– Летт, ладно тебе… – начинает Сайлас.
Растерянность на его лице сменилась осознанием собственной вины.
Скарлетт качает головой, а потом переводит взгляд на меня:
– Рози, мы с тобой остались вдвоем.
Слова должны уязвить Сайласа, но они ранят меня в самое сердце. Я киваю, не поднимая глаз, и с трудом сдерживаю слезы. Сестра, схватив топор, выбегает из квартиры. Дверь с грохотом захлопывается, и воцаряется тишина. Сглатываю ком в горле, прохожу на кухню и небрежно скидываю тарелки в раковину. Одно из блюдец со звоном бьется.
Я должна охотиться. Скарлетт – моя сестра. Я должна выйти на охоту. Погибли девушки – их сожрали! А я могу положить этому конец.
– Рози… – со вздохом окликает меня Сайлас.
– Ты не должен был с ней так говорить! – кричу я. – Скарлетт права: это наша работа!
– Рози, ты ведь не больше моего желаешь все время охотиться и изучать волчьи повадки. Не хочу обижать Скарлетт, но я не могу жить так, как она. И ты не можешь, – продолжает он.
Не пойму: он извиняется перед Скарлетт или пытается привлечь меня на свою сторону?
– Она моя сестра! – разгоряченно кричу я.
Кажется, растерянность скоро сменится слезами.
– Твоя сестра, – повторяет Сайлас. Его глаза обсидиановыми каплями сияют в комнате, залитой голубым светом. – Твоя сестра, но не ты. Рози, ты отдельная личность.
Я разражаюсь злым смехом. Слезы льются из‑под ресниц, стекают по лицу и падают на опущенные в грязную раковину ладони.
– У нас одно сердце, – шепчу я, отбрасывая волосы с влажного лица.
Одно сердце, разделенное пополам… Скарлетт закрыла меня собой, чтобы я чуть подольше смогла не смотреть в глаза чудовищу. Она всегда защищает меня. Это ее всегда ранят, уродуют и рвут на кусочки – а я смотрю на мир двумя глазами и мечтаю о жизни без охоты.
Какая же я эгоистка! Жалкая эгоистка!
Раскат грома раздается так внезапно, так резко, что от него содрогаются оконные стекла, Отдаленные вспышки молний смешиваются с ровными потоками света от небоскребов в центре города. Скоро придет гроза.
Я хочу еще раз гневно поинтересоваться у Сайласа, как ему в голову пришло, что я брошу охоту ради развлечений обычной жизни. Внезапно серый пушистый комок выскальзывает за дверь.
– Дверь открыта! – ору я, пролетаю мимо Сайласа, на ходу подхватывая с кресла плащ, и сдергиваю с тумбочки одну из плетеных корзин для белья.
Баламута так просто не поймать, его придется загонять в угол. Набрасываю пурпурную ткань на плечи, мчусь вниз через ступеньку, выскакиваю из дома и как сумасшедшая начинаю звать кота. Почему все в этом городе такого же цвета, как дымчатая шерсть Баламута? Дурацкий кот!
– Он не мог далеко убежать! – встревоженно кричит Сайлас, нагоняя меня.
Я молчу, опасаясь, что вместо ответа с моих губ сорвется бессильный писк. Вокруг все движется: острые углы, чужие локти, машины, со скрежетом замирающие перед знаком остановки, – но ничто не напоминает медлительных текучих движений моего кота. Я осматриваю улицу и упираюсь взглядом в пустую парковку. За сеткой забора мелькает что‑то серое.
– Вот он! – вскрикиваю я так резко, что посыльный на велосипеде чуть не врезается в пожарный гидрант.
Бросаюсь через дорогу, бегу вдоль забора, отыскивая разболтавшийся кусок сетки. Сайлас появляется у меня за спиной, берет корзинку, а потом отжимает сетку в сторону, пропускает меня в образовавшуюся щель, кидает мне корзинку и, наконец, сам протискивается за ограду. Металлическая сетка‑рабица с грохотом встает на свое место.
