— Тебе это кажется смешным? — сухо спросил Дональд.
— Конечно, Дональд, конечно, потому что для этого должно свершиться настоящее чудо, не так ли?
Прежде чем ответить, Дональд некоторое время изучающе смотрел на Констанцию.
— Если бы я рос в этом доме, как его сын, то мы и по сей день жили бы здесь. Я знаю это, нутром чувствую.
— Не говори глупости. — В голосе Констанции прозвучали властные нотки. — Ты был тринадцатилетним мальчишкой и не смог бы сотворить никакого чуда, не сможешь и сейчас. Да и не чудо требовалось тогда, а тридцать тысяч фунтов, хотя, насколько я понимаю, это всего лишь дало бы нам небольшую отсрочку. — Лицо ее стало серьезным, и следующая фраза прозвучала как утверждение, а не как вопрос: — Ты всегда страдал от того, что не был официально признан его сыном, так ведь? — Увидев, что подбородок Дональда напрягся, а на скулах заиграли желваки, Констанция торопливо добавила: — Ох, прости, Дональд, я... я не хотела тебя обидеть. Уверена, ты, со своей прозорливостью и настойчивостью, обязательно попытался бы что-нибудь предпринять, даже в том юном возрасте. Поверь мне, — девушка взяла Дональда за руку. — Я ни в коем случае не хотела обидеть тебя. Веришь?
Глубоко вздохнув, Дональд медленно выпустил воздух.
— Да... да, я тебе верю. И то, что ты говоришь, правда. — Он отвернулся от Констанции, ухватившись за железные прутья ворот, и посмотрел сквозь них на заросшую сорняками подъездную дорожку, темную от смыкающихся над ней крон деревьев. — Какой стыд. — Дональд снова взглянул на Констанцию. — Я говорю не о себе, а о поместье. Почему они не остались здесь жить, разве они мало заплатили за дом? Прожили всего три года и уехали. Даже никого не оставили присматривать за поместьем.
Констанция окинула взглядом особняк.
— Этот уголок страны либо принимает новых людей, либо отвергает как ему заблагорассудится, — сказала она. — Они были из Гемпшира, а это совсем другой мир. Скорей всего, недавно разбогатели и, не зная, что делать с деньгами, решили купить что-нибудь. Если бы их здесь не любили, думаю, они бы смирились с этим. Но их просто игнорировали. Дядю Томаса тоже не любили, а многие даже ненавидели, но игнорировать его не мог никто... и по сей день тоже. — Девушка посмотрела на подъездную дорожку, и в ее голосе появились печальные нотки. — Сад уже не привести в порядок. Для этого и в то время понадобилась пара лет, а сейчас поместье пустует уже четыре года. И дом надо ремонтировать. — Констанция загремела цепью, на которой висел огромный замок. — Ох, меня всегда раздражает этот замок. И еще битое стекло, которое они насыпали поверх стен. — Она посмотрела по сторонам. — Наверное, сделали это от злости. Когда я думаю о том, что фрукты гниют на корню... мне хочется проделать дыру в стене. — Констанция кивнула Дональду и шутливо добавила: — А что, могу и проделать, подожди, пока я схожу за киркой, — рассмеялась она.
Пара отошла от ворот и свернула с дороги, чтобы вернуться в коттедж кружным путем. И когда Констанция, поддавшись импульсивному желанию, взяла Дональда под руку, он резко повернулся и обнял ее, а потом подхватил под мышки, поднял в воздух и закружил словно ребенка. Когда наконец Дональд опустил ее на землю, она, задыхаясь и смеясь, приникла к нему. Прижимая Констанцию к себе, Дональд устремил взгляд на высокие горы. Чувство, которое он назвал восторгом, вспыхнуло в груди и вырвалось наружу. Ему показалось, что это чувство приняло форму некоего стремительно движущегося существа, которое перепрыгивало с одной вершины на другую, пока не добралось до фермы.
Глава 2
Все вышли к калитке проводить Констанцию. Взглянув на Мэтью, держащего под уздцы двух лошадей, Мэри хихикнула.
