И Господь услышал молитвы. Пневмония у мисс Бригмор прошла, но в организме осталась инфекция, характер которой не смог определить даже доктор, однако он сказал, что время излечит. Эта инфекция проявлялась в том, что у мисс Бригмор не усваивалась пища. Через полчаса после еды ее желудок очищался. Доктор призвал к терпению. Ему встречались подобные случаи, когда инфекция держалась от двух до четырех месяцев.
Прошло четыре месяца, а мисс Бригмор продолжала страдать. Она не находилась постоянно в постели, могла только сидеть в кресле у окна, достаточно близко, чтобы видеть дорогу, но слишком далеко, чтобы избежать сквозняков...
Шел март 1863 года, небо было голубым и чистым. Снег уже почти стаял, задержавшись лишь на вершинах холмов. Можно было сказать, что приближается настоящая весна. С этими мыслями Барбара пришла проведать Анну.
— Через две недели, ну, максимум через три мы увидим, как набухают почки... А завтра почтальон должен привезти письмо от Констанции. Надо будет вечером написать ей, чтобы передать с почтальоном письмо. Анна, может, и вы ей напишете?
— Да, да, конечно, напишу, — согласилась мисс Бригмор рассеянным тоном. — Между прочим, с кем это твой дядя разговаривает на дороге?
Девушка взглянула в окно.
— Ох, насколько я знаю, ее фамилия Мурхед, миссис Мурхед. Мэри называет ее Эгги Мурхед. Она живет где-то возле Стаддона, каждый будний день приезжает в особняк, наводит там порядок. Мэри говорит, что они наняли пять работников, чтобы подготовить дом к приезду слуг. Но, как она сказала, и я с ней согласна, на подобную работу потребуется месяцев шесть. Им же, бедняжкам, приказано навести в особняке полный порядок за шесть недель.
— А почему твой дядя разговаривает с ней?
Барбара пожала плечами и отвернулась от окна.
— Думаю, это не дядя говорит с ней, а она с ним. Опять же, по словам Мэри, Мурхед та еще болтушка. — Барбара улыбнулась Анне.
— Твой дядя смеется, — промолвила та, не отрывая взгляда от дороги.
Барбара пристально посмотрела на мисс Бригмор. Похоже, Анна ревнует дядю Томаса. Так-так! Однако смешно ревновать в ее годы. Сколько ей сейчас? Сорок два? Нет, сорок три... а может, сорок четыре? Анна никогда не говорила о своем возрасте, но и так понятно, что ее женский век уже миновал. Барбара тяжело вздохнула. Ей тоже захотелось вдруг стать женщиной за сорок, у которой все в прошлом — и ревность, и неудовлетворенность... и желание. Барбара снова взглянула в окно: миссис Мурхед удалялась по дороге, развязно виляя ягодицами. Как и предполагала Мэри, эта Мурхед, наверное, простолюдинка, такие обычно выполняют самую черную работу...
Внизу на дороге Томас думал о том же самом. Развязная походка у этой бабенки, виляет бедрами, как корова выменем. Да она и есть корова, вернее, телка. Эх, попадись она ему пораньше.
За последние недели он несколько раз мимоходом разговаривал с ней. Из-за плохой погоды просидев несколько дней в коттедже, Томас как-то вышел подышать свежим воздухом, и Мурхед сама остановила его и спросила с улыбкой:
— Вы ведь мистер Моллен, да? Ваш старый дом снова продан.
— Вот как, значит, продан? — Томас вскинул брови и поджал губы.
— Говорят, новый владелец из Манчестера.
— Из Манчестера? Значит, долго он здесь не задержится.
— Говорят, он родился в наших краях, во всяком случае, его дед и бабка отсюда. Его зовут Беншем. Платит он хорошо, шиллинг в день плюс харчи.
Эгги Мурхед кивнула Томасу, но ее фамильярность не вызвала у него раздражения, он уже давно перестал обижаться на то, что ему не оказывали должного уважения, соответствующего его положению. Да и какое у него сейчас положение? Поэтому он просто рассмеялся.
