Без Флинн перифераль занимала как будто меньше места. Она сидела в том же кресле и смотрела на Льва, который стоял, опершись на край стола.
– Отлично получилось, – заметил Лев, глядя поочередно на сидящих Недертона и Тлен. – Незаурядная девушка, а?
– Я разговаривал перед тем с Лоубир, – сказал Недертон, – и она согласилась, что стоит ненадолго выйти из дома.
Вообще-то, идея исходила от Лоубир, но визит Флинн прошел так удачно, что Недертон считал правильным приписать себе некоторую долю успеха. Правда, Флинн сама потребовала, чтобы они вышли наружу, однако именно Недертон, случайно глянув на вазу с цветами, предложил пойти в сад. Там они встретили Льва с Гордоном и Тиенной, удобрявшими функии своей дорогостоящей генно-модифицированной ДНК.
– Да. – Лев пристально глянул на Недертона. – Лоубир звонила мне, когда вы поднимались на лифте.
– Она вернется, – сказала Тлен.
– Лоубир? – спросил Недертон.
– Твоя девушка-полтер. Мы ее заинтересовали. Хотя она не станет просто делать все, что мы велим. – Говоря, Тлен смотрела на Недертона.
– Верно.
– Ты вроде бы умеешь манипулировать людьми, – сказала Тлен. – Если честно, я пока не заметила.
– У меня бывают удачи, – ответил Недертон. – Результаты не всегда воспроизводимы. Кстати, я заметил, что у тебя это тоже отлично получается.
– Прекратите, – сказал Лев. – Тлен больше стратег, ты – тактик. Меня это вполне устраивает.
– Мне мешает отсутствие контекста, – пожаловался Недертон. – Пока ты не скажешь, чего хочет Лоубир и что она намерена делать, мне не с чем будет работать.
– Что она сказала тебе, когда звонила? – спросил Лев.
– Я поделился своим намерением рассказать Флинн, что это не игра. Лоубир одобрила, но поручила мне постепенно объяснить Флинн про срез. Все, что знаю сам, а это, если не сильно ошибаюсь, немногим меньше, чем знаешь ты. Вы действительно не имеете представления, где сервер?
– Ни малейшего, – ответил Лев. – Мы предполагаем, что он в Китае или, по крайней мере, китайский, но это всего лишь наши догадки. У кого-то есть оборудование, позволяющее отправлять информацию в прошлое и принимать ее из прошлого. При первом контакте возникает новый континуум. А может, континуумы существуют и без того, несчетное количество, но это уже чисто теоретическая разница. Система, как бы она ни работала, тщательно зашифрована. Оссиан и Тлен не один месяц в нее пробирались, притом что им охотно помогали несколько любителей со стажем.
– Головоломка для мазохистов, – добавила Тлен.
– И все-таки, чего хочет Лоубир? – спросил Недертон, не особо рассчитывая на осмысленный ответ.
– Узнать, что случилось с Аэлитой и почему, – сказал Лев. – И кто виноват.
– Если ты любишь головоломки для мазохистов, – произнес Недертон, – все перечисленное можно вытянуть из Даэдры и ее приятелей, при условии что они знают. Но я в такие игры не игрок.
Лев глянул на него внимательно, и Недертону очень не понравился этот взгляд.
Оттуда
– Я поговорю с Бертоном, – сказала Флинн, – а ты с Мейконом. Нужно прямо сейчас снять мерки головы и отпечатать.
– Что это тебе даст – вытащишь его туда? – спросила Дженис. – Серьезно, детка. Ты уходишь от решения.
– Я буду не одна. И мне нужен свидетель, кто-нибудь, кто подтвердит мою версию. Потом, если понадобится, мы сможем вдвоем надавить на Бертона.
– Поэтому ты и не захотела сразу с ним говорить?
– Да, наверное. Я просто импровизирую, Дженис.
– Оно и заметно.
Флинн взялась за ручку двери.
– Погоди секундочку, – сказала Дженис. – Костюмерный цех.
Она перебирала одежду Бертона на передней стенке «Эйрстрима» – по большей части вдрызг заношенное тряпье, которое тем не менее висело идеально ровно на одинаковых мегамартовских плечиках. Дженис вытащила что-то длинное, лоснящееся, рыжевато-коричневое. Куртка, которую он надевал на турнире по смешанным единоборствам в Дэвисвилле прошлой зимой. Нейлоновый рипстоп с бордовыми лацканами и нафабленным на спине кричащим американским орлом. Типа боксерского халата. Флинн удивилась, что Бертон хранит куртку.
– Идеально, – объявила Дженис.
– Это?!
– Ты только что побывала в будущем, детка. Или в каком-то месте, которое выдают за будущее. Важное событие.
– Она мне велика, – пробурчала Флинн, надевая куртку.
Дженис плотнее запахнула на ней полы, завязала бордовый пояс, поправила узел.
– Как будто ты только что раздела морпеховского единоборца. Ничего лучше у нас все равно нет.