Здесь тише, чем на улице, как будто густые кусты и мусоровозы, припаркованные возле забора, приглушают городской шум. С этой стороны ограды здания выглядят заброшенными: крошащиеся кирпичные стены превратились в торчащие зубцы, порывы ветра треплют забытое на веревках белье. На голову падают тяжелые капли дождя. Я шлепаюсь на колени и принимаюсь заглядывать под проржавевшие машины. Охраняющий свалку пес буравит меня желтыми глазами с той стороны забора и хрипло лает.
– Он точно здесь? – окликает меня Сайлас из зарослей сорняков на другом конце парковки.
Киваю, и в горле снова встает черный ком страха.
Я окликаю Баламута, а потом просто ору во весь голос.
Зову кота, Скарлетт, Сайласа; из горла льется поток слов, которые невозможно разобрать. Мне нужно, чтобы кто‑то все исправил, помог почувствовать, будто мой разум и сердце не раздирают меня напополам. Больше всего на свете мне хочется, чтобы кто‑нибудь подсказал мне, что делать, нашел кота под дождем и вернул мне хоть какое‑то ощущение нормальности.
Сайлас в перепачканной грязью и ржавчиной футболке смотрит на меня.
– Прекрати истерику! – твердо приказывает он.
Я мотаю головой, не в состоянии успокоиться.
– Рози, ну же! Ты сама со всем справишься, тебя не нужно спасать! – продолжает Сайлас, будто читая мои мысли. – Ну же!
Киваю сквозь слезы. Я тяжело дышу, едва слышно всхлипываю и продолжаю месить грязь, заглядывая в затянутые паутиной салоны старых «фольксвагенов».
– Стой! – слышу я Сайласов крик, а вслед за ним – громкий треск.
Сайлас пробегает вдоль дальней стены полуразрушенного дома, ныряет в заросли и тут же снова выскакивает на парковку в погоне за серой молнией, которая петляет между машинами и запрыгивает в кусты. Бросаюсь на подмогу, и в этот момент небо раскалывает удар грома, струи дождя сыплются на нас вперемешку с кирпичной крошкой, летящей с выщербленных балконов.
– Налево! – кричу я.
Сайлас бросается в указанном направлении, а я бегу вперед, перепрыгиваю через ржавый мотор и остатки старого автомата для пинбола. Баламут вылетает из‑под автомата и, ощутив на шкурке первые капли дождя, тут же забирается обратно.
Сайлас выхватывает у меня корзину и стремительным движением накрывает кота, прежде чем тот успевает метнуться под груду металлолома.
– Попался!
Баламут бьется о плетеные стенки. Я смеюсь и облегченно вздыхаю. Несмотря на приклеенную к лицу улыбку, слезы текут по щекам.
– Баламут, я тебя ненавижу!
Я одновременно плачу и смеюсь.
Иду к ним. Моя одежда покрыта грязью, волосы спутаны, но мне плевать. Сквозь прутья корзинки разглядываю Баламута, а он в ответ смотрит так, будто я предала его. Встаю на ноги и встречаюсь глазами с Сайласом.
– Спасибо, – шепотом благодарю я.
В груди нарастает какое‑то непонятное чувство.
– Пожалуйста, – шепчет он в ответ.
Сайлас пристально смотрит мне в глаза, беспокойно облизывает губы и приглаживает волосы. Баламут недовольно мяукает под корзинкой. Дождь идет все сильнее, капельки блестят у Сайласа на ресницах и текут по губам. Почему я смотрю на его губы? Отвожу волосы за уши и слушаю, как дождь смывает шум города по ту сторону забора.
– Рози… – говорит, а может, лишь обозначает легким движением губ Сайлас.
Он касается кончиков моих пальцев – на сей раз я подаюсь вперед, и наши пальцы переплетаются. Сайлас делает вдох, словно собираясь что‑то добавить, но вместо этого притягивает меня к себе, стирая расстояние между нами. Его грудь при каждом вздохе касается моей. Какой он теплый… У меня кружится голова – от его близости и от жара его тела.
– Прости, – шепчет он, но не отпускает меня.
– За что?
– Вот за это… – Сайлас высвобождает руку и проводит ладонью по моему лицу, стирая капли дождя.