— Ох, мисс Констанция, а меня бы не заставили сесть на лошадь и за тысячу фунтов.
— Если бы я предложил тебе один золотой соверен, женщина, ты бы не только села на эту лошадь, но и перепрыгнула через нее. — То, что Томас позволял себе шутить со своей единственной служанкой, свидетельствовало о некотором сглаживании их социальных положений.
— Ох, хозяин, да я бы скорее запрыгнула на луну, чем на это животное. Я вам не завидую, мисс Констанция, я...
— Замолчи, Мэри! — одернула ее Анна. Иногда поведение гувернантки напоминало Мэри ту мисс Бригмор, какой она знала ее много лет назад, и в таких случаях Мэри безоговорочно подчинялась ей.
Мисс Бригмор подошла к Констанции, стоящей возле крупной лошади с плоской спиной.
— Тебе нечего бояться, она будет идти шагом, — успокоила Анна девушку.
— А она не пустится галопом? — девушка задала этот вопрос одновременно и мисс Бригмор и Мэтью.
— Те времена, когда она носилась галопом, давно прошли, — улыбнулся Мэтью.
— Что-то душно, тебе не кажется, что будет гроза? — обратилась Констанция к Барбаре, которая тоже пыталась успокоить ее.
— Нет, я уверена, что она пройдет стороной, вон, смотри, тучи уходят на юг. К тому времени, как вы доберетесь до холмов, выглянет солнце.
Сестры посмотрели друг на друга, казалось, каждую из них одолевает желание броситься в объятья другой.
— Если вы сейчас же не отправитесь, доберетесь до фермы только завтра. Помоги ей сесть, Мэтью.
Мэтью, наклонившись, сложил ладони, Констанция поставила на них ступню и уже через секунду оказалась в седле. Мэтью запрыгнул на свою лошадь.
— Поехали! — крикнул он, и обе лошади одновременно тронулись с места.
Никто ничего не кричал им вслед на прощание, но когда Констанция обернулась, мисс Бригмор помахала ей рукой.
Спустя некоторое время, когда они, свернув с дороги, начали подниматься в гору, Мэтью нарушил молчание.
— Ты в порядке? — спросил он Констанцию.
— Да, Мэтью, все в порядке, мне... очень удобно.
— Старушка смирная, надежная.
Прошло еще минут пять, теперь уже заговорила Констанция:
— Посмотри, там вдалеке темнеет, тебе не кажется, что мы едем прямо в грозу?
Мэтью ответил ей не сразу, подумав, что так оно и есть. Утверждение Барбары о том, будто гроза проходит на юг, было ошибочным. Если он что-то понимает в этом, то она надвигается как раз с юго-запада, и очень похоже, гроза застигнет их задолго до того, как они доберутся до фермы.
— Не волнуйся, если все-таки попадем в грозу, то найдем укрытие. На вершине есть старый дом, помнишь?
— Он заброшен.
— Да, заброшен, но люди всегда прятались там от грозы, еще с тех времен, когда в нем жили Ратледжи.
— Не понимаю, как можно было жить в таком пустынном месте.
— Иногда нужда заставляет. У них была овца и несколько лошадей. А случается, что людям нравится одиночество.
— Да, наверное, — взглянув на него, Констанция согласно кивнула. Последнее время лицо Мэтью постоянно было мрачным и серьезным. Но как-то раз, несмотря на свою робость, Мэтью выказал откровенную радость. И, глядя на улыбающегося юношу, Констанция тогда подумала, что Мэтью по-своему очень красив. Она часто задавала себе вопрос: может, он недоволен тем, что она будет жить на ферме? Если причина его мрачного настроения в этом, то очень жаль, поскольку Констанция надеялась, что он будет скрашивать предстоящие долгие зимние вечера. Она представляла себе, как они будут беседовать о книгах (Мэтью часто обсуждал с Анной прочитанное). Ей было ясно: с Дональдом поговорить о книгах не удастся. Как-то Констанция высказала Анне сожаление по поводу того, что Дональд не любит читать. На что гувернантка язвительным тоном ответила: дескать, очень скоро ей придется столкнуться с тем фактом, что ее будущий муж практик, а отнюдь не мечтатель. Очень хорошее определение для Дональда — практик, а не мечтатель. Мэтью, напротив, был скорее мечтателем, чем практиком, но Констанция предполагала, что практиком ему быть просто не позволяет здоровье. Ей было очень жаль Мэтью, она испытывала к нему нежность. А его неласковое к ней отношение сильно огорчало девушку в последнее время.