— Значит, тебе повезло.
— Да, повезло, — согласилась Эгги. — А мне всегда везет. И вообще, надо жить и давать жить другим. Жить столько, сколько отпущено, потому что на самом деле мы все давно умерли.
— Ох, да у тебя целая жизненная философия.
— Что?
— Правильно говоришь, мы все давно умерли.
— Вот, и я говорю об этом. — Эгги уставилась на него сверкающими немигающими глазками, губы ее медленно разомкнулись, открыв крепкие белые зубы и виляющий из стороны в сторону язычок. А затем Эгги рассмеялась, запрокинув голову, и медленно повернулась. — Пока, мистер.
Томас ответил не сразу, он наблюдал, пока она сделала несколько шагов, и только после этого крикнул:
— До свидания.
— До скорого, — бросила Эгги через плечо.
Томас двинулся по дороге, улыбаясь про себя. Ничего экземплярчик. "До скорого". Явный намек на то, что они еще увидятся. Не первой молодости, конечно, но очень бойкая. Господи, если бы он был помоложе! "Нет, нет, — Томас покачал головой, — это уже в прошлом, а прошлое давно умерло и похоронено". Сейчас ему хотелось только одного — спокойно дожить остаток своих дней, и непременно с Анной. Да, это очень важно, непременно с Анной.
Позволив себе задуматься о прошлом, Томас пришел к выводу, что Анна, пожалуй, единственная женщина, удовлетворявшая его во всех отношениях, потому что была для него любовницей, женой, даже матерью... и еще учителем. За прошедшие двадцать лет он многому научился у нее. Да, он в большом долгу перед Анной. Но почему же тогда он не женился на ней? Ведь никаких препятствий не существовало.
В глубине души Томас знал ответ на этот вопрос. Он боялся, что законный брак изменит Анну и он потеряет в ее лице любовницу и мать, а останется только жена и учительница. Подобное он уже пережил в двух предыдущих браках — женщины были для него исключительно женами. Но от первого брака Томас большего и не желал. А вот во втором понял, что это его уже не удовлетворяет. Партнершу для постели можно было раздобыть в любое время дня и ночи. А в последние годы ему стало ясно, что любовь имеет мало общего с потребностями тела, хотя, конечно, нельзя игнорировать и их. Лично он никогда и не игнорировал. Томас считал, что безбрачие — удел лишь немногих, совершенно особых мужчин, поскольку в его понимании мужчина рождался с сексуальным голодом в крови и начинал утолять этот голод с того самого момента, когда в его рот впервые попадал сосок женской груди. Сейчас Томасу было шестьдесят восемь, а он до сих пор не пресытился, напротив, в последнее время этот голод усилился, потому что Анна была не в состоянии утолить его. Уже много месяцев у него не было женщины, и, похоже, пройдет еще некоторое время, прежде чем Анна поправится.
Как-то внезапно в его жизни возникло много неприятных моментов. Томас не любил признаваться самому себе, что скучает по еженедельным визитам сына, хотя мог открыто заявлять, что скучает по обществу Констанции. Барбара хорошая девушка, но все же она не Конни. Барбара добрая, и Анна обязана ей жизнью, поскольку девушка уже много недель ухаживает за ней.
Вызывало раздражение и еще кое-что. Причиной тому была Мэри, вернее, ее вредность. Томас давно понял, что служанка пьет вино не только во время своих визитов к тетушке — где-то у нее имелся тайник. Сначала Томас намекал, потом открыто, правда наедине, попросил Мэри принести и ему бутылочку вина, на что получил твердый отказ: "Нет. Что скажет мисс Бригмор?" Мужчине захотелось рявкнуть: "Да я тебе голову оторву, если ты ослушаешься", однако ушли в далекое прошлое те дни, когда он мог вести себя со слугами подобным образом. Он понимал, что уже много лет в долгу у Мэри.