Томительное чувство охватывает теперь все мое тело, наполняет вены и рвется наружу. Я обнимаю Сайласа. Он, наконец, склоняется надо мной и бережно приподнимает мой подбородок. Наши губы встречаются – поначалу нерешительно, потом жадно. Я крепко держусь за его рубашку, словно это не даст мне раствориться в грозовых тучах. Сайлас гладит меня по спине, потом одной рукой касается бедра, а другой продолжает прижимать меня к себе, пока не начинает казаться, что я могла бы слиться с ним – потому что нет на свете ничего правильнее.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
СКАРЛЕТТ
Я бесцельно блуждаю по городу.
«Нет, мои обязанности не бессмысленны, Сайлас не прав», – думаю я.
Над головой раздается раскат грома.
Сворачиваю в переулок, который выводит меня к недостроенным зданиям и заброшенным баскетбольным площадкам. На углу стоит обшарпанная школа, похоже, окончательно павшая перед натиском местной преступности. Голова плотно забита мыслями.
«Волки иногда слоняются вокруг школ. Попробовать стоит».
На землю падают первые капли дождя.
Я вхожу в школьные ворота, приближаюсь к видавшему виды зданию…
Гроза расходится не на шутку.
Занятия, наверное, уже закончились. Возле густых зарослей на краю опустевшей стоянки припаркован фургон. За рулем сидит пожилой мужчина с окладистой бородой. Он подзывает жестом кого‑то, пока для меня невидимого. Осторожно выглядываю из‑за угла и вижу школьницу‑подростка, которая встревоженно прижимает к груди стопку книг и клетчатый зонтик.
– Покажи дорогу! – окликает ее мужчина с какой‑то скрытой радостью в голосе.
Девочка качает головой и нерешительно отходит от машины – теперь их разделяет несколько ярдов.
«Умница!»
Быстро перебегаю от школьной стены к кустам, не обращая внимания на попавшую в глаз воду. Мужчина снова окликает школьницу.
– Послушайте, я ведь не вожу машину! И дорогу показать не смогу! Подождите, сейчас придет мама, она лучше знает, – отвечает девочка.
Водитель кивает, глушит мотор и выбирается из машины – медленно и целеустремленно. Девочка бледнеет и судорожно дергает ручку школьной двери. Бесполезно, школа заперта. Меня окатывает привычная волна адреналина: любовь к охоте, любовь к своему предназначению. Мужчина, засунув руки в карманы, мрачно приближается к своей жертве.
Я плавным и стремительным движением бросаюсь в его сторону, раскручивая в руке топор. Подскакиваю к нему сзади, приставляю лезвие к горлу и тихонько посмеиваюсь, заметив его удивление. Мужчина пытается развернуться ко мне лицом.
«Перекидывайся, чудовище! Станешь моей второй добычей!»
– Эй, девочка! – хрипло бросает он мне и отступает на шаг назад.
За его спиной сбитая с толку школьница замерла от страха.
– Что, волк? – шепчу я в ответ.
Он долго смотрит мне в глаза, а потом кидается влево. Но я быстрее – топор распарывает ему руку, оставляя длинный пурпурный след. Мужчина вскрикивает, зажимает рану ладонью и валится на колени.
– Ах ты, сучка! – вопит он, и голос эхом отражается от школьных стен, взрезая пелену дождя.
Я подступаю ближе и вскидываю топор.
«Перекидывайся! Дерись!»
Лицо мужчины побледнело и сравнялось по цвету с лицом его жертвы. Он протестующе вскидывает руки.
– Слушай, я ничего такого не хотел! Извини! Я оставлю ее в покое! – умоляет он.
Фенрисы к мольбам не склонны. Мой взгляд скользит по старческим рукам – вниз, к запястьям. Там пусто. Ни татуировки, ни знака стаи. Только россыпь веснушек.
Я хмурюсь и опускаю топор. Мужчина дрожит, кровь из пореза сочится сквозь пальцы. Я перевожу взгляд на девочку, которая награждает меня взглядом, полным страха и восхищения.