Подъем стал круче. Бросив взгляд вперед, Мэтью прикинул, что до вершины им ехать еще милю, гроза же могла разразиться с минуты на минуту. В подтверждение его мыслей над холмами раздался первый мощный раскат грома. Констанция испуганно вскрикнула, и Мэтью подъехал к ней поближе.
— Не бойся, если попадем в грозу, то отыщем укрытие.
Девушка, с побелевшим от страха лицом, вцепилась в поводья.
— Я... извини... но я действительно очень боюсь грозы. Я пыталась побороть страх, но не смогла. Наверное... это глупо...
— Вовсе нет. Мужчины тоже боятся грозы.
— Правда?
— Конечно, я знаю... двоих.
— Мужчин?
— Да, мужчин. Есть один парень, он живет возле Слагифорда, тоже фермер.
— И он боится грозы?
— Каждый раз, когда небо темнеет, он прячется в коровник. — Мэтью надеялся, что Констанция не расскажет об этом Дональду, потому что он долго бы смеялся.
— Он... взрослый мужчина?
— Да, вполне взрослый. Но возраст тут ни при чем. Вот на рынке крутится один мальчишка, я видел несколько раз, как при первых раскатах грома он прятался под телегу. Так что ты не единственная, кого пугает гроза.
Констанция улыбнулась, а Мэтью улыбнулся в ответ, мысленно поздравив себя с тем, что ему удалось запудрить ей мозги.
— Вперед! Вперед! — подгонял юноша лошадей, но лошадь Констанции еле плелась, приближение грозы ее не пугало: слишком много их пережила она на своем веку. А вот молодая лошадь встревожилась, вскинула голову и заржала.
— Тихо, тихо, ничего страшного, — Мэтью пытался успокоить ее. Одновременно с этим в голову пришла странная мысль: нехорошо обманывать лошадь.
В небе сверкнула первая молния. Констанция, тихо вскрикнув, втянула голову в плечи. Мэтью снова приблизился к ней и взял за руку.
— Все в порядке, все в порядке, смотри — уже почти вершина. Каких-то пять минут, и мы будем в безопасности.
Констанция испуганно взглянула на Мэтью.
— Ты... можешь поторопить лошадь?
— Нет, боюсь, ее ничто не может поторопить — ни наводнение, ни гроза, ни буря. Но не волнуйся, все будет хорошо, только держись крепче.
— Темнеет, — жалобно промолвила Констанция.
Действительно, долина слева от них уже скрылась во мраке, а небо, похоже, опустилось на холмы. В темноте лицо Констанции казалось неестественно белым, вокруг рта у нее выступили капельки пота. Увидев это, Мэтью вздрогнул. Он схватил повод ее лошади и, хлестнув свою, крикнул:
— Вперед! Пошла! Пошла! — Лошадь Констанции не ускорила шаг, но Мэтью продолжал подгонять ее. При следующем раскате грома Мэтью и сам испугался, потому что на секунду ему показалось, что Констанция упала с лошади. Он вернулся к девушке, припавшей лицом к гриве, наклонился и положил ладонь ей на плечо. — Все, все уже прошло. Посмотри, все прошло.
С неба упали первые капли дождя. И к тому времени, как они проехали еще сотню ярдов, хлынул настоящий ливень, такой сильный, что их тела сгибались под струями.
Руководствуясь скорее интуицией, чем какими-то приметами, Мэтью свернул с тропы как раз в том месте, где стоял заброшенный дом. Спешившись, он подошел к лошади Констанции, и девушка буквально свалилась ему на руки. Мэтью торопливо отнес ее в темное промозглое укрытие и прислонил к стене.