Выяснил Томас и еще кое-что, отчего его раздражение по отношению к Мэри усилилось. Оказывается, от тетушки она возвращалась не с пустыми руками. На днях, спускаясь ночью в свой кабинет, чтобы набить трубку табаком, Томас заметил свет на кухне. Заглянув туда, он увидел, что Мэри сидит на стуле перед печкой, задрав юбки выше колен, и греет ноги. Она дремала и голова ее покачивалась из стороны в сторону. На столе стоял пустой стакан. Подойдя к столу, Томас взял стакан, понюхал его, и в этот момент Мэри проснулась.
— Ох, хозяин! — вскрикнула она испуганно.
— "Ох, хозяин", — повторил он, медленно качая головой. — Эй, где у тебя бутылка? Где ты ее прячешь? Тащи сюда.
— Нет, хозяин, ничего я не прячу, — пробормотала Мэри. — Да разве бы я посмела принести в дом бутылку? Ни за что, а то бы мисс Бригмор расстроилась. У меня насморк, для этого случая и держала глоточек.
— Мэри, у тебя где-то спрятана бутылка. Говори, где она?
Мэри уставилась на хозяина. Она увидела перед собой большого, толстого старика с двойным подбородком и совершенно седой головой, однако глаза у него остались молодыми, в них светились живые искорки, которые могла погасить только смерть. С присущим ей сочувствием Мэри поняла, чего стоит этому когда-то гордому мужчине просить у нее вина. Ведь во время болезни мисс Бригмор не могла ездить в город за продуктами, да и каждая лишняя монета сейчас требовалась для покупки дополнительного угля и хоть чего-нибудь вкусненького для улучшения аппетита больной. А после замужества Констанции их доход уменьшился на четверть. Поэтому Мэри пожалела хозяина.
— Ладно, сидите здесь. Но за мной не ходите, я вернусь через минуту.
Вернулась Мэри через пять минут, она принесла полстакана какой-то неочищенной жидкости, настолько крепкой, что Томас едва не обжег горло, когда пил ее. Однако выпивка помогла ему провалиться в сон и хорошенько выспаться.
И это все, что ему удалось получить от нее — всего полстакана. По ночам Томас стал спускаться на кухню, надеясь снова застать там Мэри, греющую ноги. Однако служанка вела себя уже гораздо хитрее, — вечерами она раньше всех удалялась спать к себе на чердак.
У Томаса даже вошло в привычку наблюдать за ней где только можно, пытаясь выяснить местонахождение ее тайника. Понимая, что тайник находится вне дома, Томас обыскал от пола до потолка все дворовые постройки. У него закралось подозрение, что Мэри прячет бутылку в сарае, поэтому он перерыл ящики с картофелем, луком, морковью, залез даже в яму с репой. Иногда ему так сильно хотелось выпить, что он буквально умолял служанку:
— Мэри, ну дай хотя бы глоточек.
— Все кончилось, хозяин, — неизменно отвечала она. — Клянусь Богом, все кончилось.
Да, Мэри жутко раздражала его.
Однако в последний месяц Томас нашел себе небольшое развлечение в скучной и монотонной жизни. Когда погода была хорошей, он выходил гулять и болтал с женщиной по фамилии Мурхед. То, что она была настоящая шлюха, даже забавляло его. Вряд ли ему когда-нибудь еще представилась бы возможность пообщаться с женщиной подобного рода. Да и разговор у нее был какой-то особый, двусмысленный, с намеками. Томас понимал, что у этой девки и у него есть кое-что общее, а именно — физическая потребность тела, и ей было все равно, кто удовлетворит эту потребность.
Много лет назад, когда у него была возможность выбора, он и не взглянул бы в ее сторону. Но сейчас выбирать не приходилось, и их знакомство показалось ему подарком горных богов, в чьих лесах он вынужден доживать свои дни. Томас не позволял себе думать о том, что его намерения являются подлыми по отношению к Анне. Нет, Анна совсем другое, Анна — это женщина, которая держала в руках его жизнь, женщина, удовлетворяющая его во всех отношениях... по крайней мере, до болезни. Анна умеет читать его мысли, она может обо всем догадаться. Но она должна понять его, так как с самого начала знала, что он за мужчина. Не будь он Молленом, не забрался бы первым делом к Анне в постель, и она, разумеется, понимала это.