Вышла ошибка. Это просто человек – мразь, чудовище, но не волк. Что‑то со мной неладное.
– Уходи, – командую я и отступаю.
Мужчина вскакивает, подбегает к машине и садится за руль. Фургон с визгом срывается с места по мокрому асфальту парковки.
Струи дождя текут по одежде и по топору.
Я ошиблась. Я не могу охотиться одна. Мне необходима сестра. Мне необходим напарник – он ведь только что вернулся, я не могу позволить ему снова исчезнуть.
Сайлас и Рози нужны мне не только для охоты.
Девочка все еще прижимается к школьной двери.
– Как ты? – спрашиваю я.
Она кивает – мол, все в порядке – и спрашивает чуть слышно:
– А ты кто?
Я молча поворачиваюсь и исчезаю в обрамляющих школу зарослях.
Мне не справиться в одиночку – без Рози и Сайласа я ни на что не способна. Но им придется сосредоточиться. Нельзя пренебрегать охотой.
И мною тоже.
Когда я возвращаюсь в квартиру, сестра сидит за обеденным столом, обернув голову полотенцем. В ванной включен душ – значит, Сайлас моется. Я осматриваю комнату: Баламут вымок насквозь и раздраженно вылизывается у нас на кровати.
– Что случилось? – безразлично спрашиваю я, раздеваясь и швыряя промокшую одежду на полу.
– Баламут сбежал, – объясняет Рози, нараспев, как принцесса из мультфильма. Я вскидываю бровь, но сестра не поднимает головы от книги.
– Я уже читала эту книгу. Дважды, – сообщаю я, натягивая сухие джинсы и футболку.
– Извини. Просто хотела помочь.
Рози захлопывает книгу.
– Понятно. – Я стараюсь заглушить горечь в голосе, но это нелегко – злость на Сайласа все еще клокочет в моей груди. – Что‑нибудь еще придумали?
Я сажусь за стол рядом с сестрой.
– Нет. Такое ощущение, что мы вообще не продвинулись. – Она вздыхает, потом сбрасывает книгу на пол. – Сайлас решил навестить папашу Рейнольдса, а я останусь тут, займусь расследованием вместе с тобой.
Рози закидывает ноги на стопку книг, и я замечаю, что голени у нее намазаны розовой каламиновой мазью.
– Это еще зачем? – удивляюсь я.
– Пока мы гонялись за Баламутом, я влезла в заросли сумаха. – Рози пожимает плечами. – Хорошо хоть вовремя сообразила и каламином намазала.
– Надеюсь. – Я не отвожу взгляда от ее безупречной кожи. – Сумах – та еще штука. Помнишь, как мы им в детстве обожглись?
– Ну, сначала ты обожглась, – поправляет меня сестра, – а я чуть позже. Ты случайно упала, когда мы играли, и у тебя все лицо опухло. А со мной это приключилось неделю спустя: я специально забралась в самую чащу. Вышла погулять и повалялась в том же самом месте.
– С ума сошла, что ли? – спрашиваю я сквозь смех.
Рози качает головой.
– Мама взяла тебя к себе в постель. И мне тогда пришлось одной ночевать в нашей комнате. Я соскучилась.
– И покаталась в зарослях сумаха?!
– Я так тебе завидовала. Что угодно бы сделала, чтобы походить на тебя. Даже какую‑нибудь глупость…
Сестра умолкает.
Из ванной выходит Сайлас в мятой одежде, прилипшей к мокрому телу. На меня он не обращает внимания, роется в чемодане, вытаскивает из кучи белья пару носков. Предплечья у него тоже намазаны каламиновой мазью.
– Поедешь к папаше Рейнольдсу? – спрашиваю я.
Мой вопрос – своего рода приглашение к примирению.
– Ага. Я к нему за три недели всего только один раз и выбрался. – Сайлас бросает влажное полотенце на спинку стула. – Вернусь вечером, часов в девять. Пойдем сегодня на охоту?
Я киваю.
– Если хочешь, можем даже без тебя обойтись. А ты присоединишься попозже.
Еще один намек на примирение дается мне нелегко.