— Подожди, я вернусь через минуту, — пообещал он, — только позабочусь о лошадях. — Юноша выскочил из дома, отвел лошадей в развалившуюся конюшню, привязал их там и бегом вернулся в дом.
Констанция стояла, прижавшись спиной к стене и закрыв лицо ладонями.
— Иди сюда, — позвал Мэтью, — тут есть скамья и что-то вроде стола. Путники, да и просто бродяги используют этот дом как убежище, так что здесь могут быть сухие дрова, мы разведем костер.
Когда Мэтью усадил Констанцию на скамью, она вцепилась в его руку и пробормотала сквозь стиснутые зубы:
— Ты весь промок, а... тебе нельзя. Анна говорила, что больным чахоткой нельзя даже ноги мочить, а тем более попадать под дождь. Снимай куртку, она насквозь промокла.
Подобная забота вызвала у Мэтью усмешку, но уже было то хорошо, что девушка хоть на мгновение забыла о своем страхе.
— Я в порядке, — заверил он, — обо мне не беспокойся. Ты сама похожа на мокрого кролика. — Мэтью указал на поникшие от воды поля шляпки. — Мокрый кролик с обвисшими ушами. — Когда Констанция сняла шляпку, Мэтью посоветовал: — И пальто тоже снимай.
— Нет, — возразила дрожащая Констанция, — мне холодно.
Мэтью пробрался в темноте в дальний угол комнаты, где находился сложенный из камней открытый очаг.
— Констанция, нам повезло! — радостно воскликнул он. — Здесь есть сухие дрова, довольно много, и лучины тоже. Сейчас ты согреешься.
— А спички у тебя есть?
— Нет, но, насколько я знаю бродяг, они заботятся друг о друге, поэтому здесь должен быть коробок. — Некоторое время Мэтью молчал, затем раздался его торжествующий крик: — Ну, что я тебе говорил! Вот и спички.
Констанция наблюдала, как разгораются лучины. Значит, скоро у них будет костер, и они смогут высушить одежду. Господи, побыстрей бы прошла эта дрожь. Почему гроза приводит ее в ужас? Она старалась преодолеть свой страх перед грозой, но у нее ничего не выходило, при первых раскатах грома она буквально впадала в панику.
— Смотри, костер разгорается. Иди сюда, высуши свое пальто, — позвал Мэтью.
Констанция поднялась со скамьи и побрела на свет, но в этот момент прямо над домом с оглушительным треском прогремел гром. Когда его грохот затих вдали, Констанция опустилась на пол возле костра, уткнув лицо в плечо Мэтью, а он обнял ее и прижал к себе. Сейчас тишину нарушал только частый стук дождя по черепичной крыше да редкое шипение капель, попадавших через дымовую трубу в костер. Мэтью с Констанцией так и сидели, прижавшись друг к другу.
Костер разгорался, языки его пламени потянулись вверх. Девушка подняла голову, взглянула ему в лицо и прошептала:
— Я... извини меня, Мэтью.
Он ничего не ответил. Оба они стояли на коленях, в очень неудобной позе, но даже не замечали этого. Девушка пристально смотрела на Мэтью, как вдруг неожиданно для себя прочла в его глазах причину перемены, произошедшей с юношей в последние месяцы.
Наблюдая, как блики костра играют на его волосах цвета соломы, Констанция ощутила огромное желание запустить пальцы в эти волосы и уткнуться в них лицом. Ох, какой же она была дурой, глупой девчонкой, не смогла распознать, что творится в его сердце, да и в своих чувствах не разобралась. Она всегда ощущала нечто особое по отношению к Мэтью, даже когда любила Уилла Хедли. Однако она принимала это за сострадание и сочувствие к больному человеку. Да, наверное, все началось именно с этого, но позже переросло в более глубокое чувство.
— Ох, Констанция! Констанция! — прошептал Мэтью.
— Мэтью! Мэтью!
