Вдоль обочин горят "фиаты", "з'аставы", "лады", "вольво", "пежо", "мерседесы" и проч. Когда кончается бензин, владельцы перегружают вещи на проходящий транспорт (проблем нет, останавливаются по первому знаку), откатывают легковушку в сторону и поджигают.
АА вот дела посерьёзнее: горят танки Т-34 - один, второй, третий... подожжены по той же причине - нет горючего, слили в другие танки. Вот так. Плод "неэффективной" плановой экономики, легендарный танк 2-й Мировой дожил в действующей армии до 6 августа 1995 года!
Двигаемся в час по чайной ложке. Питаемся на ходу, как попало - консервы, галеты... Силы поддерживает ракия: один-два глотка не больше; больше - будет плохо, а так - в самый раз. Усталые разговоры: - В Пероваце остановимся. Перегруппируемся. И на усташей!
- Дрниш и Бенковац ещё держатся...
- Говорят, Мартич где-то в колонне.
- Дудки, он уже небось в Баня-Луке, вперёд всех убежал.
- Мы тоже хороши...
- Всё правильно говорит Шешель(28), что ни слово, то в точку!
- Говорить все мастера...
- Слыхали, мужики? 7-го Корпуса больше не существует. Мы теперь 2-й Краинский корпус!
- Краинский корпус без Краины. Впереди беженцев бежим...
- То всё политика, политика... Говорят, Книн на Сисак обменяют. Сисак близко к Загребу стоит, наша артиллерия достаёт. Они нам Книн, мы им Сисак. Потому и мосты не взрывают.
- Значит, решили с усташами договориться. Ну-ну.
- А на Восточную Славонию они не нападут. Там русская "Луна" стоит. Как шарахнет...
"МиГ" появился внезапно, блеснул серебром обшивки и дал залп. Люди не успели испугаться. В середине колонны раздался страшный грохот и в небо пополз прямой чёрный столлб дыма. Где-то вверху он складывался в безобразный гриб. Навстречу усташу от колонны взметнулась "Стрела-2", но ушла в сторону. "МиГ" исчез. На дороге горел шестиосный грузовик с прицепом и рядом крохотный "фольксваген". Восемь трупов.
Баня-Лука, 300 км с-з Книна, 10 часов утра 8 августа 1995г.
На гладком, мощёным белым камнем плацу казармы "Козара" остатки 1-й лёгкой горной бригады сдавали оружие.
Рус разрядил винтовку-"поповку", зажал в кулаке оставшиеся девять патронов, громко назвал номер оружия и аккуратно положил его в общий ряд. Патроны ссыпал в ящик.
Вышел на улицу. Один из красивейших городов Югославии, Баня-Лука сейчас прдставлял собой гигантский лагерь беженцев. Во всех парках, скверах, просто под деревьями стояли машины, повозки, лежали, сидели, ходили, переговаривались люди. То и дело громко назывались фамилии:
- Трудич! Кто видел семью Трудич?
- Деспичей не встречали? Деспичей из Кукара?
- Послушай, Божо, да твои вон там сидят.
- Где!!!
Непрерывно звучал динамик. Диктор тоже называла фамилии, места встреч. С бортов машин раздавали хлеб и консервы. Рус миновал сквер и вышел на магистраль Баня-Лука - Белград. По шоссе длинной лентой ползли машины и трактора беженцев. Но здесь картина изменилась: теперь колонна занимала лишь свою, правую часть шоссе. Над ней непрерывно висели вертолёты, постоянно курсировали санитарные машины. На перекрёстках юноши и девушки с большими красными крестами на груди и спине раздавали хлеб, пакеты с едой. Пройдя несколько километров, рус, наконец, нашёл место в в огромном грузовике, где ехали две семьи. Прняли его как родного, накормили, угостили ракией, принялись расспрашивать о бое на Динаре. А что тут скажешь...
Белград, 9 августа 95.
Прощаясь, долго жали друг другу руки. Пути расходились: они - в лагерь беженцев - стоять в очередях за похлёбкой, за гуманитарной помощью, за пособием; он - домой, в Россию, где тоже не сладко, но всё-таки как-то пока можно существовать.
У. Любимая женщина.
(Самара, 14 августа 95)
Она открыла дверь и отступила на шаг, вглядываясь. Он стоял, подпирая косяк, в странного покроя защитном плаще. Из кармана торчала бутылка водки. Он тоже несколько секунд присматривался, без улыбки разглядывая её. Наконец разомкнул губы:
- Свой день, свой праздник возвращения к тебе я праздновать пришёл.
- Вот и проходи, проходи, не стой на пороге, - засуетилась она. Он шагул в квартиру и неловким, полузабытым движением обнял её, уткнувшиь лицом в душисты волосы. Она прильнула всем телом, шепча:
- Ты же два дня назад приехал, почему сразу не пришёл?
- Я... отдыхал, - сказал, и тут же насторожился:
- А ты откуда знаешь, когда я приехал?
Она лукаво улыбнулась:
- Я всё знаю о тебе, милый.
- А конкретно?
- Тебя видели на вокзале.
- Значит, вы тут всё видете, всё слышите, всё знаете... Молодцы! Давай стаканы!
Она накрывала на стол, поглядывая на него с нежностью и опаской. Осторожно спросила:
- Ну, как съездил?
- Нормально.
Он сидел, уставясь недвижным взглядом в одну точку. И она не выдержала, зарыдала, бросилась к нему, обвила руками:
- Да, да, мы тут смотрели телевизор... Это ужасно, ужасно... Но всё позади, всё кончилось, слышишь, кончилось! Я тебя больше никуда не отпущу!
- Конечно, конечно, - он целовал её лихорадочно и жарко, до боли в губах, - конечно, конечно, всё кончилось...
... Он проснулся внезапно и сразу же наткнулся на испуганный взгляд:
- Тебе снилось что-то страшное, милый?
- Нет, ничего, всё нормально.
- Но ты всё время вздрагиваешь во сне...
- Вот как? Это пройдёт.
Он притянул её к себе и уткнул лицо в ямочку между грудей. По телу разливалось тепло уюта и покоя.
Но тлела точка, тлела точка, и погаснуть не могла. Долго ещё ночамизаходил от солнца на колонну серебристый самолёт... Он просыпался.
"Эта банда там, в Кремле, хуже чем сто гитлеров! Ведь они как бы свои. Их обслуга среди нас, как микробы..." И тяжёлая вязкая ненависть лавой ползла из сердца, заполняя каждую клетку тела.
"Боже, как я ненавижу их!!!"
Он знал, что бой, начавшийся 4 августа на Динаре, теперь кончится нескоро. Он отдыхал, приклонив голову к плечу спящей женщины.
Самара, 20. 08. 95г.
ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