Во взгляде Сайласа мелькает запоздалое осознание собственной вины. Он смотрит на Рози, потом опять на меня и примирительно улыбается.
– Да, Летт, отличная мысль.
Он надевает кроссовки, ерошит пальцами волосы, коротко кивает нам с сестрой и уходит. Сайлас до сих пор на меня злится, не остыл еще… Однако без них с Рози мне не обойтись, я не хочу остаться в одиночестве. Чуть помедлив, бегу вслед за Сайласом, нагоняю его на середине лестничного пролета.
– Давай поедем вместе? – предлагаю я.
Сайлас поднимает голову, и уголки его губ подергивает печальная улыбка.
– В другой раз, ладно?
– Ладно, – соглашаюсь я. – Ты ведь вернешься, да?
– Даже если ты и редкостная зараза, это вовсе не значит, что я тебя брошу, – язвительно отвечает он. – К тому же, куда еще мне идти?
Я вздыхаю.
– Ну да.
Сайлас сбегает по лестнице, а я возвращаюсь в квартиру. Ему нужны мы, а мне – они оба.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
РОЗИ
Скарлетт ушла в архив муниципалитета, выяснять имена подростков, юношей и мужчин в расцвете сил, которые погибали в возрасте, кратном семи. Мы с Сайласом собирались изучить обзоры убийств в прессе, отыскивая намеки на волчьи планы, но занимаемся несколько другим.
– А как же расследование?! – со смехом восклицаю я.
Сайлас щекочет мне руку, и я захожусь очередным приступом смеха. Блокнот, в котором я делала пометки, падает под диван. Сайлас обнимает меня и притягивает к себе. Наши губы встречаются, я сворачиваюсь у него в объятиях и обвиваю руками его плечи. Мои легкие наполняет аромат лесной дубравы, исходящий от его дыхания. Мы целуемся, Сайлас не прижимает меня к груди… Все настолько естественно и правильно, как будто бы изменения в наших отношениях были не сложнее смены одежды. Высвобождаемся из объятий, раскрасневшись и улыбаясь как сумасшедшие.
– Так, давай сосредоточимся! Значит, дни рождения вервольфов, – с наигранной серьезностью провозглашает мой друг.
Мы на мгновение возвращаемся к редким записям в блокнотах, но Сайлас исподтишка протягивает руку и снова щекочет меня. Я содрогаюсь от смеха. Похоже, с расследованием у нас неважно. Честно говоря, с ним было туговато все последние четыре дня.
Кто стал моим светом среди поисков фенрисов и неудачной охоты? Сайлас. Сердце по‑прежнему выпрыгивает из груди, когда мы остаемся наедине, но теперь я по крайней мере знаю, что если обниму его, небо не рухнет на землю – просто он тоже меня обнимет. Наши отношения дарят мне то же ощущение нормальности и правильности, что и уроки в центре досуга, только в тысячу раз сильнее.
Прошло почти четыре недели: четыре недели занятий в центре досуга, четыре недели лунной фазы потенциального фенриса, четыре недели вдали от Эллисона – и почти целый месяц моей любви к Сайласу.
– А давай ты снова запишешься на курсы? – предлагает он, когда я вспоминаю, что сегодня у меня последнее занятие.
– Нет, не могу больше обманывать Скарлетт. Надо сказать ей, куда я хожу, или все бросить.
Сайлас гладит меня по волосам.
– Слушай, я почему‑то чувствую себя виноватым перед Скарлетт, она ведь и не подозревает о… – Он умолкает и проводит ладонью по моей щеке. – О занятиях. Ну и что ты выберешь? Расскажешь сестре или бросишь заниматься?
– Не знаю, – вздыхаю я. – Наверное, не стоит ничего предпринимать, пока не найдем потенциального фенриса.
– Логично, – кивает Сайлас. – А вдруг мы с тобой его отыщем?
– Ага, разбежался! – бормочу я, вздыхаю и поднимаюсь на ноги. – Мне пора на урок. Если подожду еще немного, все нормальные занятия закончатся.
– Тебя проводить? – спрашивает Сайлас, церемонно целуя мне руку.