Держась за руки, они сели на пол, продолжая смотреть друг на друга. А костер тем временем разгорался все выше и выше.
Прошло несколько минут, наконец Мэтью тихо спросил:
— Неужели ты не знала о моих чувствах к тебе?
— Нет, не знала... — Констанция покачала головой. — До этого момента.
— А ты, что ты испытываешь ко мне? Посмотри на меня, прошу тебя... прошу. Скажи мне. — Мэтью был вынужден наклониться к Констанции поближе, чтобы услышать ее ответ сквозь шум усилившегося дождя.
— Я... я не знаю, Мэтью, правда не знаю. Мне все это кажется каким-то нереальным. Разве можно внезапно осознать это? Такие чувства должны созреть.
— Они и зрели годами.
Констанция снова подняла взгляд на Мэтью.
— Но ты никогда даже не намекал мне о своих чувствах, почему?
— Да разве я мог? Да и сейчас не должен был говорить о них, потому что мой конец уже близок.
— О нет, нет! — Констанция зажала ладонью рот Мэтью и приникла головой к его груди.
— Не расстраивайся, дорогая, не расстраивайся. Мне не следовало этого говорить. Слова мои прозвучали, как жалость к самому себе, но тем не менее это неизбежно. Однако я... не жалею о том, что ты узнала о моих чувствах, нет, не жалею.
— Ты... ты можешь прожить еще много лет.
— Да какие там много лет. — Мэтью медленно покачал головой. — Еще одна такая зима, как прошедшая, и...
— Нет, нет. — Констанция схватила юношу за руки. — Не говори так.
— Но это же правда. А знаешь что? Я сейчас так счастлив, как никогда в жизни. Я ведь уже умирал много раз, когда думал, что ты выходишь замуж за Дональда. Но теперь это не имеет такого уж большого значения... и я знаю, что не предал его, рассказав тебе о своей любви. Когда ты выйдешь замуж...
— Теперь я не могу выйти замуж за Дональда.
— Что? — Мэтью сжал ее ладони в своих. — Но ты должна, должна выйти за него. Ты — вся его жизнь, для него во всем мире не существует никого, кроме тебя. Я очень хорошо знаю брата. Да, он властный, надменный, но к тебе он испытывает искренние и глубокие чувства.
Вспышка молнии осветила убогую комнату, заставив девушку вновь прильнуть к Мэтью с такой силой, что он опрокинулся на пол. А когда прозвучал гром, раскат которого, казалось, ворвался в дом сквозь открытую дверь, Констанция буквально вжалась в тело Мэтью. И уже никакая сила не могла помешать тому, что неизбежно должно было случиться...
Они лежали на голом полу, в костре потрескивали дрова, дождь стучал по черепице, залетая в окна и дверь. Как ни странно, но протестовать, хотя и робко, попытался Мэтью. Нет! Он не мог поступить так подло по отношению к Дональду. И даже когда ладони Мэтью начали ласкать податливое тело Констанции, разум продолжал умолять его остановиться, но было уже слишком поздно.
Да, слишком поздно. И когда молния вновь осветила комнату, прозвучавший крик Констанции был вызван не страхом, а страстью и болью, пронзившими ее тело.
Все закончилось. Мэтью перекатился на спину, закрыл лицо ладонями и застонал. А Констанция лежала с закрытыми глазами, не шевелясь и почти совсем не дыша, как бывает у людей, умирающих во сне.
Внезапно дыхание вернулось к ней. Мэтью резко повернулся к девушке и заключил ее в объятья.
— О, Констанция! Любимая.
Но она не обняла Мэтью. Даже когда снова прогремел гром, девушка не прижалась к нему. У нее просто не было сил, ей казалось, что тело больше не принадлежит ей. Еще несколько минут назад она была девушкой, невестой, которая боялась грозы. А теперь уже изменилась настолько, что даже может спокойно слушать раскаты грома.