– Ладно, – сказала Флинн, – но ты уговоришь Мейкона.
– Не боись.
Флинн повернулась, расправила плечи, которые под курткой как будто пропали совсем, и открыла дверь. Шквал аплодисментов.
В свете из открытой двери стоял Бертон, за ним Мейкон, Эдвард, Леон и Карлос. Леон свистнул в два пальца.
– В наших краях никогда ничего не происходит, – объявила Флинн и спустилась по лесенке.
– Это может измениться, – ответил Мейкон. – Помнишь, как я увидел тебя там?
– У них для тебя еще работа, – сказала ему Флинн и, слыша, что Дженис тоже спустилась, добавила: – Дженис тебе все объяснит. – Оглядела остальных и сообразила, что мало кто понимает происходящее, включая ее саму. – Нам с Бертоном надо поговорить. Мы вас на время бросим.
Она пошла по дорожке и остановилась, когда брат ее нагнал.
– Ну что, теперь готова? – спросил он тихо.
– Не могла говорить раньше. Разучилась говорить. И думать. Что-то у меня произошло с головой.
– Мейкон говорит, ты где-то побывала. Говорит, видел тебя в своем телефоне. Где ты была?
– Не в Колумбии. Они говорят, это будущее. Лондон. Который мы видели в игре.
– А по-твоему?
– Не знаю.
– Если ты была в трейлере, то как Мейкон мог видеть тебя в другом месте?
Она глянула на его освещенное луной лицо:
– Вроде робота. Мейкон видел. Но чувствуешь себя в нем как человек. Как дрон, только им управляешь не думая. То, что у меня на голове, в трейлере, они называют нейронным отсекателем. Не дает твоему телу реагировать, когда ты что-нибудь делаешь в периферали.
– В чем?
– В периферали. Так их называют. Роботов.
– Кто называет?
– Тлен, та, которая говорила с тобой первой, она работает на Льва. Я думаю, он русский, но вырос в Англии.
– И что они говорят, когда это? – спросил Бертон.
Флинн ответила.
– Через семьдесят лет? И насколько оно отличается?
– Ты сам видел, – сказала Флинн. – Отличается, но не сильно. А может, сильно, но не все видно.
– Ты им поверила?
– Что-то в этом есть.
– У них много денег. – Интонация была не вопросительная, но Флинн чувствовала: Бертону не хочется услышать «нет».
– Дофигища, насколько я поняла, но сюда их никак не переправить. Зато они придумывают, как выигрывать здесь на бирже.
– Потому что заранее знают, что произойдет?
– Говорят, нет. Они тратят деньги у себя на людей, которые придумывают, как делать деньги здесь, а проворачивают всё сольветровские адвокаты на месте. Информация оттуда влияет на события у нас. Им не надо знать будущее, чтобы размазать наших биржевиков по полу. Просто они всегда могут точно узнать про нас все, что им нужно. Их компы на семьдесят лет быстрее наших.
– О’кей, – сказал Бертон, и в его глазах вроде бы сверкнули морпеховские быстрота, решимость и натиск, а может, собственный способ видеть. Потому что он отсек все невероятное и сосредоточился на тактике.
Флинн вдруг поняла, насколько это странный вывих мозга, чисто бертоновский, и на долю секунды задумалась, нет ли у нее такого же.
– Ищи, кому выгодно, – сказал он. – Зачем им это?
– Вот тут начинается жопа.
– А все остальное не жопа? – Он сощурил глаза, как будто сейчас рассмеется ей в лицо.
– Для Льва это была типа игра. Мы не их прошлое. Мы идем куда-то в другую сторону, потому что они вмешались. На их мир не влияет то, что происходит здесь сейчас или будет происходить. И все равно это дело вышло им боком. Потому что я видела, как убили ту женщину. И видела чувака, который знал, что ее убьют. Специально вывел на балкон, чтобы та штука ее съела. И теперь кто-то оттуда здесь.
– Здесь?
– Сейчас. В нашем времени.
– Кто?
– Кто нанял тех парней из Мемфиса, чтобы нас убить.
– А что в этом Льву? Он ведь по-прежнему командует?
– Не знаю. Сейчас вернусь туда и попробую выяснить.
– Сейчас?
– Вот только сбегаю в человеческий сортир, где можно спустить воду, и сразу надену шапку Белоснежки. Дженис принесла мне сэндвич и воды, так что я не умру с голоду, пока там у них. После этого у нас будет больше материала. Ничего не делай пока, ладно? Все и без того запутано черт-те как. Просто не пускай на участок никого, кроме самых близких. Никого, понял? Мы слишком мало знаем, и как-то действовать пока рано.
Бертон глянул на нее.
– Легкий Лед… – сказал он, и в лунном свете было видно, как его передернула гаптическая дрожь. И тут же прошла.
– Где Коннер? – спросила Флинн.
– У себя дома.
– Вот и отлично. Скажи ему, пусть там и сидит.