Поэтому последние недели Томас развлекался тем, что болтал с Эгги Мурхед, прекрасно сознавая, к чему приведет эта болтовня. Сейчас ему нужно было только время и место. Большой вес не позволял Томасу уходить далеко от коттеджа. Поэтому пещеры в горах исключались. Единственные объекты, подходящие для его целей, были конюшня и сарай. Но это слишком рискованно, даже с наступлением темноты. Правда, Барбара и Мэри редко выходили из дома по вечерам, разве что Мэри выскакивала за своей бутылкой. Но бутылку она прятала не в конюшне и не в сарае, в этом Томас убедился твердо.
Наблюдая за удаляющимися вихляющими ягодицами, Томас почувствовал, как кровь с новой силой устремилась по жилам. Эх, завалить бы ее на пол, вот уж тогда она поерзает под ним. Причем теперь он мог сделать это в любое время. Она сама дала ему это понять, когда, лукаво посмотрев, подбросила ладонями свои груди. Тут все было ясно без слов.
Томас повернулся, расправил плечи и направился назад к коттеджу. Зайдя в дом, он тут же поднялся к Анне.
— А вот и я! — Мужчина буквально ворвался в комнату. — Чудесный день, жаль, что вы не можете выйти на улицу.
— Вам понравилась прогулка?
— И да и нет. Вы же знаете, я не люблю гулять, но воздух чист и свеж.
— А кто та женщина, с которой вы разговаривали?
Томас резко повернул голову и взглянул на Анну.
— Ах, эта? Вы заметили? Одна из работниц, которые приводят в порядок особняк. Она говорит, что там настоящий свинарник.
— Но, насколько я знаю, новые хозяева скоро должны приехать.
— Да-да, скоро. В смысле... был свинарник, когда они впервые зашли туда. — Томас подошел к окну и, помолчав, сказал: — А знаете, Анна, это странно, но меня абсолютно не обижает то, что кто-то снова будет жить в особняке. Пожалуй, я даже доволен этим. Печально было наблюдать, как он приходит в упадок. Ему требуются жильцы. Некоторые дома построены так, что могут обходиться и без людей, но Хай-Бэнкс-Холл не из их числа. В нем смешаны многие стили и эпохи, без каких-либо предпочтений, поэтому для комфорта ему требуются люди.
— Вы говорите прямо как поэт, Томас.
Он повернул к Анне сияющее лицо.
— Поэт? Я говорю как поэт? Ох, это все благодаря моей учительнице. — Он склонился над Анной, прижался губами к ее лбу и провел пальцами по волосам.
Анна, вскинув голову, схватила Томаса за руку, прижала его ладонь к своей щеке и тихо промолвила:
— Скоро я буду прежней, наберитесь терпения.
— Знаю, дорогая, знаю.
Анна снова склонила голову.
— Но вам требуется комфорт, а я не могу вам его обеспечить.
— Чушь! Чушь! — Томас снова выпрямился, сейчас его голос звучал жестко, даже зло. — Что это вам взбрело в голову? Вы даете мне все, что нужно. Разве я не говорил вам? — Он опять склонился к Анне. — Разве я не говорил вам, что вы единственный человек, которого я по-настоящему любил и люблю в этой жизни? Господи, Анна, вы слышали тысячу раз. Комфорт. — Внезапно Томас понизил голос до шепота. — Ох, Анна, вы — как раз тот комфорт, что мне нужен, а больше мне ничего не требуется.
