторженный испуг возобновляется с новой силой.
Раньше у меня не было секретов от сестры, а теперь целых два: во‑первых, брошюра из центра досуга, которую я то и дело перелистываю, а во‑вторых, непонятное волнение, охватывающее меня каждый раз при виде Сайласа. Я пытаюсь убедить саму себя, что Скарлетт не станет выслушивать историю моих душевных терзаний, но мне страшно оттого, что эти тайны у меня есть. Вторник, последовавший за моим неудачным выступлением в качестве десерта, исключением не становится. Смутное предвкушение запретного удовольствия поднимает меня с постели гораздо раньше сестры. Впрочем, наверное, все дело в звоне утренних колоколов.
Я выскальзываю из кровати, надеваю тапочки и на цыпочках выбираюсь из комнаты. Ходить в этой квартире босиком я все‑таки опасаюсь. Тонкая желто‑оранжевая полоса рассвета едва озаряет горизонт. Сайлас крепко спит на диване, закутавшись в одеяло. С невольной улыбкой на губах я прохожу на кухню, копаюсь в холодильнике в поисках яиц.
Сайлас резко садится, спутанные волосы падают ему на лицо. Баламут шипит из‑под журнального столика.
– И тебе доброе утро… – бормочет Сайлас, смотрит мне в глаза, потирает затылок и улыбается. Я усмехаюсь в ответ и взбалтываю яйца вилкой, а потом выливаю их на сковородку.
Сайлас удаляется в ванную.
Из спальни выходит Скарлетт в футболке и пижамных штанах. Еще до того, как сестра открывает рот, я уже знаю, что у нее появился план. Несмотря на темные круги под глазами и свежие раны на груди, в ее взгляд вернулся какой‑то блеск. Она отлично умеет скрывать боль.
– Что ты придумала? – интересуюсь я, не давая ей возможности заговорить первой.
Скарлетт улыбается и залезает на один из барных стульев, которые Сайлас откопал в комиссионном. По квартире пролетает сквозняк, и сестра ежится от холода.
– Надо отмотать историю назад. Надо выяснить, кем были эти люди до того, как стали фенрисами. Что именно сделало их чудовищами?
– Но сначала – омлет! – кричит Сайлас, выходя из ванной. Кажется, он слегка побрился. До конца щетину он никогда не сбривает. – Рози, тебе помочь?
– Да я почти закончила.
– Ну, тогда в следующий раз, – соглашается Сайлас тем ласковым голосом, которым он обычно говорит только со мной наедине.
До этого момента я даже не осознавала, что он разговаривает со мной как‑то по‑особенному, но сейчас почему‑то тревожно оглядываюсь на сестру. Кажется, она ничего не заметила.
– Так, господин главнокомандующий, и каков наш генеральный план?
Сайлас присаживается на барный стул рядом со Скарлетт.
Она бросает на напарника недовольный взгляд, но желание поскорее все рассказать одерживает верх.
– Вот послушайте, тот фенрис, который чуть было не попался Рози пару дней назад, сказал, что ему четырнадцать. Скорее всего он не лжет. В смысле, как фенрис он, конечно, старше, но волком он стал как раз в четырнадцать, гарантирую. Плюс он сказал, что жил в Саймонтоне, а это городок не больше Эллисона. Вряд ли в Саймонтоне часто пропадают без вести или умирают четырнадцатилетние подростки, так что в местных газетах упоминание об этом мы отыщем, даже если это произошло давно.
– А если зверь соврал? – предполагает Сайлас.
– Хм, зачем ему врать… – недоуменно пожимает плечами Скарлетт. – Вдобавок нам все равно больше нечем заняться.
– Допустим. А где взять газеты? – спрашиваю я, выложив омлет на блюдо и достав три вилки.
Не вижу особого смысла в том, чтобы мыть три тарелки, когда мы и на одной прекрасно все разделим.
– В библиотеке, на микропленках, – отвечает Скарлетт.
* * *
В зале с микропленками холодно – будто поклонники книг не стали его обогревать из‑за любви к бумажным страницам. Мы сидим здесь уже несколько часов: перед глазами мелькают газетные статьи, даже когда аппарат не включен на перемотку. Сегодня начинаются занятия в центре досуга, но я отказалась от развлечений в пользу древних заголовков «Саймонтон баннер геральд».
Я вздыхаю и погружаюсь в изучение раздела некрологов.
Джозеф Вудлиф
8 апреля 1973 г. – 23 июня 1987 г.