– Беги в свой человеческий сортир. Никто тебя здесь не держит.
Виды
Недертон наблюдал, как перифераль открыла глаза. Тлен заранее уложила ее обратно на койку в дальней каюте и приглушила свет.
– О’кей, – неуверенно протянула она. Потом: – Неплохо.
– Добро пожаловать назад, – сказал Лев из-за плеча Недертона.
– Как тетрахромия? – спросила Тлен.
– Я уже не помню, как это было, – ответила Флинн, – только что мне не понравилось.
– Попробуй сесть, – предложила Тлен.
Флинн села, склонила голову набок, тронула ее, замерла:
– Моя стрижка. Видела в прошлый раз в зеркале, но не сообразила. Ваших рук дело?
– Парикмахер был в полном восхищении, – ответила Тлен. – Полагаю, он будет ее копировать.
– Это Карлота, она лучшая, – сказала Флинн. – Живет на Марианских островах, держит бот-кресло в «Мегапричесоне». Следит, чтобы мы не отстали от моды.
– Значит, телеприсутствие для вас не новость, – заметил Лев.
– У нас, на Диком Западе, это называют «пойти подстричься», – ответила Флинн, сверкнув на него глазами. Она встала.
– Мы хотели показать тебе кое-что интересное, – сказал Лев.
Он повернулся за спиной у Недертона и пошел по коридору. Недертон смущенно улыбнулся Флинн и двинулся вслед за Львом, Тлен – за ним.
– Где ваши собаки? – спросила Флинн позади них. В узком коридоре ее голос прозвучал особенно громко.
– Наверху, – ответил Лев, обернувшись, когда она вошла в большую каюту.
Недертон смотрел, как Флинн все трогает: ведет пальцем по лакированному шпону. Постукивает костяшками пальцев по дверной ручке. Видимо, проверяет органы чувств периферали.
– Мне они понравились. Было видно, что не собаки, но из той же оперы. – Она коснулась черных штанов. – Почему от этой одежды такое чувство, будто ты в трениках?
– Она без швов, – ответила Тлен. – Наружные швы декоративные, дань традиции. То, что на тебе, сделали ассемблеры. Сразу целиком.
– Сфабили, – подытожила Флинн. – Не обижайся, но если у тебя не линзы, то что? Какая-то болезнь?
– Модификация. Своего рода визуальная шутка на тему мифического заболевания pupula duplex. Обычно его описывают как двойную радужку, но я выбрала буквальный вариант.
– И как при этом все выглядит?
– Я редко использую нижнюю пару. Она видит в инфракрасном диапазоне, что удобно в темноте.
– А ничего, что я все время спрашиваю? Я же тут ничего не знаю. Может, ты с ними родилась. Или у тебя такая секта. Откуда мне знать? А вот насчет бегающих тату я вроде как поняла.
– Спрашивай, конечно, – ответила Тлен.
– Где телефон, здесь? – Флинн подняла руки. – Я пыталась объяснить подруге.
– Я могу спросить у «Гермеса», – сказал Лев. – Впрочем, компоненты очень маленькие и распределены по телу. Я не смогу ответить, где мои, не сверившись с медицинской картой. У моего двоюродного брата часть как-то воспалилась, пришлось менять. В основании черепа. Хотя их могут вживить куда угодно. – Он оперся на край стола. – Хочешь посмотреть Лондон? Сейчас над домом вертолет, такой же, каким ты управляла для нас. Советую сесть.
– Можно, я им поуправляю?
– Позволь нам показать тебе виды, – с улыбкой проговорил Лев.
Флинн перевела взгляд на Тлен, потом на Недертона, сказала: «О’кей» – и села.
Тлен заняла другое кресло, Недертон встал рядом со Львом у края стола, радуясь, что не сидит на начальственном месте.
– Во второй раз это не было для тебя таким потрясением, – заметил он.
– Мне было невтерпеж попасть сюда снова, – ответила Флинн. – Только я не обязательно буду во все верить, о’кей?
– Разумеется, – ответил Лев.
Недертон поймал себя на том, что улыбается глупейшим образом. Тлен с усмешкой скосила на него двойные зрачки. Потом повернулась и заговорила с Флинн:
– Сейчас ты увидишь мою эмблему.
Флинн кивнула. Недертон тоже увидел эмблему Тлен. Следом появились эмблемы Льва и Флинн – последняя была без рисунка.
– Я открою трансляцию, – сказала Тлен. – Полное бинокулярное зрение.
Каюта сменилась туманным утренним Лондоном с птичьего полета. Остроугольные ледышки шардов торчали среди плотного лабиринта старых улочек, разреженных променадами, по которым Недертон катался в детстве, и густыми лесами на месте снесенных зданий, портивших городской ландшафт. Бледное солнце отражалось в стеклянном покрытии очищенных и выведенных на поверхность рек, Темзу испещряли плавучие острова, опять на каком-то другом месте: подводные лопасти перемещали их так, чтобы полнее использовать силу течения.