И когда женщина вновь прижалась щекой к его ладони, Томас произнес задушевным тоном:
— Еще неделя, и вы спуститесь по лестнице, одетая в свое лучшее платье, а я подгоню к дверям экипаж, и мы поедем в Хексем. Нет, никаких возражений. — Томас помахал рукой перед лицом Анны. — И не спрашивайте, откуда возьмутся деньги. Я уже придумал, как оплатить эту поездку. Мы возьмем с собой те три первых издания. Если Барбара права, они стоят двадцать, тридцать фунтов... кто знает, может, и больше. В любом случае я уверен, на поездку нам хватит. Ну, что вы об этом скажете?
— Я скажу, Томас, что это будет чудесная поездка. И очень разумно с вашей стороны, что вы продумали, на какие средства мы ее совершим.
Томас стоял и смотрел на Анну, склонив голову набок, на лице его светилась нежная улыбка.
— А знаете что, Анна? — тихо произнес он. — Вы — это два совершенно разных человека. Днем — вы мисс Бригмор, поведение которой строго соответствует книжным ученьям. Ночью же вы превращаетесь в нежную и обольстительную Анну. Но я люблю вас обеих... Боже мой, вы покраснели! Краснейте и дальше, вам это к лицу. — Томас погрозил Анне пальцем и со смехом вышел из комнаты.
Он твердо вознамерился выполнить свой план, касающийся поездки с Анной в город, но также не забыл и о своем решении затащить Эгги Мурхед в сарай или в конюшню.
На следующий день почтальон привез письмо от Констанции, которое предоставляло ему возможность по крайней мере осуществить один из своих планов.
Глава 2
Барбара сидела на самом удобном месте — рядом с почтальоном, управлявшим двуколкой. Бен Таггерт позаботился о ее комфорте, он не только укутал ноги девушки пледом, но и попросил Мэри принести еще одну шаль, которой укрыл ей голову и плечи. Бен предупредил, что в горах очень суровая погода.
И он оказался прав. Чем выше они поднимались, тем интенсивнее шел пар изо рта Барбары, словно дым из трубы.
Достигнув края плато, Бен Таггерт указал кнутом вдаль.
— Эта красота всегда изумляла меня, мисс. Такого вы не увидите во всей Англии, а путешественники говорили мне, что и в других странах не встречали подобной красоты. Здесь чувствуется величие. Вам не кажется, мисс? Признаю, есть горы и повыше, но все дело в их расположении. А вон та котловина внизу похожа на чашу. Знаете, что сказал о ней один парень, которого я вез? "Наверное, Бог, взглянув на нее, подумал, что сие творение немного грубовато, а края слишком отвесные. Поэтому простер свою десницу и исправил недостатки". Да уж, такую красивую котловину могла сотворить только Божья десница. Хорошо сказал этот парень, как вы считаете, мисс?
— Да, мистер Таггерт. Действительно очень величавый вид, должна признать, что он вызывает благоговение. Но я бы не смогла гулять одна среди этих холмов, потому что они навевают странное чувство одиночества.
— Согласен с вами, мисс. Хотя я каждый день встречаю здесь гуляющих. Посмотрите, вон один из них. — Почтальон указал кнутом на заброшенный дом, в дверях которого стоял мужчина. Странная одежда делала бесформенной его фигуру.
— Привет. Прекрасный денек, — донесся до них крик мужчины.
— Да, Чарли, день хороший, — откликнулся Таггерт. — Но погода скоро изменится.
— Точно?
— Да, Чарли, точно.
Бен Таггерт не стал придерживать лошадей, поэтому и дом и мужчина быстро скрылась из виду, однако эта картина вызвала у Барбары определенные ассоциации, которые долго не покидали ее. Ведь у Конни и Мэтью все случилось именно в том заброшенном доме. А родившийся на прошлой неделе ребенок — был ли он плодом той безумной выходки или это все же ребенок Дональда? Констанция и сама точно не знала. Вот когда малыш немного подрастет и в нем проявятся отцовские черты, тогда станет ясно.