Словно прочитав ее мысли, Мэтью заглянул ей в лицо и торопливо заговорил:
— Прости меня. Боже мой, прости меня, Констанция. Ты постараешься забыть об этом, да? Забудь обо всем. Если Дональд узнает, он убьет меня. Да, убьет. — Мэтью кивал головой, словно опровергал невысказанные возражения Констанции. — Он перережет мне глотку, как делает это со свиньями. Господи! Если бы только это был не Дональд. Я не хочу причинять ему боль, ни в коем случае не хочу.
Констанция мягко отстранила юношу и привела в порядок свою одежду.
— Теперь я не могу выйти замуж за Дональда, но... я могу выйти за тебя, Мэтью. Я буду ухаживать за тобой, ты получишь свою долю за ферму, и мы сможем уехать, чтобы сменить климат.
Мэтью присел на корточки и закрыл лицо руками. Когда он отважился вновь посмотреть на Констанцию, то медленно произнес:
— Я... не вправе потребовать свою долю за ферму, потому что ничего не вложил в нее. Отец может дать мне что-то, но исключительно по доброте. Но если я уеду и увезу тебя с собой, Дональд тоже уедет с фермы. Я знаю это, сердцем чувствую, он не переживет повторного бесчестья, повторного отказа. Понимаешь, Дональд всю жизнь страдает от того, что его не признают. Ведь он незаконнорожденный, а к ним всегда такое отношение. Странно, но я понимаю его чувства, и если увезу тебя, он не сможет этого вынести. Более того, его уход будет означать крах для нашей фермы, потому что отец болен, ты сама видела, как он страдает от ревматизма. Так что ферма держится исключительно на Дональде.
Констанция медленно поднялась с пола, отряхнула пыль с юбки. Затем так же медленно направилась к скамье, села на нее и, положив на стол сцепленные руки, склонила на них голову. Мэтью тоже подошел к столу и сел напротив. Девушка подняла голову и взглянула на него.
— А ты сможешь пережить, если я выйду замуж за Дональда? — спросила она.
Прежде чем ответить, Мэтью дважды сглотнул комок, подступивший к горлу.
— Мне придется это пережить. Тут уж ничего не поделаешь. Однако теперь мне будет не так больно, поскольку у меня есть частица тебя, которую я буду хранить до последнего вздоха. И все же... нельзя было допускать, чтобы это случилось. Это моя вина... моя вина...
Глядя на склоненную голову Мэтью, Констанция поняла, что видит перед собой не только больного, но и слабого человека. Он настолько слаб, насколько силен Дональд. Но в случившемся нельзя винить только его. Констанция понимала, что большая часть вины произошедшего лежит на ней, поскольку без ее согласия Мэтью, скорее всего, осмелился бы лишь поцеловать ее. А если бы и решился на большее, она смогла бы при желании оказать ему сопротивление, так как физически была сильнее. Но она не стала сопротивляться.
Любит ли она его? Констанция вгляделась в раскрасневшееся лицо Мэтью, в его ласковые глаза. Сейчас она уже не была уверена. Думала, что любит... до того, как все случилось, а теперь ощущала в душе лишь пустоту. Быть может, позже она разберется в своих чувствах? Но в данный момент Констанции было совершенно ясно только одно — она не может выйти замуж за Дональда. И ехать на ферму не может. В присутствий Мэтью она просто не осмелится смотреть в глаза Дональду.
Констанция медленно повернула голову в сторону дверного проема. Дождь ослаб, гром продолжал греметь, но уже в отдалении.
— Я возвращаюсь домой, — решительно заявила она.
— Нет, нет. — В его голосе послышался страх. — Ты не можешь этого сделать. Дональд... ждет тебя. Если, вернувшись вечером, он не застанет тебя на ферме, то с первыми же лучами солнца отправится к вам домой.
— Но это будет завтра, а я за это время подумаю. Мэтью, неужели ты не понимаешь, что я не могу увидеться с ним сегодня и провести ночь на ферме? Не могу. Не могу.
