Небольшой городок на границе с Босной. Здесь кончается Респубика Сербская Краина. Ни о какой "обороне" не может быть и речи. Грузовик штаба бригады сиротливо стоит среди деревьев, а мимо плыёт сплошной поток беженцев. Только сейчас рус начинает осознавать масштабы трагедии. От края до края широченного восьмиполосного шоссе медленно, в одном направлении, впритык к друг другу движутся трактора с повозками, автобусы, битком набитые людьми, легковушки, высокобортные грузовики со скотом, красные пожарные машины, автолавки, рефрежираторы, гужевые телеги, островками - самая разнообразная военная техника. Вот прошла колонна из десяти танков, последний волочит на буксире "мерседес"... два мостоукладчика, несколько (5-6) ЗСУ... ПТ-76... гаубицы, миномёты, БТРы, орудия...
- Да с такой техникой против НАТО воевать можно, - в сердцах бросает стоящий рядом солдат.
А это ещё что? Ба! Величественно следуют три гусеничные ракетные установки. На двух по две огромных зелёных сигары, на третьей - одна. Пять ракет всесокрушающей мощности! Было бы весьма уместно выпустить их по скоплению усташей на Динаре 3 августа!
- Издаййя, - бормочет солдат, - издаййя!
Измена! Самое популярное теперь слово. Слово, которым тысячи лет оправдываются все поражения всех армий. И действительно, сейчас оно первое приходит в голову. Эвакуация десятков тысяч людей из Книна проведена исключитеьно чётко, организовано, в сжатые сроки. Такое впечатление, что её ждали, готовили. А эти пушки, ракеты, танки, тысячи вооружённых людей? Почему никто не выводит их на обочины, не сколачивает в подразделения, не организует оборону? Почему отступающая армия не взрывает за собой мосты? - гигантские, по нескольку сот метров, мосты через непроходимые ущелья. Взорви один такой, посади горстку бойцов с пулемётами, разверни в тылу несколько орудий и можно держаться до конца света!
По колонне, леденя души, пополз уникальный слух: Караджич отказался принимать беженцев: пусть, мол, воюют, а не бегут! По мнению руса слух совершенно пустой, но его появление свидетельствует о некоем коллективном комплексе вины. И с "изменой" не всё просто. За четыре года войны не удосужились оборудовать ни одну запасную линию обороны. В Босне такие линии подготовлены, рус сам видел. Кто мешал здесь? Выходит, четыре года республикой правили предатели?
Безостановочно течёт поток беженцев. Рус напряжённо вглядывается в лица, пытаясь определить, зафиксировать некое общее или преобладающее выражение. По его разумению, это должна быть печать отчаяния и покорности судьбе. Ничуть не бывало! Спокойная озабоченность - вот что написано на лицах. И возникает ощущение: люди давно знали, что их ждёт и внутренне были к этому готовы. Рус подходит к беженцам и задаёт один и тот же вопрос:
- У вас есть надежда вернуться домой?
И ответ получает один:
- Мы не знаем, что будет дальше.
Лица, лица, лица, лица... в колонне преобладает чёрный и защитный цвета. В чёрном - женцины, чьи мужья погибли. Босая старуха на телеге, закусив губу, смотрит в даль, вокруг внучата с огромными ломтями переспелого арбуза, мужик, лысый как бильярдный шар, суетится у заглогшего трактора, из прицепа выглядывают раз, два, три... одиннадцать голов! Две или три семьи... "Лада", довеху набитая хламом, за рулём солдат, рядом бледная молодая женщина бережно прижимает к груди ребёнка... Глубокий старик в строгом чёрном костюме, с алебастровым лицом, с широко раскрытыми, понимающими глазами: он уже видел такое полвека назад... Пацан в кузове играет с винтовкой... две пятнадцатилетние девчёнки очаянно строят глазки... На земле солдат лицом вниз, он плачет. В сознании всплывают строчки из детства, из шестидесятых, про Испанскую войну:
"А мы, мальчишки в кинозале,
Смотрели вновь, в который раз,
Как языки огня лизали
Разбитый бомбой школьный класс,
Как рядом дети и старухи
Брели, понурые, в пыли...
И мы, блестя глазами сухо,
Простить такое не могли..."
Не могли!!! И не простили, тогда, в 30-х - 40-х. А мы? Мы росли добрыми, справедливыми мальчиками и девочками. Мы даже не подозревали, что живём в "чудовищном тоталитарном государстве". А кто-то среди нас уже тогда грел камень за пазухой...
"Не заводись!" -приказал он себе. Дверь здания наротив сотрясается от града ударов. Её осадила группа бойцов. Наконец, дверь не выдерживает. Там какой-то магазин. Бойцы несут ящики с пивом, ракией, блоки сигарет, консервы, конфеты... Штабные наблюдают за происходящим с выражением "и хочется, и колется, и мамка не велит". Наконец двое не выдерживают и со словами "всё равно усташам достанется", исчезают в двери. Поздно! На долю штаба 1-й горной бригады досталось лишь два ящика сухого вина. Только в пять вечера тронулись. Разумеется, ни о каком "арьергарде речи быть не может: с просёлков на шоссе вливаются всё новые массы беженцев и штабной грузовик медленно плывёт в общем потоке.