В полученном вчера письме Констанция сообщала, что ребенок появился на свет в воскресенье в три часа утра, родился он недоношенным. Констанция считала, что преждевременные роды вызваны шоком, который она испытала, обнаружив в кухне мертвого мистера Радлета. Конни спустилась ночью на кухню попить воды и увидела Майкла лежащим на полу. А на следующий день после похорон родился мальчик. Письмо заканчивалось фразой: "Очень хочется увидеть всех или хотя бы кого-нибудь из вас".
Слова "хотя бы кого-нибудь из вас" показались мисс Бригмор криком о помощи, и она настояла, чтобы Барбара при первой же возможности отправилась навестить сестру.
Ферму Барбара увидела издалека. Она была похожа на другие фермы: прочный каменный дом, многочисленные постройки, огороженные поля.
Бен Таггерт помог Барбаре спрыгнуть с двуколки на землю.
— Во сколько вы будете возвращаться? — поинтересовалась она.
— Обычно я проезжаю здесь около трех, но сегодня могу немного задержаться, много почты. Однако в любом случае приеду до четырех, надо добраться домой засветло. Не волнуйтесь, мисс, без вас не уеду.
— Спасибо, мистер Таггерт.
— Пожалуйста, мисс.
Барбара взяла свой саквояж и направилась к не закрытому калиткой проходу в каменной стене, ведущему во двор фермы. Она шла медленно, оглядываясь по сторонам, но нигде никого не было видно. Барбара отправилась к задней двери, которой, как она предположила, обитатели дома пользуются гораздо чаще. Когда она подошла уже совсем близко, дверь распахнулась, и на пороге появилась удивленная Джейн. Но через несколько секунд ее лицо озарилось улыбкой.
— Так, мне даже нет необходимости спрашивать, кто вы такая. Вы Барбара, верно?
— Да, а вы миссис Радлет?
— Точно. Входите, входите. Ох, как Констанция будет рада видеть вас! Она только что поднялась наверх.
Барбара замерла, удивленная словами Джейн. Констанция уже ходит по лестнице? Ребенку всего семь дней, а сестра уже встает с постели?
— А она хорошо себя чувствует? — торопливо спросила Барбара.
— Да, хорошо. Немного ослабла, вы же понимаете, но в остальном все в порядке. И ребенок здоров. За ним она и поднялась, через минуту вернется. Давайте мне вашу шляпу и пальто. Вам надо выпить чего-нибудь горячего, на улице холодно.
Барбара сняла шляпу. Протягивая ее Джейн, она подумала: какая хорошая женщина, только грустная, но это и понятно, ее постигло такое горе.
— С огромным сожалением услышала о вашей потере, миссис Радлет. Примите мои соболезнования.
— Благодарю вас. Это действительно большая потеря: мой муж был хорошим человеком. Но, как он сам всегда говорил, Бог дал, Бог взял. — Джейн помолчала и тихо добавила: — Мне так не хватает его.
— Я понимаю вас.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Джейн резко отвернулась и занялась своими делами, продолжая разговаривать с Барбарой.
— Присядьте у огня. — Джейн указала на высокий деревянный стул и повторила: — Констанция будет очень рада вас видеть. Если бы я знала, что вы приедете, то развела бы огонь в гостиной. — Она бросила взгляд на дверь. — Да где же она? Пойду позову. — Женщина с улыбкой кивнула Барбаре и вышла из кухни.
Барбара огляделась. Вокруг все сверкало чистотой. Но, как и на улице, здесь было как-то пустынно. Такое ощущение создавал не только каменный пол, покрытый всего двумя небольшими ковриками, даже не стены — просто здесь как бы не хватало красок. И хотя окна украшали белые кружевные занавески, а стулья — цветные подушки, казалось, что над всем этим доминирует огромная черная плита. Взгляд Барбары резко метнулся к двери, которая рывком распахнулась. В дверях стояла Констанция.
Сестры бросились друг другу навстречу и крепко обнялись. Ни одна из них не произнесла ни слова, тело Констанции содрогалось от всхлипываний.
Они разомкнули объятья только тогда, когда на кухне появилась Джейн с младенцем на руках.