— Ох, Констанция. — Мэтью положил ладони ей на плечи и пробормотал дрожащим голосом: — Давай оставим все, как было. А то, что произошло между нами, будем считать сном, чудесным сном. Если бы все обстояло иначе, я бы сию минуту убежал с тобой. Но я не могу содержать тебя, а жить за твой счет не хочу. И потом, мы оба знаем, что вскоре ты стала бы вдовой.
— Мэтью! Мэтью! — Лицо Констанции исказилось от боли. — Не говори так.
— Я должен говорить, потому что это правда. Иначе я бы сейчас не уговаривал тебя выйти замуж за Дональда.
Оба замолчали, склонив головы. А потом Мэтью принялся бормотать себе под нос, словно разговаривал сам с собой:
— Я чувствую, что поступил подло по отношению к брату, и нет мне прощения. Он всегда был добр ко мне. Другой на его месте, будучи таким сильным, третировал бы своего сводного брата, а... а Дональд заботился обо мне. Я всегда буду сожалеть о своем поступке, но мне будет еще хуже, если ты отвергнешь его. Знаешь что, Констанция? Посмотри на меня, посмотри. — Мэтью потряс Констанцию за плечи, и когда она подняла на него взгляд, произнес: — Он гораздо больше нуждается в тебе, чем я. Бог свидетель, ты нужна мне, но ему нужна еще больше.
Констанция не верила своим ушам. Мэтью оправдывался. Да, он слабак во всех отношениях. Яркий свет костра померк, дрова прогорели, остались лишь сверкающие угли. Будто очнувшись ото сна, Констанция обвела взглядом комнату. Сейчас она предстала ей совсем в другом свете — убогое, мерзкое место, из угла доносится запах испражнений. Констанция опустила глаза на пол: пыль, грязь, кучки соломы... И на этом полу она отдалась мужчине. Да как она смогла! Как смогла! Что на нее нашло? Неужели страх перед грозой лишил ее разума? Нет, нет. Она отдалась Мэтью совершенно осознанно, потому что ей захотелось этого. И гроза тут ни при чем, просто она была готова кому-то отдаться. Но почему нельзя было подождать всего неделю? Повела себя как шлюха, уличная девка, пошла на поводу у плотского желания, не задумавшись о последствиях.
Именно мысль о последствиях заставила Констанцию подняться на ноги.
— Я должна... то есть я хочу сказать, что не могу ехать с тобой... я должна вернуться домой. Ты можешь сказать Дональду, что я жутко перепугалась, а так на самом деле и было, и что тебе пришлось повернуть назад... Я обязана вернуться домой, обязана, обязана.
— Констанция. — Мэтью подошел к ней и встал рядом. — Прошу тебя, прошу.
Но Констанция, покачав головой, отвернулась от него и направилась к двери.
— Упрашивать меня бесполезно, — заявила оно громко. — Я не поеду на ферму. Могу сама добраться домой пешком, дорога будет все время идти вниз. Вот и все, я возвращаюсь.
— Не глупи! — Мэтью схватил девушку за руку, устремив на нее умоляющий взгляд. — Ладно, пойдем, — тихо произнес он наконец, выводя Констанцию на улицу.
Дождь уже слегка моросил. Мэтью привел лошадей и помог Констанции сесть в седло. Все это происходило молча, они не сказали друг другу ни слова...
Когда последний спуск был позади, а вдалеке виднелся коттедж, Констанция остановила свою лошадь и тихо промолвила:
— Не провожай меня дальше, Мэтью. Я понимаю, тебе бы надо высушить одежду и отдохнуть, но в твоем присутствии я просто не смогу ничего объяснить своим домашним... или же мне придется лгать. Ты понимаешь меня? Прости...
Мэтью кивнул, спешился и помог Констанции слезть с лошади. Продолжая держать девушку под мышки, он взглянул ей прямо в глаза.
— Можно я еще раз поцелую тебя?
Констанция не ответила ни "да", ни "нет". Не отреагировала она и на нежное прикосновение его губ. Но когда Мэтью снова посмотрел ей в глаза, он увидел, что они полны слез.
— Ох, Констанция, Констанция! Боже мой! Если бы только... — Он резко отвернулся, схватил лошадей за поводья и забрался в седло. — Вперед! Пошли! — крикнул он, и лошади медленно двинулись вперед.