– Черт, – проговорила Флинн. Зрелище явно произвело на нее впечатление.
Тлен полетела к Хэмпстеду, куда родители в десять лет водили Недертона на день рождения одноклассника. Праздник проходил в керамической трубе под ажурной железной скамьей. Узкий тоннель освещали гирлянды цветных фонариков, мыши в забавных костюмчиках пели, танцевали и разыгрывали поединки на шпагах. Руки у его гомункула были грубые, полупрозрачные, примерно как у мусорщиков. Пока Недертон все это вспоминал, Тлен рассказывала Флинн о гидротурбинах, приводимых в движение восстановленными реками. Однако она обходила молчанием то, что было раньше, – ужасы, тьму.
Недертон кончиком языка провел по нёбу, выключил трансляцию и вернулся в гобиваген. Наблюдать за Флинн было куда интереснее.
– А где все? – спросила она. – Людей совсем нет.
– Это довольно сложно, – ровным голосом ответила Тлен, – но с такой высоты ты бы никого не разглядела.
– И машин почти нет, я еще раньше обратила внимание.
– Подлетаем к Сити, – сказала Тлен. – Чипсайд. Вот тебе и толпы.
Однако это не люди, подумал Недертон, наблюдая за лицом Флинн.
– Косплейная зона, – пояснил Лев. – Тысяча восемьсот шестьдесят седьмой. Нас бы оштрафовали за вертолет, если бы он не вуалировался или был слышен.
Недертон щелкнул языком по соответствующему участку нёба и вернул трансляцию Тлен. Они висели над утренним уличным затором: кебы, двуколки, ломовые телеги, все на конной тяге. У старших Зубовых, деда и отца, были собственные лошади, на которых они, по слухам, даже катались, хотя, разумеется, не в Чипсайде. В детстве мать водила его по здешним лавкам. Серебряная посуда, духи, шали с каймой, приспособления для вдыхания табака, толстые часы, оправленные в золото и серебро, мужские шляпы. Он дивился, как обильно лошади роняют навоз, который тут же сметали прыткие мальчишки, младше его. Такие же ненастоящие, как лошади, они тем не менее казались совершенно живыми и пугающими в том рвении, с которым, ругаясь на чем свет стоит, шаркали короткими щетками между ногами у лошадей. Люди в цилиндрах, про которых мама сказала, что это банкиры, поверенные, коммерсанты и биржевые маклеры, вернее, их симулякры, торопливо шагали под живописными вывесками: «Обувь», «Фарфор», «Кружево», «Страхование», «Стекольная мастерская». Вывески зачаровывали маленького Недертона, и он, идя за руку с матерью, в обязательной неудобной одежде, режущей под мышками, старался защелкать их все. Отчаянные мальчишки с криками «Разойдись!» бегом катили тачки и пропадали в темных дворах, откуда несло вонью, такой же аутентичной, как конский навоз. Мама для этих прогулок надевала коричневое платье с узким лифом и длинной, подметавшей мостовую широкой юбкой, узкий жакет и невероятную шляпку. Ей это все было совершенно неинтересно, она просто считала, что должна водить ребенка сюда, и, может быть, ее неприязнь еще усилилась в нем, превратившись с годами в стойкое отвращение.
– Ну надо же! – проговорила Флинн.
– Это ненастоящее, – сказал Недертон. – Разработано по архивным материалам. Среди тех, кого ты видишь, почти нет людей, а те, что есть, – туристы или школьники на уроке истории. Вечером иллюзия полнее.
По крайней мере, меньше раздражает, подумал он про себя.
– Лошади ненастоящие? – спросила Флинн.
– Да, – ответила Тлен. – Лошади теперь редки. С другими домашними животными у нас получилось лучше.
Пожалуйста, не начинай, взмолился про себя Недертон. Лев, наверное, подумал о том же, потому что сказал:
– Мы доставили тебя сюда, чтобы кое с кем познакомить.
Они начали снижаться.
Недертон увидел Лоубир, в юбке и жакете, примерно как были у его матери. И она смотрела вверх.
Субординация
Посреди движущегося леса черных цилиндров стояла седая женщина с очень яркими голубыми глазами. Прохожие, судя по всему, ее не видели, как не видели и аппарат, которым управляла Тлен и про который Лев сказал, что он завуалирован, хотя ощущали завихрения воздуха и каждый на ходу поднимал руку придержать цилиндр. Они обходили женщину, а та стояла, глядя вверх на то, чего они не видели, и рукой в серой перчатке придерживала шляпку.
Рядом с бляшками Уилфа, Льва и Тлен появилась еще одна: золотая корона – силуэтом на бежевом фоне. Остальные потускнели.
– Сейчас мы в приватном режиме, – сказала женщина. – Другие нас не слышат. Я инспектор Эйнсли Лоубир из Лондонской полиции.
Ее голос звучал у Флинн голове, шум толпы и скрип колес сделались тише.