Джозеф Вудлиф, сын Рут и Экенера Вудлиф, скончался дома вечером 23 июня. Джозеф был усердным прихожанином, прилежным учеником школы св. Мартина для мальчиков. Отличился в гребле, любил классическую музыку.
По Джозефу горюют его родители, Рут и Экенер, три тетки, семеро дядей, бабушка и дедушка по линии матери, восемь братьев и сестер: Стюарт, Кэтрин, Фарли, Брэдли, Дэвид, Тодд, Бенджамин и младшая сестренка Абигайль. Прощание пройдет в кругу семьи, родственники покойного принимают соболезнования 30 июня начиная с 7 часов вечера.
– Как вам вот это? Ему было четырнадцать. – Я зеваю и показываю пальцем на свой экран.
Фотография выцветшая, ничего не разобрать, но мальчику на ней лет пять или шесть, не больше.
Скарлетт отталкивается от стены ногой и подъезжает на своем кресле ко мне. Она пристально изучает некролог, внимательно вчитываясь в каждое слово.
– Может, и он. Кажется, лицо похоже, – говорит Сайлас у меня из‑за плеча.
От его дыхания у меня немеет шея.
– Странно только, что «прощание пройдет в кругу семьи». Если бы он превратился в фенриса, им было бы некого хоронить, – замечает Скарлетт.
Сайлас согласно кивает.
– Как его там? Джозеф Вудлиф? Погодите‑ка, мне только что попадалось это имя. – Он отталкивается от пола и прямо на стуле катится обратно к своему аппарату для просмотра микропленок. Несколько секунд гоняет подшивку туда‑сюда, а потом указывает на монитор. – За несколько месяцев до смерти, собственно, прямо перед днем рождения, его арестовали… – Сайлас прокручивает запись на следующую страницу. – «За нападение на девушку во время обеда с соседями». Она убежала и обратилась в полицию.
– Да, это еще подозрительнее, чем прощание в кругу семьи, – оживляется Скарлетт. – Душа погибает не сразу. Волк начал подчинять себе тело за несколько месяцев до того, как семья опубликовала некролог.
В зал заглядывает библиотекарша и тепло улыбается нам. Скарлетт отворачивается к стене, прячет шрамы. Как только женщина уходит, сестра снова усаживается в кресло и продолжает напряженно размышлять.
– Так, значит… он был потенциальным фенрисом. Почему?
Мы снова и снова перечитываем некролог. Скарлетт вздыхает.
– Я думала, мы разыщем какую‑нибудь подсказку…
– Нам ведь не с кем его сравнивать. Может, о другом фенрисе побольше найдем, – пожимаю я плечами.
Не стоило этого говорить. Лицо сестры темнеет от возмущения.
– Отыскать другого фенриса почти невозможно. Этот, во‑первых, очень молод, а таких немного, а во‑вторых, сам сказал, откуда он. Все остальные – без имени и места жительства. К тому времени, как мы кого‑нибудь выследим, фаза луны закончится.
– Скарлетт, я даже не знаю… Может, никакой закономерности не существует. – Сайлас пожимает плечами. Сестра буравит его тяжелым взглядом. – Может, и вовсе неизвестно, кто станет следующим кандидатом. Может, это судьба или что‑то типа того.
– Нет, должна быть какая‑то причина, – упрямо возражает сестра.
Я беру ее за руку. В общем‑то Скарлетт можно понять: мне бы тоже не понравилось, если бы кто‑нибудь предположил, что лишиться глаза – это судьба.
Сайлас смотрит на часы, переводит выразительный взгляд на меня.
– Мы тут уже пять часов сидим.
Это следует перевести как «тебе давно пора». Когда мы с Сайласом успели научиться общаться без слов? Я‑то надеялась, что он забыл про кружок, и я больше не попадусь на удочку.
– Не могу уйти. Вот интересно… Правда ли, что фенриса можно убить серебряной пулей? А что, если… если нападение произошло сразу после дня рождения Джозефа? Может, это как‑то связано? – Скарлетт, продолжая размышлять вслух, выходит из зала с микропленками и спешит к туалету.
– У тебя занятия, – шепчет мне Сайлас, как только сестра скрывается за дверью.
– Отстань, нам есть чем заняться.
– Рози, ладно тебе! У тебя же урок!
– Это важнее! – Я сурово гляжу на Сайласа.
– Мы со Скарлетт вдвоем прекрасно справимся. Иди отвлекись. Открой для себя жизнь без охоты.