Я улыбаюсь и краснею – он до сих пор каждый раз вгоняет меня в краску.
– Проводи… Ну, то есть если ты… только из вежливости, как раньше, или ты предлагаешь вроде как…
– Как твой парень? – заканчивает он за меня, приподняв бровь.
Я краснею так, что даже руки покрываются пятнами. Сайлас улыбается. Я вздыхаю.
– Только не смейся. Просто для меня это все впервые. А с тобой случалось уже много раз.
Сайлас стремительно наклоняется и притягивает меня к себе мускулистыми руками.
– Рози, – говорит он с упреком в голосе, – поверь, со мной такого никогда не случалось.
– Аа‑а… – Я издаю единственный звук, на который способна.
Сайлас улыбается и тянет меня к себе. Наши ноги переплетаются, и я прячу голову у него на плече, покрывая его кожу поцелуями и стараясь прижаться еще ближе, хотя это вряд ли возможно. Сайлас проводит кончиками пальцев по моей талии, потом нежно целует меня в лоб.
– Может, занятия и подождут…
Я тянусь поцеловать его в губы. Моя рука пробирается под его футболку и очерчивает линии мышц.
– Обещаю… – шепчет Сайлас так нежно, что у меня по телу бегут мурашки. – Обещаю, у нас будет еще масса возможностей… этим заняться, – заканчивает он, хотя я прекрасно понимаю, что «это» означает нечто большее, чем прикосновение моей руки к его груди или поцелуй.
Я обнимаю Сайласа, а он гладит меня по волосам.
– Ну, раз ты обещаешь, – шепчу я с улыбкой.
Он негромко смеется, снова целует меня, а затем кивает. Я встаю и собираюсь на занятие.
* * *
Танго.
Единственный урок, который не кажется совершенно идиотским, в отличие от «инвестиций в недвижимость» или «икебаны из искусственных цветов». В расписании значится еще какое‑то рисование, но с искусством я решила на время завязать. На танго пришли в основном парочки, и я наблюдаю за ними, пока мы ждем в коридоре возле танцевальной студии. Молодые люди и девушки держатся за руки, целуют друг друга в щеку и ласково улыбаются. Интересно, когда Сайлас меня обнимает, мы выглядим так же?
Мимо протискивается мужчина – он вовсю виляет бедрами и обхаживает женщин, которые начали расходиться с йоги. В комнате парочки по‑прежнему держатся за руки, а немногочисленные одиночки смущенно жмутся поодаль. Подозреваю, что Сайлас в жизни бы не согласился на танцы. Что ж, на сегодня поищем другого партнера.
– Дамы и господа, меня зовут Тимоти! – объявляет вертлявый мужчина, скидывает куртку и являет свету ярко‑оранжевую рубашку с рюшами. – Хорошенько запомните: встаньте на носочки, расслабьте бедра, дамы! И самое главное: танго – это танец любви! Страсти! Желания!
Ученики хихикают, а Тимоти двигает бровями.
– Итак, давайте‑ка посмотрим. Кто остался без партнера – поднимите руки. – Вся дальняя часть комнаты так и поступает. – Отлично! Ну‑ка…
Тимоти, вихляя бедрами, приближается к нам и высматривает в толпе подходящих по росту партнеров. Он хлопает меня по плечу и восклицает, нащупав мускулы под футболкой:
– О, да ты сильная девочка!
Я краснею, а Тимоти подталкивает меня к какому‑то парню в углу. Мой новоявленный партнер разглядывает плакат, на котором изображены разнообразные танцевальные позиции. Тимоти хлопает его по плечу, и парень резко оборачивается. Он необыкновенно красив, словно лицо высекли из камня и отполировали до полного совершенства. У него глубокие темные глаза, острый нос, длинные темные волосы забраны в «хвост».
– А вот и ваша партнерша! – восклицает Тимоти.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Меня? Э‑э… Роберт, – мелодично отвечает он.
Прежде чем назвать свое имя, он делает небольшую паузу, словно никак не может припомнить. Роберт облизывает губы и кидает на меня тяжелый взгляд. У меня по спине пробегают мурашки.