– Я Флинн Фишер. Это из-за вас я здесь?
– Ты здесь из-за себя самой. Если бы ты не согласилась подменить брата, то не стала бы свидетельницей преступления, которое я расследую.
– Извините, – ответила Флинн.
– Не стоит извиняться. Наоборот, без тебя у меня бы не было ничего. Раздражающее отсутствие каких бы то ни было улик. Тебе страшно?
– Иногда.
– Нормально в таких обстоятельствах, насколько их можно назвать нормальными. Ты довольна своей пери?
– Чем?
– Перифералью. Я выбирала ее сама и, боюсь, в большой спешке. Мне почудилась в ней некоторая поэзия.
– Зачем вы хотели со мной поговорить?
– Ты наблюдала крайне неприятное убийство. Видела лицо человека, который мог быть организатором или сообщником.
– Я так и думала, что по этой причине.
– Неустановленное лицо либо лица пытались убить тебя в твоем родном континууме, предположительно с целью устранить свидетеля. Я была шокирована, когда узнала, что покушение на твою жизнь не составляет здесь преступления, поскольку наши ведущие юристы не признают тебя реальной.
– Я такая же реальная, как вы.
– Безусловно. Однако люди, которые на тебя покушались, без колебаний убили бы тебя или кого-либо другого здесь, сейчас и когда угодно. Люди такого сорта – моя забота. – Ярко-голубые глаза, очень холодные. – Однако и ты – моя забота. Я за тебя отвечаю, но в несколько другом смысле.
– Почему?
– За мои грехи, наверное. – Она улыбнулась, но ее улыбка не успокаивала. – Тебе следует знать, что Зубов нарушит экономику твоего мира.
– Она уже и так в жопе, – ответила Флинн и тут же пожалела, что не выбрала другое слово.
– Я ее представляю, так что да, ты права, хотя я говорила о другом. Мне не нравится то, чем занимаются континуумисты, включая Зубова, хоть я и нахожу это крайне увлекательным. В определенном смысле ты реальнее меня.
– Как так?
– Я настолько стара за счет такого числа искусственных ухищрений, что сама не ощущаю себя вполне реальной. Однако, если ты согласишься мне помочь, я помогу тебе, насколько в моих силах.
– У вас есть мужской вариант этой штуки? Периферали?
Инспектор подняла нарисованные брови:
– Ты хочешь мужскую?
– Нет. Я не хочу быть единственной, кто здесь был и все видел. Мне нужен человек, который подтвердит мои слова, когда я вернусь и расскажу, что тут происходит.
– Я уверена, что Зубов сможет это устроить.
– Вы ищете того, кто отправил серый рюкзак ее убить, верно? И гада, который вывел ее на балкон?
– Именно так.
– Я дам показания. Когда дело дойдет до суда. При любом раскладе.
– Суда не будет. Только наказание. Но все равно спасибо.
– Только вторая перифераль мне все равно нужна. И поскорее. Договорились?
– Считай, что ты ее получила, – сказала Лоубир.
Другие эмблемы зажглись, слух заполнили чипсайдские шумы, и теперь к ним добавился низкий перезвон церковных колоколов.
– Мы закончили разговор, – объявила Лоубир. – Спасибо, что привезли ее сюда. До свидания!
Чипсайд сжался до размеров бляшки, уменьшился еще, исчез. Флинн заморгала, глядя через стол на Льва. Было ясно, что он ее видит и Уилф тоже, а вот странный взгляд Тлен упирался в голую полированную стену.
– Да, инспектор, я даже знаю, кажется, где ее можно взять. Да. Конечно. Я поговорю с мистером Зубовым. Спасибо. – Она повернулась ко Льву, теперь уже видя его. – Спарринг-партнер вашего брата. Ваш отец держит его в Ричмонд-Хилле, чтобы периодически напоминать Антону о прежних выходках?
– Более или менее так, – ответил Лев, косясь на Флинн.
– Попросите прислать его в машине. Он нужен Лоубир здесь.
– Зачем?
– Я не спросила. И вы бы не спросили. Она сказала, что нам нужна мужская перифераль, как можно скорее. Я вспомнила про ту.
– Да, наверное, так проще всего. Для кого она? – Лев глянул на Флинн.
– Туалет в хвосте машины? – спросила она.
– Да.
– Извините меня. – Флинн встала.
В узком совмещенном санузле за дальней комнатушкой она закрыла за собой дверь и посмотрела в зеркало. Расстегнула черную рубашку, нашла лифчик, которого раньше не чувствовала, и груди чуть больше своих. Не ее, и это успокаивало. Как и маленькая черная родинка над левой ключицей. Именно ради этого и понадобилось смотреть, осознала Флинн, застегивая рубашку, хотя понимание пришло задним числом.
Интересно, хочет ли перифераль пи́сать? Флинн прислушалась к своим ощущениям и решила, что не хочет. Она пьет воду, сказала Тлен, но не ест. Тот, кто ее стриг, не посрамил Карлоту.