– Если ты еще раз посоветуешь мне «открыть для себя жизнь без охоты», я тебя ножом пырну.
Сайлас усмехается.
– Иди уже, я тебя прикрою. И даже зайду за тобой, если понадобится немедленно что‑то предпринять. Ты собираешься всю жизнь просидеть на привязи?
Я смотрю на микропленку, потом перевожу взгляд на Сайласа, а затем – на кресло, в котором сидела Скарлетт. Я хочу на занятие в центр досуга, хочу целый час не думать об охоте, хочу представить себе жизнь обычной шестнадцатилетней девушки…
– Если Скарлетт узнает…
– Не узнает, если ты сама ей не скажешь. Иди! – Он легонько касается моей руки кончиками пальцев.
Улыбается, рассматривая свою руку на моей коже. Мне так хочется перевернуть руку вверх ладонью, переплести наши пальцы…
Он прав. Мне пора. Я плотно сжимаю губы, стараясь сдержать улыбку, потом подскакиваю, мимолетно коснувшись плеча Сайласа, и выбегаю из зала. Выхожу из библиотеки через главный вход, стиснув зубы и ожидая, что Скарлетт вот‑вот окликнет меня, тревожно и растерянно.
Четверть часа спустя я бегом влетаю в центр досуга, где на меня встревоженно смотрит толпа беременных – только что закончилось их занятие йогой в танцевальной студии напротив регистрационной стойки.
Поверить не могу, что я решилась. Перечитываю расписание, хотя нужды в этом никакой: я давно затвердила все наизусть.
«Будь проще, Рози. Выбери что‑нибудь непритязательное. Не увлекайся – это всего лишь занятия».
Едва отдышавшись, подаю свою карточку пожилой женщине за стойкой.
– На какое ты занятие, милочка? – спрашивает старушка. Ее рука чуть заметно дрожит, как будто мой пропуск слишком тяжел.
– Оригами для начинающих.
Старушка удивленно смотрит на меня и прокатывает карточку через аппарат. Оригами. Просто и без затей. Скарлетт не будет злиться из‑за дурацкого оригами…
Беременные раскланиваются со своим тренером и уходят, волонтеры из центра расставляют в той же комнате складные столы и стулья. Мы садимся. Женщина с седеющими каштановыми волосами манит меня и еще семь‑восемь других человек.
– Вижу, у нас сегодня новенькие, – мягко и спокойно отмечает она.
Она раздает идеально ровные, безупречные квадраты разноцветной бумаги.
На протяжении следующего часа я складываю розу, журавлика, балерину… Я думала, что это покажется мне глупым и скучным занятием, но меня как будто что‑то наполняет… Нет, не любовь к оригами, а необыкновенное осознание собственной нормальности. Слушаю размеренные объяснения преподавательницы: здесь согнуть, там свернуть. Бумага скользит у меня между пальцев – только потому, что я так хочу, и ни по какой другой причине. Мне кажется, что я стала кем‑то еще, не просто охотником. Теперь я сделалась чем‑то дурацким, бесполезным и прекрасным. Я занимаюсь делом, которое не входит в мои обязанности, потакаю своим желаниям. Я теряюсь в сгибах, каждое новое движение стирает тяжесть, которую принесли мне годы охоты, и я чувствую себя обновленной и открытой.
Возвращаюсь домой и тут же нахожу глазами Сайласа, словно он притягивает мой взгляд. Он едва заметно улыбается мне. Скарлетт отрывается от кипы записок и библиотечных книг и смотрит на меня.
– Привет, Рози, – отрывисто произносит она. – Слушай, я в курсе, что ты ходила за продуктами, но я так проголодалась, что… Короче, мы заказали китайскую еду. – Сестра указывает карандашом на кухонный стол, заставленный десятком маленьких коробочек. – Ты уж извини. Постой, а где же продукты? – Она удивленно смотрит на мои пустые руки.
Сумок с покупками нет.
– Я…
«Давай, Рози, думай!»
– Я деньги забыла… Выставила себя полной идиоткой на кассе.
Скарлетт раздраженно вздыхает, но все же улыбается мне и возвращается к своим записям.
– Ходила за покупками? – беззвучно уточняю я у Сайласа.
Он пожимает плечами, включает радио и крутит ручку настройки, пока не останавливается на какой‑то поп‑станции. Я вскидываю бровь, Скарлетт сдавленно хихикает. Музыка нелепая, но она дает нам временную передышку от новостных станций, на которых ведущие трещат об убитых девушках и как бы призывают нас поспешить, поспешить, поспешить!