Несколько минут Констанция стояла на дороге, глядя вслед Мэтью, а затем повернулась и побежала. Она бежала до тех пор, пока, тяжело дыша, не остановилась на дорожке, ведущей к коттеджу. Подойдя к калитке, Констанция прислонилась к ней, вцепившись в прутья двумя руками.
Мисс Бригмор увидела ее из окна спальни. Вскрикнув, она выбежала из комнаты, торопливо спустилась вниз и поспешила к калитке.
— Что? Констанция, дорогая, что случилось?
Весь обратный путь Констанция продумывала свою речь: "Я испугалась грозы, и мы вернулись. Мэтью проводил меня, но он здорово промок, и я позволила ему доехать только до дороги". Однако ничего этого она не сказала, просто бросилась на грудь мисс Бригмор.
— Анна, ох, Анна! — громко причитала Констанция.
— Тихо, тихо. В чем дело? Что случилось? — Они зашли в прихожую, и Анна огляделась по сторонам. Томас находился в своем кабинете, он читал или дремал, а Барбара с Мэри возились в огороде. Мисс Бригмор поняла: случилось что-то из ряда вон выходящее. — Тихо, Констанция, — успокаивала она ее, — пойдем наверх. — Она повела девушку по узкой лестнице, а войдя в спальню, поспешно закрыла дверь. Помогая Констанции снять шляпку, Анна повторила свой вопрос: — В чем дело? Что случилось? Ох, Боже мой! — воскликнула Анна, когда взгляд ее упал на юбку Констанции. — Посмотри, в каком ты виде, платье грязное, пальто тоже. Констанция? — Она отступила на шаг и нахмурилась. — Так, быстро снимай это. Прекрати плакать, переоденься, а потом все мне расскажешь.
Спустя несколько минут, застегнув пуговицы на спине платья девушки, Анна повернула ее к себе лицом и усадила на стул. Сама села напротив, взяв Констанцию за руки.
— Ну, рассказывай.
Слова мисс Бригмор прозвучали словно приказ, но Констанция не могла подчиниться ему. Могла ли она сказать женщине, которая была ее учительницей, а позже стала подругой: "Я отдалась мужчине. Это произошло на грязном полу в заброшенном доме. Все, как вы учили... мисс Бригмор"?
— С тобой что-то случилось, да? Расскажи мне. — Наклонившись вперед, Анна потрясла Констанцию за плечи. Затем, словно ей в голову пришла внезапная мысль, она выпрямилась, откинувшись на спинку стула, крепко сцепила ладони, прижав их к груди, и пробормотала: — Тебя... на тебя напали?
— Нет, нет.
Анна вздохнула с некоторым облегчением.
— Тогда в чем дело? — спросила она требовательным тоном.
— Анна... я не могу выйти замуж за Дональда.
— Что значит не можешь выйти замуж за Дональда?
— Кое-что произошло...
— Выходит, на тебя все-таки напали?
— Нет, никто на меня не нападал... Но Мэтью, он... он любит меня. Началась гроза, мы укрылись в заброшенном доме. И там с нами это произошло. Он... не виноват. — Констанция уронила голову на грудь и повторила шепотом: — Он не виноват.
— Боже ты мой!
Не только слова, но и сама интонация Анны заставили Констанцию вскинуть голову. Она никогда не слышала подобного тона у мисс Бригмор (так могла говорить только мать, полная страха за целомудрие своей дочери). Этого уже девушка вынести не смогла. Она громко разрыдалась, уткнувшись лицом в колени Анны.
Поглаживая Констанцию по голове, Анна торопливо перебирала в уме возможные последствия случившегося. Она попыталась рассуждать спокойно, однако душа ее буквально кричала: "Она, наверное, сошла с ума, сошла с ума. И с кем, с Мэтью!"
— Девочка моя, ты, наверное, сошла с ума, — произнесла Анна вслух. — И с кем, с Мэтью. Он... Дональд же убьет его, если узнает.