Флинн открыла дверь и вернулась в комнату, которую Недертон тогда давно выдавал за офис «Милагрос Сольветры». Уилф и Лев ушли. Тлен стояла у окна и смотрела наружу.
– Куда они ушли? – спросила Флинн.
– Наверх. Недертон и Оссиан будут ждать перифераль. Надеюсь, тебе понравится челюсть.
– Челюсть?
– У нее довольно выступающая нижняя челюсть. И очень высокие скулы. Своего рода сказочный славянин.
– Ты знакома с ней… с ним? – Флинн не знала, как правильно сказать.
– Я ни разу не видела ее с человеком-оператором. Только под управлением облачного ИИ от производителя. Она принадлежала брату Льва.
– Брат Льва умер?
– Увы, нет, – ответила Тлен.
Ладно, подумала Флинн.
– Она спортивная? Как эта?
– Очень. И даже непропорционально спортивная.
– Отлично, – сказала Флинн.
– Что ты задумала? – Тлен сузила глаза, так что остались только верхние зрачки.
– Ничего такого, о чем не знала бы Лоубир.
– А ты быстро разобралась с субординацией.
– Скоро перифераль будет здесь?
– Примерно через полчаса.
– Покажи мне, как позвонить Мейкону, – сказала Флинн.
Павел
Прихожая в доме Льва была заставлена предметами детского обихода. Миниатюрные резиновые сапожки, целая вешалка ярких дождевиков, беговел, напомнивший Недертону о мусорщиках, разнообразный инвентарь для битья по мячу и сами мячи, много. Несколько потерянных кубиков лего нервно елозили в нижних слоях, словно яркие прямоугольные жуки.
Недертон и Оссиан сидели на деревянной скамье, лицом к этой выставке. Ближайший к Недертону конец скамьи был чем-то вымазан, судя по виду – чуть подсохшим вареньем. Спарринг-партнер Антона должен был приехать с минуты на минуту, и Оссиан отверг предложение ждать снаружи.
– У нянь от нее родимчик случался, – заметил Оссиан непонятно о ком или о чем.
– От кого?
– Да от коляски. – Оссиан указал рукой на вешалку с дождевиками. – Завуалирована.
Теперь Недертон различил очертания сложенной прогулочной коляски, мимикрирующей под то, что сейчас за ней, то есть под бежевую стену и клетчатую подкладку пальто.
– Дедушка выписал ее из Москвы сразу после рождения девочки, – продолжил Оссиан. – Везли дипломатической почтой. Иначе бы не пропустили.
– Почему?
– В нее встроена орудийная система. Два ствола. Впрочем, не огнестрельных. Стрельба ведется очень короткоживущими ассемблерами. Вернее, дизассемблерами. Они отыскивают мягкие ткани и разбирают их на молекулы. Видел ролик, где такое показывали на половине говяжьей туши.
– И что происходит?
– Остаются кости. Коляска автономная, самонаводящаяся. Имеет собственную систему оповещения об уровне угрозы.
– А кто может представлять угрозу?
– Русские киднепперы.
– Она это делает, когда в ней ребенок?
– Ребенку она показывает панд, чтобы не было психологической травмы. И едет домой в режиме боевого отступления, бросив нянь к чертям собачьим.
Недертон пристально вгляделся в едва различимую, безобидную по виду коляску.
– Супружница Зубова отказалась возить в ней ребенка. Так и не поладила с дедом. Взяла сторону нянь.
– Давно ты тут работаешь? – спросил Недертон.
Оссиан глянул на него, сощурился:
– Скоро будет пять лет.
– А чем раньше занимался?
– Тем же самым. Примерно.
– Ты этому учился?
– Да, – ответил Оссиан.
– Как?
– На ошибках молодости. Как ты научился юлить и врать всем напропалую?
Недертон глянул на него:
– Как ты. Примерно.
На одно из окошек у двери легла тень. Мелодично звякнул звонок.
– Наверное, устройство приехало. – Оссиан встал, одернул темный пиджак и, расправив плечи, открыл дверь.
– Добрый вечер. – Высокий, широкоплечий, в темно-сером костюме. – Рад видеть вас, Оссиан. Вы меня, возможно, не помните. Павел.
– Пошевеливайся! – рявкнул Оссиан, отступая от двери.
Устройство вошло, Оссиан закрыл за ним дверь.
– Павел, – сказало оно Недертону. Выступающий подбородок, ширококостное лицо, глаза голубые и чуть насмешливые.
– Уилф Недертон.
Он протянул руку. Ладонь у периферали была теплая, пожатие – крепкое и бережное.
– В гараж, – сказал Оссиан.
– Конечно, – ответил Павел и зашагал впереди них к лифту, как у себя дома.
Благим матом
Ну и скулищи, думала Флинн, глядя на Павла. А вот голос приятный.
– Личность – ИИ. Мы ее отключим, чтобы освободить место для твоего приятеля.