— А вот и наш маленький.
Барбара повернулась посмотреть на закутанного в пеленки малыша. Она молча разглядывала его почти минуту. Ребенок выглядел вовсе не так, как она ожидала. Волосики — необыкновенно светлые, глаза голубые. На Дональда не похож ни капли. Правда, Барбара знала, что у многих новорожденных поначалу бывают голубые глаза, а потом их цвет меняется, да и цвет волос тоже.
— Он похож на маму, будет такой же светленький, — улыбнулась Джейн.
Барбара, почувствовав легкую дрожь, оторвала взгляд от ребенка и перевела его на сестру. А что, если у него будут не просто светлые волосы, как у Констанции, а золотистые, цвета соломы, как у Мэтью, и это позже станет совершенно очевидным?
— Как там Анна и дядя Томас? — спросила Конни.
— Анна поправляется с каждым днем, хотя все еще слаба. Но ты же знаешь Анну, — вздохнула Барбара, — если уж она решила, что полностью выздоровеет, так оно и будет.
— А дядя?
— Дядя есть дядя. Похоже, он пересмотрел свои взгляды на жизнь, стал таким резвым. Сам ходит на прогулки, никто его не заставляет.
— Не могу в это поверить.
— Да, чтобы поверить, надо увидеть собственными глазами. — Сестры рассмеялись и взглянули на Джейн, которая укладывала ребенка в плетеную колыбель, стоявшую в нише сбоку от плиты.
— Вы, должно быть, проголодались, дорога дальняя, да и ветер такой холодный, — обратилась Джейн к Барбаре. — Чайник вскипел, я сначала налью вам чашку чаю, а после покормлю.
— О, вы очень добры, но чашка чаю — это все, что мне нужно. Я вовсе не голодна, могу подождать, когда вы все вместе сядете за стол. Прошу вас, не беспокойтесь.
— Ладно, тогда присаживайтесь и чувствуйте себя как дома. — Джейн снова указала Барбаре на стул. Констанция стояла рядом. Словно двое влюбленных, они держались за руки и не отрываясь смотрели друг на друга. Джейн тем временем курсировала между плитой и столом. Молчание сестер подсказало ей, что она, наверное, мешает им, поэтому женщина предложила: — Может, мне пойти позвать Дональда?
— Нет, не надо, — слишком поспешно возразила Констанция.
Джейн замерла, внимательно посмотрела на нее и добавила:
— Мне вовсе не трудно, он ставит ограду на верхнем поле.
— Нет, нет, спасибо, мама. Я... мы сами прогуляемся туда, правда? — Констанция повернулась к Барбаре. — Тебе, наверное, хочется осмотреть ферму?
— Конечно, хочется.
— Значит, так мы и сделаем. Когда Барбара закончит пить чай, я покажу ей ферму, а потом мы прогуляемся на верхнее поле.
— Тогда, может, позвать Мэтью? — предложила Джейн.
— Нет... не стоит беспокоить его. Он очень устал вчера... — Констанция не успела договорить, как дверь распахнулась и в кухню вошел Мэтью.
Взгляд его устремился на Барбару, красные пятна на скулах расползлись почти до бровей. Когда он медленно подошел к ней, Барбара поднялась навстречу, тщательно пытаясь скрыть то потрясение, которое на нее произвела перемена в его внешности. Мэтью всегда был худым и бледным, но сейчас казалось, что на его костях вообще нет мяса; кожа выглядела просто прозрачной.
Первой заговорила Барбара:
— Здравствуй, Мэтью. — Она не решилась спросить: "как ты?"
Он не ответил на ее приветствие, а только промолвил хриплым голосом:
— Вот так сюрприз.
— Да, сюрприз. Мне захотелось приехать и посмотреть на... ребенка. — Барбара кивнула головой в сторону колыбели.