– Прижаться грудью друг к другу, бедра слегка отодвинуть, держим ритм! – командует Тимоти, обнимая воображаемую партнершу. – Дамы, руку вот на это плечо. Джентльмены, ладонь своей даме на ребра, чуть повыше талии.
По классу пробегает шорох: все неловко пытаются встать в нужную позицию. Я стараюсь не наваливаться Роберту на плечо, но он хватает меня за бок так, что даже немного больно. Пробую ненавязчиво высвободиться.
– Другой рукой берем партнера за руку – вот так!
Тимоти подходит к ближайшей паре и соединяет их ладони, а потом поднимает получившийся «замок» на уровень плеч.
Я поднимаю правую руку и жду, пока Роберт сообразит ее взять. Он вскидывает ладонь, рукав ползет вниз и обнажает запястье с татуировкой в виде монеты, перекрытой стрелой.
Фенрис.
Это фенрис, и я с ним танцую.
Похоже, Атланта ими кишмя кишит!
– Нравится татуировка? – чуть насмешливо интересуется Роберт.
На руке, сжимающей мне талию, чуть‑чуть удлиняются ногти: волк сдерживает трансформацию.
«Сосредоточься, Рози. Сосредоточься! Не волнуйся!».
Я забыла ножи! Вот дура!!! Скарлетт всегда напоминает мне о ножах, а я их забыла!
– Да, любопытная, – отвечаю я с легкой дрожью в голосе.
Роберт недобро улыбается. Знает ли он, кто я такая? Волки Стрелы наверняка просветили его, когда переманили из Монеты…
Тимоти включает музыку, а я тем временем лихорадочно припоминаю приемы рукопашного боя, которым мы со Скарлетт выучились в Эллисоне на занятиях по тэквондо. Передо мной всего‑навсего один фенрис. Судя по татуировке, он и волком‑то не так давно стал.
– Дамы, вперед с правой; джентльмены – назад с левой. Не забывайте о ритме.
Да нет, я с ним справлюсь. Я ведь охотник, а он волк. Да, сильный волк, но это дела не меняет.
Мы неловко исполняем требуемые па, нащупывая к незнакомому ритму, а Тимоти хлопает в ладоши и направляет движения танцующих. Он командует нам резко отвернуть головы друг от друга, и Роберт делает глубокий вдох, наслаждаясь ароматом моей кожи и моего страха.
– Мы должны стоять ближе, – шепчет он мне в ухо и с силой притягивает меня к себе. – Прости, – добавляет он с улыбкой, – но я младший из семи братьев, привык к женской ласке…
Сосредоточься. Заманивай его. Музыка затягивает в свой круговорот: тонкий плач скрипок, стоны виолончели и жгучий, яростный ритм.
Я кокетливо улыбаюсь, соблазнительно хлопаю ресницами. Роберт приходит в дикий восторг и до боли стискивает мне талию. Я расслабляю бедра, покачиваю ими при каждом шаге; встряхиваю головой, рассыпая волосы по плечам. Тимоти демонстрирует шаг с выпадом и я откидываюсь назад, обнажая горло. Здесь волк на меня не набросится, ему нельзя рисковать. Как только мы поднимаемся, я отвожу плечи назад. Ногти у Роберта продолжают расти, а зубы заострились и пожелтели. Глаза его потемнели так сильно, что мне непонятно, как ему до сих пор удалось не трансформироваться. Мы вскидываем руки к потолку, поддержка, вниз, вверх, опустить колено к полу… На боках и талии у меня определенно будут синяки. Я как следует впиваюсь партнеру в плечо: пускай и у него синяки останутся – по крайней мере до тех пор, пока я его не прикончу.
– Шаг назад, вбок, следите за ритмом! Не бойтесь раскрыть свою сексуальность!
Тимоти перекрикивает музыку, но я едва его слышу, потому что тону в звуках скрипок и собственном страхе. Мы кружимся, комната вращается вокруг, а Роберт все сильнее сдавливает мне спину. Он противится перемене, несмотря на то, что волосы у него отросли и сбились комками, наподобие волчьей шерсти. Парень сжимает зубы.