– Меня зовут Флинн, – сказала она.
– Рад знакомству, – ответило устройство, нагло глядя на ирландца.
– Запрограммирован изгаляться, – заметил Оссиан. – Часть спарринг-функционала. Должен вызывать желание двинуть в его хамскую рожу.
Устройство переступило с ноги на ногу. Оно было выше Бертона, шесть футов с лишним. Светлые волосы расчесаны на косой пробор. Заломив светлую бровь, оно спросило Флинн:
– Чем могу служить?
– Иди в заднюю кабину, – распорядилась Тлен. – Ляг. Извести производителя, что облако нам будет не нужно.
– Конечно, – ответило устройство. Ему пришлось чуть развернуть плечи, чтобы войти в узкий коридор почти одного цвета с его волосами.
– Я понимаю, почему Антону все время хотелось его убить, – проговорил Оссиан. – Без мозгов, а вечно тебя достает.
Тлен что-то сказала на том странном языке, на котором они общались между собой.
– Она говорит, это можно было отрегулировать, – перевел Оссиан для Флинн. – Да, но у Антона свой гонор. Я все надеялся, он расхреначит эту дрянь так, что на заводе не сумеют собрать обратно.
– У Мейкона все готово, – сказала Тлен. – Он у меня на проводе. Хочет поговорить с тобой.
– Ага, – сказала Флинн.
Появилась бляшка Тлен и рядом другая – желтая, с бесформенной красной штукой посредине. Потом Мейкон.
– Наггетс? – спросила Флинн. – Уже забацал себе бляшку в духе будущего?
– Твоя хреновастенькая. Пустая. Скажи Тлен, пусть сделает тебе получше.
– Сейчас типа не до того, – ответила Флинн.
– Ты там норм?
– Чуть-чуть пообвыклась. Немного посмотрела здешние края. Он готов?
– Даже слишком, на мой взгляд.
– Бертон знает? – спросила Флинн.
– Да вот так получилось. – Мейкон скосил глаза вбок.
– Он здесь, что ли?
– Тсс.
– Черт.
– Не боись, все на мази.
– Тогда давай уже сделаем.
– Мы на низком старте. Ждем вашей команды.
Бляшка с наггетсом потускнела.
– Мы с Тлен пойдем туда, – сказала Флинн Недертону и Оссиану. – Не знаю, как он это все воспримет. Главное, не давите на него. Если он начнет заводиться, просто сдайте назад, быстро. О’кей?
Недертон с Оссианом переглянулись.
– Идем, – позвала она Тлен и прошла три шага в комнатку, где устройство лежало, свесив ноги с короткой полки.
– Павел, закрой глаза, – сказала Тлен из-за ее плеча.
Перифераль глянула на Флинн, затем послушалась.
– Пятнадцать, – сказала Тлен, видимо обращаясь к Мейкону.
Флинн про себя начала обратный отсчет. На десяти она представила встряску и продолжила считать.
– Ноль, – сказала Тлен.
Устройство широко открыло глаза.
– Едрён корень, – сказало оно, поднося большие руки к глазам. Пошевелило пальцами на обеих, тронуло большим на каждой все остальные, от указательного до мизинца и обратно. Село, как будто его подбросило пружиной. Вскочило.
– Это я, Коннер, – сказала Флинн.
– Знаю. Мейкон показал мне скриншот. – Он повернулся к Тлен. – Я видел похожую в Атланте, в клубе. Ребята сказали, это называется гиперпространственный эльф, а если по-простому, то передоз.
– Ее зовут Тлен, – сказала Флинн. – Веди себя прилично. Цвета нормальные?
– Модель не тетрахроматичная, – вставила Тлен.
Коннер глянул на нее с подозрением.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Флинн.
– Охрененно. Только глянь на все эти пальцы!
– Сюда, – сказала Флинн. – Только там двое мужчин. Они за нас. Наши люди. Все хорошо. О’кей?
– Да, блин. – Коннер снова глянул на свои руки. – Ну ни фига ж себе.
Она взяла его за руку и вывела в коридор.
Тлен стояла рядом с Оссианом, Недертон за ними.
– Коннер Пенске, – представила Флинн, отпуская его руку. – Коннер служил в морской пехоте вместе с моим братом.
Все трое кивнули, внимательно смотря на перифераль. Поза, осанка у нее изменились. Коннер обвел мужчин глазами, решил, что без рукопожатий можно обойтись, и сунул руки в карманы серых брюк. Оглядел комнату:
– Катер? Сухой док?
– Большой навороченный автофургон, – ответила Флинн.
Он подошел к окну, пригнулся, выглянул наружу и сказал, ни к кому не обращаясь:
– Охренеть!