— Да, конечно. — Он опустился на стул, хотя Барбара все еще продолжала стоять. Девушка подумала, что Мэтью всегда отличался хорошими манерами, во всяком случае, по сравнению с Дональдом. Так что подобную неучтивость можно было объяснить лишь его слабостью из-за болезни.
— Сынок, хочешь чайку? — ласково спросила Джейн, наклонившись к Мэтью, словно разговаривала с ребенком.
Некоторое время он молча смотрел на мать, будто не видя ее. Затем, сипло вздохнув, произнес:
— Да, с удовольствием выпью.
Джейн, разлив по чашкам чай, поставила на стол блины. К ним никто не притронулся, лишь Барбара взяла один из любезности. Чаепитие проходило в тишине. Джейн и Барбара пытались поддерживать разговор, обсуждая главным образом погоду.
— Погода будет ухудшаться, вот увидите, еще пойдет дождь. Да и ветер за последний час усилился. Хорошо еще, что на перевале вас не застал дождь.
— Да, но ветер был очень холодный.
— Конечно, холодный. Я уже много лет не поднималась на перевал зимой, у меня и желания такого нет, там даже летом достаточно прохладно. Вы что, уже уходите? — Джейн повернулась к Констанции, поднявшейся со стула.
— Я... я просто за пальто.
— Может, твоя сестра захочет подняться с тобой наверх? Должно быть, ей интересно посмотреть дом?
Барбаре было ясно, что эта добрая женщина очень гордится своим домом. На взгляд Барбары, гордиться здесь особо было нечем, но у каждого своя оценка. Возможно, другие комнаты, в отличие от кухни, более уютные.
— Да, с удовольствием посмотрю, мне нравятся старые дома.
— Констанция, тогда забирай сестру с собой.
Несколько секунд девушки смотрели друг на друга, а потом вместе вышли из кухни, словно дети, выполняющие указание старших.
Пройдя по темному холлу, сестры поднялись наверх. Барбара отметила про себя, что на лестничной площадке совершенно нет никакой мебели, даже столика, на который можно было бы ставить лампу. Затем Констанция распахнула дверь, и Барбара очутилась в ее спальне.
Барбара часто размышляла о том, какая она, спальня Констанции, немного завидуя замужней сестре. Но сейчас ей стало жаль сестру, потому что она увидела здесь ту же пустоту и убогость, как и на кухне. Ей с трудом удалось скрыть удивление. Констанция всегда отличалась хорошим вкусом, ведь именно она так долго трудилась над комнатами в коттедже, делая их не только уютными, но и красивыми.
— Что с тобой? Ты плохо выглядишь, — тихо спросила она. — Что заставило тебя так быстро подняться? Неужели ты не могла хотя бы еще несколько дней побыть в постели?
Констанция подвела Барбару к деревянной скамеечке, стоявшей под окном, сестры сели на нее, и только после этого Констанция ответила:
— На этой стороне холмов не принято нежиться в постели. Коровы гуляют сразу после отела, так какая между нами разница?
Барбару изумила не только горечь, прозвучавшая в словах Констанции, но и само содержание ответа. Она придвинулась поближе и обняла ее.
— Ты счастлива? — тихо спросила Барбара.
— Ох, Барби! — Констанция прижалась к сестре, вцепившись в нее руками, словно утопающая.
— Что с тобой, в чем дело? — встревоженно прошептала Барбара. — Дорогая, расскажи мне.
Но Констанция не успела даже начать, как со двора раздался повелительный голос, звавший собаку:
— Ко мне, Принц! Ко мне, я сказал!
Констанция вскинула голову и посмотрела в окно. Затем, отстранившись от Барбары, поднялась со скамеечки и принялась приводить в порядок волосы.
— Нам... нам лучше спуститься вниз, это он... я имею в виду Дональда. Наверное, закончил работу. Значит, гулять нам не придется, а спальню ты посмотрела. — Констанция замерла, потом повернулась к Барбаре и еле слышно промолвила: — Она... я говорю о маме, считает эту комнату очень хорошей. Джейн очень добра ко мне. Не знаю, что бы я без нее делала.