«Давай, ты же хочешь! Хочешь меня сожрать!»
Если я продержусь сейчас, то после занятия наверняка смогу увлечь фенриса за собой и сразиться с ним. Я справлюсь. Я охотник. Мы очерчиваем круг за кругом. Музыка ускоряет темп, скрипки отчаянно стараются не выбиться из ритма, виолончели срываются на хрип, будто мелодия управляет самой жизнью музыкантов. Мы переступаем, топаем ногами, поворачиваем головы – туда, сюда, – Роберт хватает меня за запястье и рычит. Звук почти теряется в надрывном визге скрипок, а Тимоти все увеличивает громкость. Шаг, поворот, поворот, голову в сторону.
Я вскрикиваю и отшатываюсь, неожиданно почувствовав, как когти пропарывают мне кожу. С удивлением отталкиваю Роберта. Вокруг столько народу! Сквозь тонкую ткань футболки на талии проступают четыре капельки крови. Танцоры пялятся на меня. Тимоти ошеломленно вскидывает брови и спешит выключить музыку. Я пораженно поднимаю глаза на Роберта.
И тут он бросается на меня. В его глазах больше не осталось ничего человеческого. Фенрис сшибает меня с ног и отбрасывает на спину. Моя голова ударяется о паркет, и перед глазами на мгновение все меркнет. Раздаются крики, ко мне на помощь бросаются люди, но я уже взяла ситуацию под контроль. Сгибаю ноги в коленях, упираюсь волку в живот и со всей силой отбрасываю его. Роберт перелетает через меня и врезается в одно из зеркал. Стекло бьется, и в зеркальном дожде осколков, осыпающемся на тело фенриса, миллион раз отражаются испуганные танцоры и мое собственное лицо. Пытаюсь встать на ноги, но ничего не выходит – голова кружится. Я осторожно потираю затылок.
Волк не шевелится. Опять слышатся крики. Что я такое делаю? Надо вставать и драться! Да нет, он так и не сменил обличья, остался человеком. Удар о стену вышел слишком сильный. Несколько человек помогают мне подняться, и Тимоти выводит нас из зала.
«Нет, фенриса оставлять здесь нельзя! Надо проникнуть обратно и прикончить его», – думаю я, улавливая обрывки разговоров.
Сотрудница центра досуга пробирается мимо меня к двери, закрывает танцевальную студию на ключ. Голова по‑прежнему раскалывается. Мне помогают присесть на регистрационную стойку.
– Сейчас мы тебя умоем…
– «Скорую» уже вызвали…
– Не волнуйся, деточка, его там закрыли…
– У нее все еще идет кровь.
– Все нормально, – наконец выдавливаю я, задираю край блузки и осматриваю раны. – Даже швы не придется накладывать.
– Ну откуда ты знаешь? – качает головой сотрудница центра досуга, хочет приложить мне ко лбу пакет со льдом, но я вскакиваю на ноги.
– Уж поверьте. Меня сто раз зашивали.
Я бросаю беглый взгляд на дверь в танцевальный зал. Сейчас туда никак не попасть. У двери толкутся люди, целая толпа собралась! Черт, еще одного фенриса упустила!
– Скарлетт меня убьет… – бормочу я себе под нос.
– Милая, не переживай! Видишь, я был прав: ты девчонка не промах, – подбадривает меня Тимоти. Голос у него едва заметно дрожит, впрочем, как и руки. – Отлично! А вот и полиция!
К центру подъезжает «скорая помощь» и две полицейские машины. Вбегают врачи, однако, несмотря на бурные возражения со стороны работников центра и учеников, мне удается убедить их, что помощь не требуется. Мне вручают пакеты со льдом, а врачи идут в танцзал. Я напрягаюсь, приготовившись сражаться с фенрисом, который наверняка поджидает за дверью. Как ни странно, Роберта выносят на носилках. По лицу у него струится кровь, из тела торчат осколки зеркала. Грязные волосы подозрительно напоминают шерсть, но этого никто не замечает. Фенриса проносят мимо меня, он приоткрывает глаза, а Тимоти по‑кошачьи шипит на него.