Флинн была у Коннера за спиной, когда тот рывком открыл дверь. Не стал спускаться по трапу, сделал сальто вбок, через перила, приземлился пятнадцатью футами ниже и побежал – она еще не видела, чтобы люди бегали так быстро, – вдоль бесконечных машин, про которые ей сказали, что они принадлежат отцу Льва. Каждая арка, под которой он пробегал, начинала светиться – тонкая дуга в темноте – и тут же гасла. Флинн и не знала, что их тут столько, что гараж такой большой. На бегу он орал благим матом, как, может быть, не орал, когда ему оторвало полтела, а между выкриками издавал гортанное уханье, наверное от невероятной радости, что можно бежать, что у него есть пальцы, и слышать это уханье было даже горше, чем ор.
Затем последняя арка померкла за ним, остались лишь темнота и его вопли.
Пока поезд не ушел
– Сходить за ним? – спросила Тлен.
Недертон знал, что Оссиан выключил лифт и, возможно, кое-что еще, так что спарринг-партнер Антона с тем, кто сейчас в нем, никуда с этажа не денется.
– Не надо, – сказала Флинн с трапа. Она стояла на верхней ступеньке и смотрела в темноту гаража.
– Что он делает? – спросил Недертон у Оссиана, который по виду пристально щурился на закрытую дверцу бара, а на самом деле наблюдал за бывшим Павлом через внутридомовую систему.
– Пятится, – ответил Оссиан. – Теперь идет вперед. Делает что-то сложное руками.
– Комплексные упражнения, – ответила Флинн, заходя обратно в яхту. – Он помногу ими занимался, пока не стал инвалидом.
– Что с ним случилось? – спросил Недертон.
– Война.
Недертону вспомнилась обезглавленная фигура в Ковент-Гардене.
– Отряхивает пиджак, – объявил Оссиан. – Глядит на свои руки. Кстати, освоил включение ночного зрения у периферали. Направляется сюда неспешной рысцой. – Он посмотрел на Флинн, видимо отключившись от внутридомовых камер. – Ну и красавчик твой приятель. Бывший военный?
– Первая гаптическая разведка, – ответила Флинн. – «Всегда впереди». У него, возможно, такая же дрянь от имплантов, как у моего брата. В. А. пыталась выяснить.
– Виктория и Альберт? – спросила Тлен.
– Ветеранская администрация.
Недертон подошел к двери. Ближайшая арка как раз засветилась над перифералью. Он предпочел бы облачный ИИ той нестабильности, на которую намекала Флинн. Чего ради она притащила сюда этого типа, а не своего брата?
Устройство поднялось по трапу.
– Кажись, палец вывихнул, – сказало оно в дверях. Выговор у него был примерно такой же, как у Флинн. Мизинец на левой руке выставлен вперед. – Все о’кей, даже лучше, чем о’кей. Они все такие, эти штуковины?
– Твоя оптимизирована для боевых искусств, – сказал Недертон.
Устройство подняло бровь.
– Тренажер, – продолжал Недертон. – Принадлежит брату нашего друга.
Тлен достала «медичи»:
– Подойди сюда, пожалуйста.
Устройство приблизилось к ней, по-детски выставив палец. Она приложила «медичи» к его мизинцу и сказала:
– Растяжение. Боль должна уже пройти, но постарайся в ближайшее время его не нагружать.
– Что это? – спросила перифераль, глядя на «медичи».
– Больница, – ответила Тлен, убирая прибор.
– Спасибо, – сказала перифераль, собрала пальцы в кулак, разжала. Подошла к Флинн, положила руки ей на плечи. – Мейкон считает, это и правда оно.
– Я просила его не рассказывать тебе слишком много, боялась, вдруг не получится.
– У меня типа всё супер, – сказала перифераль, убирая руки с ее плеч. – Потом я думаю, может, это сон, и мне не супер.
– Это не сон, – ответила Флинн. – Не знаю что, но точно не сон. И сомневаюсь, что у кого-нибудь из нас всё супер.
– Ни разу ничего не растягивал во сне, – сказала перифераль. – Типа усек, что ей недолго и шею ненароком свернуть.
– Да, – ответила Тлен. – Считай ее человеком. Она генетически и есть человек по большей части. И еще это очень дорогая вещь, которую мы взяли для тебя на время.
Устройство вытянулось по стойке смирно, звонко щелкнув каблуками и комично выставив массивный подбородок, молодцевато отдало честь и тут вновь приняло ту расслабленную, слегка балансирующую позу, которая была не совсем от Павла.
– Мейкон думает, это правда будущее, – сказало оно Флинн. – И Бертон тоже.
– Он сейчас у тебя? – спросила она. – Бертон, в смысле.
– Был, когда я закрыл глаза. Может, уже ушел.
– Злится на меня?
– Ему, кажись, не до того. Кто-то купил Законодательное собрание, оно давит на шерифа. Томми хочет поговорить со мной про мемфисских ребят. – Устройство оскалилось в улыбке, которую Недертон назвал бы довольно жуткой. – Бертон говорит, им это надо, чтобы подкопаться под него и под тебя. Просил тебе передать, чтобы тут подсуетились.
– В каком смысле «подсуетились»?
<