– Лучше не придумал, – шепчет мне Сайлас под звуки музыки, повернувшись к Скарлетт спиной и выкладывая рис на тарелку.
– И что я, по‑твоему, должна была сказать, когда явилась домой без покупок?
На самом деле я не злюсь – в моем сердце все еще живет радость от складывания бумажных квадратиков.
– Ты же у нас сообразительная. Не сомневался, что ты выкрутишься, – широко улыбается Сайлас. – Как все прошло?
– Нормально.
Я вскидываю глаза на сестру и, убедившись, что она не смотрит, вкладываю бумажную розу в карман Сайласовой рубашки. Мои пальцы медлят у него на груди, я чувствую, как бьется его сердце, и улыбаюсь.
– Что это? – Сайлас вытаскивает цветок из кармана и внимательно его рассматривает.
– Вот, сходила на оригами.
Я с улыбкой ковыряю в коробочке с курицей в кисло‑сладком соусе. Сайлас едва сдерживает смех.
– На оригами, значит? И как, планируешь вернуться? – шепчет он.
– Нет.
Сайлас умолкает и хмурится.
Я слегка краснею.
– В смысле, я подумала, что лучше схожу на что‑нибудь еще. Чтобы разные вещи попробовать, понимаешь?
Сайлас исподтишка толкает меня локтем.
– Вот видишь! Нет ничего плохого в том, чтобы немного понаслаждаться свободой.
Он засовывает бумажную розу в карман и подходит к Скарлетт. Я смотрю на него и размышляю о совершенно необычном дне, который теперь заканчивается блистательной вспышкой заката за окнами нашей квартиры. Я солгала сестре. Научилась складывать балерину из бумаги. И, кажется, влюбилась в Сайласа Рейнольдса.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
СКАРЛЕТТ
Рози изменилась.
Почти незаметно, настолько незаметно, что посторонние не уловят этих изменений. Они видны только мне, второй половинке ее сердца. Сестра перебирает еду палочками с необычной, пугающей легкостью. Как вышло так, что в Рози появилось что‑то, незнакомое мне? Сестра плюхается на пол и раскрывает книгу, чередуя чтение с кусочками курицы под кисло‑сладким соусом. Сайлас отрывается от тома, который он просматривает уже второй раз, и поднимает на нее глаза. Кажется, больше ни у кого, кроме меня, дело не продвигается.
Я качаю головой и возвращаюсь к книге, которую прочесываю частым гребнем.
«Мифы! Легенды! Чудовища!»
Автор – некая Доротея Среброкогт. Почему‑то я сомневаюсь, что ее и вправду так зовут. Вряд ли она вообще знает, кто такие фенрисы. Доротея зовет их вервольфами и расписывает милых волчат, которые перекидываются в симпатичных подростков. Вся книга – сплошь суеверия: чеснок защищает от вампиров, призраки не могут переходить через текущую воду, седьмой сын седьмого сына проклят, а эльфы мечтают украсть ваших дочерей. Истории, которые нам рассказывал папаша Рейнольдс, куда полезнее, чем все посвященные вервольфам тома на библиотечных полках.
Несмотря на то, что мы с Сайласом записали все, что его отец когда‑либо говорил про фенрисов, а я сопоставила это с информацией, почерпнутой из книг, нам все равно не удается ничего выяснить о потенциальных волках.
– Может, мы все усложняем? – спрашивает Рози, захлопнув свою книгу.
Я вздыхаю и роняю на пол пачку листов.
– Может, и так. А может, это все просто бессмысленно. Нам надо снова выйти на охоту. Даже если никого не убьем, возможно, что‑нибудь разузнаем, подслушаем… Что угодно, – говорю я с отчаянием в голосе.
Поиски потенциального фенриса – это наваждение. Я одержима этой мыслью. Мне физически больно думать о том, что придется возвращаться домой с пустыми руками.
– Скарлетт, не волнуйся, – уговаривает меня Рози.
Она уже десятки раз говорила со мной таким тоном: впервые, когда я рыдала, осознав, как выглядит мое изуродованное лицо; когда у нас кончились деньги; когда мы впервые продали что‑то из вещей бабули Марч; когда я была уверена, что в отсутствие Сайласа волки наводнят Эллисон. Дело не в том, что она говорит, а в том – как. Я верю сестре, что бы там ни было на самом деле.